Розмаинский И. В

Вид материалаДокументы
1   2   3   4
Рисунок 5. Кривая AS длительного периода во внутренне-денежной экономике (LRASime) и во внешне-денежной экономике (LRASome); (а) - случай увеличения инвестиций в основной капитал в течение длительного периода; (б) - случай уменьшения инвестиций в основной капитал в течение длительного периода.

 

7. Применение "инвестиционной теории совокупного предложения" к российской экономике переходного периода

 

На наш взгляд, "инвестиционная теория совокупного предложения" вполне применима к российской экономике переходного периода. Более того, такое применение способно объяснить некоторые сущностные черты трансформационного спада.

Как известно, трансформационный процесс (т.е. "переходный период) в России характеризовался сокрушительным коллапсом инвестиций в основной капитал. Согласно официальной статистике, индекс реального объема таких инвестиций уже в 1995 году составил 25% от 100% в 1990 году (Российский статистический ежегодник, 1997, С. 695). Нам представляется, что такой коллапс был сильно недооценен рядом экономистов, имеющих более или менее прямое отношение к осуществлению радикальных рыночных реформ в нашей стране. Их грубая стратегическая ошибка заключалась в делании акцента на "финансовую стабилизацию", т.е. обеспечение - через политику ограничения совокупного спроса - низких темпов инфляции и бездецифитного госбюджета, в ущерб производству, инвестициям и техническому развитию. В ходе реформ не было учтено, что существуют более привлекательные - по сравнению с отечественным основным капиталом - сферы вложения средств: зарубежное (финансовое и производственное) имущество и отечественные финансовые активы (ГКО и т.д.). Снижение темпов инфляции оказалось совершенно недостаточным для стимулирования реальной инвестиционной активности (Рязанов, 1999).

В результате крупномасштабное сокращение чистых инвестиций вызвало уменьшение капитального запаса страны и породило технический регресс (в частности, средний возраст производственного оборудования в промышленности увеличился с 10,8 лет в 1990 г. до 14,9 в 1996 г. - см. Российский статистический ежегодник, 1997, С. 340). Иными словами, коллапс инвестиций является не только одной из основных причин трансформационного спада в экономике переходного периода (Корнаи, 1994), но и "несет главную ответственность" за сужение производственных возможностей российского хозяйства и его технологическую деградацию. Тем самым, спад инвестиций резко ухудшил условия производства, а значит, неблагоприятным образом повлиял на совокупное предложение в России (Розмаинский, 1997б, С.110).

При этом существуют два особых канала влияния сокращения инвестиций на совокупное предложение.

А) Во-первых, уменьшение инвестиций означает сокращение спроса на их финансовые источники, что тормозит эволюцию финансовой системы. У банков и прочих финансовых институтов не стимулов создавать новые финансовые инструменты (типа различных вариантов управляемых пассивов). В результате в ходе реформ доля М3, не входящая в М2, упала с 1,7% в 1992 г. до 0,1% в 1994 г.; а доля М2, не входящая в М1, уменьшилась в эти же годы с 19,6% до 5,9%. (Российский статистический ежегодник, 1994, С. 269) Интересно, что, начиная с 1995 г., в официальной статистике (в частности, в Российском статистическом ежегоднике) было прекращено использование денежных агрегатов М1 и М3. Происходило также абсолютное сокращение М2 в реальном выражении - с 1992 по 1996 г. эта величина упала в 4 раза (Розмаинский, 1998г, С.37) - и относительно ВВП: коэффициент монетизации в период 1991 - 1995 гг. сократился с 49,4% до 9,6% (Крылов, 1997, С. 27). По мнению Н.Ноздрань и И.Березина, это сокращение инвестиций "...фактически и не позволило сформировать низколиквидные денежные агрегаты М2 и М3" (Ноздрань и Березин, 1993, С. 39). Точнее было бы сказать, что коллапс инвестиций привел к уничтожению "прогрессивных элементов" (т.е. активов, не входящих в М1) указанных денежных агрегатов. Но данный вывод, как нам представляется, может получить дальнейшее развитие, заключающееся в следующем.

