Какая дорога ведет к храму: споры о перспективах развития страны в общественной мысли 80 х — 90 х гг. ХХ в
Вид материала | Документы |
- ссылка скрыта, 266.6kb.
- Современной России" Справочник, 3904.63kb.
- Контрольная работа по историографии для студентов, обучающихся по специальности «История», 57.54kb.
- Указатель, 635kb.
- Бюллетень новых поступлений за июнь 2011 года, 1002.17kb.
- Экскурсионная программа: День Встреча на вокзале. Завтрак., 57.94kb.
- Международное культурное сотрудничество как одна из форм общественной дипломатии, 92.92kb.
- Почему у каждого человека своя дорога к храму Цели урока, 62.38kb.
- "Мистерия-буфф" дорога. Дорога революции, 1123.22kb.
- Программа и регламент работы научно-практической конференции «О состоянии и перспективах, 56.81kb.
М. Р. Зезина
Какая дорога ведет к храму: споры о перспективах развития страны
в общественной мысли 80 х — 90 х гг. ХХ в.
«Скажите, эта улица ведет к храму? Нет, улица Варлама не может вести к храму». Короткий диалог из фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние» (1987) выразил суть перелома, произошедшего в общественном сознании в конце 80 х гг. Улица диктатора Варлама, в карнавальном и в то же время страшном образе которого без труда угадывался Сталин, могла вести только в тупик. Поиск «дороги к храму», нового вектора развития стал жизненно важным для судьбы страны на рубеже 80 х — 90 х гг. Извечные вопросы русской интеллигенции «что делать?» и «кто виноват?» стали предметом острых споров на страницах печати, в общественнополитических клубах, на митингах и в очередях. В многообразии мнений и суждений попытаемся выделить наиболее значимые и проследить, как происходила эволюция политической мысли и общественного сознания в переломную эпоху. Важно разобраться, почему на перепутье было выбрано то, а не иное направление пути и что определило этот поистине судьбоносный выбор.
Дискуссии шли в условиях нарастающего кризиса. Это оказывало влияние на настроения и позиции их участников, и в конце концов предопределило выбор. Система трещала по швам: сепаратистские движения в республиках ставили под угрозу существование Союза, падало производство, разваливался потребительский рынок, росло общественное недовольство, нарастала волна политических забастовок. Фактически речь уже шла не о «дороге к храму», а о том, как остановить падение в пропасть.
Нужна была опора. Идеологи перестройки искали такую опору в советском прошлом. Идейным источником перестройки Горбачев называл ленинские работы, особенно последних лет.1 В этом была и сила и слабость идеологии перестройки. С одной стороны, ее создатели прикрывались непререкаемым авторитетом имени Ленина. С другой — статьи, написанные (продиктованные больным человеком) более чем за 60 лет до перестройки, в совершенно иных исторических условиях, вряд ли могли служить надежной теоретической базой для определения перспективных целей политической стратегии в конце ХХ века. Конечно, были и другие источники. Помощник М. С. Горбачева А. С. Черняев отмечал «серьезное его отношение к чтению самиздатовской и тамиздатовской литературы, а также «закрытых» изданий в «Прогрессе» для избранных». Особую роль сыграла книга С. Коэна о Бухарине. В поисках идеологии для перестройки Горбачев обращался к свободной, то есть зарубежной социалистической мысли.2
Теоретический багаж, накопленный к середине 80 х гг. русской общественной мыслью, эмигрантской и диссидентской, был довольно обширен. Горбачев выбирал то, что было ближе — необольшевистское течение, опиравшееся на романтизированные представления о революции, о партии, воплотившей в себе «ум, честь совесть», ее вожде Ленине, который противопоставлялся Сталину, о Советах, как форме народовластия. Соединить социализм, уже построенный в СССР, с демократией, основы которой были заложены социалистической революцией и попраны в сталинскую эпоху, — вот стратегическая задача, которую ставили идеологи перестройки. М. С. Горбачев определял цель реформ как «глубокое обновление всех сторон жизни страны, придание социализму самых современных форм общественной организации, наиболее полное раскрытие гуманистического характера нашего строя…».3 Под современными формами общественной организации подразумевались демократические.
