А. А. Громыко памятное книга

Вид материалаКнига

Содержание


Запоздалое прозрение эйзенхауэра
Даллес — кто он?
На последней ступени его служебной лестницы
Мировая война не фатальна
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   39
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРОЗРЕНИЕ ЭЙЗЕНХАУЭРА

Вскоре, однако, произошло событие, которое привело к осложнению в советско-американских отношениях. Негативным образом сказалось оно в какой-то степени и на международной обстановке. Это событие оставило определенный, далеко не положительный след также в биографии Эйзенхауэра как государственного деятеля. Речь идет о вторжения 1 мая 1960 года в воздушное про-

465

странство СССР американского шпионского самолета У-2, сбитого советскими ракетчиками в районе Свердловска.

Факт преднамеренной, спланированной провокации был налицо. Его подтвердил и пилот этого самолета Пауэрс. Но Вашингтон вел себя вызывающе, пытаясь отрицать очевидное. Уж очень не хотелось администрации и лично президенту брать на себя ответственность за провокацию. Хотя стало ясно, что ответственность за все это падает и на президента.

Советский Союз справедливо требовал от правительства США извинения за совершенную им преступную акцию. Он так и поставил" вопрос на предварительной встрече глав правительств СССР, США, Англии и Франции, состоявшейся 16 мая в Париже, куда они съехались в соответствии с ранее достигнутой договоренностью для проведения совещания на высшем уровне.

О напряженности момента можно судить по обстановке, в которой проходила эта встреча.

В зале заседаний собрались главы делегаций. Первым вошел Хрущев, а с ним — министр обороны Малиновский и я. Сразу мы направились к своим местам. Стоя у стола, поджидали остальных.

Через две-три минуты вошел Эйзенхауэр со своими министрами. Он сделал было движение от своего места, чтобы направиться к главе Советского правительства. Но, встретив его холодный, я бы сказал, леденящий взгляд, все понял и остановился. Взаимные приветствия не состоялись. И два деятеля даже не пожали друг другу руки.

Президент Франции де Голль и глава английского правительства Макмиллан обменялись с участниками встречи обычными рукопожатиями с соблюдением необходимой корректности.

В целом вся эта своеобразная увертюра оказалась плохим предзнаменованием. Вовсе не требовалось дара троянской Кассандры *, чтобы предсказать эвентуальный исход встречи. А ведь она при нормальных условиях могла бы в какой-то мере способствовать смягчению отношений между четырьмя державами, снижению международной напряженности.

После нескольких слов, произнесенных де Голлем, слово взял Хрущев. Он сказал:

— Совещание может начать свою работу в том случае, если президент Эйзенхауэр принесет свои извинения Советскому Союзу за провокацию Пауэрса.

* Кассандра — в греческой мифологии дочь царя Трои — Приама, обладавшая даром прорицания.— Прим. ред.

466

Эйзенхауэр еле слышным голосом, скорее для себя, чем для других, заявил:

— Подобных извинений я приносить не намерен, так как ни в чем не виноват.

Все участники встречи поняли, что оставаться сидеть на своих местах — значит начать состязание в том, кто кого пересидит. Поэтому все, не произнося ни слова, покинули зал.

Этот случай, возможно, уникальный в истории. Но так было.

Извинения, которое Советский Союз имел все основания получить, с американской стороны не последовало. И именно поэтому встреча оказалась сорванной. Ее сорвал не Хрущев, ее сорвал Эйзенхауэр.

Президент Франции еще пытался спасти положение. Но из этого ничего не получилось. Де Голль при последующей встрече с Хрущевым дал понять, что Эйзенхауэр в принципе не прав, но ему чуть ли не следует все это простить, вроде как нашалившему ребенку.

Хорошо известно, что линия Эйзенхауэра во внешних делах отличалась большой противоречивостью, широкой амплитудой колебаний. И трудно точно разделить, что в этой линии являлось результатом влияния тех кругов, прежде всего военно-промышленных, которые привели его к власти, а что — результатом его собственных убеждений. Впрочем, эти убеждения, как и непоследовательность действий Эйзенхауэра в международных делах, порождались условиями, в которых формировался он сам и созревали его взгляды, условиями, в которых ему пришлось действовать и в погонах, и без оных.

При этом, однако, следует отдать должное заявлению, сделанному Эйзенхауэром в конце второго срока пребывания на посту президента. Говоря о «союзе колоссальной военной организации и крупной военной промышленности», он заявил:

— Мы должны остерегаться установления неоправданного влияния военно-промышленного комплекса.

