Минск, 11-12 ноября 2003 г

Вид материала

Документы

Содержание Российские архивы в средствах массовой информации:образы действительности и поиск идеалов Тезис первый Тезис второй Тезис третий Тезис четвертый

Подобный материал:

• Вносится Губернатором Курской области Проект курская область закон, 9.94kb.
• Принят Государственной Думой 21 ноября 2003 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 777.42kb.
• Постановление Правления Национального банка Республики Беларусь от 11 ноября 2008, 19.55kb.
• Принят Государственной Думой 19 ноября 2003 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 19.51kb.
• Основы государственного регулирования внешнеторговой деятельности в России: новый закон, 239.88kb.
• Правительства Российской Федерации от 27 ноября 2003 г. N 715 Собрание закон, 103.39kb.
• Принят Государственной Думой 21 ноября 2003 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 803.5kb.
• Принят Государственной Думой 21 ноября 2003 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 591.5kb.
• Принят Государственной Думой 21 ноября 2003 года Одобрен Советом Федерации 26 ноября, 760.37kb.
• Правительства Российской Федерации от 29 ноября 2003 г. # 718 Собрание закон, 123.04kb.

Доклады

В. П. Козлов,

член-корреспондент Российской академии наук,
доктор исторических наук,
руководитель Федеральной архивной службы России
(Россия)

Российские архивы в средствах массовой информации:
образы действительности и поиск идеалов

Без какого-либо преувеличения можно сказать, что российские архивы, начиная со времени перестройки, не были обойдены вниманием как отечественных, так и зарубежных средств массовой информации (СМИ). Все последующие годы они интересовали прессу, телевидение, радио и Интернет, возможно, много больше, чем, например, библиотеки или музеи. Ничего странного в этом нет: в доперестроечные времена советские архивы в общественном сознании не всегда справедливо, но все же ассоциировались с закрытостью, недоступностью сосредоточенных в них всевозможных тайн, а в годы перестройки они изображались некими бастионами таких тайн, которые предстояло взломать. В начале 90 х годов XX в. российские архивы стали одним из символов открытости новой демократической России, полем борьбы за постижение правды прошлого либо показателем степени бесшабашной или умышленной распродажи еще одного из богатств страны — ее ретроспективного информационного ресурса.

В моей подборке материалов под условным названием «Архивы России в зеркале СМИ в 1991—2001 гг.» насчитывается свыше полутора тысяч названий. Они включают выступления только центральных российских и ряда зарубежных СМИ, таких, как «Монд», «Нью-Йорк таймс». В этой подборке нет многочисленных публикаций об архивах в местных российских СМИ. В ней имеются данные лишь об отдельных откликах СМИ из числа нескольких сотен в итальянской прессе после публикации в 1992 г. знаменитого письма Тольятти о судьбе итальянских военнопленных. В ней отсутствуют почти полностью тысячи откликов американских СМИ на изданную по материалам российских архивов Йельским университетом книгу «История американского коммунизма», возможно, десятки и сотни других, вовсе неизвестных мне выступлений СМИ. Когда-нибудь терпеливый историограф СМИ или архивов старательно соберет, отсистематизирует, проанализирует и сделает соответствующие выводы на основе этих материалов. Мне же приходится сегодня довольствоваться их имеющейся частью, этой достаточно объемной случайной выборкой, вероятно, с высокой степенью репрезентативности.

Кажется, ни одно российское центральное СМИ не обошло вниманием архивы страны. Газеты «Известия», «Московские новости», «Новое время», «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Независимая газета», «Труд», «Российская газета», «Правда», «День», телеканалы «Культура», РТР в разные годы, а то и все эти годы, наиболее часто демонстрировали свой интерес к архивам, в том числе в форме публикаций серийных подборок документов или специальных серийных передач. Имеющаяся выборка говорит о том, что пик публикаций в СМИ об архивах пришелся на 1992—1995 гг., хотя в каждом из конкретных СМИ этот пик не всегда совпадал с основным.

В годы этого основного пика выдвинулись своеобразные авторы — лидеры статей, заметок, интервью об архивах. Первое место среди них несомненно заняла специальный корреспондент «Известий» Э. Максимова, далее следовали начинающий корреспондент «Комсомольской правды» Д. Бабич, темпераментная Н. Геворкян из «Московских новостей», ее коллега по этой же газете Н. Давыдова и др. Помимо этих «архивных активистов», представленных журналистским цехом, свое неравнодушное отношение к архивам в СМИ не раз высказывали известные историки Ю. Н. Афанасьев, Л. Безы­менский, Д. С. Лихачев, Т. Эмонс, руководящие и рядовые работники архивной службы страны, общественные и политические деятели.

