Москву Песня «Сидят в обнимку ветераны»
| Вид материала | Документы |
- Кривое зеркало”, 77.22kb.
- Программа по курсу «Европейская литература и культура», 60.44kb.
- Вадим корш размороженный, 1559.3kb.
- Либидо Пьеса Действующие лица, 439.33kb.
- «Педсовет», 412.5kb.
- Поэма «Двенадцать», «Стихи о Прекрасной даме», 9.51kb.
- Лекция 2: Принцип Дирихле. Формулировка: Если в n "клетках", 166.11kb.
- Студенты и преподаватель были приглашены на заключительные мероприятия фестиваля, 32.31kb.
- «Путешествие из Петербурга в Москву», 1545.69kb.
- Тема: Мелодия душа музыки, 27.44kb.
Битва за Москву
Песня «Сидят в обнимку ветераны» сл. Н.Добронравова. муз. А.Пахмутова
| А.Бобров Рубеж Вот это все: поля, песчаник, глина И соснами уставленный откос, Деревня и Москвы-реки долина – Можайским направлением звалось. Уж сколько лет… А сын в лесу негромко Еще мои вопросы задает: - Землянка? - Да. - Воронка? - Да, воронка. - Окоп? - Гнездо. Где размещался дзот. Уж сколько лет. А сын опять упрямо Все ищет гильзы. Мало мы нашли?? Да, может, это не воронка – ямка? Не бруствер – складка на лице земли. Не все ж война! Но ветер с дымом горьким Встревоженному сердцу говорит: Склонись в раздумье над любым пригорком- Не ошибешься – здесь солдат зарыт. |
На фоне песни «Вставай, страна, огромная…» муз. Александрова
1-й ведущий К осени 1941 года немецко-фашистским войскам удалось оккупировать Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, большую часть Украины, часть Крыма и Карелии, вторгнуться в пределы РФ.
2-й ведущий Однако в результате возросшего сопротивления советских войск врагу все труднее становилось продвигаться вперед во всех направлениях. После кровопролитных боев все главные силы противник сосредоточил на Московском направлении. Гитлер требовал любой ценой взять Москву.
1-й ведущий Захват советской столицы, по мнению фашистов, должен был предрешить исход войны и ускорить выступление Японии против СССР.
2-й ведущий Гитлеровское командование намечало обойти Москву с севера и юга, нанеся так же удар с запада. Операция по захвату Москвы получила громкое название «Тайфун». 30 сентября 1941 года началось ожесточенное сражение. Потери с обеих сторон были огромными. Бои шли на ближних подступах к столице.
К.Воробьев. Убиты под Москвой
(главы)
1-чтец
Выступление Рюмин назначил на два часа ночи, и с какого бы направления
он ни подводил роту к невидимому селению и сколько бы там ни было немцев,
они все до одного обрекались на смерть, потому что предоставить им плен в
этих условиях курсанты не могли. Все, что роте предстояло сделать в темноте,
Рюмин не только последовательно знал, но и видел в том обостренно резком
луче света, который центрировался в его уме предельным напряжением воли и
рассудка. Он был уже до конца убежден, что избрал единственно правильное
решение -- стремительным броском вперед. Курсанты не должны знать об
окружении, потому что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее
устрашась. Нет. Только вперед, на разгром спящего врага, а потом уже на
выход к своим.
Но почти безотчетно Рюмин не хотел сейчас думать о грядущем дне и о
своих действиях в нем. Всякий раз, когда только он мысленно встречался с
рассветом, сердце просило смутное и несбыточное -- дня не нужно было; вместо
него могла бы сразу наступить новая ночь...
Взводы покинули окопы в урочное время и сошлись и построились в поле за
рвом. Рюмин будто впервые увидел свою роту, и судьба каждого курсанта -- своя тоже -- вдруг предстала перед ним средоточием всего, чем может окончиться война для Родины: смертью или победой. Он вполголоса повторил боевой приказ и задачу роте, и кто-то из курсантов, забывшись, громко сказал:
-- Мы им покажем, на чем свинья хвост носит!
Рота двинулась вперед.
Занятое немцами село рота обошла с юга и в половине четвертого
остановилась в низине, поросшей кустами краснотала. Рюмин приказал
четвертому взводу выдвинуться к опушке леса в северной части села и, заняв
там оборону, произвести в четыре десять пять залпов по дворам и хатам
бронебойно-зажигательными патронами. Тогда остальные взводы, подтянувшись к селу с тыла, бросаются в атаку. Четвертый взвод остается на месте и в упор
расстреливает отступающих к лесу голых фашистов. Рюмин так и сказал --
голых, и Алексей на мгновение увидел перед собой озаренное красным огнем
поле и молчаливо бегущих куда-то донага раздетых людей. Он пошел впереди
взвода, и неглубокий снег, перемешанный с землей и пыреем, буграми налипал к подошвам сапог, и приходилось отколупывать его штыками.
Лес завиделся издалека -- темная кромка его обрисовывалась в
белесовато-мутной мгле как провал земли, и уже издали к пресному запаху
снега стал примешиваться горьковато-крутой настой дубовой коры. В
окостеневшем безмолвии нельзя было отделаться от щемящего чувства
заброшенности. Алексей то пристально всматривался в троих разведчиков,
шедших недалеко впереди с осторожной непреклонностью слепых людей, готовых каждую секунду натолкнуться на преграду, то оглядывался назад и, благодарный кому-то за то, что он не один тут, видел рассредоточенный строй курсантов, далеко выкинувших перед собой винтовки и пригнувшихся, как под напором встречной бури.
Но лес был пуст, таинствен и звучен, как старинный собор, и от его
южной опушки до села оказалось не больше трехсот метров. Взвод залег плотной
цепью, и сразу летуче запахло бензином -. у кого-то пролилась бутылка.
