Учебное пособие для вузов

Вид материала

Учебное пособие

Содержание Глава 4. Нзучнр-твхннчвЕкий прогресс н егв моральные проблемы Глана 4. Научир-твхнический нрвгресс и его моральные нройдемы Оценка технологий

Подобный материал:

• Учебное пособие для вузов, 757.74kb.
• Учебное пособие для вузов / Г. Р. Колоколов. М.: Издательство «Экзамен», 2006. 256, 66.37kb.
• Учебное пособие для технических вузов Серия «Современное высшее образование», 19249.92kb.
• Учебное пособие для студентов медицинских вузов Волгоград 2003г, 624.61kb.
• Учебное пособие для модульно-рейтинговой технологии обучения Бийск, 2035.37kb.
• Практикум для вузов Москва владос губарева Л. И., Мизирева О. М., Чурилова Т. М., Практикум, 2037.65kb.
• Общий курс физики т-1 Механика: учебное пособие М.: Физматлит, 2002. Сивухин Д. В.,, 679.32kb.
• Учебное пособие для студентов педагогических вузов Автор-составитель, 2925.54kb.
• Лесников Анатолий Ильич, старший преподаватель Уфимского Государственного института, 1383.27kb.
• А. В. Карагодин Местное самоуправление в Белгородской области (финансово-экономический, 1526.61kb.

Раздел IV. Этика пари

Начиная с 1970-х гг. не менее острым стало обсуж­дение того, с какого момента эмбрионального (или по­стэмбрионального) развития развивающееся существо следует признавать человеком со всеми вытекающими отсюда последствиями. И опять-таки эти дискуссии вспыхнули вследствие научных достижений — на сей раз в области эмбриологии и появления технологий искусственного воспроизводства человеческой жизни.


1 Логика развитии науки и проблемы социальной ответственности

Примечательная особенность развития этики на­уки в последние десятилетия состоит в том, что это развитие не просто сопровождается острейшими дис­куссиями, но, более того, можно сказать, что такие дискуссии являются формой ее существования. Одна из таких дискуссионных тем — основания и границы социальной ответственности ученых. Следует подчер­кнуть, что то или иное толкование проблем социальной ответственности в существенной мере определяется пониманием природы науки и научного познания.

Например, наука может рассматриваться только как сложившаяся к данному моменту система соответ­ствующим образом обоснованных знаний без учета всех тех человеческих и социальных взаимодействий, в которые вступают люди по поводу создания и приме­нения этих знаний. В таком случае отдельный ученый выступает лишь как безликий агент, через посредство которого действует объективная логика развития на­уки. Этот агент — познающий субъект -— осуществля­ет познавательное отношение к действительности, что предполагает с его стороны «чистое», совершенно не заинтересованное и бесстрастное изучение познавае­мого объекта. Всякое же проявление личностных, субъективных качеств исследователя понимается при этом исключительно как источник помех и ошибок.

Понятие «чистого» познавательного отношения, однако, является абстракцией, позволяющей выделять и изучать отдельные стороны научного познания, и, как

Глава ч. Научнп-твкничвский прогресс и его моральные проблемы

всякая абстракция, оно может давать лишь односторон­нее представление о рассматриваемом объекте. Смысл этой абстракции и состоит в том, что она позволяет при анализе познавательной деятельности отвлечься от ценностных, и в том числе от этических, моментов этой деятельности. Благодаря этому мы получаем упрощен­ную картину науки, которую можно сравнить с проек­цией объемной фигуры на плоскость.

Если, однако, абстракция познавательного отноше­ния начинает применяться за пределами сферы своей обоснованности, если она мыслится по сути дела как выражение специфики научного познания, то мы, ес­тественно, лишаемся оснований апеллировать при рассмотрении науки к моральным критериям. Очевид­но, при таком понимании науки вопрос о социальной ответственности ученого в значительной степени сни­мается — место социальной ответственности занимает та самая объективная логика развития, т. е. разверты­вания безличного познавательного отношения.

Эта логика — которая, заметим, в реальных иссле­дованиях науки всегда реконструируется задним чис­лом — оказывается неким неумолимым и слепым ме­ханизмом, однозначно детерминирующим познаватель­ную деятельность ученого. На нее, а не на него в таком случае возлагается и вся ответственность.