Формы их выступлений оказались самыми разнообразными. Это прежде всего информационные или информационно-аналитические сообщения о событиях в архивной жизни страны: выставках, конференциях, находках интересных документов и т. д. Значительный объем материалов представлен в интервью архивных работников — неоспоримый прорыв в этом деле был сделан Р. Г. Пихоей. Ему же принадлежит и приоритет в количестве интервью, данных СМИ. Не устранялся от интервью и автор данного обзора, в том числе регулярных в радиопрограмме «Голос России». Кажется, вершиной этой формы подачи материалов об архивном деле страны по его объему и одновременному числу участников стало интервью автора данного обзора, Е. А. Тюриной и К. М. Андерсона «Российской газете». В печатных СМИ наиболее распространенной формой их реакции на дела в архивах России стали многочисленные статьи. Телевидение и радио не раз пытались на разных каналах и в различных программах наладить ceрийные передачи. Однако в большинстве случаев эти задумки оказывались неудачными либо ограничивались несколькими передачами, к тому же из передач «об архивах» они, как правило, превращались в передачи «из архивов». Популярные сериалы «Власть факта» на канале «Культура», «Документы и судьбы» на канале REN TV и «Архивные тайны» на канале РТР («Россия») (последние две являлись авторскими — их готовил и вел директор ГАРФ С. В. Мироненко), привлекательные, интересные и познавательные, пропагандировавшие архивный документ, все же остались в большей степени передачами историческими. Наконец, еще одной формой отражения архивной темы в СМИ стали публикации архивных документов. В ряде случаев такие публикации задумывались, например в «Независимой газете», «Литературной газете», «Московском комсомольце», серийными — из номера в номер или периодическими, но довольно быстро такие серии прекращали свое существование.

Все прошедшие годы СМИ активно интересовались не только «делами архивов», т. е. архивными документами, но и собственно делами архивов, т. е. их инфраструктурой, людьми, работавшими в них. Благодаря СМИ в принципе российское общество в эти годы в позитивном или негативном контексте впервые узнало об особой сфере государственного хозяйства — не столь известной и публичной, как, например, спорт, цирк, эстрада, библиотечное, музейное дело, но жизненно важной для граждан. СМИ просвещали по этой части не только рядовых граждан, многие из которых на своей собственной судьбе испытали значение архивов, например, после принятия закона о реабилитации жертв политических репрессий. СМИ открывали архивы и для тех, кто, видя разбитые окна Пашкова дома или наблюдая за многолетней реконструкцией Государственного исторического музея, невольно вздрагивал перед запустением или неспешностью его преодоления. Благодаря СМИ архивы встали в один ряд в списке разрушающихся инфраструктур овеществленной памяти нашей культуры и истории. СМИ в ряде случаев смогли реально воздействовать на позитивные изменения в инфраструктуре архивного дела страны — начиная от подталкивания прохождения во властных структурах закона об архивах и кончая возвращением в архивы милицейской охраны после объявленной ею в 1998 г. забастовки. Заставляли они задумываться и над пределами коммерциализации архивной информации, принадлежащей государству и обществу.

И вместе с тем на этом фоне понимания значения инфраструктуры архивного дела страны для его настоящего и будущего функционирования СМИ демонстрировали потрясающее невежество и убийственный эгоизм потребителей. «Недоступность», «закрытость» российских архивов либо, наоборот, их «продажность» западным партнерам они почти всегда объясняли меркантильностью работников архивов или неким «политическим заказом», старательно исполнявшимся архивистами. Как будто фотограф может запечатлеть событие, имея только фотоаппарат, в котором отсутствует пленка, как будто современный российский солдат, имея автомат, но не имея к нему патронов, сможет победить террориста. Но именно это не желали и не желают понять СМИ, требуя открытости, доступности в условиях, когда российские архивы похожи на нищего с сумой, в которой засохшие корочки хлеба — документы — спасают от смерти ее владельца, но неизбежно истощают запас.

