Robert Merle "Derriere la vitre"

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 41

Часть восьмая

I

19 часов

-- Товарищи, -- сказала Лия Рюби низким, глухим, ровным голосом, упрямо

набычив голову с длинной челкой, прикрывавшей брови, отчего ее черные глаза

казались еще темнее. Она говорила монотонно, не жестикулируя, точно

внутренне застыв по стойке смирно. Никаких эмоций, самое большее, что она

могла себе позволить во время дискуссии, -- улыбка презрительного

превосходства, не личного превосходства, разумеется; как индивидуум Лия

вообще не существовала, у нее не было ни возраста, ни пола, ни внешности --

устами Лии вещала доктрина секты, Лия несла людям истину, и ей не к чему

было пленять, волновать или даже доказывать, революционная чистота чуждалась

такого рода слабостей. Лия представляла крохотную элиту, горстку

незапятнанных, которая даже в своей гошистской среде была окружена

двурушниками, предателями, скрытыми мелкими буржуа. Давид Шульц смотрел на

нее в крайнем раздражении. Как девочка она довольно красива, но эта ее

холодность, сухость, несгибаемость. В маленькой комнате для семинарских

занятий на втором этаже социологического корпуса их собралось человек

двадцать, у каждого было свое мнение, а она обращалась к ним, как к толпе, и

все, что она намеревалась сказать, было им заранее известно. Все та же

стертая пластинка, все те же стереотипные слова, механические формулы,

монотонно падавшие из ее уст: товарищи, не следует замалчивать, положение

серьезно, кризис производительных сил в капиталистическом обществе с каждым

днем обостряется, автоматизация неизбежно повлечет за собой массовую

безработицу, которая будет охватывать все более широкие слои трудящихся. В

борьбе против пауперизации и недовольства трудящихся буржуазия будет

вынуждена прибегнуть к фашизму и подавлению рабочего движения. Приход к

власти фашизма во Франции, как и повсюду, неотвратимое следствие

экономического застоя и массовой безработицы. В свете этого ясно, что

реформа Фуше направлена на подрыв всей системы образования в масштабе

страны, в частности путем отбора. Ее цель -- добиться изгнания из

университета двух третей студентов. В этих условиях мы считаем, что акции,

подобные оккупации административной башни Нантера, следует расценивать как

авантюристские провокации, результат -- если не цель которых --

пособничество полицейским силам голлизма, стремящимся обезглавить

студенческое профсоюзное движение.

Она замолчала, устремив взгляд в пустоту. Ее миссия была выполнена и,

как всегда, свелась к осуждению и яростному разоблачению намеченных

действий. Давид спросил себя, не стоит ли остановиться на этом "если не

цель", поскольку Лия явно намекала тем самым на сотрудничество анархов и

каэрэмов с полицией, брошенной на подавление студенческого движения. Но

самое отвратительное во всем этом -- автоматизм такого рода инсинуаций,

дернешь за кончик, и сортирный рулон разматывается. Пример: акция

квалифицируется как "провокационная". Провокация, естественно, "льет воду на

мельницу голлизма", следовательно, она задумана "для того, чтобы" лить эту

воду. "Результат" неуловимо подменяется "целью", "объективный" союз --

союзом как таковым, то есть союзом оплаченным. Кон-Бендит -- этого еще не

говорят вслух, но об этом уже шепчутся -- состоит на жалованье, на жалованье

у кого? Тут предоставляется воля воображению, выбор богатый, это могут быть

в равной мере любые полицейские органы, немецкая разведка, Интелидженс

Сервис или ЦРУ. Давид вытянул перед собой длинные ноги, упер небритый

подбородок в грудь, засунул руки в карманы линялых джинсов. Все это гнусно.

Лия клянется ненавистью к культу личности, а сама ведет себя ничуть не

лучше. Ладно, к черту глупости. Он поднял руку и, не дожидаясь ответа, сам

дал себе слово.

