Парад на красной площади
| Вид материала | Документы |
- Конкурс молодежных it-проектов «Soft-Парад 2008», 42.47kb.
- О проведении 7 ноября 2011 года торжественного марша молодежи Пуровского района в рамках, 22.47kb.
- Темы разработки экскурсий по дисциплине: «Архитектурные памятники Красной площади»., 35.9kb.
- Руководство по нанесению материалов «Парад», 632.28kb.
- Экскурсионный тур переславль- залесский, 17.82kb.
- Сценарий литературного вечера «Сибиряк по рождению, фантазер по призванию», 67.87kb.
- Е. Горфункель сюжеты рождественского парада, 268.87kb.
- Сводный план основных мероприятий, проводимых в системе образования города Москвы,, 1473.09kb.
- 17 в. 38, 144.6kb.
- Урок математики, посвящённый Дню города Курска, 84.23kb.
ПРООБРАЗ БУДУЩЕЙ ПОБЕДЫ. |
 Без «Славянки» парада быть не может. Фото Бориса Бабанова (НГ-фото) |
«Прощание славянки»... Кто не знает этот марш, марш-агитатор, марш-боец! Слова к этому маршу были написаны позже, спустя более полувека после того, как сверкающие трубы военных оркестров впервые выплеснули в синеву неба эту полную трагического оптимизма мелодию.
Автор марша, Василий Иванович Агапкин, родился 3 февраля 1884 года в деревне Шанчерово Михайловского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина-батрака. Ища лучшей доли, семья переехала в Астрахань. Но и на новом месте жилось Агапкиным трудно. В семь лет Вася осиротел и, чтобы прокормиться, вместе со своими сестрами просил подаяние.
Однажды мальчик увидел военных музыкантов, среди которых были и его одногодки. По совету одного из них он попросил мачеху, чтобы она показала его капельмейстеру. Так десятилетнего Васю Агапкина зачислили воспитанником духового оркестра 308-го пехотного батальона, стоявшего в Астрахани. Уже через четыре года он был признан лучшим солистом-корнетистом полка. К этому времени Василию Агапкину исполнилось пятнадцать лет, и ему представилась возможность перевестись на Кавказ в оркестр вольнонаемным музыкантом. В 1899–1906 годах он служил в оркестрах Аварского резервного батальона 82-го пехотного Дагестанского полка (г. Грозный), 45-го драгунского Северского полка (г. Александрополь), 43-го драгунского Тверского полка (г. Тифлис).
В 1906 году двадцатидвухлетний Агапкин был призван в армию и после трехгодичной службы решил учиться музыке.
Чтобы поступить в известное в стране Тамбовское музыкальное училище, Василий Агапкин перевелся в Тамбов и 12 января 1910 года был зачислен штаб-трубачом 7-го запасного кавалерийского полка. Осенью 1911 года он был принят на медно-духовое отделение в класс известного в Тамбове композитора, исполнителя и педагога Федора Кадичева. Именно Федор Михайлович привил своему талантливому ученику основы сочинительства крупных форм музыкальных произведений и обучил искусству дирижирования духовым оркестром.
В те годы в России внимательно следили за военными действиями, которые вели народы Балкан против турецкого ига. Болгария, Сербия, Черногория и Греция боролись за полное освобождение от пятисотлетней османской тирании.
Как патриот и музыкант Василий Агапкин по-своему откликнулся на эти события и в конце 1912 года написал марш, который назвал «Прощание славянки». Автор говорил, что марш посвящен женщинам-славянкам, провожающим своих сыновей, мужей и братьев на священную защиту Родины. Написанное для фортепиано сочинение было позднее оркестровано Яковом Богорадом, партитура и клавир отпечатаны в издательствах Москвы и Санкт-Петербурга.
В 1918 году Василий Агапкин добровольцем вступил в Красную Армию и был назначен капельмейстером 1-го Красного гусарского Варшавского полка. Красные гусары обороняли от немцев и белополяков Гродно, Барановичи, Минск и другие города Беларуси.
