Ости, представляющей собой неясную, точно не известную обстановку, которая обусловливает частичную или полную неопределенность конечных результатов деятельности

Вид материалаДокументы

Содержание


Iii. что нужно нам, или актуальные проблемы управления финансовыми рисками в россии
Подобный материал:
1   2   3   4   5

страхование;
  • резервирование;
  • хеджирование;
  • распределение;
  • диверсификация;
  • избежание (отказ от связанного с риском проекта) или минимизация (консервативное управление активами и пассивами).

    По своей природе страхование является формой предварительного резервирования ресурсов, предназначенных для компенсации ущерба от ожидаемого проявления различных рисков. Экономическая сущность страхования заключается в создании резервного (страхового) фонда, отчисления в который для отдельного страхователя устанавливаются на уровне, значительно меньшем сумм ожидаемого убытка и, как следствие, страхового возмещения. Таким образом, страхование есть по существу передача определенных рисков от страхователя к страховщику (страховой компании).

    Страхование или полное резервирование как таковые не ставят своей целью уменьшение вероятности проявления рисков, а нацелены преимущественно на возмещение материального ущерба от проявления рисков. Таким образом, страхование основано на детерминистском подходе к возможным рискам, которые рассматриваются ex post, как данность, которой очень сложно, если вообще возможно, управлять. Этот подход лежит в основе регулирования рисков банковской деятельности со стороны государства. В то же время страхование рисков обязательно предполагает проведение определенных мероприятий по снижению вероятности наступления страховых событий, которые, однако, далеко не всегда достигают желаемой цели.

    Для страхования подходят массовые виды риска, которым подвержены многие организации или индивиды, проявления которых не сильно коррелированы между собой, а вероятности проявления которых известны с высокой степенью точности. Из рассмотренных выше финансовых рисков в наибольшей степени этим требованиям удовлетворяет кредитный риск, поэтому страхование заемщиком своих обязательств в пользу кредитора становится все более распространенной формой обеспечения возвратности ссуд и является обязательным условием, например, при предоставлении ипотечных кредитов.

    Для уменьшения степени риска применяется резервирование [1, 2] запасов и планирование действий участников хозяйственной деятельности на случай тех или иных изменений условий его реализации. Создание резерва на покрытие непредвиденных расходов представляет собой один из способов управления рисками, предусматривающим установление соотношения между потенциальными рисками, влияющими на стоимость активов, и размером расходов, необходимых для преодоления сбоев в выполнении инвестиционного проекта. Проект считается эффективным и устойчивым, если во всех предполагаемых ситуациях неблагоприятные последствия, вызванные изменениями тех или иных условий реализации проекта, могут быть устранены за счет созданных запасов и резервов или их последствия могут быть возмещены страховыми компаниями.

    Хеджирование представляет собой форму страхования от возможных потерь путем заключения уравновешивающей сделки (переноса риска изменения цены с одного лица на другое). Хеджирование предназначено для снижения возможных потерь вложений вследствие рыночного риска и, реже, кредитного риска. Как и в случае страхования, хеджирование требует отвлечения дополнительных ресурсов. Совершенное хеджирование предполагает полное исключение возможности получения какой-либо прибыли или убытка по данной позиции за счет открытия противоположной, или компенсирующей позиции. Подобная «двойная гарантия» как от прибылей, так и от убытков отличает совершенное хеджирование от классического страхования. Хеджирование рыночных рисков осуществляется путем проведения забалансовых операций с производными финансовыми инструментами – форвардами, фьючерсами, опционами и свопами. В последние годы появились инструменты хеджирования кредитных рисков, к которым относятся, например, кредитные свопы.

    Cнижение степени риска может быть достигнуто также путем его распределения между участниками проекта (индексирование стоимости продукции и услуг, предоставление гарантий, различные формы страхования, залог имущества, система взаимных штрафных санкций). Качественное распределение риска подразумевает принятие решения участниками проекта с учетом организационно-тенического потенциала фирмы и форм ее присутствия на рынке по расширению (сужению) числа потенциальных инвесторов (участников проекта) [1, 2].

    Диверсификация является одним из способов уменьшения совокупной подверженности риску путем распределения вложений и/или обязательств. Под диверсификацией понимается размещение финансовых средств в более чем один вид активов, цены или доходности которых слабо коррелированы между собой. Обратной формой диверсификации является привлечение средств из различных, слабо завясящих друг от друга источников. Сущность диверсификации состоит в снижении максимально возможных потерь за одно событие, однако при этом одновременно возрастает количество видов риска, которые необходимо контролировать. Диверсификация является одним из наиболее популярных механизмов снижения рыночных и кредитных рисков при формировании портфеля финансовых активов, портфелей банковских ссуд и пассивов соответственно. Следует помнить, что диверсификация эффективна только для уменьшения несистематического риска (т.е. риска, связанного с конкретным инструментом), в то время как систематические риски, общие для всех рассматриваемых инструментов (например, риск циклического спада экономики), не могут быть уменьшены путем изменения структуры портфеля.

    Управление активами и пассивами преследует цель тщательной балансировки наличных средств, вложений и обязательств, с тем чтобы свести к минимуму изменения чистой стоимости. Теоретически в этом случае не возникает необходимости в отвлечении ресурсов для образования резерва или открытия компенсирующей позиции. Управление активами и пассивами направлено на избежание чрезмерного риска путем динамического регулирования основных параметров портфеля или проекта. Иными словами, этот метод нацелен на регулирование подверженности рискам в процессе самой деятельности, в отличие от хеджирования, основанного на нейтрализации риска ex ante. Очевидно, динамическое управление активами и пассивами предполагает наличие оперативной и эффективно действующей обратной связи между центром принятия решений и объектом управления. Управление активами и пассивами наиболее широко применяется в банковской практике для контроля за рыночными, главным образом валютными и процентными, рисками.

    Однако следует отметить, что все меры по оценке, анализу, учету, управлению, снижению (минимизации) и оптимизации рисков, как правило, требуют от участников проекта дополнительных затрат, которые должны учитываться при определении экономической эффективности инвестиций в тот или иной финансовый актив или проект.


