Д. Х. Колдуэлл От составителя 7

Вид материалаДокументы

Содержание


Реджинальд у. мачелл*90
Уильям т. стед*91
Бертрам кейтли*92
Уильям кингсланд*93
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   26

окна! От Западной Норвудской станции мы шли пешком, и, в самом

деле, когда мы прошли примерно сотню ярдов по Майкоту и были

на дороге, до нас донеслись звуки - или, скорее, эхо - громких

и, видимо, рассерженных голосов. Я была шокирована, а мистер

Кейтли пробормотал по этому поводу не очень обнадеживающе о

своем опасении, что Старая леди находится не в лучшем настроении,

и, вероятно, откажется меня принять. Она так и сделала: я слышала,

когда мистер Кейтли вошел в дом (оставив меня снаружи у порога),

как она громко отругала его, что он привел к ней незнакомого

человека в столь неподходящий момент. Тщетно он пытался

напомнить ей о том, что она сама назначила это время и что я приехала

издалека для того, чтобы соблюсти этот срок. Но нет, она была

непреклонна, да и просто злилась (как мне показалось в

тот момент). Так что мне пришлось вернуться в Лондон в печали,

мои сбережения пропали, а мои большие надежды разбились. Действительно,

я очень здорово расстроилась, я даже вообразила, будто я "недостойна".

Но тем не менее я ни в коем случае не собиралась отказываться

от своего намерения увидеть Е.П.Б. - достойна ли я была, или

недостойна.

Позже, в том же 1887 году, я добилась-таки исполнения своего

заветного желания; и снова мистер Кейтли играл роль Deus ex machina.

Он достал для меня приглашение на Лансдоун Роуд, 17 и однажды

сам отвез меня туда. Е.П.Б. переехала из Майкота в лондонский Вест

Энд, и мы отправились из Истбурна в Гарроу, северо-западный пригород,

так что добираться теперь было проще.

Когда нас пригласили в знаменитую двойную гостиную на первом

этаже, мое внимание сразу же приковала к себе полная женщина

среднего возраста, которая сидела спиной к стене за карточным

столиком, очевидно, раскладывая пасьянс. У нее были самые необыкновенные

волосы и лицо из всех, что я видела, и когда она подняла на

меня свой взгляд в тот момент, когда мистер Кейтли представлял

меня, я отчетливо испытала шок - ее необычайно проницательные

синие глаза буквально "просверлили дырку" в моем мозге. Она

пристально рассматривала меня в течение нескольких секунд

(самых неудобных для меня), а потом, повернувшись к мистеру

Кейтли, она негодующе заметила: "Вы никогда не говорили

мне, что она - такая!", абсолютно игнорируя то, что он постоянно

это делал. Что она имела в виду, говоря "такая", я так и не узнала,

даже впоследствии...


РЕДЖИНАЛЬД У. МАЧЕЛЛ*90


Осень 1887 - 1888, Лондон, Англия


Это произошло в 1887 году... Я познакомился с госпожой Блаватской

в Лондоне и навестил ее в доме на Лансдоун Роуд, где она тогда

жила. В 1888 году я вступил в Теософское общество и присутствовал

на собраниях Ложи Блаватской, которые проходили в доме основательницы

Общества на Лансдоун Роуд. Госпожа Блаватская присутствовала

во время всех моих еженедельных визитов и принимала участие

в том, что происходило, отвечая на вопросы об учении теософии

и иногда произнося речи, темы для которых представляли собой

весьма широкий диапазон того, что более или менее было связано

с главным предметом изучения - теософией.

То, что привлекло мое внимание к этому предмету, - это моя

совершеннейшая убежденность в абсолютной искренности основательницы

Общества и в ее способности проповедовать истинное учение

теософии, а также в том, что она может стать духовным руководителем

того, кто вознамерился достичь более высокой жизни. Моя убежденность

была основана на моих собственных наблюдениях и суждениях о

ее характере и ни в коей мере на мнениях или доказательствах

других людей. Так что когда... я слышал такие рассказы, которые

не согласовывались с моими собственными наблюдениями и

выводами, они не оказывали на меня влияния, а укреплял я свою

веру в госпожу Блаватскую как в духовного учителя теми непосредственными

доказательствами, которые можно было почерпнуть из ее

трудов...