Сказанное не следует понимать как отрицание того, что процесс развития науки обладает своей внут­ренней логикой, или того, что получение объективного знания о мире является одной из главных ценностей, ориентирующих познавательную деятельность ученого. Речь идет о том, что эта логика реализуется не вне уче­ного, не где-то над ним, а именно в его деятельности.

Каждое значительное научное достижение, как правило, открывает целый спектр новых путей иссле­дования, о которых до него едва ли можно было дога­дываться. А это значит, что логика науки не так прямо­линейна и однозначна, и уж во всяком случае она не является однозначной. Она задает предпосылки и ус­ловия протекания творческой деятельности ученого, но никоим образом не отменяет последней. В конце кон­цов, научное знание порождается вполне конкретной научной деятельностью, которую осуществляют реаль­ные исследователи и исследовательские коллективы. А эта деятельность, будучи деятельностью человечес­кой, является тем самым и законным объектом этичес­кой оценки.

Таким образом, дилемма «объективная логика раз­вития науки или социальная ответственность ученого» оказывается некорректной — ни один из членов этой оппозиции не отменяет другого. Аргументы, при помо­щи которых они противопоставляются друг другу, при всей их видимой естественности опираются не столько на само по себе объективное положение дел, сколько на определенное — и притом, как мы видели, односто­роннее — истолкование науки и научного познания.

Но тем самым теряют убедительность и основан­ные на этой оппозиции доводы такого, например, ха­рактера: «Если этого не сделаю я, то сделает кто-то другой — ведь если все-таки это сделаю я, то именно я (а не объективная логика и не кто-то другой) буду и ответственным за это». Характерно, кстати, что подоб­ные доводы едва ли будут сочтены оправданиехМ в том случае, когда речь идет об ошибках при проведении эксперимента или в доказательстве. Конечно, всегда существует возможность ошибок. Но это не освобож­дает от критики того, кто совершает ошибку.

Более того, нормы, действующие внутри научного сообщества и определяющие профессиональные взаи­моотношения между учеными, идут в этом смысле еще дальше. Ученый, по словам американских социологов Т. Парсонса и Н. Сторера, «не может оправдать ошибку в своей работе, сославшись на то, что позаимствовал ее у другого, поскольку с самого начала он должен был быть скептически настроен по отношению к чужой работе».


В Использование научных достижений и проблема, социальной ответственности

В современных дискуссиях по проблемам социаль­ной ответственности науки часто встречается и другая дилемма. В этом случае место объективной логики на­уки занихмают столь же анонимные социальные силы. Утверждается, что наука сама по себе этически нейт­ральна, а антигуманное использование ее достижений целиком и полностью обусловлено теми социальными силами (скажем, политическими властями или бизне­сом), которые контролируют практическое применение результатов научных исследований. Интересно отме­тить, что в тех случаях, когда речь идет о позитивных последствиях использования научных достижений, проводить такую линию рассуждений обычно забыва­ют — здесь-то уж ответственной оказывается именно наука.

Конечно, в значительной мере аргументация, от­сылающая к тем силам, которые в состоянии контро­лировать использование результатов научных иссле­дований, справедлива. Однако и в этом случае вопрос о социальной ответственности науки и ученого нельзя сбрасывать со счетов. Отказ рассматривать вопрос о социальной ответственности, ссылаясь на действие внешних социальных сил, не является достаточным основанием для того, чтобы переложить бремя мораль­ного выбора и ответственности за выбор на эти силы. Ведь сам такой отказ уже является актом выбора, и этот акт выбора и подлежит этической оценке.

В конечном счете, каждый научный результат не­зависимо от того, какое практическое применение он получает, представляет собой индивидуальный вклад конкретного ученого либо конкретного научного кол­лектива, да и сами социальные силы действуют через посредство людей. Напомним, что Нюрнбергский три­бунал признал ответственными тех биологов и меди­ков, которые «во имя прогресса науки» проводили бесчеловечные эксперименты над узниками. Не осво­бодило их от ответственности и то, что они называли себя только орудием в руках нацистского режима. Разумеется, в данном случае речь шла о юридической, а не моральной ответственности. Но значит ли это, что их эксперименты были нейтральными с этической точки зрения?