    2.7. Принципы построения корпоративных информационных систем для контроля и управления рисками


    При анализе технологий управления рисками на микроуровне нельзя обойти вниманием все более усиливающуюся тенденцию к распространению принципов и методов риск-менеджмента на все сферы деятельности и уровни управления компанией. Эта тенденция обусловлена тем, что крупная компания, преследующая стратегии диверсификации и глобализации, в общем случае может рассматриваться как портфель, состоящий из различных сфер бизнеса и подверженный различным рискам. Такой подход получил название корпоративного риск-менеджмента (firmwide risk management).

    Эффективное управление такой компанией предполагает достижение следующих целей.

    1. Нахождение оптимального баланса между риском и доходностью для компании в целом и выработка адекватных стимулов для деятельности подразделений и отдельных служащих.

    2. Нахождение оптимального соответствия между размером привлекаемого акционерного капитала и принимаемыми рисками.

    Для успешного решения этих задач на глобальном уровне уже недостаточно оценки рисков лишь в разрезе отдельных операций, клиентов и проектов. На первый план выходит потребность в получении совокупных оценок рисков на разных уровнях обобщения, по различным видам рисков, типам продуктов и группам клиентов. Иными словами, единая внутрифирименная система риск-менеджмента должна обеспечивать возможность обобщения всех отдельных оценок различного рода рисков в единый показатель совокупного риска фирмы.

    Основные требования, предъявляемые к современной информационной системе оценки финансовых рисков, сводятся к расчету показателей рисковой стоимости для рыночных рисков, оценке текущих и будущих кредитных рисков, проведению сценарного анализа и тестированию портфеля на устойчивость. Для реализации этих функций в масштабе фирмы главной трудностью является агрегирование больших массивов данных в условиях децентрализованной оргструктуры типичного финансового института.

    Предполагается, что архитектура такой системы может быть как децентрализованной, так и централизованной: исходные данные могут быть распределены по соответствующим подразделениям или собраны и упорядочены в единой базе данных. При расчете показателей риска система может обращаться либо к первичным статистическим данным, либо использовать промежуточные оценки, вычисленные в различных подразделениях, и проводить их итоговую обработку.

    Централизованная система имеет несколько преимуществ [14]. Во-первых, она позволяет лицам, ответственным за оценку риска фирмы, контролировать правильность самого процесса вычислений. Особую важность это обстоятельство приобретает в том случае, если оценки риска используются при определении сумм вознаграждения для отдельных трейдеров и подразделений в целом. Во-вторых, централизованная архитектура, включающая единую базу первичных данных по позициям, позволяет легче перейти на более совершенные (и ресурсоемкие) методы расчета рисков. Наконец, централизованные системы являются более гибкими и адаптивными к возможным изменениям в информационных потребностях и могут использоваться не только в целях управления рисками.

    Децентрализованный подход также обладает рядом достоинств [14]. Так, он не требует дублирования информации по позициям и формул оценки стоимости в централизованной базе данных, что может быть особенно неудобно для сложных производных инструментов. Соответственно не возникает трудностей с созданием новых продуктов на уровне отдельных подразделений. Децентрализованная архитектура является единственно возможной на макроуровне при оценке совокупного рыночного риска банковской системы центральным банком, который обобщает оценки отдельных банков для расчета единого показателя риска.

    Другой важной проблемой является методологическое единство моделей оценки рисков во всех подразделениях компании. Так, при расчете показателя рисковой стоимости аналитическим методом набор рыночных факторов должен быть универсальным для всех подразделений, чтобы их оценки были сопоставимыми. Частая переоценка рисков портфелей с помощью метода Монте-Карло может оказаться весьма обременительной, особенно если значительную долю в портфеле занимают экзотические опционы или другие сложные финансовые инструменты. В целях сокращения времени расчетов используются методы приближенной оценки таких инструментов, а сами вычисления выполняются на мультипроцессорных системах, что, конечно, влечет рост затрат на оборудование и программное обеспечение. Хотя методы имитационного моделирования обеспечивают бoльшую достоверность оценки рисков, они предъявляют значительно более высокие требования к архитектуре информационной системы и ее вычислительной мощности, чем аналитический метод.


    2.8. Современные подходы к государственному регулированию рыночных рисков банковской системы


    Описанные выше методы и модели разрабатывались самими финансовыми институтами, как правило, крупнейшими банками и инвестиционными компаниями. Однако государственные регулирующие органы в США, а затем и в Европе недолго оставались в стороне от разработки стандартов и нормативов в области теории и практики риск-менеджмента.

    Государство имеет ряд достаточно эффективных инструментов влияния на участников финансового рынка, самыми действенными из которых являются нормативы достаточности собственного капитала банка и нормы обязательного резервирования привлеченных средств. Главная цель такого регулирования состоит в обеспечении достаточной устойчивости банковской системы к основным видам риска. В последние годы наибольшее внимание уделяется рыночным рискам, поскольку коммерческие банки все активнее переключаются на нетрадиционные виды деятельности, в частности, на операции с ценными бумагами.

    Регулирующими органами в Европе и США было разработано несколько принципиально различных подходов к установлению нормативов достаточности банковского капитала5. Общей тенденцией является постепенный переход от жесткого регулирования, сводящегося к регламентации и запретам, к либеральному регулированию, которое основывается на договорных отношениях с органом надзора и предоставляет для банков ощутимые стимулы.

    Одна из первых попыток в этом направлении была предпринята Базельским комитетом по банковскому надзору, который в апреле 1993 г. предложил так называемый «стандартизированный» подход (standardized approach). Он вполне соответствовал традиционной «административно-командной» практике и заключался в том, что все финансовые активы разделялись на классы по степени ассоциированного с ними риска, и для банков устанавливались жесткие требования к размеру капитала, резервируемого под каждый класс активов. Главный недостаток этого подхода заключался в том, что он ограничивал возможности банков по оперативному управлению рисками рамками крайне упрощенной модели, что не позволяло банкам в полной мере использовать свои знания рисков и технологии работы финансовых рынков, а также потенциально создавал антистимулы для ответственных лиц банка.

    С целью избежать этих явных недостатков, Базельский комитет в апреле 1995 г. предложил иной подход, один из вариантов которого был впоследствии принят в качестве стандарта центральными банками 10 ведущих стран Запада, и который стал известен как подход на основе внутренних моделей (internal models approach). Этот подход разрешал банкам использовать их собственные, внутренние модели управления рисками для количественной оценки рисков их портфелей финансовых активов. По новым правилам, каждый банк должен регулярно рассчитывать максимальный размер убытка на последующие 10 дн., который не будет превышен с вероятностью 99% (иными словами, это величина рисковой стоимости, рассчитанная с доверительным интервалом в 99% и временным горизонтом в 10 дн.), а размер капитала банка, устанавливаемый органом надзора, определяется как произведение полученной оценки рисковой стоимости на некоторый коэффициент. Минимальное значение этого коэффициента составляет 3, однако регулирующие органы имеют право назначать и более высокие уровни, если наблюдаются существенные расхождения между данными внутренней модели и реальными результатами деятельности банка, что должно свидетельствовать о неадекватности используемой модели [15].