Открытое осуждение сталинизма и пересмотр официальной интерпретации советской истории, начавшийся с доклада Горбачева, посвященного 70летию Октябрьской революции, привели к непредсказуемым последствиям. Попытка дать «сбалансированные оценки» прошлого быстро провалилась под напором потока публикаций, разоблачающих темные страницы советской истории. Советские кумиры низвергались с пьедесталов (вначале фигурально, а после 1991 буквально). Вслед за Сталиным и Ленин выбрасывался на свалку истории. В массовом сознании все больше утверждалось представление о том, что революция 1917 года нарушила «нормальный» ход истории страны. Дореволюционная Россия идеализировалась.
Радикализации общественного сознания способствовало нарастание экономических трудностей. Идея обновления социализма оставалась лозунгом: реформы буксовали, обещания власти не сбывались, популярность Горбачева резко падала. Идеологи перестройки постепенно эволюционировали в сторону социалдемократии, оперировали такими понятиями, как «гражданское общество», «правовое государство», «политический плюрализм», однако предложить реальный путь выхода из кризиса так и не смогли. Даже спустя несколько лет после краха советской системы бывший председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС В. А. Медведев продолжал утверждать, что «основные моменты концепции перестройки с учетом уроков истекших лет не утратили своей актуальности»4.
Разоблачение преступлений сталинизма незамедлительно вызвало ответную реакцию. Многие члены партии, особенно старшего поколения, восприняли пересмотр оценок советской истории как личное оскорбление, как осквернение идеалов, в которые они всю жизнь верили. Эти настроения смыкались с позицией консервативного крыла партийного руководства, которое видело (заметим, что вполне справедливо) в перестройке угрозу основам советской системы. Консерваторы могли достаточно убедительно критиковать просчеты реформаторов, но взамен могли предложить только возвращение к прошлому. Однако сильной руки, способной хотя бы на время закрутить гайки расшатавшейся системы, среди них не оказалось. Неумелые действия ГКЧП, который большая часть населения страны была готова поддержать, наглядное тому свидетельство.
Альтернативой коммунистической реставрации была идея русского национального возрождения. Еще с середины 60 х гг., задолго до перестройки, национальнопатриотические идеи и настроения получили довольно широкое распространение в диссидентских кругах, среди творческой интеллигенции, а также оказывали заметное влияние на партийногосударственную элиту.5 Многие общественные инициативы последних лет советской власти (охрана памятников истории, движение добровольных помощников реставраторов, движение против поворота северных рек, движение книголюбов) отражали растущий интерес к национальной культуре, ее традициям, стремление сохранить национальное своеобразие. С началом перестройки эти настроения получили новый импульс. Большой общественный резонанс имели выступления В. Распутина, В. Белова, В. Астафьева, с болью и гневом писавших о трагедии русского крестьянства, о моральном одичании людей, оторвавшихся от своих корней, о пагубном влиянии на молодежь массовой западной культуры.
Однако моральная проповедь не давала реальных политических ориентиров, не указывала путь выхода из кризиса. Политические идеи, рождавшиеся в национальнопатриотическом лагере, были в лучшем случае консервативны, но чаще утопичны. Так было в советское время. Вспомним «Письмо вождям Советского Союза», которое в 1974 г. А. И. Солженицын передал в приемную ЦК на имя Л. И. Брежнева. В этом документе писатель признает, что удел России авторитаризм, и предлагает ничего не менять в советской политической системе. Чтобы избежать «грозящей национальной катастрофы», он предлагает перенести центр государственного внимания, расселения и национальной деятельности из Европы и с юга на северовосток. Экономический рост, по его мнению, губителен. «Надо ставить задачу не увеличения народных богатств, а лишь сохранения их», — пишет Солженицын.6
В 1990 г., когда страна уже была на грани краха, Солженицын выступает с «посильными соображениями» (такой подзаголовок он дал своему эссе) «Как нам обустроить Россию». Ситуация надвигающейся катастрофы, высокий моральный авторитет писателяизгнанника и потребность в духовном лидере обусловили громадный интерес к предложениям Солженицына и миллионные тиражи публикации.7 Предложения сводились к следующему: распустить Советский Союз и создать вместо него союз трех славянских народов — русских, украинцев и белорусов.8 Изображая в темных красках как советское, так и дореволюционное прошлое, Солженицын видит главную ошибку в том, что была создана слишком большая и неподъемная для русского народа империя, которая истощила русское национальное ядро. «Россия должна стремиться не к широте Державы, а к ясности духа в остатке ее», — вот основная идея писателя.