Этот вывод заслуживает того, чтобы осесть в уме каждого американца. Тем самым Эйзенхауэр сумел в данном случае подняться на определенную высоту и бросить более реалистический взгляд на положение дел, указать главную причину, вызывающую обострение напряженности в мире.

Ну что ж, на весах, которые взвесят минусы и плюсы в его жизни — и военного, и политика,— указанный положительный факт должен также быть отмечен.

467

ДАЛЛЕС — КТО ОН?

Часто в США те, кто понимал обстановку, говорили: — Если бы не было Даллеса, то его надо было бы изобрести.

Это — меткое выражение. Оно имеет смысл.

Слуга, верный, убежденный, упорный и по-своему способный, с ожесточением отстаивавший интересы военно-промышленного комплекса,— таким был Даллес. Он занимал пост государственного секретаря США в администрации Эйзенхауэра и, несомненно, оказывал глубокое влияние на протяжении длительного периода на внешнюю политику и дипломатию США.

Даллес родился в 1888 году в Вашингтоне в семье преподавателя богословия. Получил юридическое образование. Его дед со стороны матери — Джон Уотсон Даллес был государственным секретарем США в 1892—1898 годах.

Уже в 1907 году Д. Ф. Даллес входил в качестве секретаря в состав американской делегации на Гаагской мирной конференции, а в 1919 году стал советником делегации США на Версальской мирной конференции. И в последующие годы он выполнял ряд дипломатических поручений. На Версальской конференции его роль считалась небольшой, однако советник из молодых да ранних все же, по общему мнению, являлся одним из вдохновителей известного «плана Дауэса», способствовавшего возрождению германской тяжелой промышленности; через полтора десятка лет Гитлер использовал эту промышленность для подготовки фашистской агрессии и развязывания второй мировой войны.

Теснейшим образом Даллес связал себя с большим бизнесом. Он являлся членом правления ряда промышленных фирм и банков, в том числе «Нью-Йорк сити бэнк» и некоторых других монополистических объединений, возглавлял крупную адвокатскую фирму «Салливен энд Кромвелл», услугами которой, по сообщению американской печати, пользовались шестьдесят компаний, охватывающих почти все отрасли промышленности, а также значительную часть страхования и банков США. Указанная фирма состояла членом профашистской организации «Америка прежде всего», созданной известным американским реакционером Чарлзом Линдбергом. Лично Даллес и его жена жертвовали большие суммы в пользу этой организации.

В 1941 году Даллеса избрали председателем занимавшейся международными делами комиссии Национального совета христианской церкви США, и он занял место на самом реакционном фланге этой организации. В 1944 году он стал вице-президен-

468

том Объединения юристов города Нью-Йорка и председателем комитета по международному праву при этой организации.

Встает вопрос: кем же считать Даллеса — политиком или юристом? И то и другое в нем совмещалось и дополняло друг друга. Вместе с тем мои личные длительные наблюдения за деятельностью этого человека позволяют сделать вывод: уже примерно со времени Версальской конференции Даллес-юрист стал уступать место Даллесу-политику. Свойственное ему тщеславие, поощрение со стороны коллег и друзей придавали ему все больше уверенности в своих силах, хотя на высокую трибуну он еще не вышел.

Будущий глава американского дипломатического ведомства упорно взбирался по служебной лестнице, приобретая опыт, шлифуя свой специфический даллесовский инструментарий в дипломатии.

В годы второй мировой войны его имя уже чаще стало появляться в печати, в частности, в связи с тем, что он стал главным советником губернатора штата Нью-Йорк Дьюи — республиканского кандидата в президенты, соперника Рузвельта на выборах 1944 года в США. Правда, многие еще спрашивали:

— Кто этот Даллес, который вроде бы имеет дело с церковью, а высказывается вовсе не по-церковному?

Его стиль в речах, заявлениях, статьях отличался и угловатостью и резкостью. У Даллеса хорошо ладили культ креста и поклонение мечу, и он упорно шел по избранной дороге. Даллес, и сам ставший крупным миллионером, постоянно и рьяно защищал цели большого бизнеса и внешнеполитические планы США, которые все больше пропитывались духом экспансии.

За деятельностью Даллеса я имел возможность наблюдать в течение примерно пятнадцати лет. На протяжении всего этого периода он проявлял определенную последовательность. Даллес никогда нарочито не приспосабливался к хозяевам Белого дома, кто бы там ни находился. Ни администрация Рузвельта, ни администрация Трумэна не считали этого человека просто мальчиком на побегушках. Выступая по вопросам внешней политики, под сенью Библии, он всегда отстаивал позиции правые, реакционные, отстаивал упорно.