    Подход на основе внутренних моделей предполагает использование самых современных методов оценки рыночного риска. Однако существуют серьезные опасения, что банки вполне могут иметь две модели: одну – для регулирующих органов, позволяющую минимизировать требуемые размеры капитала, а другую – «для служебного пользования», данные которой будут реально использоваться для оценки рисков и управления портфелем. Такая возможность усугубляется тем, что у органа надзора нет решительно никаких возможностей удостовериться в том, что предоставляемая ему оценка рисковой стоимости банковского портфеля в действительности используется руководством банком для принятия решений.

    Тенденция к дальнейшей либерализации государственного регулирования нашла свое выражение в так называемом «контрактном подходе» (precommitment approach), предложенном экономистами Федеральной резервной системы США П. Кьюпиком и Дж. О’Брайеном. Сущность этого подхода кажется весьма простой. Каждый банк самостоятельно определяет максимальный размер убытка, который он может понести за определенный период времени в будущем. Требования к размеру собственного капитала устанавливаются на уровне, равном рассчитанной оценке максимально возможных потерь. Тем самым банк принимает на себя обязательство не выходить за пределы заранее оговоренного убытка. В том случае, если по истечению срока величина убытка превышает заявленный ранее уровень, орган надзора получает право применить штрафные санкции к данному банку [15].

    Контрактный подход дает банкам свободу в выборе как уровня принимаемого рыночного риска, так и размера собственного капитала, резервируемого под этот риск. Система штрафов может быть рассчитана таким образом, чтобы банки могли добровольно выбирать уровень риска для своих портфелей и устанавливать размер собственного капитала без прямого вмешательства регулирующих органов. Роль органов надзора в этом случае сводится к проверке адекватности банковской структуры управления рисками и периодическому контролю финансовой отчетности банка.

    Контрактный подход имеет множество преимуществ и поэтому крайне привлекателен для самих банков. В отличие от командного подхода, он позволяет банку экономить на размере собственного капитала, снижая тем самым издержки на его обслуживание. Для соблюдения обязательств перед органом надзора банк получает возможность выбора любого из рассмотренных выше методов управления рисками. При выборе между увеличением уровня резервируемого капитала, применением более изощренных динамических стратегий хеджирования и сокращением суммарного риска портфеля банк будет ориентироваться на наименее затратный механизм контроля за рисками.

    Другое преимущество контрактного подхода заключается в том, что он поощряет разработку и внедрение в практику банковского дела самых современных технологий риск-менеджмента. Контрактный подход дает банкам стимулы к применению наиболее сложных и совершенных методов для оценки портфельного риска. Если оценка риска будет слишком консервативной, банк будет вынужден «омертвлять» излишнее количество собственного капитала, а если она окажется слишком оптимистичной, то банк будет часто нарушать данные им обязательства по предельному размеру убытков и, соответственно, подвергаться высоким штрафам. В любом случае, неточности в оценке рисков оборачиваются дополнительными издержками, и поэтому банкам придется вкладывать средства в совершенствование своих внутренних моделей оценки рисков.

    Контрактный подход привлекателен также и для банковского сектора в целом. Его реализация менее обременительна и сопряжена с меньшим вмешательством государства в повседневную деятельность банков, чем при стандартизированном подходе. Банкам предоставлена свобода в ведении бизнеса при условии, что размер их собственного капитала, рассчитанный на основе их же собственных оценок, соответствует их уровням риска. Орган надзора начинает действовать только тогда, когда размер собственного капитала оказывается недостаточным. В отличие от подхода на основе внутренних моделей, контрактный подход не устанавливает фиксированный коэффициент, на который умножается рассчитанная банком рисковая стоимость, но позволяет банкам выбрать оптимальный размер собственного капитала, рассчитанный с учетом как стоимости капитала, так и вероятности наложения штрафов органом надзора. Более того, контрактный подход не накладывает никаких количественных ограничений на внутренние модели оценки рисков, используемые в банках. Банк имеет практически неограниченные возможности для разработки новых методов оценки и управления рисками при условии, что он учитывает возможность применения штрафных санкций со стороны государства.

    Наконец, контрактный подход в значительной мере избавляет банки от обременительной отчетности. Информация, которую банки должны предоставлять государственным органам надзора, сводится к периодическим отчетам о прибылях и убытках по операциям на финансовых рынках. Эти данные уже сейчас регулярно рассчитываются в самих банках в целях контроля за рисками.

    Реализуя на практике философию стимулирующего регулирования, контрактный подход делает беспрецедентный шаг вперед по пути либерализации банковской деятельности, и неудивительно, что он был принят «на ура» в банковском сообществе, особенно среди крупнейших транснациональных банков. Однако практически сразу после его опубликования он встретил серьезную оппозицию в лице регулирующих органов ряда стран Европы.


    В частности, в Германии Федеральное ведомство по надзору за банками опасается, что контрактный подход выльется в неравноправный «договор, заключаемый банком с органом надзора, в котором банк дает обещание не становиться банкротом в обмен на дальнейшее ослабление регулирования со стороны государства». «Приветствуя инициативу стран, входящих в «группу тридцати», по выработке международных стандартов в сфере управления и контроля за рисками, это ведомство предостерегает крупнейшие международные банки от попыток ввести эти стандарты в практику самоуправления, самим контролировать их соблюдение и тем самым в известной степени взять функции надзора в свои руки. В Германии государство не намерено уступать банкам право решать, какие обязательные требования они должны соблюдать, так как банки могут не справиться с ответственностью за избежание и преодоление системных кризисов без помощи государства. Федеральное ведомство по надзору за банками надеется, что в этом конфликте интересы общества должны взять верх над специфическими групповыми интересами банковского сообщества» [16].