Идея роспуска Союза шла абсолютно вразрез с настроениями большинства населения и с политикой Центра. Призывы к самоограничению, к лечению души, пришедшие из далекого Вермонта, не вызывали отклика у людей, вынужденных выстаивать громадные очереди за продуктами. В интеллигентских кругах дискуссии вокруг брошюры писателя были вялыми. Как отметил В. И. Толстых на заседании теоретического клуба «Свободное слово» в ноябре 1990 г., посвященном обсуждению публикации Солженицына, «ценность этого документапроекта в том, что он приглашает и позволяет подняться на новый уровень осмысления общественного процесса, происходящего у нас под именем «перестройка», как выясняется сейчас, не оченьто определенного в своих целях и будущих очертаниях…».9
Идеалы, взятые из допетровской, доимперской России, выглядели еще более неубедительно, чем идеалы из советского прошлого, нэповского или сталинского. В отличие от ретроспективных утопий все более привлекательными стали казаться современные капиталистические модели развития.
А. Н. Яковлев был одним из первых лидеров перестройки, который публично поставил под сомнение приоритет государственной собственности на средства производства. Об эволюции его позиции можно судить, сопоставив выступления в августе и в декабре 1988 г. Его доклад на собрании партийного, советского и идеологического актива Латвии в августе 1988 г. полон громких фраз, которые явно звучали диссонансом в контексте быстро углубляющегося кризиса, и разочарования в перестройке. Он говорил о социализме, который «энергично пошел вперед, увидел перед собой перспективы исторического характера», о перестройке как «объективной стадии в развитии социалистического уклада жизни», о том, что «мы заново учимся азам марксизма»10. За несколько дней до выступления Яковлева латвийские газеты опубликовали интервью с опальным Ельциным, отдыхавшим на республиканском курорте. Ощущение такое, что время повернуло вспять. Ельцин говорил человеческим языком о проблемах, касавшихся каждого, А. Н. Яковлев оставался в плену традиционной партийной риторики.
Уже в декабре тон и содержание его выступлений заметно меняется. На областной партийной конференции в Перми в декабре 1988 г. Яковлев критиковал политику кабинета Н. И. Рыжкова — нельзя перестраивать экономику и выполнять пятилетку, сверстанную постарому, и поставил вопрос о необходимости возврата к частной собственности в сельском хозяйстве, торговле и промышленности.11
Позиция секретаря ЦК была двойственной. С одной стороны, речь шла о том, что «нам отведено не больше 2–3 лет, чтобы доказать, что социализм в ленинской редакции не утопия. С другой — он признавал: «Если замена многих руководителей не приводит к желанным результатам, если, хуже того, назначаются честные люди, а затем перерождаются, — значит, чтото глубоко неверно в самом устройстве общественной жизни».12
Характерная черта времени — в областной пермской газете была опубликована стенограмма выступления Яковлева, а центральная «Правда» поместила отредактированный и сокращенный почти вдвое вариант.
В то время как лидеры перестройки, постепенно осознавая неизбежность кардинальной перестройки всей экономической системы, бездействовали, пытаясь сохранить верность социалистическим принципам, экономисты разрабатывали программы перехода к рыночной экономике. Так, Л. Пияшева уже в начале 1990 г. предлагала весьма радикальные меры, включавшие:
приватизацию собственности на средства производства и землю;
упразднение органов административнокомандной системы — Госплана, Госснаба, отраслевых министерств и т. д.;
демонополизацию промышленной структуры, вплоть до принудительного расчленения супергигантов индустрии;
отделение идеологии от государства;
формирование институтов рыночной экономики, переход к свободному ценообразованию;
переход к новой социальной политике, основанной на принципе: люди сами имеют возможность решать свои проблемы и распоряжаться своими доходами.13
По мере нарастания экономических трудностей становилось понятно, что в рамках социалистической системы их решить невозможно. Идея рынка находила все больше сторонников, и переход к рыночной экономике стал казаться панацеей. Перед глазами были вдохновляющие примеры Японии, ФРГ, Испании, Италии, Южной Кореи, Бразилии, которым принципы экономического либерализма помогли в кратчайшие сроки пройти путь от нищеты и разрухи к экономическому благополучию.