В значительной мере в силу только что указанных причин в российском хозяйстве в ходе реформ происходил очень вредный для экономики процесс "денежной деградации - процесс увеличения в структуре совокупного запаса средств платежа таких активов, использование которых повышает трансакционные издержки и затрудняет финансирование дорогостоящих и долгосрочных производственных инвестиций (Розмаинский, 1997г, С. 61). К таким активам относятся:

а) наличность - доля которой в М2 возросла с 16% в январе 1991 г. до 42,2% в октябре 1998 г. (Рязанов, 1999, С. 49);

б) неплатежи - объем просроченной межфирменной задолженности в 1997 г. почти в два раза превысил денежную массу (Глазьев, 1998, С. 19) и достиг почти 1/4 российского ВВП (Розмаинский, 1998г, С. 37);

в) бартер - его доля в продажах промышленных предприятий с 1992 г. по первое полугодие 1997 г. возросла примерно в семь раз и составляла в начале 1998 г. 41% (Аукуционек, 1998, С. 51). По некоторым данным, около 70% всех сделок промышленных предприятий друг с другом "финансировалось" посредством неплатежей и бартера.

Здесь важно то обстоятельство, что посредством наличности, а тем более бартера и неплатежей, очень трудно профинансировать периодически повторяющиеся расходы, не приносящие в течение длительного времени финансовых поступлений. Именно такого типа расходы необходимы при осуществлении (указанных в определении денежной деградации) дорогостоящих и долгосрочных производственных инвестиций. Денежное обращение, основанное на применении бартера и неплатежей, может позволить фирмам сбыть их готовую продукцию или закупить сырье. Иными словами, производственный процесс может практически "не пострадать" при денежной деградации. Однако при подобной денежной системе мало кто захочет реализовывать инвестиционные проекты, связанные с большим разрывом во времени между сериями расходов и доходов. Для этого необходимо, чтобы используемые средства платежа выполняли также функцию средства сохранения ценности (средства сбережения), а для этой цели невыгодно применять ни бартер, ни (тем более) неплатежи, ни даже - в условиях галопирующей инфляции - наличность. Они не могут служить прочным связующим звеном между прошлым, настоящим и будущим, в отличие от банковских денег, делающих возможной реализацию долгосрочных инвестиционных проектов (Розмаинский, 1997г, С. 61-62). В такой ситуации, как отмечают В.Макаров и Г.Клейнер, происходит дезинтеграция хозяйства, "... экономика теряет эластичность, производственные ресурсы утрачивают мобильность. Горизонтальное распространение инноваций, широкая диффузия достижений НТП становятся нереальными". Иными словами, хозяйство, основанное на использовании бартера и неплатежей (а современная российская экономика примерно на 70% является именно таким хозяйством) носит "... принципиально неинвестиционный характер" (Макаров и Клейнер, 1997, С. 34). Таким образом, возникает порочный круг, пагубное взаимодействие между спадом производства и инвестиций, с одной стороны, и сокращением М2 и М3 вкупе с денежной деградацией, с другой. Для нас здесь важно то, что через неблагоприятные процессы в денежном обращении спад инвестиций негативно влияет на совокупное предложение.

Б) Во-вторых, глубокое и длительное уменьшение чистых инвестиций через сокращение капитального запаса порождает разукрупнение предприятий. Это - один из тех процессов переходной экономики России, который пока что практически не изучен. Известно только, что за время реформ резко возросло количество промышленных предприятий через их дробление. Если в 1990 году их было 26,9 тыс., то в 1996 году их насчитывалось 156 тыс. (Российский статистический ежегодник, 1997, С.328) Конечно, здесь трудно отделить друг от друга две основные причины такого разукрупнения предприятий - собственно коллапс инвестиций и приватизацию, согласно концепции которой любой участок производственной единицы мог стать собственником независимо от технологического единства производственного процесса. Можно лишь отметить, что такое увеличение численности промышленных предприятий сопровождалось серьезным сокращением численности промышленно-производственного персонала, работающего на этих предприятиях: с 1990 по 1996 года данный показатель уменьшился с 20998 тыс. чел. до 14934 тыс. (Российский статистический ежегодник, 1997, С. 328). Это означает, что рост численности промышленных предприятий если и прямо не способствовал спаду производства, то, по меньшей мере, не противоречил ему, тем более, что, как свидетельствует тот же источник (С. 330), индекс физического объема продукции в промышленности перманентно уменьшался в рассматриваемый период времени. В общем, на наш взгляд, влияние спада инвестиций на разукрупнение предприятий аналогично воздействию - описанного в подразделе 5.1 - увеличения инвестиций на укрупнение производства и появления барьеров входа в соответствующие отрасли (точно так же, как можно говорить об аналогиях влияния сокращения или роста инвестиций на деградацию или эволюцию денежной системы).