    Хотя контрактный подход предполагается реализовать пока только на территории США, а его отдельные положения еще продолжают уточняться, скептики уже подвергли его довольно серьезной критике. Наибольшие сомнения вызывает действенность механизма санкций, предусмотренных контрактным подходом. Простейшей формой санкций является денежный штраф, однако его применение к банку, превысившему заявленный им максимальный размер убытков и, возможно, испытывающему вследствие этого финансовые трудности, способно лишь ухудшить его финансовое положение. Чтобы «не бить лежачего», орган надзора в этой ситуации может отказаться от наложения штрафа, и угроза санкций потеряет свое дисциплинирующее значение. Хотя подобный подход к стороне, нарушившей свои обязательства, может показаться жестоким, он часто встречается в коммерческой практике. Например, договор займа обычно включает условие, согласно которому ставка процента увеличивается, если финансовое положение заемщика ухудшается. Выходом из тупика могут стать иные, чем денежный штраф, формы санкций: повышенные требования к размеру капитала банка в будущем, ограничения по операциям на финансовых рынках и публичное раскрытие информации о понесенных убытках [15]. Конечно, эти виды санкций могут взаимно дополнять друг друга.

    Другая проблема заключается в том, что контрактный подход может создавать антистимулы для руководства банков с недостаточным размером собственного капитала. Если такой банк несет убытки от операций на финансовых рынках, он может уже находиться на грани банкротства. В этом случае угроза санкций потеряет действенность, поскольку к моменту их применения такому банку будет практически нечего терять. Банки, оказавшиеся в подобном положении, могут решиться пойти «ва-банк» и вовлечь оставшиеся активы в крайне рискованные операции в последней надежде одним разом поправить свое финансовое положение. В качестве способа избежать этих проблем предлагается использовать контрактный подход только для банков с достаточным размером собственного капитала [15].

    Наконец, серьезные возражения представителей банков вызывает то обстоятельство, что контрактный подход пока не планируется применять к небанковским финансовым учреждениям. По мнению представителей банков, это может создать неравные «правила игры» в финансовом секторе и дать необоснованные преимущества их конкурентам. Следует отметить, что банки и так имеют больше «степеней защиты», выражающихся в возможности страхования депозитов, рефинансирования путем переучета векселей и других возможностей, поэтому было бы обоснованным предъявлять к ним иные стандарты, чем к небанковским финансовым учреждениям. В то же время некоторые крупные инвестиционные, ссудосберегательные и другие небанковские финансовые институты пользуются неявными гарантиями со стороны государства, которое поддерживает расхожее убеждение, что эти компании слишком велики для того, чтобы обанкротиться. Ввиду этого контрактный подход может быть распространен и на эти крупнейшие небанковские финансовые учреждения.


    III. ЧТО НУЖНО НАМ, ИЛИ АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ФИНАНСОВЫМИ РИСКАМИ В РОССИИ


    В России, как и во многих странах с переживающей кризис переходной экономикой, проблема управления рисками стоит чрезвычайно остро, хотя и в иной плоскости, чем в странах Запада. Национальные особенности заключаются в том, что долгое время финансовые риски во многом благодаря государственной политике «замораживания» экономики находились в «латентном» состоянии, а когда они, наконец, проявились в полной мере, не стало самих финансовых рынков. Данную проблему следует анализировать, двигаясь «сверху вниз» – от регулирующих органов к участникам финансового рынка, поскольку в пост-кризисную эпоху судьба финансовой индустрии находится в руках государства.


    3.1. «Кто виноват»: уроки августа’98


    Кризис банковской системы в августе 1998 г. был во многом предопределен внешними обстоятельствами, которые банки могли предвидеть, но не предотвратить. К таким объективным причинам относятся фактическое банкротство государства, обесценение рубля и коллапс финансовых рынков. В то же время тяжесть последствий этого кризиса определялась также и внутренними слабостями самой банковской системы, главными из которых стали ошибки руководства при выборе стратегии развития, низкая обеспеченность собственным капиталом, а также неадекватная оценка и учет рисков. Цена этих ошибок оказалась очень высокой: по оценкам экспертов Центра развития, масштабы потерь российских банков за вторую половину 1998 г. составили 50–60% капитала банковской системы [17].

    Анализ предыстории кризиса показывает, что российские банки пали жертвой собственной самоуспокоенности – размеры принятых ими обязательств по срочным контрактам выходили далеко за рамки их собственного капитала, а их руководство не было готово к одновременному проявлению сразу нескольких видов риска. Российская банковская система оказалась в сетях тройной зависимости: от рынка государственных ценных бумаг, обязательств по форвардным контрактам на поставку валюты и обязательств по кредитам от зарубежных банков, – что резко увеличивало подверженность рыночным рискам, в первую очередь, процентному и валютному.

    На протяжении довольно длительного времени подавляющее большинство банков и инвестиционных компаний было склонно не считать финансовые риски серьезной угрозой собственному благополучию. Нужно признать, что на это были определенные основания. Приток иностранного капитала в 1996–97 гг. вызвал бурный подъем финансовых рынков и обеспечил получение сверхприбылей его участникам. Неиссякаемым источником дохода и процветания для большинства российских банков стала прибыль от операций с государственными ценными бумагами, которые, в соответствии с мировой практикой, рассматривались как безрисковые, несмотря на огромный разрыв в доходности по сравнению с долговыми обязательствами западных стран.

    Общим источником процветания для большинства российских банков являлась прибыль от операций с государственными ценными бумагами. Высокая доходность финансовых спекуляций, не сопоставимая с рентабельностью реального производства, заставляла банки наращивать свои вложения в ценные бумаги. Российские банки активно приобретали не только рублевые, но и валютные облигации российского правительства: по некоторым оценкам, им принадлежало до 10% еврооблигаций и более 40% валютных облигаций Минфина. Как структура активов, так и структура доходов российских банков отражали все возрастающую зависимость банковского сектора от рынка государственного долга. Согласно оценкам экспертов Центра развития, в 1996 г. доходы по государственным ценным бумагам составляли до 40% совокупных доходов банков, а в 1997 г. – до 30% [17].

    Небанковские финансовые институты – брокерские конторы и инвестиционные компании – убеждали себя и своих клиентов в недооцененности ценных бумаг российских эмитентов и активно занимались поиском «золотых фишек», цена которых могла бы вырасти в десятки раз за несколько месяцев. В отдельные периоды, например, в первой половине 1997 г. даже самые незамысловатые инвестиционные стратегии гарантировали десятки процентов чистой прибыли в валютном эквиваленте. Все это вместе с надеждами на скорую стабилизацию экономического положения в стране вызвало известную эйфорию у участников финансового рынка, которые грезили о еще большем процветании и в силу этого не были готовы трезво оценить возможные опасности.