«В 1920 году добровольно поступил в органы НКВД СССР», – писал позднее Василий Агапкин в автобиографии. Он стал капельмейстером оркестра 27-го отдельного батальона ВЧК в Тамбове и в короткий срок сделал его лучшим среди музыкальных коллективов. 5 августа 1922 года оркестр Василия Агапкина дал прощальный концерт, о котором сообщила газета «Тамбовская правда». Дирижера вызвали в Москву, где он возглавил военно-духовой оркестр Школы транспортного отдела ОГПУ, который впоследствии получил наименование «Образцовый».
В январе 1924 года оркестр под управлением Агапкина провожал в последний путь Ленина. В биографии музыканта этих лет – организация в 1928 году в подмосковном Болшеве духового оркестра из беспризорников, открывшего многим из них дорогу в мир музыки. В 1938 году Василий Агапкин участвовал в работе комиссии по усовершенствованию музыкальной части боя часов Спасской башни.
Великая Отечественная война застала интенданта 1-го ранга Василия Агапкина начальником духовых оркестров Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения НКВД СССР им. Дзержинского. Ему выпала миссия, которую иначе как исторической не назовешь. Вот как он сам вспоминал об этом:
«2 ноября 1941 года меня вызвал к себе командир дивизии и сообщил, что я должен явиться к коменданту города генералу Синилову.
– 7 ноября на Красной площади состоится парад войск, – объяснил Синилов, когда я явился к нему. – Правительство возложило на вас руководство сводным оркестром гарнизона, который нужно для этой цели организовать из числа находящихся в Москве оркестров. Предупреждаю: необходимо, чтобы ни один музыкант не знал цели репетиции, так как это совершенно секретно! Где вы проведете репетиции и какого числа, ведь времени осталось мало?
– Мне необходимо не менее двух дней, – ответил я, – прошу вас провести репетиции в казармах…»
Репетиции начались в Хамовниках 4 ноября, а 6 ноября состоялась третья, последняя репетиция сводного оркестра.
Героический парад начался в 8 часов. Сводный оркестр под управлением Василия Агапкина исполнил марши «Парад» и «Ленинский призыв» С.А.Чернецкого, старинные русские марши «Герой» и «Кавалерийская рысь», марш «Прощание славянки». Этот марш звучал так свежо и остро, будто был написан специально для того, чтобы передать полкам, одетым в боевую походную форму, напутствие русских женщин.
Прошла пехота, оркестр должен переместиться, чтобы дать возможность пройти кавалерии и танкам. Но Василий Иванович не смог двинуться с места: ноги примерзли к помосту.
«Что делать?.. Задержу кавалерию, получится заминка, а я не могу даже слова выговорить: так как и губы замерзли, не шевелятся. Жестом никого не подзовешь. Любой мой взмах на виду оркестра может быть истолкован как дирижерский приказ. Спасибо капельмейстеру Стейскалу. Он догадался и быстро подбежал к подставке. Я нагнулся, рукой оперся на его плечо и отодрал ноги. Все еще держась за плечо Стейскала, медленно спустился по ступенькам вниз. Движением руки я подал знак, чтобы оркестр отвели к ГУМу…»
Через четыре года на Красной площади состоялся Парад Победы. 24 июня 1945 года сводный оркестр, которым дирижировал генерал-майор С.А.Чернецкий, исполнил боевые марши, в том числе и «Прощание славянки». Фанфаристами и барабанщиками сводного оркестра руководил полковник Агапкин. После взмаха его дирижерской палочки под барабанную дробь двести солдат бросили к подножию Мавзолея фашистские штандарты...
После Великой Отечественной войны Василий Агапкин продолжал заниматься музыкой. Образцовый оркестр МГБ СССР, которым он дирижировал, часто выступал в московском саду «Эрмитаж», выезжал на гастроли, участвовал в парадах на Красной площади, в воздушных парадах в Тушине. В 1955 году 71-летний Василий Агапкин в звании полковника вышел в отставку. Почти все время он проводил на даче под Абрамцевом, занимался композиторской работой, принимал учеников, много читал. На закате жизни, случалось, брал в руки трубу, которую на последние деньги он, в те годы юный корнетист, приобрел на Кавказе, и играл старые, хорошо отработанные вещи по-иному, с иными красками и оттенками. Имевшим счастье слышать эту игру порой казалось, что такое богатство звучания не может быть доступно медно-духовому инструменту, превышает его возможности…
В феврале 1964 года Василий Иванович отметил свое 80-летие, а в октябре его не стало. Некоторые вещи музыканта, в том числе и его ставшая легендарной труба, как бесценная реликвия, были переданы в Центральный музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе.