Стоит отметить, что в советское время перспектива капиталистической реставрации в СССР не рассматривалась даже в самых правых кругах диссидентского движения. В Памятной записке, направленной в июне 1972 г. на имя Л. И. Брежнева, А. Д. Сахаров писал лишь о необходимости углубления экономической реформы 1965 г., расширении хозяйственной самостоятельности предприятий, а также создании возможностей для частной инициативы в сфере обслуживания, медицины, мелкой торговле и образовании.14 А в проекте Конституции, подготовленной им в качестве народного депутата СССР, Сахаров предлагал в качестве долгосрочной перспективы «встречное плюралистическое сближение (конвергенцию) социалистической и капиталистической систем».15 По его мнению, именно этот путь мог обеспечить решение глобальных и внутренних проблем.
Общественная мысль перестроечных лет билась не столько над проблемой, в каком направлении идти, сколько пугалась возврата назад. Опасения не были беспочвенными. Они подпитывались памятью о реформах послесталинского десятилетия, когда «оттепель» была быстро свернута, не затронув основ сталинской системы. Непоследовательные действия реформаторов горбачевского призыва, отсутствие среди них единства, метания в идеологии и в экономической политике, расхождение слов с делом — все это свидетельствовало о непрочности завоеваний демократии.
Было понятно, что единственной гарантией против отката назад может быть только движение вперед. А для этого была нужна политическая воля лидера, способного повести за собой народ и вывести страну из тупика.
Превращение первого секретаря Московского горкома в общенационального лидера произошло буквально в течение 2 лет. Еще в феврале 1987 г. Б. Н. Ельцин, выступая на пленуме Московского горкома, докладывает о выполнении заданий на 12ю пятилетку и призывает действовать решительно и настойчиво. Но уже приходит понимание, что перестройка буксует: обстановка в Москве мало изменилась, новые условия хозяйствования и госприемка не спасают, ряд предприятий, перешедших на самофинансирование, терпят крах. Причины провалов еще видятся в низкой компетентности кадров, отсутствии системы в работе райкомов с предприятиями, пассивности многих депутатов.16 Казалось, что персональная критика подхлестнет городских и районных руководителей. Но у привыкших за годы «застоя» к спокойной жизни чиновников повышенная требовательность нового «хозяина города» вызывала раздражение и глухое сопротивление. Выступая на сессии Моссовета в марте того же годы, директор НИИ Е. О. Адамов говорил: «В Москве сейчас не остается зон вне критики, но некоторые зоны уже превратились в зоны сплошного артиллерийского обстрела, и даже, если там появляется хороший человек и есть надежда, что этот человек будет эффективно действовать, мы слишком быстро ждем от него результатов и не даем ему проявить себя».17
Первый секретарь горкома стремился как можно быстрее достичь результата, но, встречаясь с москвичами, получая от них громадное количество критических писем и жалоб, видел, что люди не почувствовали изменений, и вынужден был признавать, что «энергия замыслов не реализовалась в энергию дел».18
Отставка Ельцина с поста первого секретаря Московского горкома сыграла решающую роль в превращении его из представителя высшей партноменклатуры в общенационального лидера. После разгромной критики на ноябрьском пленуме ЦК он приобретает в массовом сознании ореол мученика, пострадавшего за правду. В этом отношении большой интерес представляет текст неопубликованного выступления Ельцина на пленуме, распространявшийся в самиздате.19 Вариантов самиздатовскогго текста было несколько, и в данном случае не важна степень их соответствия оригиналу. Главное, что в выступлении, приписываемом Ельцину, говорилось о том, что люди хотели услышать от власти: «...Мне трудно объяснить рабочему завода, почему на семидесятом году его политической власти он должен стоять в очереди за сосисками, в которых крахмала больше, чем мяса, а на наших, товарищи, праздничных столах есть и балык, и икорка, и другие деликатесы, полученные без хлопот там, куда его и близко не пустят»20. Люди устали от радужных перспектив, на которые так были щедры партийные лидеры. Они хотели справедливости, осуждения «зажравшихся» партийных чиновников.