    Иными словами, высокая доходность ГКО не ассоциировалась со столь же значительным кредитным риском: дефолт по внутреннему долгу вплоть до момента его объявления не рассматривался как неминуемая угроза. Кредитование предприятий, не говоря уже о потребителях, никогда не могло обеспечить столь же высокую доходность, как финансовые спекуляции, поэтому оно традиционно находилось в тени российского банковского бизнеса. В целях финансирования дорогостоящих амбициозных проектов банки стали все чаще привлекать крупные синдицированные кредиты на зарубежных рынках, не сознавая в полной мере масштабов валютного риска.

    Первым серьезным ударом по господствующим иллюзиям стал осенний кризис 1997 г., который привел к массовому выводу средств зарубежными инвесторами и в конечном счете обескровил российский фондовый рынок. Падение цен акций, повышение ставки рефинансирования, возобновившийся рост доходности ГКО и начавшееся снижение кредитного рейтинга России заставили участников рынка обратить серьезное внимание на рыночные и страновые риски. Однако драматизм ситуации заключался в том, что ухудшение инвестиционного климата и общего состояния финансовой системы происходило стремительнее, чем внедрение организационных, методологических и технических нововведений для контроля за рисками на уровне отдельных компаний.

    Открытие рынка ГКО–ОФЗ для иностранных инвесторов дало возможность крупным российским банкам получать дополнительные доходы от заключения форвардных контрактов с нерезидентами на поставку иностранной валюты для репатриации последними прибыли. Так как открытая позиция по срочным контрактам увеличивает размер совокупной валютной позиции банка, для соблюдения существующих ограничений ведущие банки стали передавать часть свох рисков другим банкам, которые, в свою очередь, вовлекали новые банки и т. д. По данным Центра развития, совокупный объем срочных обязательств к середине лета 1998 г. превышал 100(!) млрд. долл. США [17]. Весной 1998 г. многие банки даже не успевали хеджировать свои позиции путем заключения встречных контрактов. Некоторые банки для закрытия своих позиций вместо форвардных контрактов стали заключать опционные контракты. Широкое распространение получила практика заключения банками форвардных контрактов со своими дочерними структурами.

    В поисках ресурсов для дальнейшего развития банки стали выходить на международные рынки капитала, привлеченные сравнительно невысокими процентными ставками по внешним заимствованиям. К этому их подталкивала, с одной стороны, гарантированная государством стабильность курса рубля, а с другой стороны – крайняя скудность внутренних сбережений в экономике. Основными способами получения внешнего финансирования выступали синдицированные кредиты иностранных банков под залог пакетов российских валютных облигаций или акций приватизированных предприятий, а также выпуск собственных долговых бумаг. Привлеченные валютные средства обычно вкладывались в более доходные в то время рублевые активы, что также повышало уязвимость банков перед валютными рисками.

    В результате к началу лета 1998 г. банковский сектор России оказался прочно увязшим в обязательствах перед иностранными контрагентами и кредиторами, возможность исполнения которых напрямую зависела от стабильности курса рубля и положения на рынке государственных облигаций.

    Осознавая масштабы валютного риска, банки стремились всяческим способом добиться превышения валютных активов над валютными обязательствами. На валютный рынок активно направлялись средства, полученные от погашения ГКО. По данным Центра развития, на 1.08.98 г. впервые за последние несколько лет активы российской банковской системы в иностранной валюте на 1 млрд. долл. США превысили пассивы [17]. Тем не менее этот процесс не сопровождался сокращением общей суммы обязательств банков перед зарубежными кредиторами, которые к 1 июля 1998 г. достигли 8 млрд. долл., при этом 75% всей задолженности было сосредоточено в 20 крупнейших банках [17]. Прирост валютных активов был достигнут в основном за счет увеличения доли кредитов в иностранной валюте в общем объеме кредитования предприятий и населения, что означало перевод валютных рисков с банков на заемщиков. Неизбежным результатом такого подхода стало увеличение кредитных рисков, что проявилось в массовом невозвращении валютных кредитов после девальвации рубля.

    Основная экономическая функция банков – кредитование производства и конечных потребителей – в российских условиях отошла на второй план. Помимо относительно низкой доходности, этому способствовали высокие кредитные риски, значительная доля просроченной задолженности в активах банков и низкий уровень возврата кредитов. Высокий риск кредитования реального сектора был во многом обусловлен сложностью процедур востребования просроченного кредита и процедур отчуждения и реализации залогового обеспечения, которые выливались в длительные и плохо предсказуемые судебные разбирательства.

    К деструктивным последствиям для финансового состояния многих банков приводят отсутствие развитой системы страхования банковских депозитов и недостаточная ликвидность предоставляемых залогов, что спровоцировано отсутствием соответствующего законодательства и эффективных методов оценки залога. Положение усугубляется широким распространением практики невозврата коммерческих и межбанковских кредитов, чему способствует такой пробел в действующем законодательстве, как непроработанность вопроса о взаимной ответственности субъектов кредитно-финансовых отношений в части соблюдения принципов и условий предоставления кредитов. Так, в относительно благополучном 1997 г. удельный вес просроченной задолженности в общем объеме банковских кредитов превысил 13%, в 1998г. – 22%. Таким образом, существует ряд факторов, позволяющих считать, что ситуация для банков является крайне проблематичной.

    Во-первых, это крайняя неравномерность распределения просроченных банковских ссуд по регионам – наибольшие объемы просроченной задолженности приходятся на региональные банки, в то время как крупные кредитные организации Москвы и Московской области (чья деятельность преимущественно связана с финансовыми структурами, а не со структурами реального сектора) проблем с просроченной задолженностью практически не испытывают – в их отчетности просроченные ссуды не превышают 13%. Во-вторых, на положение банков существенно влияет практика переоформления просроченных долгов в виде новых кредитов, в вексельной форме и т п. Авторы ряда исследований считают, что с учетом пролонгированных долгов реальный удельный вес просроченной задолженности по кредитам составляет не менее 40 %.