Похоронен Василий Агапкин в Москве на Ваганьковском кладбище. На скромном памятнике-стеле высечены начальные такты марша «Прощание славянки», обессмертившего имя своего создателя. А выше горят слова: «Дирижер-композитор, полковник Василий Иванович Агапкин. 1884–1964».
Летом 1965 года участник ансамбля песни и пляски Дальневосточного военного округа А.Федотов написал слова на мелодию марша:
Этот марш не смолкал на перронах.
Когда враг заслонял горизонт,
С ним отцов наших в дымных вагонах
Поезда уносили на фронт…
Нехитрые слова этой песни проникают в самое сердце:
И если в поход
Страна позовет,
За край наш родной,
Мы все пойдем в священный бой!
Отправить почтой
ссылка скрыта
В закладки
ссылка скрыта
Разместить в LiveJournal
Такова история создания марша, ставшего любимой и почитаемой народом песней настолько, что на переломе эпох были предложения сделать ее гимном новой России. Марш «Прощание славянки» стал официальным гимном Краснодарского края и родных мест Василия Ивановича Агапкина – Тамбовской области. Эта музыка звучит на вокзалах, при спуске корабля на воду, на парадах, во время проводов в армию.
| | В землянке Музыка: К.Листова Слова: А.Суркова Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой. Ты сейчас далеко, далеко, Между нами снега и снега. До тебя мне дойти не легко, А до смерти - четыре шага. Пой, гармоника, вьюге назло, Заплутавшее счастье зови. Мне в холодной землянке тепло От моей негасимой любви. |
| Баксанская Музыка: Б. Терентьева Слова: А.Грязнова, Л.Коротаева, Н.Персиянинова Где снега тропинки заметают, Где вершины грозные стоят, Эту песнь сложил и распевает Альпинистов боевой отряд. Нам в боях родными стали горы Не страшны бураны и пурга. Дан приказ, не долги были сборы На разведку в логово врага. Помнишь, товарищ, Белые снега, Стройный лес Баксана, Блиндажи врага Помнишь гранату и записку в ней Под скалистым гребнем для грядущих дней На костре в дыму трещали ветки, В котелке дымился крепкий чай. Ты пришел усталый из разведки, Много пил и столько же молчал. Синими замерзшими руками Протирал вспотевший автомат, Глубоко вздыхая временами, Головой откинувшись назад. | Помнишь, товарищ, вой ночной пурги, Помнишь, как кричали нам в лицо враги, Помнишь, как ответил с ревом автомат, Помнишь, как вернулись мы с тобой в отряд. Там, где днем и ночью крутят шквалы, Где вершины грозные в снегу, Мы закрыли прочно перевалы И ни шагу не дали врагу. День придет, решительным ударом, В бой пойдет народ в последний раз, И тогда он скажет, что не даром Мы стояли насмерть за Кавказ. Время былое пролетит как дым В памяти развеет прошлого следы, Но не забыть нам этих грозных дней, Вечно сохраним их в памяти своей. Шуткам не учат в наших лагерях, Если придется воевать в горах Вместо ледоруба возьмешь ты автомат, Словно на страховке, прижмешь его приклад. Вспомни, товарищ, белые снега, Стройный лес Баксана, блиндажи врага, Кости на Бассе, могилы под Ужбой, Вспомни товарищ, вспомни дорогой. 1943 |
История песни
Алексей Сурков: КАК СЛОЖИЛАСЬ ПЕСНЯ
За мою довольно долгую жизнь в литературе мне привалило большое счастье написать несколько стихотворений, которые были переложены на музыку и стали всенародными песнями, потеряв имя автора. К числу таких песен относятся "Чапаевская", "Конармейская", "То не тучи, грозовые облака", "Рано-раненько", "Сирень цветет", "Песня смелых", "Бьется в тесной печурке огонь..." и некоторые другие.