Как уже отмечалось, познакомился я с Даллесом в 1945 году на конференции в Сан-Франциско, хотя о его деятельности знал и до этого. Понимая его влияние, другие советские представители также вступали с ним в контакты.

Фигура Даллеса постоянно маячила на заседаниях Руководящего комитета конференции. С его лица почти не сходила в это вре-

469

мя сдержанная улыбка. Свободу эмоциям он не давал. Мы в советской делегации при его появлении нередко подшучивали:

— Даллес сегодня, наверно, осенит крестом участников заседания.

Даллес внимательно вслушивался в речи и заявления глав делегаций. Сам же с заявлениями как советник не выступал. Работа его носила как бы «внутренний характер». Но ему это пошло впрок. Механизм обсуждения и согласования проблем — это не последний участок работы любой делегации на любой конференции. А для американских делегаций это имеет особое значение, поскольку в них находятся представители часто разных кругов. Поэтому при совпадении общих, принципиальных направлений в политике сказываются часто специфические интересы определенных отраслей крупного бизнеса, ориентирующегося как на внутренний рынок, так и на внешний. Одним словом, Даллес, подобно губке, впитывал в Сан-Франциско опыт первой широкой послевоенной конференции, проходившей после разгрома фашистской Германии.

В то время до нас, советских делегатов, еще не доходила информация о том, что Даллес занимал особо жесткую позицию в отношении Советского Союза. Ведь в то время мир восхищался грандиозностью подвига советского народа в войне, что, естественно, сказывалось на общей атмосфере, в которой проходила конференция.

Однако Даллес шел в русле изменений в американской политике. Вскоре после кончины Рузвельта они произошли. Прошло не так уж много времени с момента окончания конференции, а он стал все чаще и чаще выступать с заявлениями, враждебными по отношению к Советскому Союзу.

Прирожденных качеств оратора, как их обычно понимают, у Даллеса не было. Говорил он медленно, спокойно, негромко. Тем не менее, когда Даллес вскоре набрал силу как официальная политическая фигура, его слова производили впечатление. Всем было ясно, что говорит представитель того монополистического капитала, который правит Америкой.

НА ПОСЛЕДНЕЙ СТУПЕНИ ЕГО СЛУЖЕБНОЙ ЛЕСТНИЦЫ

Участвуя в совещаниях Совета министров иностранных дел в Лондоне (1945 г.), Нью-Йорке (1946 г.) и Москве (1947 г.), Даллес оказывал сильное влияние на формирование позиции правительства США.

470

В 1948 году Даллес снова занял пост главного внешнеполитического советника республиканского кандидата в президенты Дьюи и, как отмечалось в печати, мог бы стать в случае его победы на выборах государственным секретарем. В начале пятидесятых годов Даллес попеременно занимал ряд постов. Все это делало его в основном каким-то перманентным советником. Пробиться выше ему тогда никак не удавалось. Он принял активное участие в избирательной кампании 1952 года. Являлся автором внешнеполитической платформы республиканской партии, всячески поддерживал кандидата в президенты от этой партии Эйзенхауэра.

На последнюю ступень своей служебной лестницы Даллес уверенно ступил в январе 1953 года, став государственным секретарем в администрации Эйзенхауэра. Президента подпирал в полном смысле слова свой человек.

С этой поры Даллес все время находился на крайнем фланге наиболее воинственного крыла республиканской партии и крупного бизнеса, связанного с военным производством. Его приход на пост государственного секретаря США наложил печать на всю американскую внешнеполитическую и дипломатическую деятельность. Прежде всего это сказалось на советско-американских отношениях. Даллес и «холодная война» считались нерасторжимыми.

Даллесу принадлежала формула: «Балансирование на грани войны». Он упорно доказывал, что такое балансирование — это то, без чего США никак обойтись не могут, и что основывающаяся на нем политика является показателем высокого искусства во внешних делах. С этой формулой в обнимку он прошел до конца пребывания на посту государственного секретаря, а фактически до конца своего жизненного пути.

Правда, за несколько недель до ухода со своего поста по болезни Даллес признал:

— Балансировать на грани войны нужно все же осмотрительно.

Многие даже задавали вопрос: «Что случилось с Даллесом?»

Но это частичное прозрение не наложило заметного отпечатка на его политический портрет.