Алексей лежал в середине цепи, ощущая животом колкие комочки двух "лимонок" в карманах шинели. Стрелки его наручных часов, казалось, навсегда остановились на цифрах 12 и 4. Село виделось смутно. Оно скорее угадывалось, придавленное к земле оцепенелой тишиной. Когда длинная стрелка часов сползла с единицы, Алексей воркующим тенором -- волновался -- сказал: "Внимание!" -- и медленно стал поднимать пистолет вверх. Он до тех пор вытягивал руку, пока не заломило плечо. Указательный палец окоченел на спусковом крючке. Не доверив ему, Алексей подкрепил его средним, и контрольный выстрел сорвался ровно за минуту раньше времени...
Этот первый залп получился удивительно стройным, как падение единого
тела, и сразу же в разных местах села в небо взметнулись лунно-дымные стебли
ракет, и было видно, как стремительно понеслись куда-то вбок и вкось пегие
крыши построек. Остальным залпам не хватило слаженности -- они хлестали село
ударами как бы с продолговатым потягом…
После пятого залпа какую-то долю минуты во взводе стояла трудная тишина
затаенного ожидания и все вокруг казалось угрожающе непрочным, опасным и
зыбким. Курсанты начали зачем-то привставать на четвереньки, и только тогда
к лесу прикатился поспешно-согласный крик атакующих взводов, будто они
троекратно поздоровались в селе с кем-то. Крик тут же слился с разломным
треском выстрелов и взрывами гранат. При очередной вспышке серии ракет
Алексей хищно окинул взглядом поляну. Она была голубой и пустынной, и он
обещающим и виноватым голосом прокричал своему взводу:
-- Сейчас побегут! Сейчас мы их!..
2-чтец
Бой в селе нарастал с каждой минутой. К размеренным выстрелам
курсантских самозарядок все чаще и чаще начали примешиваться слитные трели чужих автоматов. Этот звук, рождавшийся и погасавший с какой-то подавлявшей волю машинной торопливостью, был в то же время игрушечно легок и ладен. В нем не чувствовалось никакого усилия солдата. Он был как издевательская потеха над тем, кто лежит с немой винтовкой и слышит это со стороны.
Когда в северной части села гулко и звонисто заработали
крупнокалиберные пулеметы и там же неожиданно бурно вспыхнуло высокое пламя пожара и завыли моторы, Алексей вскочил на ноги и воркующим тенором скомандовал атаку...
Горел сарай. Поляну заливал красный мигающий свет. Былинки бурьяна
отбрасывали на снег толстые дрожащие тени, и курсанты, боясь споткнуться о
них, неслись смешными прыжками, и кто-то от самого леса самозабвенно ругался
неслыханно сложным матом, поминая стужу, бурю, святого апостола и селезенку.
Оказывается, подбегать к невидимому врагу и молчать -- невозможно, и
четвертый взвод закричал, но не "ура" и не "за Сталина", а просто заорал
бессловесно и жутко, как только достиг околицы села.
Взвод вонзился в село, как вилы в копну сена, и с этого момента Алексей
утратил всяческую власть над курсантами. Не зная еще, что слепым ночным боем
управляет инстинкт дерущихся, а не командиры, очутившись в узком дворе,
заставленном двумя ревущими грузовиками, он с тем же чувством, которое
владело им вчера при расстреле броневиков, выпалил по одному разу в каждый и
неизвестно кому приказал истошным голосом:
-- Бутылками их! Бутылками!
Тогда же он услыхал рядом с собой, за кучей хвороста,
испуганно-недоуменный крик:
-- Отдай, проститутка! Кому говорю!
Как в детстве камень с обрыва Устиньина лога, Алексей с силой швырнул в
грузовики "лимонку" и прыгнул за кучу хвороста. Он не услыхал взрыва
гранаты, потому что все вокруг грохотало и обваливалось и потому что из-за
хвороста к нему задом пятился кто-то из курсантов, ведя на винтовке, как на
привязи, озаренного отсветом пожара немца в длинном резиновом плаще и с
автоматом на шее. Клонясь вперед, тот обеими руками намертво вцепился в
ствол СВТ, а штык по самую рукоятку сидел в его животе, и курсант снова
испуганно прокричал: "Отдай!" -- и рванул винтовку. В нелепом скачке немец
упал на колени и, рывком насаживаясь на полуобнажившийся рубиново-светящийся штык, запрокинул голову в каком-то исступленно-страстном заклятье.
-- Lassen sie es doch, Herr Offizir. Um Gottes willen! (Оставьте,
господин офицер. Ради бога!)
Ни на каком суде, никому и никогда Алексей не посмел бы признаться в
том коротком и остро-пронзительном взрыве ярости и отвращения, которое он
испытал к курсанту, разгадав чем-то тайным в себе темный смысл фразы
поверженного немца.
-- Стреляй скорей в него! Ну?! -- стонуще крикнул он, и разом с глухим
захлебным выстрелом ему явственно послышался противный мягкий звук, похожий на удар палкой по влажной земле.
3-чтец
Горело уже в разных концах села, и было светло как днем. Одуревшие от
страха немцы страшились каждого затемненного закоулка и бежали на свет
пожаров, как бегают зайцы на освещенную фарами роковую для себя дорогу. Они словно никогда не знали или же напрочно забыли о неизъяснимом превосходстве своих игрушечно-великолепных автоматов над русской "новейшей" винтовкой и, судорожно прижимая их к животам, ошалело били куда попало. Эти чужие пулеметно-автоматные очереди вселенской веской силой каждый раз давили Алексея к земле, и ярой радостью -- "Меня не убьют! Не убьют!" – хлестали его тело рассыпчато-колкие и гремуче-тугие взрывы курсантских "лимонок" и противотанковых гранат. Он все еще пытался командовать или хотя бы собрать вокруг себя несколько человек, но его никто не слушал: взводы перемешались, все что-то кричали, прыгали через плетни и изгороди, стреляли, падали и снова вставали. Он тоже бежал, стрелял, падал и поднимался, и каждая секунда времени разрасталась для него в огромный период, вслед за которым вот-вот должно наступить что-то небывало страшное и таинственное, непосильное разуму человека.