Разукрупнение же предприятий, в свою очередь, разрушало технологические и хозяйственные связи, что также приводило к ухудшению условий производства в стране (Расков, 1997, С. 42). Такое разукрупнение - не что иное, как деградация рыночных структур в экономике России. Здесь можно говорить именно о деградации, поскольку отсутствие крупных частных компаний, которые способны мобилизовать инвестиционные ресурсы и внедрять технические достижения, служит препятствием на пути технологического развития хозяйства. Иными словами, несовершенство рыночных структур является зачастую благом для экономики, а некоторое уменьшение ее степени может войти в противоречие с экономическим прогрессом. При этом разукрупнение производства отнюдь не тождественно его демонополизации; монополизированность экономики России, вызванная узкой предметной специализацией (установившейся еще в советские времена), продолжает быть серьезной проблемой для российского хозяйства (Городецкий и Павленко, 1997).

Итак, можно говорить о том, что спад инвестиций в ходе трансформационного спада негативно влиял на совокупное предложение через четыре основных канала: сокращение капитального запаса; его устаревание (т.е. технические регресс); уменьшение реальной денежной массы и денежную деградацию; и разукрупнение предприятий. Можно подвести некоторые итоги относительно вида кривой AS в современной России. Поскольку трансформационный спад в российском хозяйстве был, видимо, нециклическим (Расков, 1997, С.7), то "длительный период" практически невозможно трактовать согласно определению, которое мы дали выше (в разделе 3). Однако, если, применительно к хозяйству России, термином "длительный период" обозначить период времени с начала рыночных реформ (январь 1992 г.) до последнего финансового кризиса (август 1998 г.) - именно этот период времени можно охарактеризовать как время либеральных реформ (Рязанов, 1999, С. 4) - то, согласно инвестиционной теории совокупного предложения, российские кривые AS короткого и длительного периодов будут иметь вид, показанный на рис. 6.

 

P SRAS P



 



LRAS

 

 

 

 

Q Q

 

(а) (б)

 

Рисунок 6. Кривые AS в российской экономике; (а) - случай короткого периода; (б) - случай длительного периода.

 

В коротком периоде (рис. 6(а)) кривая AS является неэластичной и убывающей. Второе из этих свойств обусловлено отмеченной выше монополизированностью российской экономики (аналогичное обоснование отрицательного наклона кривой AS выдвигалось Л.Абалкиным в одной из газетных статей). Однако, с точки зрения предложенной теории, наибольший интерес представляет кривая AS длительного периода, получаемая за счет серии сдвигов кривой AS короткого периода, сдвигов, обусловленных четырьмя вышеназванными причинами. Кривая AS длительного периода представляет собой эластичную кривую с отрицательным наклоном - см. рис. 6(б). Такой вид данной кривой отражает факт крайне неблагоприятного влияния коллапса инвестиций на производственные возможности российской экономики, влияния, приводящего к их резкому и (возможно, уже, увы) необратимому сужению. Таким образом, преодоление трансформационного спада и обеспечение экономического роста вкупе с техническим прогрессом немыслимо без стимулирования инвестиций в основной капитал. Впрочем, последний тезис довольно тривиален.

 

8. Заключение

 

Кривая совокупного предложения "призвана" отражать производственные возможности хозяйства, которые предопределяют изменения реального ВВП и уровня цен в ответ на изменения совокупного спроса. Важнейшими элементами таких производственных возможностей являются следующие:

а) запас основного капитала, определяющий техническую вооруженность рабочей силы и всей экономики в целом;

б) техническая развитость экономики, индикатором которой являются, в первую очередь, производительность труда и общая производительность всех факторов производства;

в) "структура производства", т.е. вид кривой средних издержек производства в целом по экономике, вид, показывающий их реакцию на изменение объема выпуска;

г) способность производственных единиц (предприятий или фирм) к контролю над ценами и, следовательно, их способность изменять эти цены в ответ на изменения совокупного спроса.