Чем больше я изучал ее работы, тем сильнее становилась моя

вера в реальность миссии госпожи Блаватской и в ее способность

принести Миру учение, доверенное ей с этой целью. Я считал, что

ее преданность делу теософии была абсолютной и что у нее совершенно

не было корыстных интересов.

Я видел, что она очень страдает от той клеветы, которая

распространялась относительно ее прошлой жизни, но при этом

чувствовал, что никакое количество наветов не способно заставить

ее отказаться от того дела, которым она занималась и которое

ей приходилось продолжать, несмотря на ее плохое здоровье, хотя

оно, казалось бы, должно было бы сделать невозможным для нее выполнение

вообще какой бы то ни было работы.

Было очевидно, что ее самоотверженная преданность делу теософии

не принесет ей ничего, кроме проклятий и обвинений в ее адрес

с одной стороны и с другой - весьма сомнительной поддержки тех,

кто нацелился на получение чего-либо из того огромного запаса

знаний, которым она, очевидно, обладала. В то время как небольшая

группа ее последователей честно старалась вести жизнь, следуя

своему учителю, большинство из тех, кто называл себя ее последователями,

на самом деле стремились к этому знанию скорее ради собственного

удовлетворения, чем из желания послужить человечеству.

Некоторые из них отвергали то, что они презрительно именовали

"попугайным зовом к Братству", который, как постоянно указывала

Старая леди, и послужил причиной основания Теософского общества

и который они сами считали "ПРОСТОЙ этикой".

Вопреки постоянной неспособности тех, кто объявлял себя ее

последователями, понять ее и небрежным и неправильным истолкованиям

ее слов и поступков врагами, она никогда не теряла веру в это

дело, она не колебалась в своей абсолютной преданности той

задаче, за которую взялась. Страдая, как мученица, и душевно,

и физически, она трудилась неустанно, и в ее работах не найдешь

признаков ее тяжелого физического состояния, что само по

себе превращало ее жизнь во что-то невероятное, а ее литературные

произведения - в чудо.

Какие еще нужны оправдания ее личности, когда существуют

такие памятники благородства ее души и интеллекта, как

"Тайная Доктрина", "Голос Безмолвия", "Разоблаченная Изида"

и "Ключ к теософии"?


УИЛЬЯМ Т. СТЕД*91


1888, Лондон, Англия


...В 1887 году... госпожа Блаватская поселилась в Лондоне.

Госпожа Ольга Новикова была совершенно очарована ее мощным

интеллектом, который служил достаточным основанием для

оказания ей всевозможных почестей, независимо от ее притязаний

на то, что она прошла и исследовала внушающие благоговение лабиринты

оккультизма. Кроме того, она была великой русской патриоткой.

Однажды госпожа Новикова написала мне следующее:

"Я попросила госпожу Блаватскую перевести вложенное сюда

письмо для вас, потому что подумала, что это очень интересно.

Как вы считаете? Кстати, ей до смерти хочется увидеть вас; так

что если вы еще не решили покончить жизнь самоубийством, то,

может быть, все-таки решитесь как-нибудь наведаться ко мне?"

Я не дал ответа на этот призыв. Мой интерес к изучению оккультизма

пробудился после того, как на первом своем сеансе, в 1881 году,

я услышал одно любопытное предсказание, но с тех пор я погряз

в рутине быта и у меня не было времени на это. Госпожа Новикова

повторяла свое приглашение более настойчиво, чем прежде. Но

даже и в этом случае, наверное, я не согласился бы поехать, не

будь госпожа Блаватская русской. Короче говоря, я все-таки отправился

туда. Увидев госпожу, я почувствовал восхищение, но в то

же время и что-то вроде отвращения. Она была властной, прямолинейной

и внушительной, но обладала, скорее, манерами мужчины, притом

весьма невоспитанного мужчины, чем манерами леди. Однако

наши отношения сложились хорошо, и госпожа Блаватская подарила

мне свой портрет, сказав при этом, что я могу называть себя как

угодно, но что она знает, что я - хороший теософ.