Он побежал на улицу мимо амбара и длинного крытого грузовика, похожего
на автобус. Грузовик неохотно разгорался в клубах черного грузного дыма, и
оттуда, как из густых зарослей, навстречу Алексею выпрыгнул немец в
расстегнутом мундире. Наклонившись к земле, он оглядывался на улицу, когда
Алексей выстрелил. Немец ударился головой в живот Алексея, клекотно охнул, и
его автомат зарокотал где-то у них в ногах. Алексей ощутил, как его частыми
и несильными рывками потянуло книзу за полы шинели. Он приник к немцу,
обхватив его руками за узкие костлявые плечи. Он знал многие приемы
рукопашной борьбы, которым обучали его в училище, но ни об одном из них
сейчас не вспомнил. Перехваченный руками пистолет плашмя прилегал к спине
немца, и стрелять Алексей не мог -- для этого нужно было разжать руки. Немец
тоже не стрелял больше и не пробовал освободиться. Он как-то доверчиво сник
и отяжелел и вдруг замычал и почти переломился в талии…
Догадавшись, что немец смертельно ранен им, Алексей разжал руки и отпрянул в сторону. Немец не упал, а как-то охоче рухнул бесформенной серой кучкой, упрятав под себя ноги. Пятясь от него, Алексей бессознательно откинул полу шинели, чтобы увидеть зачем-то свои ноги. Пола шинели была тяжелой и мокрой…
Внутренности его свились в клубок и больно подкатились к горлу, и он кинулся за амбар и притулился там у плетня в узком закоулке, заваленном вязанками картофельной ботвы...
Его рвало долго и мучительно. В промежутках приступов он все чаще и
явственней различал голоса своих, -- бой затихал. Обессиленный, смятый
холодной внутренней дрожью, Алексей наконец встал и, шатаясь, пошел к
убитому им немцу. "Я только посмотрю... Загляну в лицо, -- и все. Кто он?
Какой?"
Немец лежал в прежней позе -- без ног, лицом вниз. Задравшийся мундир
оголял на его спине серую рубаху и темные шлейки подтяжек, высоко натянувшие штаны на плоский худой зад. Несколько секунд Алексей изумленно смотрел только на подтяжки: они пугающе "по-живому" прилегали к спине мертвеца. Издали, перегнувшись, Алексей стволом пистолета осторожно прикрыл их подолом мундира и пьяной рысцой побежал со двора.
4 - чтец
По улице, в свете пожара, четверо курсантов бегом гнали куда-то пятерых пленных, и те бежали старательно и послушно, тесной кучей, а курсанты каким-то лихо-стремительным подхватом держали перед собой немецкие автоматы, и кто-то один выкрикивал командно и не в шутку:
-- Айн-цвай! Айн-цвай!
Алексей пропустил пленных, пытаясь заглянуть в лицо каждому, и,
пристроясь к курсантам, спросил на бегу у того, что отсчитывал шаг:
-- Куда вы их?
-- В распоряжение лейтенанта Гуляева, товарищ лейтенант! -- строго
ответил курсант и властно повысил голос: -- Айн-цвай! Айн-цвай!
Невольно ладя шаг под эту команду, Алексей побежал сзади курсантов, то
и дело поворачивая голову влево и вправо, -- у плетней и заборов лежали
знакомые серые бугорки. Курсанты повернули пленных в широкий, огороженный железной решеткой сад. Там у ворот стояла на попа длинная узкая бочка в подтеках мазута, и над ней ревел и бился плотный столб красно-черного огня и дыма. Несколько курсантов и Гуляев держались в сторонке, направив на бочку немецкие автоматы, и у Гуляева на левом боку блестела лакированная кобура парабеллума.
-- Ну, Лешк! -- закричал Гуляев, увидев Алексея. -- В пух разнесли!
Понимаешь? Вдрызг! Видал?!
Он не мог говорить, упоенный буйной радостью первой победы, и, вскинув
автомат, выпустил в небо длинную очередь. И тут же он взглянул на пленных,
но искоса, скользяще, и совсем другим голосом -- невнятно, сквозь сжатые
зубы -- сказал окружавшим его курсантам:
-- Туда!
Пленных окружили и повели в глубину сада, а Гуляев с прежним счастьем
сказал Алексею:
-- В пух, понимаешь? Расположились тут, сволочи, как дома. В одних
кальсонах спят... Видал? Вконец охамели...
Ожидающе вглядываясь в сад, суетясь и пряча от Гуляева полу своей
шинели, Алексей спросил, где капитан.
-- В том конце, возле школы, -- сказал Гуляев. -- Там сейчас мины и
разное барахло взорвут. В твоем взводе большие потери? У меня всего лишь
пятеро...
Алексей не ответил и побежал из сада, и все время в его мозгу звонисто
отсчитывалось "айн-цвай, айн-цвай", и он выбрасывал и ставил ноги под эту
команду. Он испытал внезапную горячую и торопливую радость, когда увидел
Рюмина.
... Рота вступила в "свой" лес только в седьмом часу, и к тем
пятнадцати, которых несли на плащ-палатках, сразу же прибавилось еще двое
раненых, -- спасаясь, несколько немцев проникли сюда. Чужим приемом --
рукоятки в животы -- курсанты подняли в лесу разноцветную пулевую пургу. Тут
уже били ради любопытства и озорства, подчиняясь чувству восхищенного
удивления и негодования -- "как из мешка!". Плотность огня трофейных
автоматов и в самом деле была поразительной: они, как пилой, срезали молодые
деревья, и на то, чтобы расчистить себе путь, курсантам понадобилось немного
времени. Как только утихла стрельба, раненые один за другим снова начали
стонать и просить пить, и с какой-то своевольной властностью курсанты
приказывали им потерпеть.