Было бы неверным и даже наивным видеть в таком требовании только проявление общественного эгоизма. Современные СМИ меркантильны и ангажированы. Архивный документ для них сегодня — это способ повысить свой рейтинг вырванной из комплекса архивных документов «архивной клубничкой», интересной обывателю по самым разным причинам, как правило, являющейся лишь штришком в постижении фактов, событий, явлений прошлого, а то и вовсе не соответствующей им. Архивный документ для СМИ сегодня — это и мощнейший инструмент эмоционального воздействия на читателя или зрителя, и средство формирования общественного мнения — от использования его в различных пиар-кампаниях до привлечения в качестве иллюстративного материала при освещении или комментировании фактов, событий, явлений давнего и недавнего прошлого.

Для профессионального историка-архивиста невозможно игнорировать эту реальность восприятия СМИ архивного документа, архивов, архивного дела. Поток жизни — мыслей, деяний, помыслов, интриг, благих намерений современности всегда сильнее, всегда активнее, агрессивнее, практически результативнее замыслов и действий историка-архивиста. Он вынужден смириться со своим неминуемым поражением в данное мгновение бытия, чтобы одержать неизбежную победу в будущем — победу сохранения всего этого клубка великих и низменных деяний, человеческих страстей и самых разных проявлений ума человеческого.

Впрочем, точно так же для профессионального историка-архи­виста важно понять, что в очень и очень непрофессиональных, ангажированных, поверхностных, легкомысленных суждениях СМИ об архивах обязательно существует здравое и общественно значимое ядро. Несколько частей, его составляющих, легко описать здесь.

Первое. Архивы существуют не для историка-архивиста, а для общества, человека и государства. Поэтому историки-архивисты — всего лишь привратники в храме, где творится история, всего лишь служители культа, имя которому — вечность и бессмертие человека и государства, даже когда они уже не существуют на нашей Земле.

Второе. СМИ не раз предостерегали историков-архивистов от участия в какой-либо форме в политической борьбе с использованием архивных документов, а если такое происходило — почти всегда дружно осуждали за это. Не случайно в ряде СМИ многие годы формировался довольно неприглядный облик некоторых руководителей архивного дела страны, начиная от автора настоящего обзора и заканчивая Р. Г. Пихоей. Разумеется, бывали, есть и будут случаи и ситуации, когда историк-архивист становится заложником не столько своей профессии, сколько должности. Он бывает вынужден или даже обязан выполнять ту или иную политическую волю, тот или иной политический заказ, но он должен сделать все для того, чтобы вместе с ним ответственность за все последствия от использования архивов в политической борьбе разделили их инициаторы.

Третье. СМИ старательно и почти всегда пристрастно отслеживали дела архивов и все ситуации, так или иначе связанные с архивами, архивными документами. Иногда в своих мнениях СМИ демонстрировали поразительное невежество — сознательно при выполнении определенного заказа или бессознательно из-за откровенного нежелания постичь суть описываемого предмета, отражаемого факта. Еще чаще СМИ удавалось с почти фотографической точностью донести события архивной жизни. Редко, но все же СМИ поднимались до уровня серьезной постановки архивных и связанных с ними проблем, их объяснения и даже прозрения в их понимании.

Четвертое. Являясь срезом и индикатором общественных умонастроений, для историков-архивистов СМИ все эти годы все же оставались, несмотря на их ангажированность, дилетантизм, партнерами и даже, по большому счету, союзниками. Эти партнерство и союзничество сходились в одной точке —признания важности архивов для общества и пропаганды этой важности самому обществу. И поэтому, когда СМИ справедливо и несправедливо критиковали «интеллектуальные» промахи российских архивистов, эта критика с лихвой компенсировалась тем, что именно они же публично били тревогу по поводу положения с инфраструктурой архивов России.

Пятое. Можно констатировать, что партнерство СМИ и архивов все эти годы напоминало дриблинг искусных и начинающих футболистов с их прорывами и остановками мяча, умелыми и неумелыми обводками и пасами, ударами по воротам, точно в цель и мимо. Неплохо задуманные документальные телепередачи, серии документальных публикаций в СМИ, получая определенную популярность, очень скоро исчезали. Вероятно, свою роль в этом играли субъективные обстоятельства — способности, энтузиазм исполнителей таких проектов и со стороны СМИ, и со стороны историков-архивистов. Но все же главная причина этих внешне выглядевших неудачными проектов скрывалась в другом. СМИ по определению динамичнее архивов, музеев, библиотек, потому что сама жизнь динамичнее последних. СМИ не могут не реагировать и не отражать эту разнообразную и противоречивую жизнь со все большим и большим приближением к ее реальному времени.