Обратим внимание на то, что и в рамках этой ди­леммы познавательные моменты научной деятельнос­ти обособляются от ценностно-этических и противопо­ставляются им, хотя здесь подчеркивается скорее ин­струментальная, чем содержательная сторона научно­го познания. Результатом же — если эту линию рас­суждений проводить последовательно — оказывается то, что научная деятельность выступает как деятель­ность несамостоятельная, служебная, вторичная. Что касается ученого, то в этой ситуации он не может быть ответственной и суверенной в своих действиях лично­стью, а превращается в интеллектуальное орудие со­циальных сил.

Впрочем, до такого вывода сторонники этой пози­ции обычно не доходят, поскольку он вступает в очевид­ное противоречие не только с внешней, но и с внутрен­ней этикой науки. Действительно, статус и авторитет ученого в пределах научного сообщества определяет­ся прежде всего именно его личным вкладом в разви­тие той или иной научной дисциплины — он, стало быть, оказывается ответственным за то, что им сдела­но. И эта норма является мощным стимулом в деятель­ности ученого.

Аргументация в пользу того, что перспективы прак­тического применения научных достижений определя­ются не самими учеными, а исключительно внешними социальными силами, очень часто выражается в фор­ме так называемого «технологического императива». Согласно этому императиву все то, что становится для человечества технически возможным, непременно ре­ализуется практически. Порой его смысл передается и утверждением о том, что прогресс науки остановить невозможно, так что всегда найдутся силы, готовые реализовать любые, даже самые рискованные и опас­ные, научные проекты. При этом явно или неявно предполагается, что уделом людей остается лишь при­способление, насколько оно вообще достижимо, к тому, что порождают все новые и новые джинны, выпуска­емые учеными из своих пробирок.

Этот технологический императив наделе есть все­го лишь предубеждение, хотя и весьма распространен­ное, но тем не менее не опирающееся на какое бы то ни было фактическое обоснование. Существует нема-

Глава 4. Нзучнр-твхннчвЕкий прогресс н егв моральные проблемы

ло такого, что осуществимо технически и тем не менее не реализуется, в том числе по моральным соображе­ниям.

Общество в целом вовсе не склонно фаталистичес­ки соглашаться с «технологическим императивом», так что уже достаточно давно предпринимаются попытки так или иначе воздействовать на процессы принятия новых технологий. В этой связи имеет смысл сказать о деятельности по оценке технологий, которая достаточ­но эффективно развивается на протяжении последних десятилетий. При этом речь идет не столько о прямом запрете опасных технологий, сколько о том, чтобы по возможности постараться заранее предусмотреть воз­можность негативных эффектов и минимизировать, если не вовсе элиминировать, их.

Итак, мы можем сделать вывод о том, что и в оп­позиции «социальные силы или ответственность уче­ного» оба ее члена не исключают друг друга. И в этом случае их резкое противопоставление опирается на вполне определенное —- и опять-таки одностороннее — истолкование науки и научного познания. Говоря об этом, необходимо подчеркнуть, что было бы ошибкой абсолютизировать и считать всемогущим мотив соци­альной ответственности ученых, поскольку такая абсо­лютизация чревата той же самой односторонностью и опасностью неадекватного восприятия науки. Речь идет лишь о том, что социальная ответственность представ­ляет собой одну из неотъемлемых сторон мира науки.

В этой связи имеет смысл привести слова выдаю­щегося отечественного биолога В.А. Энгельгардта. «Нет сомнения, — отмечал он, — что в случае глобальных проблем, кризисов ученым не раз придется обращать­ся к своей совести, призывать чувство ответственно­сти, чтобы найти правильный путь преодоления воз­никающих угроз. И, разумеется, дело общественной совести ученых мира, общей ответственности — все­мерно бороться с причинами, вызывающими вредные, губительные последствия, направлять научные поис­ки на исправление вреда, который сама наука, не взвесив и не учтя возможных последствий, могла принести».

| Свобода исследований и социальная ответственность

Одной из весьма острых тем, обсуждаемых в дис­куссиях по вопросам социальной ответственности, является свобода научных исследований. В частности, нередко высказывается мнение, будто вопрос о соци­альной ответственности касается только прикладных исследований и не распространяется на исследования фундаментальные.