-- Ну чего развели пуду? К утру доставим в госпиталь, а через неделю
будете с орденами и кубиками!
-- Это точно! Там их не меньше батальона сыграло...
-- Одних автобусов штук сорок было!..
-- Да шесть броневиков...
Рота двигалась медленно. Потери немцев росли по мере отдаления
курсантов от села, и каждый знал, что он умалил там и к чему прибавил. Это
нужно было не им, здоровым и живым, а семнадцати раненым и тем еще
одиннадцати, что навсегда остались в горящем селе, кому уже никогда не
придется носить ни кубарей на петлицах, ни орденов на груди...
Песня «Москвичи» (Сережка с Малой Бронной…..) (сл. Е.Винокурова, муз. А.Эшпая).
1-й ведущий Враг торжествовал. Ему казалось, что победа уже близка.
2-й ведущий Гитлеровские квартирмейстеры составляли план размещения своих войск в Москве и Подмосковье, а Геббельс приказал всем редакциям берлинских газет 12 октября оставить место на первой полосе для экстренного сообщения о падении советской столицы.
1-й ведущий В первой половине октября ценой огромных потерь гитлеровцам удалось ворваться в Калинин, захватить Орел и выйти на подступы к Туле. Враг находился в 80-100 км от Москвы.
2-й ведущий Над столицей нависла смертельная опасность.
Из книги Л.В.Кравцовой «Страницы жизни моей»
Утро. Яркое, но холодное. До Москвы ходил поезд в четыре вагона. Почти доехали до Подольска, осталось около пятидесяти километров. И вдруг - страшный вой, характерный для немецких бомбардировщиков, и треск пуль, бьющих по вагонам! Машинист остановил поезд, и народ, боясь бомбежки, повалил из вагонов и рассыпался вдоль насыпи. К счастью, самолет был один. Немецкий летчик не стал тратить бомбы на эти четыре вагончика, а начал строчить из пулемета по мечущимся в поисках укрытия людям, кружа над ними на самой малой высоте. Сделав несколько кругов, он набрал высоту и зял курс на Серпухов. Раненых снесли в один вагон. Чтобы их передать скорой помощи в Подольске. Мы с мамой, перепуганные, но без единой царапины, только все в грязи, долго не могли успокоиться. Выскочив из вагона, мама почему-то поползла вверх по насыпи, крепко держа меня за руку. Мы угодили в яму. Это было надежное укрытие. Мы лежали на дне канавы, не поднимая головы, и только боковым зрением следили за самолетом. Казалось, летчик видит нас, но пули летели мимо, туда, где много людей металось внизу насыпи. Так в первый раз война заглянула в мою жизнь со всей своей жестокостью и беспощадностью: было ранено несколько женщин и детей. Да и вообще в вагонах ехали только женщины и дети.
Песня «Битва за Москву» муз. А.Пахмутова – сл. Н.Добронравов
1-й ведущий Как былинный богатырь поднялась Москва против врага. Только за первую неделю войны 170 тыс. жителей столицы потребовали отправить их на фронт добровольцами.
2-й ведущий 165 тыс. москвичей вступили в народное ополчение, коммунистические и истребительные батальоны. Сотни тысяч рабочих, колхозников, служащих строили оборонительные сооружения.
1-й ведущий В самом городе возведены десятки баррикад, бетонных надолб – частоколов из бревен, врытых под углом, «ежи» - обрубки рельсов, балок.
2-й ведущий На окраинах Москвы во имя благополучия города понадобилось рыть окопы. И москвичи долбили ломами мерзлую землю.
1-й ведущий «Защитим родную Москву!» - этот боевой клич всколыхнул всю нашу необъятную страну, все народы, населяющие Советский Союз.
2-й ведущий Со всех концов нашей Родины в Москву шли эшелоны с танками, самолетами, пушками, вооружением, продовольствием.
1-й ведущий В ходе московской битвы значительную роль сыграла Монголия. Монголы не направляли своих воинов на фронт. Зато они снабдили части Красной армии, сражающиеся под Москвой бараньими полушубками.
2-й ведущий Сила сопротивления советских войск, оборонявших Москву, росла с каждым днем, темпы продвижения фашистских полчищ замедлялись.
1-й ведущий К концу октября героическими усилиями Красной армии, бойцов народного ополчения враг был остановлен.
2-й ведущий Первая попытка захватить Москву потерпела поражение.
Капитан Николай Гастелло сражался в воздухе. Далеко на земле шел бой. Но вот снаряд зенитки разбивает бензобак его самолета. Машина в огне. Выхода нет. Николай Гастелло направляет свой горящий самолет к земле, к сгрудившимся цистернам противника. Огонь уже возле летчика. Но земля близка. Глаза Гастелло, мучимые огнем, еще видят, опаленные руки тверды. Умирающий самолет еще слушается руки умирающего пилота. Машина Гастелло врезается в «толпу» цистерн и машин – и оглушительный взрыв долгими раскатами сотрясает воздух сражения: взрываются вражеские цистерны.
До последнего патрона бились в воздушных схватках наши летчики-истребители. С первых дней войны летчик-истребитель Виктор Талалихин охранял столицу от налетов вражеской авиации.7 августа 1941 года он одним из первых в истории Великой Отечественной войны совершил ночной таран, сбив фашистский бомбардировщик, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. А 27 октября того же года он погиб смертью храбрых на 43-м километре от Москвы, недалеко от Подольска.
На дальних подступах к Москве вдоль железной дороги Москва-Ленинград у летчика Алексея Катрича отказали пулеметы. Тогда он решил таранить вражеский самолет. Сблизившись с бомбардировщиком, Алексей Катрич винтом повредил его стабилизатор. Самолёт противника свалился на крыло и пошёл вниз. Вскоре он врезался в землю и сгорел. Лейтенант Катрич благополучно приземлился на свой аэродром. Это был первый высотный таран. 12 сентября 1941 года в воздушном бою лейтенант Катрич вторично применил таран и уничтожил бомбардировщик противника. 28 октября 1941 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. Всего за время войны он совершил более 250 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 14 самолётов противника.
