Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма
| Вид материала | Статья |
СодержаниеКассель-92: мировой чемпионат меланхоличных звезд Радикальный ультраконсерватор Георгий Острецов |
- Философия любви (на основе работы э. Фромма «искусство любить»), 68.76kb.
- Друнвало Мельхиседек Любовь, Эрос и духовный путь, 1475.42kb.
- Возникновение и становление супрематизма, 115.05kb.
- Лекции профессора А. И. Осипова в 2005 году в храме Илии Пророка (Москва). «Пора роковая», 320.45kb.
- Любви в литературе всегда была актуальна. Ведь любовь – это самое чистое и прекрасное, 234.28kb.
- Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
- Тренер-Любовь, 113.09kb.
- Виктор Доброславович Любовь или влюбленность?, 2868.55kb.
- Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
- Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.
Кассель-92: мировой чемпионат меланхоличных звезд
Идея обустройства ойкумены посредством мировых выставок и олимпиад восходит к героическому позитивизму XIX века. Европейцы соединили свои усилия в едином служении Прогрессу. Счет долей секунд, сантиметров, килограммов, и лошадиных сил вызывал пьянящее чувство удоволетворения от успехов цивилизации. Но с некоторых пор на ристалищах Разума и Воли появились оттенки печали и меланхолии. Прогресс свершился, экстазы и восторги соревнований остались в историческом прошлом, а ярмарки, фестивали и олимпиады сохранены в качестве дорогих сердцу музейных институтов. Поэтому documenta-IX подпадает под типовой парадокс: C одной стороны, музей современного искусства должен заниматься актуальным, несовершившемся искусством; с другой, как всякий музей, он по своей природе консервативен и поэтому обречен вобрать в себя все омертвевшее, избегая всего становящегося и не проверенного временем. Не случайно и основатель documenta Арнольд Боде был скорее историком искусства, чем критиком, директором музея современного искусства в Генте работает и директор нынешней documenta Ян Хут. Претензии к фламандцу стары как модернизм - “он не открыл ничего нового”. Вся парадигма ХХ века базируется на директивном требовании Нового, вечном ожидании Открытия. Сам механизм осуществления современного искусства подразумевает регулярную смену “мод”.
Но бурная эпоха эволюций и революций искусства ХХ века приходит к совему логическому завершению, новые звезды уже не производятся на фабрике искусств, поэтому на documenta-IX чемпионские титулы без особой борьбы достались сборной команде экс-чемпионов. Каждая из провинций империи современного искусства» получила квоту на представительство, в том числе и три русских художника - Илья Кабаков, Константин Звездочетов и Мария Серебрякова. Илья Кабаков выстроил во дворе музея «Фридрицеанум» точную копию станционного сортира. Глинобитный побеленный дворец с магическими надписями «М». и «Ж» воспроизведен с немецкой тщательностью, отсутствуют только характерный запах и мухи. Внутри притягательной постройки зритель неожиданно обнаруживает реконструкцию типичного небогатого интерьера 50-х годов, как будто только что покинутого своими обитателями.Посетители попадают в пространство объекта через «мужскую» его часть и покидают через «женскую», что сакральная стена, отделяющая две части, отсутствует, отчего “верх”, приводится в соответствие с единоутробной цельностью «низа» и ностальгический коммунальный мир погружается в первобытный океан фекалий.
Сложно только ответить на вопросы наивных европейцев: «Правда ли, что русские в туалетах живут?» Сам Илья Кабаков говорил о том, что наступает время нравоучительного и назидательного искусства. Немного неуютно от такого перехода Кабакова к прямолинейному передвижническому морализированию и жаль его утраченной кристальной метафизики парения и пустоты.