    Фактически отсутствует правовой механизм выявления заведомо фиктивных кредитов. Даже если будет доказано, что и кредитодатель, и кредитополучатель изначально были осведомлены о последующем невозврате кредита, ни один из участников фиктивной сделки по действующему законодательству не понесет какой-либо ответственности.

    В ходе реформ банковские структуры в связи с их функцией опосредования движения денежных потоков получили преимущество перед структурами реального сектора.

    Если банки в ситуации гиперобесценения финансовых активов и денежных накоплений фактически «освободились» от прежних взаимных долговых обязательств, то субъекты реального сектора, с одной стороны, потеряли денежные ресурсы, имевшиеся на счетах в банках, а с другой – остались без основного источника формирования оборотных средств – банковских кредитов, т. е. лишились органичного компонента воспроизводственной деятельности. Дисбаланс формирования доходов банковского и реального секторов российской экономики, процессов, органично взаимообусловленных, определил не только тенденцию нарастающего финансово-платежного кризиса реального сектора и ускоренного сокращения производства и внутреннего рынка, но и бесперспективность развития самого банковского сектора без функционирования в реальном секторе экономики.

    Возникла парадоксальная ситуация: формирование доходов банков на фоне «ухода» их из сферы реальных капиталов провоцируется современной финансовой и денежно-кредитной политикой и сдерживает оздоровление банковской системы в целом, порождая процессы деструктуризации банковского сообщества. Усиление дезинтеграционных тенденций в отношениях банков и реального сектора ведет к снижению финансового потенциала и уровня доходности каждого из агрегированных секторов российской экономики.

    Можно констатировать, что низкий уровень (по существу блокирование) кредитования реального сектора и населения, которое в западной экономике составляет основу стратегии банковской деятельности, предопределил тенденцию торможения роста активных операций относительно процесса формирования банковского капитала.

    Современный курс на рестрикционную кредитно-денежную полнтику фактически привел в действие механизм «порочного круга»: банки не имеют достаточной возможности и стимулов кредитовать производство, вследствие чего положение субьектов реального сектора становится все более критическим и ведет, в свою очередь, к углублению таких тенденций, как рост доли невозвращенных кредитов в структуре банковских балансов, ухудшение общей ликвидности, что еще более снижает возможности коммерческих банков инвестировать средства в промышленное производство. При этом исходной причиной снижения ликвидности большинства банков до критического уровня явилось игнорирование высокой степени системного риска, характерного для банковской сферы.

    Банковское кредитование субъектов реального сектора неэкспортной ориентации стоит на грани полного прекращения. Политика целенаправленного подавления платежеспособности внутреннего спроса обусловливает неуклонное падение кредитоспособности предприятий.

    Нарастающая дезорганизация и падение ликвидности предприятий производственной сферы в сложившихся условиях становятся мощным фактором сдерживания кредитных вложений. В этой связи очевидно, что снижение доходности инвестиций на финансовом рынке (рынке государственных ценных бумаг) не может само по себе обеспечить переориентацию банков на вложения в реальный сектор. В то же время и снижение уровня реальных процентных ставок в условиях падения производства и рентабельности не является залогом роста.

    В свою очередь, ухудшается финансовое положение предприятий реального сектора, не получающих кредитов для осуществления расширенного (или даже нормального) воспроизводства, следовательно, уменьшается реальная ресурсная база российских банков. Кроме того, чем больше ухудшается финансовое положение предприятий реального сектора, тем выше риски и размеры просроченной задолженности и, следовательно, тем выше доля резервируемых средств (фактически омертвленных активов).

    Даже в условиях снижения процентных ставок рефинансирования и доходности государственных ценных бумаг снижение кредитоспособности основной массы предприятий (рентабельности, уровня инвестиций, запредельного износа основных фондов и т.д.) происходит со значительным опережением, что не ослабляет, а усиливает риски банков.

    Высокая доходность банковской деятельности в условиях ускоренной коммерциализации, не обеспеченной системой законодательно-правовой защиты, сочетается с не менее высоким уровнем риска и, соответственно, является фактором угрозы стабильности банковской системы. Существующее положение поддерживается активной деятельностью государства – Минфина и ЦБ РФ, – которые практически занимаются коммерческой деятельностью.

    Сложившийся перекос представлял потенциальную опасность для устойчивости банковской системы, учитывая, что средства, полученные бюджетами всех уровней путем использования механизма выпуска ценных бумаг, использовались главным образом на покрытие текущих расходов. Реальность этой угрозы со всей очевидностью подтвердил августовский финансово-экономический кризис в России, приведший к банкротству многих банков страны.

    Когда к середине 1998 г. ресурсы для поддержания рынка ГКО были исчерпаны, стало очевидно, что эпоха сверхвысоких доходов подошла к своему концу, и на повестку дня встала проблема минимизации грядущих потерь. Именно августовский валютно-финансовый кризис стал переломным моментом в отношении финансового сообщества к риск-менеджменту.

    Августовский финансово-экономический и банковский кризис 1998 г. еще более обострил ситуацию в банковском секторе экономики, поставив его на грань выживания. По данным Ассоциации российских банков, совокупные убытки российских коммерческих банков по итогам 1998 г. составили 35 млрд. руб. C начала кризиса в августе 1998 г. совокупный капитал банков сократился на 40 %. Чистые активы снизились более чем на 100 млрд. руб. Суммарные активы банков приведены на графике 1. Активы банков, находящихся в критическом положении, выросли с 5 % совокупных активов банковской системы в докризисный период до 25 % на февраль 1999 г. Только 60 % банков оказались способными продолжать операции после кризиса.

    После кризиса августа 1998 г. в финансовой системе России обострились взаимообусловленные проблемы нестабильности и неразвитости банковской системы. После преодоления наиболее острых проявлений кризиса, банковская система пребывает в состоянии стагнации и поиска путей выживания. Перед лицом опасности сжатия банковского сектора, который и так уже слишком мал, чтобы быть эффективным, Центральный Банк предпочитает мириться с риском, присущим существующей системе, из-за ее чувствительности к ужесточению регулирования (например, повышению нормативов достаточности собственного капитала банка). В условиях извечной дилеммы «стабильность–эффективность» Центральный Банк склоняется в краткосрочном периоде после кризиса к первой из альтернатив (во многом по соображениям социальной стабильности), однако в долгосрочном периоде ему неизбежно придется сместить акцент на стимулирование эффективной деятельности банковской сектора. Ответом регулирующего органа на уменьшение стабильности системы неизбежно должно стать более жесткое регулирование банковских рисков.