Песня из к/ф «В небе ночные ведьмы»
Отрывок из романа К.Симонова «Живые и мертвые»
Глава 14
Малинин - Ну, как живешь, Сирота? - Малинин крепко своей тяжелой рукой пожал
такую же тяжелую руку Сироты.
Сирота - Питание хромает, товарищ политрук, - сразу же пожаловался Сирота.
Он по своему опыту солдатской службы хорошо знал, когда можно и
когда нельзя жаловаться начальству, и, когда было можно, всегда
жаловался.
Малинин - Почему хромает? - Малинин знал, о чем идет речь, но сделал вид,
что не догадывается.
Сирота - Так что ж, товарищ политрук, сегодня на рассвете пошли с
термосами, а получили столько, что в котелках бы унесли…
Малинин - Дали, сколько положено, - сказал Малинин, - на наличный состав.
Чего же тут обижаться?
Сирота - Я не обижаюсь, - сказал Сирота, хотя как раз этим и был
недоволен; он не показал убыли и рассчитывал сегодня получить продукты
по вчерашней норме. - Не подвезли, что же теперь делать!
Малинин - Чему радуешься? - спросил Малинин.
Сирота - Погода, товарищ политрук. - Сирота закурил, ловко прикрыв огонь
ладонью. - Хорошо бы мороз еще покрепчал.
Малинин - Чего ж хорошего? В крепкий мороз в поле тяжело.
Сирота - А я так предвижу: нам тяжело, а немцам еще тяжелее, - сказал
Сирота с такой ухмылкой, словно в его собственной власти было устроить
этот подвох немцам. - У меня во взводе один студент-химик, с
четвертого курса, говорит, что у ихней авиации смазка морозу не
выносит, замерзает. Вы посмотрите, - Сирота кивнул на небо, - второй
день зима по-настоящему, и второй день фрицы меньше летают. Может,
если покрепче ударит, так и в танках у них смазка откажет?
Малинин - А ты танков не бойся.
Сирота - А я и не боюсь. Мы их уже два сожгли…
Малинин - Два - это еще не все.
Сирота - Так ведь на взвод! - обидчиво возразил Сирота. - Вот вы так
посчитайте, если только стрелковые взвода брать: два - на взвод, шесть
- на роту, восемнадцать - на батальон. Пятьдесят четыре - на полк, -
загибая пальцы, продолжал он, - сто шестьдесят два - на дивизию, а на
десять дивизий - уже тысяча шестьсот… Уже бы и танков, глядишь, под
Москвой у немцев не было. Если б все так! А разве у нас все взвода по
два танка сожгли? Хотя бы взять наш батальон. Не знаю я еще такого
взвода, который бы два танка сжег, кроме нашего! - самолюбиво закончил
он.
Малинин - Значит, все подсчитал, за целый фронт, - усмехнулся Малинин, -
ты свое дело сделал, свои два танка сжег, и можешь на печку: пусть
теперь другие, их очередь?
Сирота - Почему? Я так рассуждать привычки не имею. Я просто за правду,
что два танка на взвод - это немало.
Малинин - Я не говорю - мало, я говорю - на смазку не надо надеяться.
Мороз ударит, смазка у немцев откажет, орудия стрелять перестанут,
автоматы заест, и останется их только с дорог сгребать да в поленницы
складывать! Это настроение неверное, не надо себя им успокаивать.
Сирота - Да что уж нам себя успокаивать? - Сирота не привык лезть за
словом в карман, когда находился в положении «вольно». Он развел
руками, потом задрал голову и посмотрел на солнце. - Это все обман, -
жмурясь на солнце, сказал он. - Как дадут духу, так от всей этой
погоды один дым останется…
(подходит Михнецов)
Малинин - Вот, Михнецов, - говорил он худому молодому солдату, нервно
потягивавшему козью ножку, - ты, конечно, химик, а я - нет, тебе и
карты в руки: вот ты говоришь, что авиационное горючее у немцев
негодящее для морозов, а там и в танках смазка у них замерзнет, а там,
может, по-твоему, и орудийные системы у них откажут, и автоматы начнут
заедать. - Эта тема забеспокоила Малинина, и он теперь неуступчиво
поворачивал ее так и эдак, намереваясь в конце концов повернуть
по-своему и поставить так, как считал правильным. - Может быть,
повторяю, и так: ты химик, тебе виднее, - но вот лично на все это не
надеюсь. Ты надеешься, а я - нет. Больше того скажу: ты надеешься на
то, что в морозы техника у немцев откажет, а я нисколько на это не
надеюсь, я исключительно на тебя, на Михнецова, надеюсь. Надеюсь на
тебя, что у тебя при любой погоде душа не дрогнет, и винтовка, и
граната, и все, что тебе в руки попадет, - ничто не откажет, потому
что если у тебя душа не дрогнет, то немцы, пусть у них вся техника и в
тридцатиградусный мороз как часы работает, все равно до Москвы не
дойдут. А если у тебя душа откажет, вот тогда они при всех
обстоятельствах в Москве будут, с техникой, без техники, в мороз, без
мороза - все равно! Что скажешь на это, химик?
Михнецов - А то и скажу. За это время, что мы на фронте, трижды отступали с занимаемых позиций. Лишь к утру сегодняшнего дня удалось задержать немцев и положить их перед собой на землю собственным огнем. Бои идут с прежним ожесточением и перевесом в пользу немцев, однако, за каждый километр приходится платить все дороже и дороже. Победы скоро не будет, но и Москву не отдадим.