На XIX партийной конференции Ельцин опять становится объектом для критики со стороны делегатов, что, впрочем, только добавляет ему политического авторитета. Горбачев говорит об успехах перестройки, о том, что сползание страны к кризису в экономической, социальной и духовной сферах удалось остановить21. Желаемое выдавалось за действительное, и это подрывало доверие к словам лидера. Народ ждал правды, и, критикуя партию и ее аппарат, Ельцин вызывает огонь на себя и фактически обращается не к делегатам конференции, а народу. Он поднимает вопрос об ответственности власти: «Считаю, что некоторые члены Политбюро, виновные как члены коллективного органа, облеченные доверием ЦК и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого состояния?»22. Он предлагает ликвидировать продовольственные пайки для «голодающей номенклатуры» исключить элитарность в обществе. И это не могло не встретить поддержку в массах.
Несмотря на декларированную гласность при всей растущей популярности Ельцина доступ к средствам массовой информации для него был жестко ограничен. Некоторые журналисты брали у него интервью, но их не печатали. Исключение представляли только зарубежные корреспонденты, на работу которых запреты не распространялись. Однако после интервью телекомпаниям Бибиси, Сибиэс и Эйбиси Ельцина вызвали для объяснений в ЦК23.
В СССР первое интервью с опальным политиком, опубликованное в августе 1988 г. в латвийских газетах «Юрмала» и «Советская молодежь», вызвало громадный общественный резонанс. Около 140 местных изданий по всей стране перепечатали его,24 а в декабре того же года в сокращенном виде оно было опубликовано в дайджесте советской прессы, издаваемым АПН, журнале «Спутник». Интервью, взятое на курорте латвийским журналистом А. Ольбиком, отнюдь не содержало политических программных заявлений. Вместе с тем, из ответов Ельцина видно, что привлекало к нему людей. «О делах в Москве я старался узнавать не из кабинетного окна», — говорит Ельцин, и читатели знали, что это действительно так, поскольку о его поездках на общественном транспорте и посещении магазинов ходили легенды. Ельцин рассказывал журналисту, что в бытность первым секретарем он работал с 8 утра до полуночи и требовал полной отдачи от других, что многим было не под силу. Он признает, что иногда был эмоционально не сдержан, но это потому, что болел за дело. Он понимает, что привлекательность социализма за последние десятилетия потускнела, и не учитывать этого нельзя. Перестройку Ельцин рассматривает не в абстрактных категориях, а с точки зрения простого человека: «Мы обязаны дать народу такой уровень жизни, чтобы он мог соперничать с другими странами. Если мы этого добьемся, авторитет социализму обеспечен… Если не будет ощутимого рывка, перестройка может захлебнуться».25
На Первом съезде народных депутатов СССР Ельцин выступает с предложениями, направленными на демонтаж административнокомандной системы. Фактически речь идет о государственной программе чрезвычайных мер для вывода страны из кризиса. Она предполагала децентрализацию власти и экономики, что должно было обеспечить гарантию против возврата к прошлому. Ельцин предлагает: передать землю крестьянам, чтобы они сами определяли формы собственности, принять закон о партии, чтобы решить вопрос о ее роли и месте в обществе, преобразовать структуру органов управления, провести равные прямые выборы руководителя государства на альтернативной основе, принять закон о печати.26
В выступлениях некоторых депутатовэкономистов поднимался вопрос о переходе к рыночным отношениям как единственно возможному пути преодоления кризиса. Однако речь не шла о кардинальной трансформации социальноэкономической системы. Рынок рассматривался в категориях нэповского опыта. Так, Н. П. Шмелев говорил о том, что «мы не можем не выйти на ту дорогу, которую в 20 х гг. в последние два года жизни определил Ленин».27 Г. Х. Попов предлагал оставить в собственности государства 50% экономики, а 50% передать в кооперативный, частный и индивидуальный сектора.28 Ельцин, один из лидеров межрегиональной депутатской группы, сформировавшейся на Первом съезде, разделял эти взгляды. Кстати, по этому вопросу у оппозиции не было существенных разногласий с властью. Идею многообразия форм социалистической собственности поддерживал и Горбачев. Он только не был согласен с тем, что рынок все отрегулирует.29