    Контуры обновленной банковской системы только начинают прорисовываться, однако есть основания считать, что одним из ее стержневых элементов станет обязательная практика контроля за рисками, основанного на точных количественных оценках. Дальнейшая интеграция отечественных банков в мировое финансовое сообщество невозможна без принятия международных стандартов в сфере управления финансовыми рисками. В этом направлении действует и Центральный Банк РФ, в частности, издав положение и приказ от 28 августа 1998 г. об организации службы внутреннего контроля в банках, в функции которой входит обеспечение постоянного количественного мониторинга рисков и контроль за своевременной идентификацией, оценкой и принятием мер по минимизации рисков банковской деятельности. Таким образом, точная количественная оценка рисков становится не только насущной необходимостью, но и, более того, в соответствии с требованиями Базельского комитета по банковскому надзору – необходимым условием выхода на международные рынки.


    3.2. Риск-менеджмент: есть ли возможности для маневра?


    После августовского кризиса отношение к проблеме управления рисками на всех уровнях экономики изменилось радикально, однако располагаемый инструментарий риск-менеджмента остается крайне ограниченным. Какие же из рассмотренных выше базовых механизмов управления рисками доступны для участников российского финансового рынка и их потенциальных клиентов из сферы реального производства?

    Первое, что бросается в глаза, это практически полное отсутствие инструментов хеджирования рыночных рисков. В отличие от Запада, где магистральным направлением риск-менеджмента является создание все более изощренных производных финансовых инструментов, охватывающих не только рыночные, но и кредитные и операционные риски (например, кредитные свопы или облигации для страхования катастроф), в России хеджирование рисков путем забалансовых операций воспринимается все же как экзотика. Основное препятствие заключается не столько в неразвитости биржевой инфраструктуры или налоговых препонах, а сколько в отсутствии привлекательных базовых инструментов, которые могли бы послужить основой для конструирования хотя бы простейших производных ценных бумаг. После крушения рынка самого надежного из ликвидных инструментов – ГКО, эта проблема не будет разрешена еще долгое время.

    Развитый рынок производных финансовых инструментов как механизм, охватывающий не только валютный и денежный рынки, но также и фондовый рынок, не оформился даже в относительно благоприятные 1996–97 гг., и вряд ли стоит ожидать быстрого прогресса в этой сфере, в особенности в год выборов.

    В прошедшие годы так и не состоялся расцвет страхового дела в России, хотя для этого существовали объективные предпосылки. Консерватизм большинства страховых компаний и высокая статистика потерь по отдельным видам страхования привели к тому, что многие разновидности страхуемых рисков остались вне поля зрения отечественных страховщиков, в то время как иностранные страховые компании долгое время не допускались в страну. В первую очередь это касается всевозможных кредитных рисков и страхования гражданской и профессиональной ответственности. По некоторым оценкам, после августовского кризиса страховая индустрия пострадала, по крайней мере, не меньше, чем банковский сектор (прошедший в начале марта всероссийский съезд представителей страховых компаний косвенно подтвердил такое положение вещей). По-видимому, рассчитывать на заметное оживление страховой индустрии в ближайшее время было бы слишком рискованно.

    Проблема риска в практике инвестиционной деятельности российских коммерческих банков имеет особое значение. Основными направлениями в области современного риск-менеджмента по принятию комплекса эффективных мер по устранению угроз безопасности банковской системе и обеспечению ее надежного функционирования в России являются:
    • повышение действенности системы резервирования и гарантий с учетом специфики системных рисков в российском банковском секторе в рамках регулирования банковской деятельности, связанной с минимизацией системных рисков и ограничению возможных каналов распространения кризисных явлений среди коммерческих банков. Прежде всего это может быть связано с обеспечением под проблемные активы, страхованием депозитов и поддержанием достаточности собственного капитала;
    • создание системы страхования рисков по всем направлениям деятельности банков для повышения эффективности управления активами и пассивами банков. Значимость этой проблемы требует ее разрешения на государственном уровне и включения в круг стратегических направлений общеэкономической политики;
    • развитие механизма гарантий по инвестиционным кредитам, включая и развитие механизма предоставления государственных гарантий российским коммерческим банкам, принимающим участие в финансировании инвестиционных программ и проектов, входящих в систему государственных приоритетов;
    • развитие системы государственных гарантий на всех уровнях по ценным бумагам (акциям и облигациям), эмитируемым с целью привлечения средств для финансирования инвестиционных проектов, входящих в систему государственных приоритетов;
    • развитие лизинговых схем кредитования как одного из способов решения проблемы обеспечения кредита;
    • решение проблемы надежного заемщика. Требование ликвидного залога под выдаваемый инвестиционный кредит является одним из наиболее доступных путей минимизации риска банка, кредитующего инвестиционные проекты. Но при этом существуют объективные ограничения, связанные с использованием такого пути минимизации риска (немногие предприятия в состоянии представить залог, отвечающий требованиям банка);
    • развитие межбанковского сотрудничества и сотрудничества с инвестиционными государственными органами в области совместного кредитования инвестиционных, в том числе государственных программ и проектов как одном из способов распределения рисков между несколькими инвесторами;
    • страхование политических рисков (резервирование под политические риски) при их высоком уровне;
    • выработка и последовательная реализация стратегии повышения кредитоспособности структур реального сектора, осуществляя ее в рамках мер по стимулированию кредитования банками производственной сферы и обеспечению условий повышения спроса на банковский кредит со стороны структур реального сектора. В случаях когда снижение банковской ликвидности обусловлено повышенной долей кредитов в банковских активах, необходимо не признавать банки несостоятельными (или же их деятельность высокорискованной), не рассчитывать на снижение рисков за счет сокращения кредитов в реальный сектор, а срочно менять принятый курс на фактическое декредитование реального сектора;
    • адаптация, разработка и продвижение общепринятых в финансовом мире профессиональных стандартов в сфере классификации, анализа и моделирования рисков, реализованных в виде расчетных методик и программных продуктов.