Малинин - Ну, положим, так, - чувствуя, что уже сбил встревоживший его
благодушный тон, миролюбиво сказал Малинин, - чтоб им повылазило! Но
ты понял, что не в них главное дело, а в тебе? Не в том, как у них
смазка будет мерзнуть, а в том, как ты стоять будешь? - упорно в одну
точку бил Малинин.
ВСЕ: - Да, это понятно, товарищ политрук, конечно, - ответило сразу
несколько человек.
Михнецов - Сейчас народ наподобие пружины, которую со страшной силой жмут до отказа, но, как бы ее ни давили, она все равно распрямится.
Трофимов кивнул и сказал:
- Все ребята меня пытают о Москве. Как Москва, да что, да,
говорят, паника там была… расскажи, как было. А я им отвечаю: если что
и было, то у меня уже из памяти вышло. Теперь у меня в памяти, как у
Лермонтова: «Ребята, не Москва ль за нами? Умрем же под Москвой!..»
Еще при царе Горохе, на заре века, в приходской школе учил, а вот ведь
не забыл!
Малинин - Что же, - сказал Малинин, - если московскими новостями
интересуетесь, могу рассказать самые свежие. От жены письмо получил…
Первая из них касается сына. Директор школы, эвакуированной под
Казань, написал, что их сын Малинин Виктор, ученик девятого класса,
исчез, оставив записку, что уезжает защищать Москву, и, несмотря на
розыски, до сих пор не задержан.
« Как же, задержишь его, стервеца!» - с нежностью сказал Малинин о
сыне.
-Вторая новость касается жены: райжилотдел, где она служила
инспектором, снова приступает к работе, и ее сделали заведующей,
потому что их начальник, известный мне Кукушкин, возвращен из
Горького, куда он удрал самовольно, снят с работы, исключен из партии,
разбронирован и отправлен бойцом на фронт.
Михнецов - Так ему и надо, черту!
Трофимов - Наводят, значит, в Москве порядок, - усмехнулся Трофимов. - Это
хорошо.
Михнецов - Значит вообще все будет в порядке: Москву не только не сдадим, но авось до самой до нее и не доотступаемся.
Боец - А как, - вдруг спросил молчавший до этого молодой бледный боец,
он сидел, подперев рукой щеку, - как все-таки вид Москвы после
бомбежек? Я сам москвич, на Коровьем валу жил.
Малинин - Цел твой Коровий вал, - сказал Малинин. - Да Трофимов вам небось
уже десять раз рассказывал. Вы ему верьте, он мужик серьезный,
непьющий и неврущий, хотя и рыболов.
(Все рассмеялись.)
Боец - А все-таки, - не унимался москвич с Коровьего вала, - неужели
так мало в Москве разрушений, как в газетах пишут?.. Ведь каждую ночь
идут над головами, и гудят, и гудят…
Малинин - Идут, да не доходят, - сказал Малинин. - Не всякая пуля до тебя
долетает! Так и с Москвой. Тебе отсюда кажется, что там бомбежка -
страшное дело, а я сюда, на фронт, шел - поджилки дрожали. А пришел -
вроде ничего.
Сирота - Ну, уж вы скажете, товарищ политрук, - поджилки дрожали! -
вежливо не поверил ему Сирота.
Малинин насмешливо покосился на него.
- А вот именно что так - дрожали! А ты что ж думал, я страха
божьего не имею? Еще как имею! - Малинин пригнулся при свисте низко
пролетевшего снаряда и нашел в себе силы пошутить: - Видишь, снарядам
кланяюсь… (взрывы, стрельба)
Малинин - Все бегом, под прикрытие стен.
| П.Железнов На подступах к Москве Держась, как за личное счастье, За каждую пядь земли, Мы под Москвой встали насмерть, В грунт промерзлый вросли! Земля от взрывов дрожала, Горела берестой броня. Солнце - в дыму пожара – Чадило, как головня… Не только на этом взгорье, Где наш окопался взвод, - На Балтике и в Черноморье Москву защищал народ. Но – лишь в подмосковной зоне – Встряхнуть твое сердце мог, Как часы на ладони, Знакомый с детства гудок… Когда с оружейным раскатом Мы подымались в бой, - Поэт становился солдатом, Поэтом – солдат любой. 1941г. |
Песня «Огонек»
1-й ведущий С первых дней войны на фронт ушли добровольцами многие писатели. Те, кто вместе с В.Маяковским мог сказать: «И песня и стих – это бомба и знамя», воевали на западном направлении, прикрывая подступы к столице.
2-й ведущий А в перерывах между боями становились корреспондентами фронтовых газет. Их стихи, заметки, статьи, письма читала вся страна.
(Лирическая мелодия перед стихотворением)
«В землянке» - минусовка
| К.Симонов Жди меня Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: - Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,- Просто ты умела ждать, Как никто другой. 1941 |
Песня «Темная ночь» из к/ф «Два бойца»
Песня: "Романс Лизы" из к/ф "Жди меня"
Слова: Симонова К.
Музыка: Крюкова Н.
1-й ведущий Гитлер планировал провести 7 ноября парад на Красной площади. Эта дата была выбрана неслучайно. Гитлер знал, что значит для советского народа 7 ноября. В этот день наш народ отмечал годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.
2-ведущий А 7 ноября на станции «Маяковская» прошло торжественное собрание, посвященное 24 годовщине Октябрьской революции, на котором выступил Сталин. Обращаясь к людям, он назвал их братьями и сестрами, а закончил речь словами: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами».
1-й ведущий После собрания на Красной площади состоялся парад – парад советских войск. Прямо с парада войска направлялись на фронт, на передовые позиции. Весь мир воочию убедился, что Москва не только не пала, о чем немецкое командование неоднократно объявляло, но и проводит традиционный парад своих войск.
2-й ведущий Вся наша страна, фонт и тыл, затаив дыхание, с тревогой и болью, с надеждой и верой прислушивались в те суровые осенние дни к позывным Москвы в эфире, потому что каждый понимал, какое огромное значение для исхода войны имела оборона советской столицы.