Все эти песни - и те, что были написаны до войны, и те, что родились в дни Великой Отечественной войны, - были адресованы сердцу человека, отстаивавшего или отстаивающего честь и независимость своей социалистической Родины с оружием в руках. Как создавались эти песни? Каждая по-своему. Но есть у них нечто общее - были они написаны как стихи для чтения, а потом, переложенные на музыку, стали песнями.
Расскажу историю песни, которая родилась в конце ноября 1941 года после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой. Эта песня "Бьется в тесной печурке огонь...". Если я не ошибаюсь, она была первой лирической песней, рожденной из пламени Великой Отечественной войны, принятой и сердцем солдата, и сердцем тех, кто его ждал с войны.
А дело было так. 27 ноября мы, корреспонденты газеты Западного фронта "Красноармейская правда", и группа работников Политуправления Западного фронта прибыли в 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, чтобы поздравить ее бойцов и командиров с только что присвоенным им гвардейским званием, написать о боевых делах героев. Во второй половине дня, миновав командный пункт дивизии, мы проскочили на грузовике на КП 258-го (22-го гвардейского) стрелкового полка этой дивизии, который располагался в деревне Кашино. Это было как раз в тот момент, когда немецкие танки, пройдя лощиной у деревни Дарны, отрезали командный пункт полка от батальонов.
Быстро темнело. Два наших танка, взметнув снежную пыль, ушли в сторону леса. Оставшиеся в деревне бойцы и командиры сбились в небольшом блиндаже, оборудованном где-то на задворках КП у командира полка подполковника М.А. Суханова. Мне с фотокорреспондентом и еще кому-то из приехавших места в блиндаже не осталось, и мы решили укрыться от минометного и автоматного огня на ступеньках, ведущих в блиндаж.
Немцы были уже в деревне. Засев в двух-трех уцелевших домах, они стреляли по нас непрерывно. - Ну а мы что, так и будем сидеть в блиндаже? - сказал начальник штаба полка капитан И.К. Величкин. Переговорив о чем-то с командиром полка, он обратился ко всем, кто был в блиндаже: - А ну-ка, у кого есть "карманная артиллерия", давай!
Собрав десятка полтора ручных гранат, в том числе отобрав и у меня две мои заветные "лимонки", которые я берег на всякий случай, капитан, затянув потуже ремень на своей телогрейке, вышел из блиндажа.
- Прикрывайте! - коротко бросил он.
Мы тотчас же открыли огонь по гитлеровцам. Величкин пополз. Гранаты. Взрыв, еще взрыв, и в доме стало тихо. Тогда отважный капитан пополз к другому дому, затем - к третьему. Все повторилось, как по заранее составленному сценарию. Вражеский огонь поредел, но немцы не унимались. Когда Величкин вернулся к блиндажу, почти смеркалось. Командир полка уже выходил из него: КП менял свое расположение.
Все мы организованно стали отходить к речке. По льду перебирались под минометным обстрелом. Гитлеровцы не оставили нас своей "милостью" и тогда, когда мы уже были на противоположном берегу. От разрывов мин мерзлая земля разлеталась во все стороны, больно била по каскам.
Когда вошли в новое селение, кажется Ульяново, остановились. Самое страшное обнаружилось здесь. Начальник инженерной службы вдруг говорит Суханову:
- Товарищ подполковник, а мы же с вами по нашему минному полю прошли!
И тут я увидел, что Суханов-человек, обычно не терявший присутствия духа ни на секунду, - побледнел как снег. Он знал: если бы кто-нибудь наступил на усик мины во время этого отхода, ни один из нас не уцелел бы.
Потом, когда мы немного освоились на новом месте, начальник штаба полка капитан Величкин, тот, который закидал гранатами вражеских автоматчиков, сел есть суп. Две ложки съел и, смотрим, уронил ложку - уснул. Человек не спал четыре дня. И когда раздался телефонный звонок из штаба дивизии - к тому времени связь была восстановлена, - мы не могли разбудить капитана, как ни старались.
Нечеловеческое напряжение переносили люди на войне! И только от того, что они были такими, их ничем нельзя было запугать.
Под впечатлением пережитого за этот день под Истрой я написал письмо жене, которая жила тогда на Каме. В нем было шестнадцать "домашних" стихотворных строк, которые я не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки...