В пользу этой точки зрения приводятся такие ар­гументы: во-первых, результаты, а тем более возмож­ные области и направления практического приложе­ния фундаментальных исследований непредсказуемы; во-вторых, всякое вмешательство, затрагивающее на­правление и методы фундаментальных исследований, нарушает принцип свободы научного поиска.

Действительно, результаты и приложения фунда­ментальных исследований очень часто непредсказуе­мы. Тем не менее мы с большой долей уверенности можем предполагать, что результаты сегодняшних фундаментальных исследований довольно быстро най­дут самые разнообразные применения, причем эти применения, вполне вероятно, будут иметь и негатив­ные стороны,

И хотя ученые могут не знать, каковы будут прак­тические последствия того или иного открытия, они слишком хорошо знают, что «знание— это сила», и притом далеко не всегда добрая, а потому должны стремиться к тому, чтобы предвидеть, что принесет людям то или иное открытие. Ведь при наличии такого стремления больше шансов своевременно распознать возможные нежелательные эффекты.

Наученное горьким опытом, человечество посте­пенно усваивает ту истину, что гораздо более эффек­тивный и безопасный путь — стараться предотвратить негативные последствия новых технологий, чем тратить ресурсы на минимизацию таких последствий тогда, когда они в полной мере проявятся. В последние годы активность, направленная на такое упреждающее ре­агирование, приобретает систематический характер.

Широкое признание, в частности, получает «принцип предосторожности».

В соответствии с этим принципом, коль скоро пред­лагается использование новой технологии, и при этом у кого-то возникают разумные сомнения в ее безопас­ности, то бремя доказательства ее безопасности ложит­ся на того, кто предлагает ее ввести. Конечно, абсо­лютно безопасных технологий не существует, так что на практике достаточно будет показать, что риск пре­небрежимо мал по сравнению с предполагаемыми положительными эффектами новой технологии.

Таким образом, принцип предосторожности стано­вится платформой для предварительной оценки новых технологий. Следует еще раз обратить особое внима­ние на то, чего не было 30 и даже 20 лет назад: сегодня вопрос о безопасности новой технологии ставится не задним числом, не тогда, когда ее применение уже привело к негативным эффектам, которые приходится так или иначе исправлять. Конечно, такого рода дея­тельностью человечеству приходится много занимать­ся сейчас, да и в будущем исправление сделанных ранее ошибок будет требовать немало сил и средств. Тем не менее сегодня акцент ставится на том, чтобы предупредить негативное развитие событий, в чем и состоит смысл принципа предосторожности. Наряду с этим можно зафиксировать и следующую тенденцию: предварительная оценка безопасности новых техноло­гий, их экспертиза проводится не от случая к случаю, она обретает черты специально организованной и ре­гулярно осуществляемой деятельности.

Что касается вопроса о свободе исследований, то здесь необходимо отметить следующее. Прежде всего , подчеркнем, что эта свобода — одна из очень значи­мых ценностей современной цивилизации, утвердив­шаяся в таком высоком статусе в ходе длительного и трудного процесса институционализации науки, о ко­тором мы уже подробно говорили. Отметим также и то, что отечественные ученые чрезвычайно болезненно реагируют на попытки ограничения этой свободы. И тому есть основания: в советское время, как извес­тно, развитие многих в высшей степени перспектив­ных областей исследований тормозилось и даже зап­рещалось по идеологическим соображениям. При этом те, кто работал в таких областях, нередко подвергались жесточайшим репрессиям. Особенно большой урон претерпели такие области науки, как генетика и ки­бернетика.

И хотя с тех пор прошло несколько десятилетий, в научном сообществе жива память об этом идеологичес­ком диктате. Поэтому принципиально важно, что в Конституции России содержится норма, гарантирую­щая свободу научного поиска. Это значит, что свобода научного поиска имеет в нашей стране высокую сте­пень законодательной защищенности. Говоря более конкретно, ограничение этой свободы в каждом слу­чае должно не только специально обосновываться, но и вводиться законодательным путем.