-- Товарищ, -- сказал он громким голосом, -- я не согласен с твоим

анализом, не согласен я также и с твоими выводами. Твое описание буржуазного

общества коренным образом расходится с реальными фактами. Мировой капитализм

не только не переживает застоя, но, напротив, усиливает свою экспансию. Цель

реформы Фуше не разрушение университета, но, напротив, технократическое

приспособление его к целям экономической экспансии. Твое видение мира, как,

впрочем, видение мира всей твоей группы, совершенно ирреально и

антиисторично (Лия презрительно улыбнулась). Ты застряла на уровне

предвоенной эпохи, на уровне великого американского кризиса 1929 года,

захвата власти фашистами в Германии и победы Франко в Испании. Короче, мир

остановился вместе со смертью Троцкого, с тех пор для тебя только

повторяется одна и та же неизменная ситуация. 1968-и все еще 1938-й! Нет,

позволь, -- сказал он, повышая голос, -- я закончу мысль. К сожалению,

ребята твоей группы, исходя из этого совершенно ирреального понимания

обстановки, во-первых, цепляются за синдикалистскую борьбу, как за материну

юбку, и, во-вторых, усматривают "авантюризм" в любых наступательных

действиях, выходящих за рамки синдикализма. Профсоюз стал для вас

талисманом, фетишем и в то же время удобным алиби для отказа от действия.

Лия открыла рот, но ее опередил Бурелье. Он начал говорить, даже не

испрашивая слова, точно оно принадлежало ему, эмэлу, по праву непререкаемого

авторитета Мао Цзэ-дуна, "который должно утверждать повсюду". Давид вынул

руки из карманов и уставился на свои обгрызенные ногти -- вот дерьмо, слушай

теперь другую пластинку! Бурелье был из рабочей семьи, высокий, костлявый,

угловатый, нескладный -- в принципе все это было хорошо. Ему не было нужды

искусственно придавать себе неряшливый и грязный вид. Даже в своем

аккуратном учительском пиджачке он выглядел болезненным и жалким. Из

коротких рукавов торчали крупные пролетарские руки с простодушными

квадратными ногтями. Когда он не заводил свою маоистскую пластинку, речь его

была затрудненной, то и дело спотыкающейся на "так сказать", что умиляло

Давида. (Существует, так сказать, борьба классов; это, так сказать,

осознание...) Короче, он был стоящий чувак. Но маоист до мозга костей!

Портрет Мао в петличке, цитаты из Мао через каждые два слова. И в порядке

миметизма, что ли, у него -- сына парижского рабочего с улицы Ги Моке --

широкие скулы, глаза-щелочки за стеклами очков, азиатская бесстрастность.

-- Я согласен с критическими замечаниями товарища Шульца в адрес

товарищ Рюби, -- сказал Бурелье, глаза его за стеклами очков словно застыли.

-- Анализ ситуации, сделанный товарищ Лией, полностью устарел (Лия

улыбнулась с уничтожающим презрением). Но с другой стороны, мы решительно

отметаем акции, подобные оккупации административной башни, мы рассматриваем

их как дешевые трюки на потребу галерке, как школярские выходки, в то время

как подлинная наша задача, товарищи, это не борьба студентов против реформы

Фуше в своей студенческой среде, подлинная задача состоит в том, чтобы

повернуться спиной к этой среде, поставить себя на службу рабочим, пойти на

стройки, на заводы, в рабочие кварталы, не претендуя, разумеется, при этом

на руководящую, направляющую роль, а напротив, с намерением воспринять от

пролетариев живой марксизм, как учит нас Мао Цзэ-дун. (Здесь Бурелье почти

прикрыл глаза.) Не следует забывать, товарищи, -- продолжал он все так же

бесстрастно, -- что трудящиеся массы стихийно революционны (среди дюжины

присутствующих студентов возникло какое-то движение, Лия побледнела, даже

Давид почувствовал себя шокированным: Маркс утверждал как раз

противоположное). Следовательно, любые действия, цель которых отвлечь

студентов от служения народу, действия, по сути, подрывные и

контрреволюционные. Подводя итог, товарищи, я считаю, что оккупация

административной башни является авантюристической акцией мелкобуржуазных, на

сто процентов реакционных студентов.

Нож гильотины упал. Бурелье скрестил руки на коленях и скромно занял

свое место в рядах.

-- Как ты можешь называть себя марксистом-ленинцем, -- прошипела Лия,

обливая его из-под челки презрением своих черных глаз, -- и нести подобную

чушь относительно стихийной революционности рабочих масс? Каждому, кто хотя

бы раз заглянул в Маркса, известно, что массы, напротив, стихийно настроены

тред-юнионистски именно потому, что они находятся под влиянием идеологии

класса буржуазии, который их эксплуатирует.