И все же, и все же… многолетние передачи Ю. Сенкевича, С. Капицы, Н. Дроздова, пятничные публикации в «Комсомольской правде» В. Пескова фиксируют и рассказывают отнюдь не о самых динамичных сферах человеческого бытия и далеко не всегда об умилительных картинах из жизни растений, животных, о мироздании. Да, эти передачи и публикации раскрывают многообразие мира природы и живых существ, просвещая читателя и зрителя глубиной проникновения в известный ему предмет или вооружая его знанием о недоступном по самым разным причинам мире макро- и микрокосмоса. Но разве мир архивов, архивных документов менее разнообразен, разве несколько сотен тысяч особо важных документов из российских архивов не способны заинтриговать читателя или зрителя значимостью зафиксированных в них идей, мыслей, решений, определявших судьбы людей, государственных институтов, государства и мира? Новгородские берестяные грамоты, Остромирово Евангелие, Русская правда, Псковская судная грамота, Судебник 1497 г., Соборное уложение 1649 г., сочинение «О книгах истинных и ложных», Конституция Н. М. Муравьева, документы народовольцев, «Манифест» Николая II, декреты «О земле», «О мире» и еще много, много других — разве рассказ об их разработке, утверждении, находке, воздействии на жизнь наших соотечественников менее познавателен, менее занимателен и менее поучителен в сравнении с повествованием о жизни львов и слонов, акул и дельфинов?

Конечно, в отражении миробытия архивы не уступают природному мирозданию. Они даже превосходят его внешние проявления по величию и низменности всех достоинств и недостатков человеческого разума. Тогда почему же тема архивов в СМИ, оставаясь на поверхности все эти годы, сохранила свою политизированность и не обеспечила занимательности, познавательности, пробуждения интереса, уважения и сострадания к нашей истории, не стала стабильно постоянной и популярной?

Думаю, что существуют по меньшей мере три причины невзрачности и невыразительности архивной темы в СМИ. Первая связана с непросвещенностью общества, следствием чего является незначительность инвестиций в архивные проекты в СМИ. Общество не понимает, что может значить для его сохранения воспитание историей не только рассказом, но и показом с помощью документов его же собственной истории. Хотя каждый индивидуум, каждый конкретный представитель этого общества, глядя на свои фотографии тридцатилетней давности или вчитываясь в свои письма, дневники такой же давности, неизбежно испытывает по меньшей мере ностальгию — это пьянящее ощущение ушедшего безвозвратно времени, эту критическую или восторженную оценку своей и общей жизни, которую уже не вернешь и не исправишь. И ощущение опыта прожитой жизни, так необходимого для его использования в неотвратимо уменьшающемся ее остатке для каждого человека, — это та же соломинка, за которую публично или непублично, но неизбежно хватается или должен схватиться человек.

Вторая причина — это запрограммированная коммерческая неудача архивных проектов в современных экономических реалиях России. Что могут рекламировать СМИ в этом случае, чтобы не унизить достоинство овеществленного в документах прошлого? Только здания архивов, стеллажи, аппараты для микрофильмирования, средства охраны, системы пожаротушения и кондиционирования, бескислотные архивные коробки, электронные системы поиска, еще десяток-два предметов и механизмов, возможные и адресные потребители которых бедны и в общем-то не нуждаются в рекламном воздействии.

И все же главная причина, третья, заключается в том, что ни архивисты России, ни СМИ за все эти годы не смогли найти, воспитать, предложить личность, чей талант постижения профессии историка-архивиста, архивного дела, истории хотя бы приближался к дарованиям С. Капицы, В. Пескова или Н. Дроздова. Все эти годы в СМИ историк-архивист или просто историк — это прежде всего «Его величество Я», в большинстве случаев оснований для такого утверждения не имеющий, либо занудливо-скучный, надорванный грузом собственных знаний старательный комментатор документов и событий прошлого. И тот и другой типы архивиста, отраженных в СМИ, пока не продемонстрировали способности диалога с документом, с человеком, его создавшим или его интерпретирующим по-своему, и, самое главное, диалога, в котором участвуют документы и зритель, читатель, а не герой — автор передачи или статьи. Вот сидит он перед телекамерой — талантливый сценарист фильмов и спектаклей, когда-то почти диссидент и недиссидент, несостоявшийся историк-архивист, но абсолютно состоявшийся продюсер истории. Она, история, для него такой же спектакль, сценарий которого он написал, а потому он вольно или невольно в этом спектакле отводит себе роль, разумеется, главную, того же самого кукловода-путеводителя, которого он страстно осуждает. Он обязательно сделает многозначительную паузу перед рассказом о ставшем ему известном, благодаря доверительному доступу к архивам, факте прошлого, он всплеснет руками и во всю широту своего зубастого и ухоженного рта сделает многозначительно-пустую, но театрально оправданную паузу — в скабрезно-циничном умолчании якобы и скрывается правда и истина нашей истории.