Стихи мои "Бьется в тесной печурке огонь" так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, не пришел в нашу фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить "что-нибудь, на что можно написать песню". И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным в том, что хотя я свою совесть и очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось. Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фоторепортера Михаила Савина гитару и спел свою новую песню, назвав ее "В землянке".
Все, свободные от работы "в номер", затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня получилась. Листов ушел. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя на гитаре, исполнил песню. И сразу стало ясно, что песня "пойдет", если мелодия ее запомнилась с первого исполнения.
Песня действительно "пошла". По всем фронтам - от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: "...до тебя мне дойти нелегко, а до смерти - четыре шага" - упадочнические, разоружающие. Просили и даже требовали, чтобы про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее дальше от окопа. Но мне жаль было менять слова - они очень точно передавали то, что было пережито, перечувствовано там, в бою, да и портить песню было уже поздно, она "пошла". А, как известно, "из песни слова не выкинешь".
О том, что с песней "мудрят", дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав доброе слово по адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка "до смерти - четыре шага".
Гвардейцы высказали такое едкое пожелание: "Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, - мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти".
Поэтесса Ольга Бертгольц рассказала мне еще во время войны такой случай. Пришла она в Ленинграде на крейсер "Киров". В кают-компании собрались офицеры крейсера и слушали радиопередачу. Когда по радио была исполнена песня "В землянке" с "улучшенным" вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста, и люди, выключив репродукторы, демонстративно спели трижды песню в ее подлинном тексте.
| В лесу прифронтовом Музыка: М. Блантера Слова: М. Исаковского С берез, неслышен, невесом, Слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы - Товарищи мои. Под этот вальс весенним днем Ходили мы на круг; Под этот вальс в краю родном Любили мы подруг; Под этот вальс ловили мы Очей любимых свет; Под этот вальс грустили мы, Когда подруги нет. И вот он снова прозвучал В лесу прифронтовом, И каждый слушал и мечтал О чем-то дорогом; И каждый думал о своей, Припомнив ту весну. И каждый знал - дорога к ней Ведет через войну. Пусть свет и радость прежних встреч Нам светят в трудный час. А коль придется в землю лечь, Так это ж только раз. Но пусть и смерть в огне, в дыму Бойца не устрашит, И что положено кому - Пусть каждый совершит. Так что ж, друзья, коль наш черед, Да будет сталь крепка! Пусть наше сердце не замрет, Не задрожит рука. Настал черед, пришла пора, - Идем, друзья, идем. За все, чем жили мы вчера, За все, что завтра ждем. С берез, неслышен, невесом, Слетает желтый лист. Старинный вальс «Осенний сон» Играет гармонист. Вздыхают, жалуясь, басы, И, словно в забытьи, Сидят и слушают бойцы - Товарищи мои. 1943 | Голубой конверт Музыка: Ю. Милютина Слова: В.Замятина К тебе сквозь туманы, Леса и поляны Летит мой конверт голубой. Летит мой листочек, Родной голубочек, В тот дом, где расстались с тобой. Пусть горы высоки, Пусть степи широки,— Слова прилетят в край родной. О смелых ребятах, О грозных атаках Расскажет конверт голубой. Ты, помнишь, сказала, Когда провожала: «Разлуку враги принесли...» Тех слов не забуду, Врагов бью повсюду, Чтоб вновь разлучить не смогли. В боях и походах, В буран-непогоду, Лишь вспомню твой голос родной, Мне станет светлее, Мне станет теплее, Как будто ты рядом со мной. К тебе сквозь туманы, Леса и поляны Летит мой конверт голубой. Летит мой листочек, Родной голубочек, В тот дом, где расстались с тобой. 1941 |
Темная ночь
Музыка: Н. Богословского Слова: В. Агатова
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная, черная степь пролегла между нами.
Верю в тебя, в дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила...
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.
Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!
