Мне холодно… Холодно…Холодно…Люди, вот же я! Протяните руки! Помогите… я кричу изо всех сил. Выглянули? Ну? Это же я! Нет, не увидели
| Вид материала | Рассказ |
- Ледяной цветок Глава 1 Лунный свет, 868.35kb.
- «своего», 54.88kb.
- Конспект интегрированного занятия по развитию речи и физкультуре с использованием элементов, 57.03kb.
- «Покормите птиц зимой!», 21.6kb.
- План учебно воспитательной работы моу светлоозерская, 1243.17kb.
- Тема урока: Cочинение описание на тему «Зима», 75.56kb.
- Эта редакция является истинной и окончательной, 1359.58kb.
- Лиза Джейн Смит, 1728.72kb.
- Содержание список литературы, 60.55kb.
- Сексуальные неврозы наших родителей, 1247.81kb.
Прибежище души
(по рассказу В.Астафьева «Людочка»)
Мне холодно… Холодно…Холодно…Люди, вот же я! Протяните руки!.. Помогите… я кричу изо всех сил. Выглянули? Ну? Это же я! Нет, не увидели. Людям легче думать, что это ветер рвёт жилы… Моё простенькое деревенское ситцевое платьице больше похоже на лохмотья. Ещё бы! Уже пятнадцать лет маюсь. Пятнадцать лет… На мне тяжёлый грех – я убила …себя.
Но не судите меня, люди, я и так страдаю.
Вы не слушайте начальника областного управления УВД. Он никогда не расскажет, как было на самом деле: ему тогда – пятнадцать лет назад – всего два года оставалось до пенсии; не хотел «портить положительный процент сомнительными данными», поэтому моя смерть (в его отчёте) – беспричинная, «сдуру».
А разве бывает что-нибудь без причины? Разве то, что мы делаем, говорим, думаем, не имеет смысла? Всё имеет причину, исток.
Моё тело родилось в деревеньке Вычуган. Меня назвали Людочкой. Росла я, «как придорожная трава». Ласки особо и не видела. Отец постоянно пил. Крепко пил, поэтому я родилась болезненной, слабой, плаксивой.
Он из нашей с мамой жизни ушёл как-то незаметно. Без отца жилось легче.
К маме иногда захаживали мужики, бывало, выпивали. Я никогда не вмешивалась, молчала.
Чем старше я становилась, тем молчать мне было гораздо легче, чем поддерживать разговор, даже с мамой. Так и жила: наедине со своими мыслями. Хотелось ли выговориться? Конечно! Только слушать по – настоящему могли лишь животные.
Учёба в школе давалась тяжело, но на одни только двойки не скатывалась. Я, на самом деле, очень старательная, терпеливая. Жаль, что этого никто не замечает. А ещё по хозяйству дома и во дворе всё-всё умею, даже сено косить и стога вершить.
Один из маминых постояльцев (так она его всегда называла) врос в нашу семью. Он меня никогда не обижал, правда, и внимания не проявлял, будто бы меня и вовсе не существовало. Но я не жаловалась, я к такому обращению с детства привыкла.
Вот и «отмаялась» десять классов. Мама меня отправила в город, так как и она с «самим» собирались уехать из «угасающей» деревеньки. Обещались помогать, да, правда, так ничем и не помогли. Но это и не удивительно: им самим тяжело было, а тут я ещё.
Вот уже электричка везёт меня в город. Невыразимое чувство охватывает: с одной стороны, - страшно, с другой, - интересно же!
Так, сначала, пойду в парикмахерскую, приведу себя «в городской вид».
Завивка, маникюр… Чтобы ещё такого сделать? Может, волосы покрасить. Точно, покрасить!
Что-то очень давно на меня поглядывает пожилая женщина – парикмахер. Смотрит не равнодушно, как обычно смотрят на меня, а внимательно, по-доброму, как бабушка. Обо всём расспросила: кто, откуда, зачем приехала.
Потом Гавриловна, та самая бабушка, оформила меня на работу учеником парикмахера.