Установленные таким образом приятные взаимоотношения

с госпожой Блаватской привели к неожиданным результатам. Когда

в офис "Pall Mall Gazette" была прислана для рецензии "Тайная

Доктрина", я в отчаянии хотел отказаться от попытки усвоить

ее содержание. Я отвез ее миссис Анни Безант, которая когда-то

в прошлом посещала сеансы и интересовалась иным миром, и попросил

ее сделать рецензию. Она взялась за эту задачу, содержание

книги ее совершенно околдовало, и когда она прочитала ее, то

попросила меня познакомить ее с автором. Я сделал это с удовольствием...

...Есть такие персоны на свете, которые полагают, будто

если они способны в шутку изобразить стук на чайной чашке, то

тем самым немедленно разоблачают всю теософию... Они говорят,

что госпожа Блаватская - "мошенница и вульгарная трюкачка.

Она была разоблачена Куломбами, и это продемонстрировало Общество

психических исследований...". Они говорят все это, несомненно,

но даже когда произнесено все это и еще более того, все равно

индивидуальность этой женщины представляется полной интереса

и даже чуда для тех, кто смотрит глубже поверхностных вещей.

Госпожа Блаватская была великим человеком... Она имела

внушительное тело, а в ее характере, как в сильных, так и в слабых

его сторонах, присутствовало что-то от раблезианского

гигантизма. Но если она и была узловатой, как дуб, то вместе

с тем она обладала и соответствующей силой, и если ей и были

присущи все странности Оракула, то при этом она в какой-то

степени унаследовала и его вдохновение.

О госпоже Блаватской-волшебнице я не знаю ничего; я не пошел

по ее стопам, да, скорее всего, она и не старалась дать мне знак

об этом. Она ни разу не производила копию чашки в моем присутствии...

и даже не делала столь знаменитых стуков. Все эти феномены

казались, да и были на самом деле простыми мелочами, щепками, что

летели в процессе обработки того дерева, которому было суждено

стать одной из колонн в Храме Истины. Я не припоминаю, чтобы

она вообще когда-либо упоминала о них в беседах, и мне немного

непонятно, как это можно придерживаться непоколебимой уверенности

в том, что они представляли собой единственный предмет ее притязаний...

То, что делала госпожа Блаватская, было неизмеримо важнее

увеличения количества чашек. Она принесла наиболее образованным

и скептически настроенным мужчинам и женщинам этого поколения

возможность верить - и верить пылко, до такой степени, что они

легко выдерживали насмешки, лишения и преследования. Это свидетельствует

не только о том, что окружающий нас невидимый мир с его Разумом

неизмеримо выше нашего подошел к познанию Истины, но и о

том, что человек способен вступить в союз с этим скрытым и

безмолвным Разумом и получить от него знания о Божественных

мистериях Времени и Вечности... Госпожа Блаватская, которую подозревали

в том, что она - русская шпионка, обращала самых известных англо-индийцев

в страстную веру в свою теософскую миссию...

Госпожа Блаватская говорила не просто о существовании

Махатм, но и о том, что они способны вступать в прямое общение

с людьми и стремились к этому. Госпожа Блаватская провозглашала

себя непосредственным посланником небесной Иерархии, которая

дала ей власть открыть Путь каждому, кто был достоин этого и

стремился всеми силами найти способ общения с этим вездесущим

Разумом. Я был всего лишь посторонним зрителем на суде непосвященных,

пытливым исследователем и никогда не был учеником. Я не могу

рассказать о тех внутренних мистериях, к которым допускались

только Посвященные...