Имя Даллеса и сегодня по праву ассоциируется с воинственным курсом американской политики, с враждебностью к Советскому Союзу. В этом его могут затмить немногие американские политики.

Что сказать о нем как о человеке? Задача эта нелегкая, так как его вне связи с политикой, которую он исповедовал, и представить трудно.

Во время встреч с Даллесом у меня иногда складывалось впе-

471

чатление, что он, пока не «раскачается», испытывал известное смущение. Возможно, в этом было что-то деланное. Посмотрит по сторонам, пожмет непроизвольно плечами, потом постепенно разговорится, все еще как бы настраиваясь на определенную волну.

Когда с Даллесом кто-либо беседовал один на один — я это знал и по собственному опыту,— то он постоянно вертелся, как будто у него под рубашкой бегала ящерица. Непрерывно переставлял ноги, если беседа проходила стоя. Редко смотрел собеседнику в лицо, взгляд его часто стрелял мимо. Если речь шла не о внешней политике, не о международных делах, то он мог рассуждать более спокойно. Иногда предпочитал приходить на наши встречи вместе с женой, если предстоял какой-либо прием, обед.

Являлся ли Даллес человеком образованным? Безусловно, да, если судить об этом по стандартам, сложившимся в странах Запада, где система гуманитарного образования строго приспособлена к удовлетворению узких потребностей правящего класса. Деятели Запада, закончившие такие учебные заведения, и сами иногда чувствуют ограниченность своих знаний.

Даллес имел весьма туманное представление о марксизме-ленинизме, хотя банальные критические замечания по его адресу иногда употреблял. Во время одного из моих визитов в Вашингтон Даллес пригласил к себе в гости меня и нашего посла в США М. А. Меньшикова.

В небольшом особняке хозяин принял нас в комнате, которая одновременно являлась и гостиной, и библиотекой. Он с гордостью показывал разные книги, в том числе старинные, которые он читал. Книг было немало.

Желая, видимо, продемонстрировать, что он изучает и марксистско-ленинскую литературу, Даллес подвел нас к одному из книжных шкафов. Там на полках стояли сочинения Ленина и Сталина, изданные в США.

Взяв в руки один из томов, он заявил:

— Вот это Ленин. А вот Сталин. Избранные сочинения. Я занимаюсь сейчас изучением вопроса о диктатуре пролетариата, вникаю в то, что о ней написано. Хочу понять, что под этим подразумевается и вообще, что это такое.

Даллес показал несколько страниц с его многочисленными пометками, с подчеркнутыми строчками, восклицательными знаками. Все свидетельствовало о том, что человек, читавший эту книгу, со вниманием относился к написанному.

Мне удалось посмотреть несколько страниц, перемежавшихся закладками и усеянных замечаниями на полях. Осталось впечатление, что автор записей — активный противник всего того, что он

472

прочитал на данном листе книги. Мы с послом поблагодарили хозяина за гостеприимство и пожелали ему успеха в изучении марксистско-ленинских трудов. Даллес громко рассмеялся. Мы — тоже. Это был показатель того, что обе стороны правильно поняли друг друга.

Впрочем, в последующем Даллес ни разу не попытался блеснуть знанием марксизма-ленинизма или хотя бы некоторых его положений. Он во всех отношениях оставался тем, кто отстаивал интересы своего класса — в государственной деятельности, во внутренней и внешней политике, в теории и на практике.

...Лето 1959 года. Четыре министра иностранных дел СССР, США, Англии и Франции собрались в Женеве на очередное совещание для обсуждения германских дел.

Неожиданно объявили перерыв — умер Джон Фостер Даллес. Он всего за несколько месяцев до этого в связи с болезнью был переведен администрацией с поста государственного секретаря США на должность специального консультанта при президенте США. Теперь, после его смерти, министры по указанию своих столиц должны были лететь в США на похороны.

Шаг был понятный для всех и оправданный.

Вылетели из Женевы мы все вместе. Во время посадки в самолет я вошел и сел поближе к окну. Чуть впереди от меня разместился новый государственный секретарь США Кристиан Гертер. Он имел физический недостаток, ходил на костылях: мы всегда его пропускали вперед.

Где-то в середине пути над Атлантикой ко мне подошел министр обороны США Нэйл Макэлрой.

— Можно присесть рядом с вами, господин Громыко? — спросил министр.— Я хотел бы кое о чем переговорить.

— Пожалуйста. Я готов.