К примеру, в российской Конституции содержит­ся и такая норма, согласно которой «никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицин­ским, научным или иным опытам». Данная норма огра­ничивает возможность проведения исследований с участием человека в качестве испытуемого такими случаями, когда сам испытуемый (или его законный представитель) дает на то согласие.

Еще один пример: в 2002 г. был принят закон о временном (сроком на 5 лет) запрещении клонирова­ния человека. Принятие этого запрета законодатель­ным путем потребовалось именно потому, что он опять-таки ограничивает свободу исследований. При этом закон о запрете клонирования четко и определенно фиксирует, какие именно исследования в области кло­нирования подлежат запрету.

Отметим, далее, следующее. Современные фунда­ментальные исследования, как правило, требуют совме­стного труда больших научных коллективов, и сопря­жены со значительными материальными затратами. И это — хотим мы того или не хотим — накладывает неизбежные ограничения на свободу исследования.

Не менее существенно и то, что нынешняя наука — это не просто любознательность одиночек, но доста­точно сложный социальный институт, оказывающий серьезное воздействие на жизнь человека и общества. Поэтому идея неограниченной свободы, некогда быв­шая безусловно прогрессивной, ныне уже не может приниматься без учета той социальной ответственно­сти, с которой должна быть неразрывно связана эта свобода.

Вообще же говоря, само противопоставление сво­боды исследования как требования, идущего изнутри научной деятельности, и социальной ответственности как того, что налагается на эту деятельность извне, опирается на весьма узкое понимание научной дея­тельности, ее мотивов и способов осуществления. Ко­нечно, наука есть поиск истины. Но это именно иска­ние, процесс, требующий усилий, напряжения, а не созерцание где-то вне мира бытующей истины. Поэто­му и путь к истине есть научная, но вместе с тем и человеческая деятельность, которую осуществляет че­ловек как целое, а не какие-то абстрагированные от него способности или интересы.

Вопрос о свободе исследований, о том, как она должна пониматься, был одним из центральных в ходе развернувшихся в середине 70-х гг. прошлого столе­тия дискуссий вокруг экспериментов в области генной инженерии, в частности — работ с рекомбинантной ДНК. Кульминационным моментом стал призыв груп­пы молекулярных биологов и генетиков во главе с П. Бергом (США) объявить добровольный мораторий на такие эксперименты в этой области, которые могут представлять потенциальную опасность для генетичес­кой конституции живущих ныне организмов. Высказы­вались опасения относительно того, что созданные в лаборатории рекомбинантные (гибридные) молекулы ДНК, способные встроиться в гены какого-либо орга­низма и начать действовать, могут породить совершен­но невиданные и, возможно, потенциально опасные для существующих видов формы жизни.

Объявление моратория явилось беспрецедентным событием для науки: впервые ученые по собственной инициативе решили, ограничив собственную свободу, приостановить исследования, сулившие им колоссаль­ные успехи. После того, как мораторий был объявлен, ведущие ученые в этой области разработали целую систему мер предосторожности, обеспечивающих бе­зопасное проведение исследований.

Этот пример показателен в том смысле, что уче­ные, обращаясь с призывом к коллегам и к обществен­ному мнению, впервые пытались привлечь внимание не обещанием тех благ, которые можно ожидать от данной сферы исследований, а предупреждением о возможных опасностях. Таким образом, проявление обеспокоенности и социальной ответственности оказа­лось не только общественно приемлемой, но и обще­ственно признаваемой и, более того, общественно сти­мулируемой формой поведения ученых.

Впоследствии выяснилось, что потенциальные опасности экспериментов в целом были преувеличе­ны. Однако это вовсе не было очевидным тогда, когда выдвигалось предложение о моратории. И те знания о безопасности одних экспериментов и об опасности других, которыми располагает ныне наука, сами яви­лись результатом научных исследований, проведенных для оценки риска именно вследствие моратория. Бла­годаря мораторию были получены новые научные дан­ные, новые знания, новые методы экспериментирова­ния, позволившие разделить эксперименты на классы по степени их потенциальной опасности, а также раз­работать методы получения ослабленных вирусов, спо­собных существовать только в искусственной среде лаборатории.