Но по своему собственному опыту я могу сказать, что в беседе

она, несомненно, проявляла себя как очень одаренная и незаурядная

женщина... обладавшая яростной, импульсивной, страстной

натурой, полной чувств, хотя внешне она была полной противоположностью

красоте. Она была необыкновенной и сильной личностью, подобной

которой я не встречал нигде - от России до Англии. Она была уникальным,

но в то же время абсолютно нормальным человеком...


БЕРТРАМ КЕЙТЛИ*92


Май-июнь, 1888, Лондон, Англия


Е.П.Б. всегда писала статьи от издателя для [журнала] "Lucifer"

сама, а также еще множество статей под различными псевдонимами...

У нее была одна причуда, состоявшая в том, что она частенько

начинала статью с какой-нибудь цитаты и очень редко давала при

этом ссылку на источник. Я нередко сталкивался с этой проблемой,

и мне приходилось затрачивать немало усилий, иногда даже

посещать Британский музей, чтобы сверить эти цитаты и убедиться

в их правильности, даже когда мне удавалось после долгих упрашиваний

и ее самых откровенных проклятий в мой адрес вытянуть из

нее какую-нибудь ссылку.

Однажды она дала мне обычную страничку, рассказ для следующего

выпуска, который был начат двумя четверостишиями. Я пошел

к ней и стал донимать ее по поводу ссылки, отказываясь удовлетвориться

ее отсутствием. Она взяла свою рукопись, и когда я вернулся,

то обнаружил, что она только что написала имя "Альфред Теннисон"

под этими стансами. Увидев это, я пришел в недоумение, ибо

я довольно хорошо знал поэзию Теннисона и был уверен в том,

что я никогда не встречал этих строк ни в одной из его поэм,

а также в том, что данные стихи вообще не в его стиле. Я перечитал

всего моего Теннисона, но не нашел их, просмотрел всё, что только

нашел, - тщетно. Тогда я пошел обратно к Е.П.Б. и сказал: я уверен

в том, что эти строки не могут принадлежать Теннисону и я не

могу осмелиться опубликовать их под этим именем, если у

меня не будет точной ссылки. Е.П.Б. просто прокляла меня и велела

проваливать ко всем чертям. Сложилось так, что "Lucifer" должен

был отправляться в печать именно в этот день. Поэтому я сказал

ей, уходя, что я вычеркну оттуда имя Теннисона, если она не

предоставит мне ссылку до того, как я отправлю журнал. Непосредственно

перед самой отправкой я снова подошел к ней, и она подала

мне листок бумаги, на котором были написаны слова: "The Gem",

1831. "Ну, Е.П.Б., - сказал я, - это еще хуже, потому что я абсолютно

уверен, что Теннисон никогда не писал стихов под названием

"The Gem" ("Жемчужина")". Все, что сказала на это Е.П.Б.: "Идите

вы подальше".

Я отправился в читальный зал Британского музея и посоветовался

с местными завсегдатаями, но те ничем не смогли мне помочь

и в один голос твердили о том, что эти стихи не могли принадлежать

и не принадлежали перу Теннисона. Моей последней надеждой был

мистер Ричард Гарнетт, который в те дни был знаменитым заведующим

этого читального зала, и меня провели к нему. Я объяснил ему ситуацию,

и он также поддержал мою уверенность в том, что данные стихи не

принадлежали Теннисону. Однако после довольно продолжительного

размышления он спросил меня, смотрел ли я в Каталоге периодических

изданий. Я ответил, что нет, и он пояснил мне, как это сделать.

"Да, - сказал мистер Гарнетт, - я смутно припоминаю, что однажды

существовал, очень недолго, какой-то журнал под названием

"The Gem". Может быть, вам стоит его поискать". Я так и сделал,

и в выпуске за тот год, который был обозначен в записке Е.П.Б.,

я отыскал поэму из нескольких станс, подписанную "Альфред Теннисон".

В ней и были те две стансы, которые Е.П.Б. воспроизвела дословно.

И теперь каждый может прочитать их во втором номере "Lucifer"*;

но я так и не смог отыскать их даже в "самом полном и совершенном

издании" произведений Теннисона.