А сам прекрасно понимал, что у министра обороны простых разговоров быть не может. Да и вряд ли он по своей инициативе стал бы напрашиваться на беседу с министром иностранных дел Советского Союза, тем более что в самолете находился и государственный секретарь США.

Мой сосед начал разговор, как он выразился, о «желтой опасности», иначе говоря, о Китае. Он развивал этот тезис энергично, пытаясь убедить меня в правильности его доводов и мыслей.

— «Желтая опасность»,— уверял Макэлрой,— сейчас настолько велика, что от нее отмахиваться просто так нельзя. Более того, ее не только надо учитывать, но с нею надо бороться.

«Куда он гнет?» — подумалось мне. Но вслух я ничего не высказал, слушая собеседника, а тот продолжал:

473

— Нам стоило бы объединиться против Китая.

Он приостановился, чтобы посмотреть, какой эффект произведут его слова.

Отношения в те годы между СССР и КНР были сложными. Практически по многим линиям они подошли к нулевой отметке.

Выслушав Макэлроя, я сказал:

— У нас с вами, иначе говоря, у СССР и США, важная задача — найти решение острых проблем Европы и добиться улучшения советско-американских отношений.

— Но все же,— заявил Макэлрой,— вопрос здесь есть, и большой. В этом направлении необходимо думать и вам, и нам.

На этом, собственно, разговор на данную тему и закончился.

Конечно, обращало на себя внимание то, что об этом заговорил министр обороны, а не государственный секретарь. Видимо, так было запланировано.

В Москве я информировал Хрущева об увертюре Макэлроя. Он заявил, что ответ, данный американскому министру обороны, был правильный. Видимо, возвращаться к этому вопросу не стоит.

МИРОВАЯ ВОЙНА НЕ ФАТАЛЬНА

Основываясь на объективном анализе общего состояния международных отношений и обстановки в мире, XX съезд КПСС (14—26 февраля 1956 г.) сделал важный вывод о том, что социализм оказывает во многом определяющее влияние на ход мирового развития и что новая мировая война не является фатально неизбежной, так как миролюбивые силы способны не допустить ее возникновения.

В феврале 1957 года состоялось мое назначение на пост министра иностранных дел СССР.

СССР продолжал предпринимать эффективные шаги по смягчению международной напряженности, в поддержку борьбы народов за свое национальное освобождение. Решительное противодействие оказывал он агрессивным проискам империализма, которые вызвали возникновение острых кризисных ситуаций, создание опасных военных очагов в различных районах мира.

Примером тому может служить совершенное в апреле 1961 года вооруженное вторжение американских наемников на Кубу в районе Плая-Хирон. Эта акция, закончившаяся позорным провалом интервентов, привела к сильному обострению международной обстановки, в результате чего оказались отодвинутыми согласованные сроки

474

советско-американской встречи на высшем уровне, договоренности о проведении которой стороны достигли ранее.

Цель состоявшейся в Вене 3—4 июня встречи заключалась в установлении первого контакта между главой Советского правительства Н. С. Хрущевым и Джоном Кеннеди, который в ноябре 1960 года победил на выборах и сменил в Белом доме Эйзенхауэра. Имелось в виду обсудить основные проблемы, затрагивающие советско-американские отношения.

Центральное место в обмене мнениями занимали вопросы, связанные с германским мирным урегулированием и Западным Берлином. Советская сторона высказалась за их скорейшее решение. Кеннеди получил разъяснение, что СССР намерен добиваться заключения германского мирного договора. Беседа носила откровенный характер. Хотя она и затянулась дольше, чем намечалось, но прийти к взаимопониманию не удалось. Вашингтон к этому не стремился.

В дальнейшем США и другие западные державы создали своими действиями весьма напряженную политическую ситуацию в центре Европы, особенно вокруг Западного Берлина. Требовалось дать решительный отпор этим действиям, чтобы оградить законные интересы ГДР, воспрепятствовать реализации замыслов Бонна и его покровителей в отношении Западного Берлина. С учетом всего этого ГДР в тесном контакте с братскими социалистическими странами осуществила 13 августа 1961 года назревшие и вполне оправданные мероприятия по усилению охраны и контроля на границе с Западным Берлином.

В ходе венской встречи позиции сторон резко разошлись и при обсуждении проблем разоружения. Вообще-то американский президент явно пытался на этой встрече оказать давление на советскую сторону. Правда, он впервые признал, что «силы США и СССР равны». В ответ ему было сказано:

— Поскольку такое равенство признается, то из этого надо делать надлежащие выводы для политики.