В ходе дискуссий вокруг моратория высказывались самые различные точки зрения. Наряду с защитой абсолютно ничем не ограничиваемой свободы иссле­дований была представлена и диаметрально противо­положная точка зрения — предлагалось регулировать науку так же, как регулируются железные дороги. Между этидми крайними позициями находится широ­кий диапазон мнений о возможности и желательности регулирования исследований с тем, чтобы при их про­ведении соблюдались определенные этические нормы.

Таким образом, свобода исследований рассматри­вается не как абсолютное право, а как то, что должно быть связано с определенными ограничениями и с ответственностью ученых перед обществом. А это зна­чит, что и дилемма «свобода исследований или соци­альная ответственность» оказывается некорректной — ни один из членов оппозиции не исключает другого. Само существование и развитие науки сегодня попро­сту невозможно без тех или иных форм и норм регу­лирования (в том числе этического) исследований и вообще научной деятельности.


| Этическое регулирование научных исследований

Одной из примечательных особенностей совре­менной науки является то, что тем, кто связан с нею, приходится все чаще и все основательней заниматься этическими проблемами. Никогда в прошлом не было такого, чтобы исследователям и администраторам на­уки в своей повседневной деятельности приходилось тратить столько внимания, времени и сил не только на обсуждение этих проблем, но и на попытки найти то или иное их решение. Никогда в прошлом не было и такого, чтобы научные исследования и их приложения оказывались объектом столь интенсивного и детально­го регулирования — не только этического, но и юриди­ческого. Сегодня принимается несметное количество нормативных актов — как внутри-, так и межведом­ственных, как национальных, так и международных, призванных обеспечить такое регулирование.

Средоточием наиболее острых этических проблем при этом оказывается биомедицина. Сегодня она явля­ется одной из фокальных точек развития науки — тех точек, в которых раньше или же более рельефно, чем во всех других, проявляются многие глобальные тен­денции, значимые для науки в целом.

В частности, нынешний бурный прогресс биоме­дицины в концентрированном виде отражает важную тенденцию в развитии науки (да и техники) в после­дние десятилетия — ее неуклонное приближение к человеку, к его потребностям, устремлениям, чаяниям. В результате происходит, если можно так выразиться, все более плотное «обволакивание» человека наукой, его погружение в мир, проектируемый и обустраива­емый для него наукой и техникой. Конечно, дело при этом вовсе не ограничивается одним лишь «обслужи­ванием» человека — наука и техника приближаются к нему не только извне, но и как бы изнутри, в известном смысле делая и его своим произведением, проектируя не только для него, но и самого же его. В самом бук­вальном смысле это делается в некоторых современ­ных генетических, эмбриологических и т. п. биомеди­цинских исследованиях, например, в тех, которые свя­заны с клонированием.

Такое приближение науки к нуждам человека, впрочем, происходит отнюдь не безболезненно — за все приходится платить. Одна из наиболее серьезных составляющих этой платы — то, что возникает необхо­димость специально исследовать и сами потребности и нужды человека, и пути и способы их удовлетворе­ния. А это, в свою очередь, означает, и возникновение насущной потребности в проведении все новых и но­вых экспериментов на человеке — именно для того, чтобы выяснить, как можно улучшить условия его жизни.

Сам человек, таким образом, во все большей сте­пени становится объектом самых разнообразных науч­ных исследований. И в той мере, в какой на нем начи­нает концентрироваться мощь научного познания, в какой наукой разрабатываются все новые, все более тонкие и эффективные средства воздействия на него, возрастает риск и опасности, которым он подвергает­ся. Следовательно, актуализируется задача защиты человека, ради которого осуществляется прогресс на­уки и техники, от негативных последствий того же самого прогресса. В результате резко обостряется не­обходимость выявлять такие последствия и тем или иным образом реагировать на них.

Таким образом, научные исследования сегодня во все больших масштабах направляются на познание, с одной стороны, самых разных способов воздействия на человека и, с другой стороны, возможностей самого человека. Наиболее характерным выражением и того, и другого как раз и являются многочисленные экспе-