Интересно, что все эти факторы совокупного предложения определяются динамикой инвестиций в основной капитал! Увеличение таких инвестиций приводит к расширению капитального запаса, позволяет внедрять технические достижения, увеличивает соотношение постоянных и переменных издержек и, тем самым, делает кривую средних издержек (более) убывающей, а также поощряет фирмы поднимать цены в целях финансирования этого увеличения. К обратным последствиям приводит уменьшение инвестиций (за тем исключением, что у предприятий не возникает стимулов снижать цены). Таким образом, в ходе динамики инвестиций меняются все основные факторы совокупного предложения, а значит, меняются расположение и наклон графика ее функции. Тем самым можно вывести кривую совокупного длительного периода, учитывающую изменения основных детерминант - первых двух из вышеперечисленных.

Вот почему предложенная теория была названа "инвестиционной". Основные детерминанты совокупного предложения обусловлены инвестиционной динамикой. Это, в свою очередь, означает, что совокупное предложение очень сильно зависит от совокупного спроса. Применительно к экономической политике государства данный вывод указывает на необходимость соответствия друг другу стабилизационной политики (направленной на регулирование совокупного спроса) и промышленной политики (направленной на регулирование и развитие производственного потенциала). Эта ранее не выдвигавшаяся рекомендация имеет, на наш взгляд, большое значение для России: потери в производственном потенциале этой страны в ходе трансформационного процесса в 1990-х годах были в значительной мере обусловлены рестриктивной стабилизационной политики, внесший большой вклад в вышеописанный коллапс инвестиций. Тем самым реальный сектор российского хозяйства оказался обреченным на перманентный спад. Применение "инвестиционной теории совокупного предложения" к анализу трансформационного спада в российской экономике показывает, что сокращение инвестиций в основной капитал оказалось главной причиной этого спада и всех связанных с ним бед хозяйства России, и восстановление производственного потенциала невозможно без стимулирования совокупного спроса.

Дальнейшее развитие "инвестиционной теории совокупного предложения" видится на путях интеграции в анализ роли человеческого капитала. Инвестиции в человеческий капитал оказывают на производственные возможности такое же (качественно) воздействие, что и инвестиции в основной капитал. В частности, разрушение механизма воспроизводства человеческого капитала в ходе трансформационного процесса в России оказало резко негативное воздействие на производственный потенциал нашей страны (Ушанков, 1997) Однако динамика вложений в человеческий капитал не является циклической, и, по-видимому, является экзогенной по отношению к основным макроэкономическим переменным. Кроме того, существуют серьезные проблемы измерения человеческого капитала: до сих пор не найден адекватный и общепринятый индикатор человеческого капитала и инвестиций в него (Psacharopoulos & Arriagada, 1986; Nehru et. al., 1995). Наконец, вряд ли зависимости между динамикой человеческого капитала и показателями экономического и технического развития носят количественный, "эконометрический" характер.

Что же касается эмпирических исследований в рамках уже разработанных аспектов "инвестиционной теории совокупного предложения", то необходимо отметить следующее. Во-первых, многие утверждения в рамках "инвестиционной теории совокупного предложения" в целом общеизвестны и уже подтверждались эмпирически. Например, это можно сказать по поводу тезиса о влиянии роста инвестиций (через изменение капитального запаса или же капиталовооруженности) на динамику производительности труда (см., например, Бурда и Виплош, 1998, С. 122). Во-вторых, исследования по взаимосвязям между динамикой инвестиций, с одной стороны, и изменениями "структур производства" и рыночных структур, с другой стороны, требуют написания отдельной статьи и, в то же время, в значительной мере затруднены ввиду неквантифицируемости динамики указанных институциональных переменных (рыночных и производственных структур). В-третьих, подобные эмпирические исследования применительно к России тяжело осуществить ввиду очень высокой степени несовершенства статистического учета в нашей стране. Например, в последнем статистическом сборнике "Национальные счета России" за 1998 год нет таких показателей, как обесценение основного капитала (амортизация) и чистые инвестиции. Поэтому крайне трудно определить конкретные количественные изменения капитального запаса и прочих подобных переменных в России 1990-х годов.