Можно сказать, что все эти годы СМИ открывали для себя российские архивы как едва ли не самую значительную часть информационных ресурсов страны и мира и этим своим открытием широко делились со своими читателями, зрителями и слушателями, а значит, открывали архивы и для них. Существовавшее до начала 90 х годов ограниченное элитарно-исследовательское или чисто административное использование архивов благодаря СМИ было дополнено, расширено их массовым узнаванием. Через СМИ массовый пользователь черпал знания не только о тайных пружинах выработки, принятия и реализации решений прошлого, но и об обстоятельствах их сокрытия или обнародования, удивительно созвучных каждому мгновению бытования зафиксировавших их документов. Классическими примерами этого стали публикации документов о судьбе польских военнопленных в 1940 г. или дополнительных протоколов к пакту Молотова—Риббентропа с их разнообразными комментариями. В этих и многих других случаях СМИ вольно или невольно демонстрировали обывателю значение документа, воспитывали у него отношение и к современности как частичке времени, неизбежно превращающейся в прошлое.

Архивисты могли после таких публикаций лишь с удовольствием потирать руки в надежде на то, что документированные свидетельства настоящего сегодня или завтра потекут в архивы, либо опасливо думать, что наученные опытом современники предпочтут не оставлять документальных следов.

Отношение различных СМИ к архивам стало отражением момента состояния различных общественных умонастроений, их понимания настоящего и прошлого России и мира. Поэтому в разноголосице их суждений, оценок, приводимых фактов из архивов и об архивах нет и не было общего вектора сходства, как и нет и не было сходства в программах СМИ, представляющих различные общественно-политические течения.

Осознавая свое право на доведение с помощью архивных документов до общества правды о его прошлом, СМИ все эти годы активно ставили вопросы о доступности архивов, рассекречивании архивных документов, принципах их использования. В моей подборке обсуждению этой проблемы посвящено свыше 900 публикаций. В них, как в зеркале, отразились различные взгляды на проблемы доступности и использования российских архивов. Пунктирно их можно обозначить следующим образом. До каких пределов можно рассекречивать архивы, не нанося ущерба интересам государства и личности, должны ли иностранные пользователи российских архивов в экономических реалиях России 90 х годов иметь равные права с отечественными пользователями, должен ли быть и каким образом ограничен объем копирования и передачи за рубеж информационного массива российских архивов? С наибольшей остротой эти вопросы были поставлены в дискуссиях вокруг договоров между Росархивом и Гуверовским институтом войны, революции и мира, между Службой внешней разведки и английским издательством «Рендон Хауз», вокруг проектов компьютеризации архива Коминтерна и микрофильмирования генеалогической документации для Генеалогического общества американского штата Юта.

СМИ давали самые разные, иногда прямо противоположные ответы на эти вопросы. Состояние доступности российских архивов, ограничения в их использовании ничем не отличаются от советских времен — такова была одна точка зрения. Идет активная, неконтролируемая обществом распродажа еще одного стратегического ресурса страны — архивно-информационного — такова была другая точка зрения. Разумеется, за этими крайностями скрывались не просто мнения, а определенные общественные движения, подчас использовавшие тему доступности российских архивов в удобный политический момент в политических целях.

Архивистам в этих условиях ничего не оставалось делать, кроме как еще раз сверить свои решения с действующим законодательством, инициируя его создание, как это стало в случае с «Основами законодательства РФ об Архивном фонде РФ и архивах», либо стремиться внести в это законодательство уточнения, как это стало в случае с принятым Законом «Об участии в международном информационном обмене».