1-й ведущий Навсегда вошли в память народа стойкость и мужество трудящихся Подмосковья, Наро-Фоминска, Истры, Можайска, Волоколамска, Клина, рабочих героической Тулы, ставшей в те дни непобедимым южным бастионом в обороне столицы.
2-й ведущий 15-16 ноября гитлеровцы предприняли еще одну отчаянную попытку прорвать оборону наших войск и захватить Москву. Но защитники столицы стояли насмерть.
Мысли и чувства всех защитников Москвы выразил политрук роты 316-й стрелковой дивизии сибиряк В.Г. Клочков, возглавивший группу истребителей танков в районе разъезда Дубосеково, в 7 километрах юго-восточнее Волоколамска. Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, который обороняют 28 гвардейцев. Бойцы переглянулись. Предстоял слишком неравный бой. «Ну что, друзья, - сказал бойцам политрук роты В.Клочков. – Двадцать танков. Меньше, чем по одному на брата. Это не так много». Бой длился более четырех часов, и бронированный кулак фашистов не смог прорваться через оборону гвардейцев. Из противотанковых ружей храбрецы подбивали вражеские машины, зажигали их бутылками с горючим. Уже 14 танков неподвижно застыли на поле боя, но и среди наших бойцов были потери. В этот миг показался второй эшелон танков. Клочков посмотрел на товарищей: «Тридцать танков друзья, - сказал он бойцам, - придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва!» Выдающийся подвиг 28 бойцов дивизии, которой командовал генерал-майор И.В. Панфилов, золотыми буквами вписан в историю Великой Отечественной войны. Почти все воины пали в этом сражении. Всем им присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Из друзей,
Ушедших в эту осень,
Не один
Простился с головой, -
Но остановили
Двадцать восемь
Вражеские танки
Под Москвой.
Дм. Кедрин
Героизм и мужество проявила восемнадцатилетняя москвичка Зоя Космодемьянская. Ее слова “Это счастье - умереть за свой народ” помнят многие. Они прозвучали в подмосковном селе Петрищево и навсегда остались в нашей памяти. Разведчица Зоя Космодемьянская умерла во вражеском плену, на фашистской дыбе, не выдав своих товарищей-партизан и не показав своих страданий.
Нас босыми
По снегу водили
На допрос и пытку
Из тюрьмы…
Все равно:
Враги не победили!
В этой битве
Победили
Мы!
Дм. Кедрин
1-й ведущий Никогда наш народ не забудет бессмертный подвиг сибирских дивизий.
2-й ведущий Сибирские полки и батальоны считались одними из лучших в войсках Красной Армии. Любой командующий фронтом, командарм просил и считал за счастье получить в подчинение сибирскую дивизию или бригаду.
1-й ведущий В начале ноября 1941 года 78-я стрелковая дивизия прибыла под Москву. Бойцы вступали в бой сразу после выгрузки из эшелонов.
2-й ведущий Константин Рокоссовский, командовавший тогда 16-й армией, в которую вошла 78-я стрелковая дивизия, писал: «Возникла угроза выхода нам во фланг. Противник устремился к шоссе Волоколамск-Москва. В этот момент вступила в дело 78-я стрелковая дивизия А.Белобородова. Ей была поставлена задача – контратаковать рвущиеся к шоссе немецкие войска. Белобородов быстро развернул свои полки, и они двинулись в атаку. Сибиряки шли во весь рост. Удар они нанесли во фланг. Противник был смят, опрокинут, отброшен. Это был красивый удар, и он спас положение».
1-й ведущий Воины, охваченные боевым азартом, преследовали врага попятам. Только за месяц дивизия истребила более 14 тысяч гитлеровцев, сбила 14 самолетов, уничтожила 63 танка, 120 орудий и 45 автомашин. 26 ноября 1941 года 78-я стрелковая дивизия получила звание 9-й гвардейской.
| Свою память я зря неволю – Лишь бы вспомнить – я помню и так: И траншея по снежному полю, И наплывы фашистских атак И отрывистый лай пулемета И стекающий посвист “катюш”, И в морозных окопах пехота - Сотня, две ли мальчишеских душ. Не былинные витязи в латах – Каждый смел и отважен и лих - Необстрелянные ребята В маскировочных белых халатах, А иные и вовсе без них. А над ними весомо и вечно - Снежный мрак, как Бессмертный Кощей. А в окопе - не дома, конечно, Нет ни печки, ни маминых щей. Мы - мальчишки азартно стреляли В черный скрежет с паучьим крестом. Нас и в счет-то наверно не брали… А мальчишки Москву отстояли И дошли до Берлина потом. |
Владимир Высоцкий - Мы вращаем Землю
2-й ведущий Вражеский план захвата Москвы, а следовательно, и надежда на быстрое окончание войны провалились.
1-й ведущий Измотав вражеские части и сосредоточив необходимые резервы, 5-6 декабря наши войска перешли в решительное контрнаступление.
2-й ведущий Вскоре были освобождены Клин, Солнечногорск, Истра, Калинин, Волоколамск, Калуга.
1-й ведущий Под могучими ударами советских воинов ваг стал откатываться на запад. Контрнаступление под Москвой переросло в наступление Красной Армии по всему фронту.
2-й ведущий Разгром фашистских захватчиков под Москвой явился главным событием первого года Великой Отечественной войны и вместе с тем первым крупным поражением гитлеровцев с начала второй мировой войны. Победа советских воинов в битве под Москвой стала зарей освобождения всей нашей земли от фашистских захватчиков.
1-й ведущий За выдающиеся заслуги перед Родиной, массовый героизм, мужество и стойкость, проявленные трудящимися столицы в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и в ознаменование 20- летия победы советского народа в Великой отечественной войне Москве в мае 1965 года было присвоено звание “Город-герой” с вручением ордена Ленина и медали “Золотая Звезда”.