1943
«Тёмная ночь» — лирическая песня, написанная композитором Никитой Богословским и поэтом Владимиром Агатовым в 1943 году для фильма «Два бойца». Режиссёру Леониду Лукову понадобился эпизод написания письма. Он обратился за помощью к Никите Богословскому, уже вскоре предложившему мелодию песни. В тот же день Марк Бернес записал фонограмму для песни, и уже на следующий день эпизод был снят. Главный герой фильма Аркадий Дзюбин в исполнении Марка Бернеса поёт эту песню под гитару ночью, во время дождя, во фронтовой землянке с протекающей кровлей. Песня приобрела огромную популярность и стала в СССР одной из наиболее любимых и известных песен, созданных во время Великой Отечественной войны.
| СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Пусть ярость благородная Вскипает, как волна,- Идет война народная, Священная война! Как два различных полюса, Во всем враждебны мы: За свет и мир мы боремся, Они - за царство тьмы. Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей! Не смеют крылья черные Над Родиной летать, Поля ее просторные Не смеет враг топтать! Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб! Встает страна огромная, Встает на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой. Пусть ярость благородная Вскипает, как волна,- Идет война народная, Священная война! 1941 | В землянках, в сумраке ночном, На память нам придет — Как мы в дому своем родном Встречали Новый год; Как собирались заодно У мирного стола, Как много было нам дано И света и тепла; Как за столом, в кругу друзей, Мы пили в добрый час За счастье родины своей И каждого из нас. И кто подумал бы тогда, Кто б вызнал наперед, Что неминучая беда Так скоро нас найдет? Незваный гость вломился в дверь, Разрушил кров родной. И вот, друзья, мы здесь теперь — Наедине с войной. Кругом снега. Метель метет. Пустынно и темно... В жестокой схватке этот год Нам встретить суждено. Он к нам придет не в отчий дом, Друзья мои, бойцы, И всё ж его мы с вами ждем И смотрим на часы. И не в обиде будет он, Коль встретим так, как есть, Как нам велит войны закон И наша с вами честь. Мы встретим в грохоте боев, Взметающих снега, И чашу смерти до краев Наполним для врага. И вместо русского вина — Так этому и быть!— Мы эту чашу — всю, до дна — Врага заставим пить. И Гитлер больше пусть не ждет Домой солдат своих,— Да будет сорок третий год Последним годом их! В лесах, в степях, при свете звезд, Под небом фронтовым, Мы поднимаем этот тост Оружьем боевым. Декабрь 1942 |
Всеволод Рождественский
ГОЛОС РОДИНЫ
В суровый год мы сами стали строже,
Как темный лес, притихший от дождя,
И, как ни странно, кажется, моложе,
Все потеряв и сызнова найдя.
Средь сероглазых, крепкоплечих, ловких,
С душой как Волга в половодный час,
Мы подружились с говором винтовки,
Запомнив милой Родины наказ.
Нас девушки не песней провожали,
А долгим взглядом, от тоски сухим,
Нас жены крепко к сердцу прижимали,
И мы им обещали: отстоим!
Да, отстоим родимые березы,
Сады и песни дедовской страны,
Чтоб этот снег, впитавший кровь и слезы,
Сгорел в лучах невиданной весны.
Как отдыха душа бы ни хотела,
Как жаждой ни томились бы сердца,
Суровое, мужское наше дело
Мы доведем - и с честью - до конца!
1941
| Песня смелых Стелются черные тучи, Молнии в небе снуют. В облаке пыли летучей Трубы тревогу поют. С бандой фашистов сразиться Смелых Отчизна зовет. Смелого пуля боится, Смелого штык не берет. Ринулись ввысь самолеты, Двинулся танковый строй. С песней пехотные роты Вышли за Родину в бой. Песня — крылатая птица — Смелых скликает в поход. Смелого пуля боится, Смелого штык не берет. Славой бессмертной покроем В битвах свои имена. Только отважным героям Радость победы дана. Смелый к победе стремится, Смелым дорога вперед. Смелого пуля боится, Смелого штык не берет. 22 июня 1941 | Родина Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Все, что у нас осталось вдалеке, Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой ее ты в детстве увидал. Клочок земли, припавший к трем березам, Далекую дорогу за леском, Речонку со скрипучим перевозом, Песчаный берег с низким ивняком. Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли. Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы, Да, можно голодать и холодать, Идти на смерть... Но эти три березы При жизни никому нельзя отдать |