Если Илья Кабаков сознательно упростил до предела все возможные интерпретации, то Константин Звездочетов, напротив, работает с культурными кодами, почти не имеющими адекватного перевода. Его работа «Художники - метростроевцам», представляет собой огромную мозаику в белой раме сталинского барокко с станции метро «Киевская». В технике византийской мозаики изображен сюжет из фильма «Кавказская пленница» - момент, когда Вицин, Моргунов и Никулин поют песню «Если б я был султан». Золотой фон задает специфическую «точку зрения», которая в мозаичной композиции, в согласии с ортодоксальной теорией обратной перспективы, находится внутри картинного пространства, где и располагается автор-креатор. Так что троица любимых комических персонажей, обряженных под «Восток», очаровывает своим пением «Запад».
В конструкцию вставлен обыкновенный водопроводный кран, из которого медленно истекает вода. Если учесть заданные апелляции к подземным божествам-метростроевцам, все это отсылает к идее вечного течения Времени, к водам Стикса. Вода изливается в заржавленную тачку, которую, свою очередь, можно расценивать как кощунственную иронию по поводу гулаговского прошлого. Все же вместе складывается в наворот культурного хлама второго, третьего и четвертого Римов и смутных инфантильных воспоминаний самого художника.
Радикальный ультраконсерватор Георгий Острецов
Современная культура разделена на множество почти не соприкасающихся между собой субкультур. И только художник оказывается персонажем, который в состоянии устанавливать коммуникацию между разными культурными субстратами, часто не желающими ничего знать друг о друге и всей культуре в целом. Именно в этом экстатическом коммуницированнии состоял героический подвиг соцартистов, выведших из мрака безъязыкости субкультуру советской агитации и пропаганды, которая останется в исторической памяти уже в интерпретированных образах. Подвиг интерпретатора-исследователя требует глубокого и опасного погружения, преодоления последствий кессонной болезни при выныривании на поверхность. Впрочем, и сообщество “современных художников”, снедаемых патологической страстью к рефлексии, тоже только субкультура. Так что благополучное выныривание на поверхность не означает глотка свежего воздуха.
Георгий Острецов выступил только как куратор выставки “Путями правды. Искусство как элемент индивидуального жизнестроения” в ЦСИ. Авторы выставки, напротив, художниками не являются и поэтому экспонируются предметы культа, используемые о. Петром Коломейцевым; изделия его глухих и больных церебральным параличом подопечных; набивные ткани Марии Белькевич и игрушки, изготовленные её многочисленными детьми; самодельные костюмы и фотографии путешествий хиппового человека Владимира Теплышева. Все эти интимные предметы, составленные в изящную экспозицию, вынуты из своей реальности и выставлены, то есть представлены на всеобщее обозрение. Острецов, живущий одновременно в двух мирах – художественной тусовки, занятой постоянным “выставлением” себя на обозрение, и тихого, замкнутого, пронизанного горячими чувствами мира небольших религиозных общин, - решается два эти мира связать, представить, выставить их друг перед другом. Для этого он изыскивает радикальный жест и представляет этих замечательных людей как художников. Хотя совершенно очевидно, что о. Петр, скромный христианский подвижник, настоятель прихода глухонемых Симонова монастыря, окормляющий вычеркнутых из жизни детей, конечно же, больше, чем просто художник. Тем не менее, он им “назначен”, представлен как художник, видимо, на том основании, что всякий, кого художник назовет художником – тоже художник. Фатально секулярный и параноидальный “мир искусства” поражен этим продемонстрированным ему истероидным Космосом, где господствуют неоспоримые и сильные чувства и истинные ценности, веют горячие ветры Вечности. Мир иронии низвергнут и побежден, обозначен выход в сферу ультраконсерваторства и фундаментализма. И в этом смысле опыт Георгия Острецова – один из самых радикальных в этом сезоне – явно неприемлем для “клерикалов” и одновременно обречен на непонимание и для народа, занятого искусством, ибо из-за своей радикальности находится за пределами области его восприятия искусства. Идеи Долга, Очага, Правды и Света представлены для обсуждения и выведены в сферу аналитического дискурса; взамен эти “немые” истины обрели новый для них артикулированный язык описания и коммуникации.
23 декабря 1992