Эта работа оказалась не такой лёгкой, какой показалась на первый взгляд. Учёба давалась тяжело; выбиться в мастера всё никак не удавалось.
Мы с Гавриловной жили дружно. Я хлопотала по дому. Всегда была послушной, и совсем не потому, что боялась остаться без крыши над головой, просто моя Гавриловна была права.
Чтобы набить руку, стала стричь на дому.
Однажды ко мне пришёл стричься Артёмка – мыло – местный хулиган и авторитет беспризорной шпаны. Пока мои руки были заняты, он начал хватать меня за коленки. Я раз отпряла, второй, мне казалось, что вот-вот закричу, и, когда его противные руки опять дотронулись меня, стукнула стригущей машинкой. Приложилась, очевидно, крепко, так как у «атамана – мыла» выступила на голове кровь.
Уж не знаю, чем заслужила его уважение, но с тех пор по зловещему парку стала ходить без боязни. Никто меня не трогал.
Но однажды из тюрьмы вышел Стрекач. Это не человек, а чудовище, которое боялись не только жители этого серого городка, но и милиция старалась с ним не связываться. Но у меня же есть настоящий друг – Артёмка-мыло…
…Этот летний вечер я никогда не забуду.
Дорога парка… Как обычно местные бандиты беспризорники сидели на грязных скамьях.
Я сначала даже не поняла, что Стрекач обращается ко мне: ребята же сказали, что я – Люда, местная. Он с такой силой рванул меня, что я со всего маха рухнула навзничь в бурьян, кажется, на секунду помутнело в глазах. Господи, бежать! Бежать! Ноги подкашиваются. Ползти! Ползти! Режу в кровь осколками стекла руки, ноги, что-то тёплое струится по рукам, должно быть, это кровь. Господи! Это животное навалилось на меня, какое зловоние из его рта. Где же ты, Мыло? Треск плаща, платья… Кто – нибудь. Я так громко кричу, почему никто не слышит. Что же вы все стоите?! Больно! Больно!
…Мне казалось, прошла вечность. Меня вырвало прямо на этого урода….
Мыло? Нет, не надо, скорей, скорей, домой…
…Открываю глаза – у Гавриловны. Она меня утешает, глупо, я ничего не чувствую – вместо души пустота, словно кто-то с корнем вырвал, а залечить и не подумал. Мамочка, хочу к тебе.
Мне так плохо, вот прижмусь к маме, поплачем вместе, может, отпустит?
Стою на пороге. Но что же ты молчишь, мам, по глазам вижу, всё поняла… Прижми меня… А впрочем, ну да, ну да, о чём я, ты вон тяжёлая, дитё ждешь. Зря приехала, зря…
Я снова иду по убившему меня парку. Нет, не страшно: я встречусь с этим ничтожеством и полосону по его … бритвой, чтобы он больше никогда не смог никому причинить боль.
…Но он никак не появлялся…
Господи, мне больно, ну кто-нибудь…помогите. Больно! Больно! Сломалась я!
Я знаю, как укротить боль!
Боже милостивый, Боже милосердный… Ну не достойна же… Гавриловна! Мама! Отчим! Как тебя и зовут-то, не спросила. Люди добрые, простите! И ты, Господи, прости меня, хоть я и недостойна, я даже не знаю, есть ли Ты?.. Если есть, прости, все равно я значок комсомольский потеряла, никто и не спрашивал про значок. Никто и ни про что не спрашивал — никому до меня нет дела…
«И тут же всякая боль и муки всякие оставили Людочку, отлетели от её тела. А душа? Да кому она нужна, та простенькая, в простенькой, в обыкновенной плоти ютившаяся душа?»
…Мне холодно… Холодно…Холодно…Люди, вот же я! Протяните руки!.. Помогите… я кричу изо всех сил. Выглянули? Ну? Это же я! Нет, не увидели. Людям легче думать, что это ветер рвёт жилы… Моё простенькое деревенское ситцевое платьице больше похоже на лохмотья. Ещё бы! Уже пятнадцать лет маюсь. Пятнадцать лет… На мне тяжёлый грех – я убила… себя.