В пользу рынка склоняли Ельцина и впечатления от зарубежных поездок в США (сентябрь 1989 г.), Грецию (декабрь 1989 г.), Японию (январь 1990), где он увидел зримое воплощение успехов рыночной экономики. Контраст между изобилием в магазинах за границей и пустыми полками на родине шокировал любого советского человека, оказавшегося за рубежом. Ельцин, впервые выехавший в США, не был исключением. Как вспоминает его помощник В. Ярошенко, в одном из своих выступлений Ельцин признал, что коммунизм — утопия.30
По мере углубления кризиса «отказ от завоеваний социализма» и срочная либерализация экономики из политической и идеологической плоскости переходит в вопрос выживания страны. Но союзное руководство медлит и колеблется. «Процессы обновления заблокированы на уровне центра», говорит Ельцин, выступая на Четвертом съезде народных депутатов СССР в декабре 1990 г.31 Только осенью 1991 г., когда после августовских событий центр стремительно терял власть, Пятый съезд народных депутатов РСФСР дал старт экономической реформе, направленной на кардинальную трансформацию общественного строя в стране. Эта дорога не вела к храму. Она отводила от пропасти.
1 Горбачев М. С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. – М., 1988. – С.20.
2 Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым: По дневниковым записям. – М., 1993. – С.183–184.
3 Горбачев М. С. – Указ.соч. – С. 31.
4 Медведев В. А. Прозрение, миф или предательство. – М., 1998. – С. 391.
5 Подробнее см.: Митрохин Н. Русская партия: Движение русских националистов в СССР. 1953 – 1985 годы. – М., 2003.
6 s.ru/AUTHORS/SOLZGENICYINALEKSANDR/012636.php">
7 Эссе Солженицына было опубликовано 18–20 октября одновременно в двух газетах, «Комсомольской правде» и «Литературной газете», совокупный тираж которых составлял 27 млн экз.
8 См.текст:s.ru/AUTHORS/SOLZGENICYINALEKSANDR/012628.php">
9 Свободное слово: Интеллектуальная хроника десятилетия. 19851995. – М., 1996. – С. 420.
10 Советская молодежь. – (Рига). – 1988. – 13 авг.
11 «Звезда» (Пермь). – 1988. – 17 декабря.
12 Цит. по: Референдум. Журнал независимых мнений 1987 – 1990. – М., 1992. – С.172.
13 Референдум. – С137–138.
14 Сахаров А. Д. Памятная записка Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Л. И. Брежневу //Безбородов А. Б., Мейер М. М., Пивовар Е. И. Материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР 50 х – 80х годов. – М., 1994. – С.71.
15 Сахаров А. Д. Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии //Голос избирателя. – № 7. – декабрь 1989.
16 Ельцин Б. Н. «Действовать настойчиво и решительно». Доклад на пленуме МГК 21 февраля 1987 г. // Московская правда. – 1987. – 23 февр.
17 Московская правда. – 1987. – 15 марта.
18 Там же.
19 Текст в выдержках был опубликован в сб.: «Референдум.
20 Там же. С.159.
21 XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня1 июля 1988 г.: Стенографический отчет. В 2 т. – М., 1988. – Т.1. – С. 19.
22 Там же. – Т. 2. – С. 58.
23 Так было с интервью АПН, «Огоньку» и др.
24 Суханов Л. Три года с Ельциным. Записки первого помощника. – Рига, 1992. –С.3.
25 Спутник. 1988. – №12. – С. 12–14.
26 Первый съезд народных депутатов СССР. 25 мая – 9 июня 1989 г. Стенографический отчет. – В 6ти тт.– Т. 2. – М., 1989. – С. 46–47.
27 Там же. – Т. 3. – С. 49.
28 Там же. – С. 216.
29 Там же. – С. 257.
30 Ярошенко В. Ельцин: Я отвечу за все. – М., 1997.
31 Четвертый съезд народных депутатов СССР 1727 декабря 1990 г. Стенографический отчет. – Т. 1. – М., 1991. – С. 295.