 

Сноски

 

*Работа над статьей финансировалась Московским общественным научным фондов, грант № 020 экономика/грант-98.

 

1 Теория "денежной экономики" является фундаментальной основой посткейнсианской макроэкономической парадигмы. Таким образом, сама "инвестиционная теория совокупного предложения" находится в посткейнсианской (а также, в определенной степени, институциональной) традиции. Главные особенности концепции "денежной экономики" хорошо показаны в обзорной книге бразильского посткейнсианца Ф. Карвальо: Carvalho, 1992. Термин "денежная экономика" впервые появился в одной малоизвестной статье Дж.М.Кейнса, впервые опубликованной в 1933 году (см. Keynes, 1973). Еще раньше похожие идеи выдвинул институционалист У.К. Митчелл (см. Митчелл, 1930).

 

2 Термин "внутренне-денежная экономика" /inside-money economy/ был введен в экономическую теорию посткейнсианцами Ш. Дау и П. Эрлом в 1982 г. (Dow & Earl, 1982, ch.9). По аналогии с этим термином мы стали употреблять понятие "внешне-денежной экономики".

 

3 Но затем идеи Домара были преданы забвению в ходе развития неоклассической теории роста (лауреатом Нобелевской премии Р.Солоу и другими неоклассиками), в которой все сбережения автоматически трансформируются в инвестиции. Эти идеи были возрождены лишь в 1990-е годы посткейнсианцем Т. Пэлли, который настойчиво доказывает, что динамика инвестиций в основной капитал является важнейшим детерминантом параметров сферы совокупного предложения и, в частности, технического развития (Palley, 1996a; 1996b). Излагаемая в статье "инвестиционная теория совокупного предложения" своим возникновением в немалой степени обязана разработкам Т.Пэлли.

 

4 Стадия зрелости внутренне-денежной экономики была достигнута в ведущих промышленных державах где-то к концу 1960-х - началу 1970-х годов, когда стратегия управляемых пассивов стала распространенным методом финансирования банковских ссуд, и деньги стали эндогенными.

 

Литература

 

1. Аукуционек С. 1998. Бартер в российской промышленности // Вопросы экономики. N2. С. 51-60.

  1. 2. Бурда М. и Виплош Ч. 1998. Макроэкономика. Европейский текст. СПб.
  2. 3. Глазьев С. 1998. Центральный банк против промышленности России // Вопросы экономики. N1. С. 16-32.
  3. 4. Городецкий А. и Павленко Ю. 1997. Демонополизация и развитие конкуренции // Логинов В., Барышева А., Лекач Р. (ред.). Экономические реформы в России. Итоги первых лет: 1991-1996. М. С. 33-63.
  4. 5. Кейнс Дж.М. 1978. Общая теория занятости, процента и денег. М.
  5. 6. Корнаи Я. 1994. Трансформационный спад // Вопросы экономики. N3. С. 4-16.
  6. 7. Крылов В. 1997. О денежном дефиците в российской экономике // Российский экономический журнал. N2. С. 26-30.
  7. 8. Макаров В. и Клейнер Г. 1997. Бартер в экономике переходного периода: особенности и тенденции // Экономика и математические методы. Том 33. N2. С. 25-41.
  8. 9. Малкина М. 1998. Дж.М.Кейнс и эволюция кейнсианства. Н.Новгород.
  9. 10. Митчелл У.К. 1930. Экономические циклы. Проблема и ее постановка. М. - Л.
  10. 11. Ноздрань Н. и Березин И. 1993. Денежные агрегаты: теория и практика // Вопросы экономики. N6. С. 31-39.
  11. 12. Расков Н. 1997. Макроэкономика России 1990-1995 гг. В помощь изучающим макроэкономику. СПб.
  12. 13. Розмаинский И. 1994. Эволюция финансовой системы и макроэкономика: необходимость интеграции // Вестник СПбГУ, Серия 5 (Экономика). Вып.4 С.45-50.