[См.: Собрание сочинений Е.П.Б., т.9, с. 321-322, там имеется

факсимильная копия соответствующих страниц из "The Gem" за 1831 год,

на которых напечaтана поэма Теннисона. - Прим. ред.]


УИЛЬЯМ КИНГСЛАНД*93


2 июня 1888, Лондон, Англия


В первый раз мне посчастливилось встретиться... с госпожой

Блаватской 2 июня 1888 года, когда она жила на Лансдоун Роуд, 17,

Ноттингем Хилл, собрав вокруг себя довольно значительное количество

преданных сотрудников. Этот мой визит, однако, не был моим первым

знакомством с теософией, ибо до этого я примерно в течение двух

месяцев посещал еженедельные собрания у мистера Синнетта

в его собственном доме; я прочел его "Оккультный мир" и "Эзотерический

буддизм", а также ранние выпуски "The Teosophist", опубликованные

в Индии. Эта литература открыла мне новый мир мышления

и стремлений... Теософия затронула струны моей внутренней

природы, которые откликнулись немедленно. Она не просто открывала

дорогу к знаниям, о которых наука, философия и религия только

лишь делали несмелые догадки... но и ко всей космологии и

антропологии этой древней Мудрости, которая представлялась

мне единственным рациональным объяснением того знания,

каким мы на самом деле обладали в науке и истории, о том

мире, где мы живем, о нашей собственной природе как человеческих

существ и о тех письменных источниках, что достались нам

в наследство от далекого прошлого. Под всем этим откликом

со стороны моего разума скрывалось необъяснимое чувство -

его переживало также множество других людей, - что я не в первый

раз столкнулся с этим знанием, что я всего лишь восстанавливаю

в своем внешнем сознании то, что уже знакомо моему внутреннему

"Я"... То есть я стремился познакомиться с этой замечательной

женщиной, которая являлась великим первопроходцем этого Нового

Движения за возрождение древних оккультных учений и традиций,

уже неся в своем сердце желание достичь большего озарения.

В действительности именно учение, а не сама эта женщина -

вот что привлекало меня. Я стремился добраться до источника,

но оставлял очень многое невысказанным в ходе формирования

своего мнения, к коему мог бы склониться относительно личности

этой женщины, которую тогда обвиняли в мошенничестве и

шарлатанстве...

...С моей стороны, определенно, отсутствовал эмоциональный

подход, и я оставлял при себе многие из личных суждений об

ее темпераменте и наиболее резких чертах личности. Я никогда

не просил ее, чтобы она выполнила какой-нибудь оккультный

феномен, и никогда не видел, чтобы она это проделывала. Эти самые

феномены, на которых так много людей обосновывали свои мнения

и которые, вероятно, сотворили для нее больше врагов, чем

друзей, всегда казались мне чем-то менее важным, второразрядным

по отношению к учению, хотя я должен заметить, что они представляются

мне не просто абсолютно доказуемыми, но и совершенно возможными

и неизбежными. С тех времен практические исследования

достигли огромного прогресса, и едва ли покажется чрезмерным

то утверждение, что их возможность теперь доказана научно...

Самое большее, что можно сказать о тех необыкновенных способностях,

которыми, несомненно, обладала Е.П.Блаватская с самого

детства и которые она, несомненно, проявляла во множестве случаев,

- это то, что они демонстрируют тот факт, что этими способностями

можно владеть и разумно управлять, и не каким-то медиумическим

образом, а соответствующим применением тренированной

воли. В этом нет ничего нового; это знание на Востоке известно

многие века под названием "йога"...

...Я не вижу, как какие-либо из тех феноменов, которые она,

говорят, производила, могут послужить в качестве доказательства

истинности этого учения, хотя они, возможно, направлены на доказательство

существования Махатм, а также того факта, что каждый индивидуум

обладает неизвестными и неразвитыми психическими способностями

и возможностями... Однако я полагаю, вопреки докладу ОПИ, что