Песня День Победы
Минута молчания
фильм: "Жди меня"
Песня: "Романс Лизы"
Слова: Симонов К.
Музыка: Крюков Н.
Сколько б не было в жизни разлук
В этот дом я привык приходить
Я теперь слишком старый твой друг
Чтоб привычке своей изменить
Если я из далеких краев
Слишком долго известий не шлю
Все равно, значит жив и здоров,
Просто писем писать не люблю
Ты , крылатая песня, слетай
С ветром буйным в родные края
Ждет ли парня, как прежде, узнай
Дорогая подруга моя....
Коль ей грустно, ты сразу поймешь
Приласкай за меня, обними,
Понапрасну ее не тревожь,
Только в сердце мельком загляни!
Я и сам бы с тобою слетал,
Да с рассветом мне в бой уходить...
Я и сам бы любимой сказал
Что в разлуке невесело жить
И поведать о том не боюсь,
То для нас не большая беда
Я ведь скоро с победой вернусь
Не на час, а навек, навсегда
Ты, крылатая песня , слетай
С ветром буйным в родные края
Ждет ли парня, как прежде, узнай
Дорогая подруга, моя…
ТЫ - МОЯ НАДЕЖДА, ТЫ - МОЯ ОТРАДА
Из кинофильма "Битва за Москву ", 1985
режиссер-постановщик Ю. Озеров
Музыка А. Пахмутовой
Слова Н. Добронравова
Слышится нам эхо давнего парада,
Снятся нам маршруты главного броска.
Ты - моя надежда, ты моя отрада,
В сердце у солдата ты, моя Москва.
Мы свою победу выстрадали честно,
Преданы святому кровному родству...
В каждом новом доме, в каждой новой песне
Помните ушедших в битву за Москву!
Серые шинели. Русские таланты.
Синее сиянье неподкупных глаз...
На равнинах снежных юные курсанты...
Началось бессмертье. Жизнь оборвалась.
Мне на этом свете ничего не надо,
Только б в лихолетье ты была жива...
Ты - моя надежда, ты моя отрада,
В каждом русском сердце ты, моя Москва.
Всё, что было с нами, вспомнят наши дети, -
Всё, что потеряли, что для них спасли...
Только б ты осталась лучшим на планете,
Самым справедливым городом земли.
Старых наших улиц трепетные взгляды.
Юных наших песен строгие слова.
Ты - моя надежда, ты моя отрада,
В каждом нашем сердце ты, моя Москва.
Песня «Москвичи» (Сережка с Малой Бронной…..) (сл. Е.Винокурова, муз. А.Эшпая).
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Серёжка с Малой Бронной
И Витька с Моховой,
А где-то в людном мире
Который год подряд
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.
Свет лампы воспалённой
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать в округе,
Без них идет кино,
Девчонки, их подруги,
Все замужем давно.
Но помнит мир спасённый,
Мир вечный, мир живой
Серёжку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой,
Серёжку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой.
Текст песни Темная ночь
Темная ночь. Только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах,
Тускло звезды мерцают.
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком
Ты слезу утираешь.
Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная черная степь
Пролегла между нами.
Верю в тебя, дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня
Темной ночью хранила.
Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня,
Что б со мной ни случилось.
Смерть не страшна!
С ней не раз мы встречались в степи,
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится.
Владимир Высоцкий - Мы вращаем Землю
От границы мы Землю вертели назад -
Было дело, сначала.
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и крохи,
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на Востоке.
Мы не меряем Землю шагами,
Понапрасну цветы теребя,
Мы толкаем ее сапогами -
От себя, от себя.
И от ветра с Востока пригнулись стога,
Жмется к скалам отара.
Ось земную мы сдвинули без рычага,
Изменив направленье удара.
Не пугайтесь, когда не на месте закат.
Судный день - это сказки для старших.
Просто Землю вращают, куда захотят,
Наши сменные роты на марше.
Мы ползем, бугорки обнимаем,
Кочки тискаем зло, не любя,
И коленями Землю толкаем -
От себя, от себя.
Здесь никто не найдет, даже если б хотел,
Руки кверху поднявших.
Всем живым - ощутимая польза от тел:
Как прикрытье используем павших.
Этот глупый свинец всех ли сразу найдет,
Где настигнет - в упор или с тыла?
Кто-то там впереди навалился на дот -
И Земля на мгновенье застыла.
Я ступни свои сзади оставил,
Мимоходом по мертвым скорбя,
Шар земной я вращаю локтями -
От себя, от себя.
Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,
Принял пулю на вдохе,
Но на Запад, на Запад ползет батальон,
Чтобы солнце взошло на Востоке.
Животом - по грязи, дышим смрадом болот,
Но глаза закрываем на запах.
Нынче по небу солнце нормально идет,
Потому что мы рвемся на Запад!
Руки, ноги - на месте ли, нет ли, -
Как на свадьбе, росу пригубя,
Землю тянем зубами за стебли -
На себя, на себя!
Огонёк
На позицию девушка провожала бойца,
Тёмной ночью простилася на ступеньках крыльца.
И пока за туманами видеть мог паренек
На окошке, на девичьем, все горел огонек.
Парня встретила дружная фронтовая семья,
Всюду были товарищи, всюду были друзья.
Но знакомую улицу позабыть он не мог,
Где ж ты девушка, милая, где ж ты мой огонек.
И подруга далекая парню весточку шлет,
Что любовь ее девичья никогда не умрет,
Все что было задумано, то исполнится в срок,
Не погаснет без времени золотой огонек.
И становится радостно на душе у бойца
От такого хорошего, от ее письмеца.
И врага ненавистного крепче бьет паренек,
За Советскую Родину, за родной огонек.
И врага ненавистного крепче бьет паренек,
За Советскую Родину, за родной огонек.