По числу откликов СМИ второе место после темы доступности архивов прочно заняла тема перемещенных на территорию СССР после второй мировой войны архивов европейских стран как в общем контексте обсуждения судеб перемещенных культурных ценностей, так и в плане собственно их архивной составляющей. Отражая общественные умонастроения, СМИ и в этом случае зафиксировали две полярные точки зрения. «Мы никому ничего, включая архивы, не должны возвращать» — такова была позиция одной из сторон. «Награбленные и скрывавшиеся архивы должны быть немедленно возвращены их законным владельцам без каких-либо условий» — такова была другая точка зрения. Между этими крайностями в СМИ звучали голоса примирения, прагматизма, в конце концов, обеспечившие принятие закона о перемещенных культурных ценностях, позволившего начать процесс возвращения архивов на основе достаточно ясных и выверенных норм и процедур.

СМИ активно формировали и образ работника архива. Он оказался многолик. В газете «День» этот образ стал символом предательства национальных интересов, в газете «Русское слово» известный в прошлом диссидент Буковский представил его консерватором и угодливым рабом, готовым за взятку продать любой архивный документ, в «Известиях» он нередко изображался образцом преданности и бескорыстия в служении любимому делу. Весьма показательно, что все эти годы и сами архивисты стали все чаще и чаще появляться в СМИ, сначала в качестве оправдывающих или комментирующих свои профессиональные действия, затем, приблизительно с 1998 г., когда был открыт и развернул свою работу Выставочный зал федеральных архивов, — как активно формирующих с помощью архивных документов знания о прошлом.

Любопытно, что в процессе освещения темы архивов вольно или невольно раскрывали себя не только архивисты, но и работники СМИ. Конечно, каждый представитель СМИ, как и любой гражданин, имеет право на собственное суждение по любой проблеме окружающей его жизни. Но представитель СМИ в отличие от обычного гражданина должен нести ответственность за доказательность своего суждения. Многие годы мне приходилось часто общаться с представителями СМИ. Вот готовит свою очередную статью об архивах Э. Максимова. Она вооружена официальным знанием об архивах России, которые старательно проштудировала из известной ей литературы. Она вооружена неофициальными, разноречивыми мнениями о предмете своей будущей статьи, поговорив с десятком людей, имеющих отношение к этому предмету. Она «вписывает» этот предмет в общий контекст современной жизни, чтобы затем, отдаляясь от всех и всего, выразить собственное мнение. Не всегда с этим мнением можно согласиться, но почти всегда оно неангажированное, индивидуальное и в системе предложенных размышлений заставляющее задуматься. Так появляются статьи «Продавцы сенсаций из архива президента» или «Не станет ли прошлое сном?».

Второй тип представителя СМИ — высокомерный в своем понимании архивной жизни, пытающийся устроить ее модель по собственному разумению.

Третий тип — натужно-вежливый в общении и холодно-равно­душный, а то и вовсе неподготовленный в предмете своего рассказа. Он ленив до такой степени, что даже не удосуживается не только правильно записать, но и проверить хотя бы название архива, он простодушно раскрепощен в своих выводах или в описании ситуации.

Разумеется, жанр рассказа в СМИ — это особый жанр передачи действительности. Ему не противоречат, даже необходимы завлекательность сюжета, примитивность, необычность факта, детали повествуемого, например рассказ о стальной двери в хранилище документов Ленина. Однако при всем этом точность рассказа и убедительность выводов должны сохраняться, как и главные предметы рассказа — документ, архив, человек в архиве, события в прошлом по архивным документам.

Серия статей В. Буковского, появившихся во французской русскоязычной газете «Русская мысль» как главы впоследствии опубликованной им книги «Московский процесс», рассказывавших о событиях в СССР и России после августовского путча 1991 г., вновь, как и после появления статьи в газете «День» («Когда оккупируют страну, вывозят ее архивы»), резко политизировала проблему доступа и использования российских архивов. Не желая давать оценку общему политическому контексту этих статей, в рамках настоящей темы хотелось бы остановиться на их архивоведческих аспектах. Их оказалось немало.

Тезис первый. Послепутчевская Россия — это театр абсурда, приспосабливаясь к которому Буковский был вынужден выступать лицедеем. Ради чего же? Ради того, чтобы устроить новый Нюрнбергский процесс над тоталитарным государством, ничем не отличавшимся от гитлеровской Германии. Такой суд мог быть возможен только при условии открытия всех архивов России.

Тезис второй. Современные россияне — детище советского строя, а их руководители, включая архивных, — «отнюдь не борцы за идею, а типичные советские чиновники, сделавшие карьеру при старом режиме, трусливые и лукавые, как и полагается быть рабам».