Раздался одобрительный шепот, но Лия даже не успела закончить мысль.

-- Что же мы должны, по-твоему, -- оборвал ее Бурелье, повышая тон, --

запеленать Маркса и Ленина, превратив их в музейные мумии? -- Глаза его за

стеклами очков жестоко поблескивали, нетрудно было догадаться, что он с

удовольствием влепил бы Лии пощечину. -- Что это еще за академизм? Или нам

ждать, вроде тебя, пока Троцкий встанет из могилы (губы Лии задрожали) и

раскроет нам истину марксизма? Я удивляюсь, -- продолжал Бурелье со

сдержанным гневом, -- я, так сказать, не могу понять, товарищ, ты ведь, так

сказать, историк! (Давид заметил, что от волнения Бурелье сбился со своей

пластинки и начал спотыкаться о „так сказать".) Как же ты, историк,

можешь быть до такой степени, так сказать, глуха к Истории, осуществляющейся

на твоих глазах? Взгляни, товарищ, хотя бы на Китай, тут, так сказать, живая

очевидность! Идеи Мао Цзэ-дуна -- высшее выражение, самое живое выражение

марксизма-ленинизма нашего времени.

Опять завел свою пластинку. Давид опустил глаза и уставился на свои

ботинки. Иными словами, даже тогда, когда идеи Мао Цзэ-дуна противоречат

Марксу, они являются высшим выражением марксизма. Нужно еще договориться,

разумеется, относительно значения слова "высший". В данном случае он был на

стороне Лии, но в целом Лия и Бурелье стоили один другого. Давиду

осточертели эти мини-теологические споры, бесконечная болтовня о священных

текстах. Ему претила их сектантская узость и, уж конечно, бесчеловечность,

истеричность. Взять хоть Лию. Было время -- оно давно миновало, -- когда

Давид пытался приобщить ее к здоровым анархистским идеям, впрочем, физически

она тоже его привлекала, но из их свиданий с глазу на глаз не вышло ничего

путного. "Скажи, Лия, можешь ты мне объяснить, почему среди троцкистов так

много евреев? В чем тут причина?"

Лия кинула на него долгий взгляд и замкнулась в презрительном молчании.

Тогда я ей сказал: "Можешь ты мне ответить?" -- "Я тебе отвечаю, -- сухо

сказала она, -- и мой ответ таков: во мне такого рода вопросы вызывают

подозрение. Я считаю, что в них есть элемент антисемитизма", Я засмеялся:

"Ну, знаешь, не станешь же ты подозревать в антисемитизме меня..." Мрачный

прокурорский взгляда "Почему бы и нет? Ты был бы не первым

евреем-антисемитом".

Другой раз: прижимаю ее как-то в коридоре, хватаю за руку: "Послушай,

Лия, как насчет того, чтобы переспать, КЛЕР ¹ ведь не монашеский

орден?" Она злобно вырывает у меня руку, испепеляет бешеным взглядом своих

холодных глаз фанатички: "Товарищ, я готова обсудить с тобой публично любой

вопрос, заслуживающий внимания, но частные беседы меня не интересуют.

Считай, что этим все сказано". Я и считаю, как она выражается, что этим все

сказано. Любопытен все-таки культ мученичества, свойственный нам как расе.

Возьмите католиков: если не считать мученика Иисуса, им плевать на всех

прочих мучеников -- будь то пролетарии, слаборазвитые, колониальные народы

или люди, брошенные в тюрьму полковниками. Но мы, стоит где-нибудь посадить

невинного, принимаемся вопить, выхватываем шпагу из ножен, мы обличаем, мы

не даем мирно почивать добрым христианам. Такова уж наша роль в этом мире:

мешать христианам заснуть, подобно личинке, в коконе спокойной совести.

¹ КЛЕР -- одна из студенческих троцкистских группок.

Давид посмотрел на Лию. После того, как сел Бурелье, заговорил какой-то

чувак из КРМ, Лия испепеляла его взглядом. Троцкисты ели друг друга поедом,

как скорпионы в банке. Члены КРМ ненавидели членов КЛЕР, те отвечали им

полной взаимностью. Правило: секта, которая ближе всех к вашей собственной,

-- самая ненавистная.