    Однако в настоящее время, у желающих все же как-то управлять рисками остается по сути дела единственный путь – избежание риска (что проявлялось в конце 1998 г. в виде массового исхода зарубежных фирм из России и невозможности получить даже небольшой кредит под самое солидное обеспечение в подавляющем большинстве московских банков) или минимизация риска за счет выбора более острожной стратегии управления ресурсами и операциями в условиях дефицита инструментов хеджирования и страхования рисков, что в первую очередь касается уцелевших средних и мелких банков. Формой реализации этой стратегии будет все более широкое использование информационных технологий для количественной оценки и моделирования рисков на уровне сначала отдельных подразделений, а затем и финансовых институтов в целом.

    Именно это направление, как представляется, будет являться ключевым в развитии риск-менеджмента в России в краткосрочном периоде.

    Поскольку данный способ управления рисками определяется условиями, потребностями и возможностями конкретных клиентов, следует рассмотреть проблему также и на микроуровне.


    3.3. «Что делать»: проблемы внедрения информационных технологий


    После обвала финансовых рынков актуальность рыночных рисков для отечественных банков и инвестиционных компаний значительно уменьшилась. В наибольшей степени им подвержены крупные российские экспортеры, которые сохранили свое присутствие на международных рынках и имеют заключенные контракты на поставку продукции на длительную перспективу в будущем. Естественным механизмом защиты от рыночных рисков для них является использование богатейших возможностей хеджирования будущих доходов с помощью производных финансовых инструментов на зарубежных рынках.

    Для компаний и банков, ориентирующихся на внутренний рынок, наибольшая угроза исходит от кредитных, операционных рисков и рисков событий. Специфически российской разновидностью операционного риска является высокий риск перерегистрации прав собственности на ценные бумаги. Данный риск является одним из важных факторов, сдерживающих зарубежные инвестиции, поэтому среди отечественных разработок в сфере управления рисками наибольшим вниманием иностранных специалистов пользуются методы снижения именно этой формы операционных рисков. К числу рисков событий относятся и юридические риски, которые могут быть особенно высокими в год выборов из-за непредсказуемых изменений в социально-политической ситуации.

    Достоверная количественная оценка кредитных рисков напрямую зависит от наличия достоверных статистических данных по кредитной истории большого числа заемщиков. Для остальных видов риска ключевым методом оценки станет анализ возможных сценариев. Некоторый опыт такого рода прогнозирования участники российского финансового рынка получили перед президентскими выборами в 1996 г. Особое значение приобретает моделирование воздействия экстремальных изменений экономической, социально-политической и правовой среды на финансовое положение компании.

    Успешное проведение такого рода оценки и моделирования рисков в крупных компаниях сегодня оказывается невозможным без использования современных информационных систем и систем поддержки принятия решений (СППР). В докризисный период лишь иностранные консультационные фирмы и крупные банки обладали необходимыми технологиями и продуктами в области управления рисками. По-видимому, услуги по созданию СППР для контроля за рисками в прошедшие годы не входили в число самых популярных видов консалтинга. Отчасти это объясняется тем, что сама потребность в таких услугах возникала на сколько-нибудь систематической основе главным образом в финансово-банковской сфере и решалась российскими операторами на «интуитивно-кустарном» уровне. Высокая стоимость, сложность используемых моделей, и известная информационная закрытость разработок в области управления финансовыми рисками также не способствовали обмену информацией и опытом, выработке общих подходов к проблеме и широкому распространению СППР.

    Отделения крупных зарубежных банков в России использовали собственные методы и СППР в области управления рисками, интегрированные в глобальные информационные системы мониторинга рисков, используемые в этих транснациональных компаниях.

    Некоторые крупные российские банки вместе с созданием казначейств и подразделений внутреннего контроля, приобретали мощные аппаратно-программные комплексы по управлению рисками. Внутри самих банков службы внутреннего контроля, на которые были возложены обязанности оценки рыночных рисков, были созданы одними из последних и не были должным образом включены в механизм принятия решений. Приобретение дорогостоящего оборудования и программного обеспечения для оценки и мониторинга рисков еще не означало проведение взвешенной политики регулирования рисков, чему способствовал авторитарный стиль руководства, принятый во многих крупных российских банках. В то же время сами информационные системы нередко использовались крайне неэффективно из-за неадаптированности как методов оценки рисков, так и программного обеспечения к российским реалиям, а также из-за недостатка высококвалифицированных специалистов в области современного риск-менеджмента, прошедших специальную подготовку и сертификацию.

    С аналогичными трудностями сталкивались и предприятия реального сектора экономики. Дефицит масштабных инвестиций в реальный сектор экономики автоматически «снимал» проблему анализа и оптимизации рисков для новых проектов в промышленности и торговле. Лишь очень немногие нефинансовые компании предпринимали попытки внедрить у себя те или иные информационные системы управления рисками, как правило, являвшиеся частью систем управления проектами корпоративного и межкорпоративного уровня. Такие СППР должны были проводить оценку влияния риска инфляции, роста профессионализма, погоды, сбоев в поставке ресурсов или изменения технологии, поддерживать моделирование сложных решений типа «делать/не делать» и построение условных планов – иными словами, обеспечивать экономическую безопасность фирмы.

    В России было закуплено несколько сотен такого рода систем, специализированных для нефтяной и газовой промышленности, авиа- и автомобилестроения. По отзывам покупателей, эти программы практически невозможно использовать в России в силу следующих причин:
    • несовпадение и несогласованность с российскими классификаторами продукции и услуг, по ценам товаров и нормативам услуг, по финансовому и производственному планированию, отчетности и др.;
    • отсутствие стандартного и признанного на международном уровне программного обеспечения у всех исполнителей работ по проекту и неразвитость соответствующих информационных систем и телекоммуникационных сетей для обмена плановой и отчетной информацией;
    • недостаточность необходимой рыночной инфраструктуры, различных консалтинговых фирм, разноаспектных информационно-справочных баз данных, обслуживающих и других структур.

    Иными словами, главным препятствием для широкого внедрения СППР такого типа на внутри- и межкорпоративном уровне в промышленности является несовпадение, а зачастую и отсутствие информационных и методологических стандартов. Тем не менее потребность во внедрении технологий оценки и контроля за рисками даже у финансово-промышленных гигантов остается практически неудовлетворенной.

    В целом, за месяцы, прошедшие после сокрушительного развала финансового рынка, произошли серьезные сдвиги в понимании критической важности проблемы анализа и управления рисками на микроуровне, особенно в финансово-банковском секторе. В то же время недостаточная информированность руководителей высшего и среднего звена о возможностях и преимуществах управления рисками на основе современных информационных технологий остается одним из главных сдерживающих факторов.