Тезис третий. Став распорядителями богатейших архивов, в том числе архивов КПСС, архивные чиновники и их подчиненные возомнили себя их собственниками, ревниво не допуская к ним никого больше.

Тезис четвертый. Даже благие намерения невежественной новой ельциновской элиты по части открытия российских архивов встречали молчаливый и эффективный саботаж со стороны рядовых архивистов. Наблюдая его, В. Буковский признается: «Но зато, каюсь, сколько раз, доведенный до тихой ярости саботажем этих недобитков, я мечтал о том, с каким наслаждением, имей я на то власть, выводил бы их небольшими группками во дворик, к стенке, и расстреливал. А вернувшись, спрашивал бы тихим, будничным голосом: «Ну так нашлась бумажка? А, не нашлась». И следующую группку во дворик».

Статья В. Буковского в «Русской мысли» о его архивных страданиях, вызванных идеей нового Нюрнбергского процесса теперь уже не над гитлеровской Германией, а над бывшим СССР с использованием архивных документов, стала в СМИ самой радикальной, самой беспощадной и безжалостной оценкой состояния доступности российских архивов как преступное сокрытие правды о прошлом на основе негласного сговора бывших советских чиновников и партийных функционеров в условиях отсутствия политической воли. Напоминая читателям о своем богатом тюремном опыте, автор гордо сообщал, что благодаря ему он, вооруженный новейшим японским сканером, восхищавшим «дикарей»-россиян, все же смог скопировать тысячи секретных документов из архивов КПСС к неописуемому ужасу российских архивистов. Вероятно, по той же самой тюремной привычке В. Буковский, горюя над судьбами миллионов, погибших в годы сталинского террора, страстно желал добавить к ним еще несколько тысяч архивистов, причем великий диссидент и демократ прошлого в экзекуции над ними страстно видит только себя. Тогда, в 1995 г., и сейчас, читая эти строки Буковского, я задавал и задаю этот вечный вопрос о границах нетерпимости и нетерпения и о тех последствиях, которые они, прорывая эти границы, несут людям и государству.

Сегодня мне жаль бывшего диссидента и неудачного организатора второго Нюрнбергского процесса. Жаль, потому что после 1991 г. он разом лишился в России и мире ореола мученика за свободу, обнажив свои ненависть и презрение к соотечественникам — людям из советского прошлого, но прежде всего людям. Жаль, потому что одним из инструментов своего нетерпеливого изменения России он выбрал даже не просто силу, а смерть оппонентов. И не в сторону новой расхристанной и мятущейся России должен был он метать свои стрелы ненависти, а в сторону тех, кто когда-то использовал его положение, а затем оставил его на задворках столь трогательно уважаемого им общества, в котором он оказался. Ему оставалось, избрав новое поприще, действовать по старой методе, чтобы нигде не забывали его. Вот и спешил он напомнить о себе столь необычным способом.

Итак, СМИ в 90 е годы в конечном счете смогли донести до общественности те самые «образы действительности» архивной жизни и всех тех страстей и мнений, которые в буквальном смысле кипели тогда вокруг нее. Справедливо критикуя архивистов либо, наоборот, хваля их, СМИ в своих оценках и выводах исходили из некоего идеала, достичь которого не только было невозможно в 90 е годы, но и невозможно вообще, впрочем, последнее вовсе не означает, что нельзя его не иметь и не стремиться к нему. В этом смысле СМИ помогли архивистам в постижении этого идеала, а в ряде случаев и в приближении к нему.

На очередном XV Международном конгрессе архивов, который состоится в 2004 г. в Вене, предполагается специально рассмотреть проблему «Архивы для общества: взгляд изнутри и со стороны». Кажется, такая постановка проблемы очень важна в современном информационном обществе. Она позволяет найти точки соприкосновения, пересечения и совпадения двух крупнейших информационных массивов — архивного, содержащего ретроспективную информацию, и оперативного, каким являются СМИ. Общие контакты этих двух информационных массивов должны подразумевать их взаимодействие, взаимопроникновение и сотрудничество. Десять лет присутствия в СМИ темы российских архивов при всей обостренности и противоречивости, иногда ангажированности ее освещения свидетельствуют о том, что такое взаимодействие открывает новые возможности для развития информационного общества.

В. В. Федосов,

кандидат экономических наук,
директор Белорусского научно-исследовательского института
документоведения и архивного дела
(Беларусь)