После рупора идей КРМ опять взял слово какой-то эмэл -- маленький,

тощий, уже лысеющий, скованный в движениях. Путает чувак. Из невнятицы,

которую он нес, тем не менее было очевидно, что он не одобряет разболтанного

стиля анархов, их отказа от всех форм организации, неразборчивости, с

которой они пополняют свои ряды, недостаточного внимания к политической

борьбе и чрезмерного -- к проблемам пола. Короче, они -- лажовые ребята. Они

побираются, киряют, дрыхнут до четырех часов пополудни, революция для них

начинается только в пять.

Давид встал. Он знал, что это будет сразу замечено благодаря его

внешности -- высокий рост, красивая морда (пленявшая всех этих барышень),

черные спутанные кудри, четкий рисунок рта, подбородок с ямочкой и т. д.

-- Товарищи, -- сказал он, старательно грассируя (он стеснялся своего

произношения, выдававшего уроженца VII округа, которое становилось заметным,

если он не следил за собой), -- в ответ на выступление товарища эмэла,

только что "излившегося" перед нами, я позволю себе лишь одно замечание. --

Он сделал паузу и продолжал издевательским тоном: -- Дело освобождения

народов не требует отказа от полового акта. Революция не нуждается в

самооскоплении активистов (смех). С другой стороны, мы тут были удостоены

очередных заклинаний по поводу необходимости для студентов повернуться

спиной к студенчеству и отдать все силы служению массам, возможно, даже

пойти работать на заводы. Но, товарищи, -- продолжал он все с той же

издевкой, -- не станем же мы из мазохизма превращать себя в угнетенный класс

(улыбки). Студент, который работает на заводе, все равно не находится на

положении рабочего. Он всегда некая помесь тайного агента и

священника-рабочего (яростный протест Бурелье). Заткнись, Бурелье, дай мне

кончить. Я, впрочем, отмечаю, что отнюдь не все студенты эмэлы пошли на

завод, поскольку мы ежедневно имеем удовольствие видеть их в Нантере -- они

слушают лекции и даже готовятся к экзаменам. Эти товарищи осуществляют

дихотомию: часть их мозга служит народу, а часть трудится над получением

диплома, который поможет им впоследствии приобщиться к эксплуатации этого

народа (крики ярости Бурелье и тощенького эмэла). Товарищи, дали вы мне

слово, черт возьми, или нет? Я со своей стороны считаю, что отказ стать

орудием эксплуатации, оплачиваемым буржуазией, это прежде всего отказ от

того, что позволяет занять доходное место в системе эксплуатации народа: от

университетской степени. Поэтому я еще раз предлагаю нашим товарищам эмэлам

и товарищам из IV Интернационала присоединиться к активному бойкоту июньской

сессии (оживление). Возвращаясь к объекту сегодняшних дебатов ("Давно пора!"

-- закричала выведенная из себя Лия), так вот, я к нему возвращаюсь, --

повторил Давид с угрожающим добродушием, -- нам, в конце концов, торопиться

некуда, нам шлея под хвост не попала, мне, во всяком случае (смех). Я

констатирую, что несколько наших товарищей из Национального комитета защиты

Вьетнама вчера утром были арестованы деголлевской полицией. С другой

стороны, я с интересом констатирую, что Лия Рюби и Бурелье, несмотря на все

свои идеологические разногласия, совершенно солидарны с коммунистами и

настаивают на том, чтобы мы аб-со-лют-но ничего не делали для освобождения

товарищей. Я это констатирую и утверждаю, что наше маленькое заседание

семейного совета себя исчерпало.

Он сделал несколько широких шагов к двери, открыл ее и, захлопывая за

собой, отметил, что половина ребят поднялась, выразив намерение последовать

за ним. Неплохо. Даже в этой узкой группе "авантюризм", как они выражаются,

взял верх. У студентов возникло стихийное желание ответить действием на

деголлевские репрессии. На штурм административной башни пойдут, конечно, не

шестьсот человек, как на Г. А., но нас будет и не один десяток.

Blog

Robert Merle "Derriere la vitre"

Содержание

Часть восьмая

I