Оица ментов в составе кинолога Сени Рабиновича, омоновца Вани Жомова и криминалиста Андрюши Попова на переднем крае обороны вселенных от временного катаклизма

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18
Глава 2

Ленивое безделье в лагере пилигримов в погонах и без было буквально взорвано изнутри. Ментам ещё до сих пор не приходилось сталкиваться с ордами голодной и зубастой дикой живности, зато наслышаны о том, что стаи волков делают с попавшимися на пути людьми, все трое были более чем достаточно. Ну а если учитывать, что доблестные российские милиционеры оказались вдобавок и безоружными, то вполне понятно, почему все так заволновались. Имелись, правда, в арсенале ментов резиновые дубинки, но поскольку местные хищники броню не носили, пользы от «демократизаторов» было даже меньше, чем от Святого Копья. А в единственном на весь отряд огнестрельном оружии оставалось всего четыре патрона. Так что средств для защиты имелось крайне недостаточно.

Пока трое друзей растерянно хлопали глазами, решая, что предпринять, бурную деятельность развили Абдулла с Ричардом. Первым делом они согнали всех коней на пятачок между костром и телегой, а затем привязали кляч к повозке, дабы им не вздумалось куда-то бежать. Разобравшись с парнокопытными, сарацин и крестоносец принялись мастерить факелы из подручных средств. Правда, доделать до конца свою работу они не успели — менты пришли в себя и вернулись к руководству отрядом.

— Сеня, может, Горыныч пальнет в волков из своих огнеметов? — предположил Попов, мастеря под чутким руководством Абдуллы тряпичный факел.

— Поздно, — вместо Рабиновича ответил омоновец. — Эти твари кольцом нас охватывать начали. Даже будь у Ахтармерза не три, а десять голов, все равно бы весь периметр охватить не удалось. Слушай, Андрюха, бросай эту хреновину, залезай в телегу и держи Горыныча над головой. Будешь у нас поворотной башней.

Следи за развитием событий, и пусть эта трехглавая зажигалка огнем плюется туда, где волки сильнее всего наседать станут. — Жомов повернулся к Рабиновичу: — А ты Мурзика привяжи. Кинется в кучу, будем потом его косточки по степи искать.

— Вот уж о ком о ком, а о нем беспокоиться нечего, — усмехнулся кинолог, похлопав зарычавшего пса по загривку. — Он у меня умница. Мурзик ещё так нам сегодня поможет, что спасибо ему потом говорить задолбаешься.

— Ну, смотри, тебе виднее, — буркнул Ваня и недоверчиво покосился на пса.

Тот в ответ оскалился, а затем оглушительно рыкнул, давая волкам понять, что легкой добычи они тут не дождутся. Зверюги то ли вняли предупреждению Мурзика, то ли задумали что-то нехорошее, но бег свой явно замедлили. Жомов, забравшийся на вершину ближайшего холма, прекрасно видел множество желтых глаз на равнине. Волки действительно охватили лагерь плотным кольцом. И Ваня оставался наверху до тех пор, пока серые тени волков не подобрались к самому подножию холма с внешней стороны лагеря.

— Сеня, а ты уверен, что этих волков не наш бунтарь наслал? — каким-то странным, испуганно-капризным тоном спросил Андрюша Попов.

— Слушай, чудо ты перекормленное, — огрызнулся в ответ Рабинович, высматривая во тьме желтые волчьи глаза. — Откуда я знаю? Я тебе Господь Бог, что ли, чтобы на такие вопросы отвечать?

— Господи, так это ты? Вот бы в жизни не догадался, — завопил Ричард, плюхаясь перед Рабиновичем на колени.

— Уберите от меня этого идиота! — завопил Сеня, зачем-то пиная экс-ландскнехта ногой в бедро. — Своих мне мало, так ещё и чужих подсовывать начали!

Впрочем, убирать Ричарда от оторопевшего кинолога не пришлось — волки завыли. Ландскнехт тут же вскочил на ноги и, запалив факел, так неистово начал им размахивать из стороны в сторону, что едва не спалил все вокруг. Сеня едва смог увернуться от летящей в него головешки. Он хотел тут же отвесить Ричарду ещё пинка, но вынужден был отвлечься от взбесившегося крестоносца. Волки, не переставая выть, начали сужать круг. И, судя по всему, их не пугали ни горящие факелы, ни крики людей.

Первыми в атаку решили пойти те хищники, которые собрались неподалеку от спокойно стоявшего Жомова. Причем бросились вперед они всем скопом. Ваня успел пинками отбросить двух, а на третьем подпалить шерсть, но от остальных путешественники вряд ли успели бы защититься, если бы не вмешался Попов. Криминалист приказал Горынычу дать залп поверх головы бешено крутящегося Ричарда, а сам повернулся к Ване и рявкнул во все горло:

— Стоять, шакалы! Сейчас всех покусаю!

Истории неизвестно, поверили ли степные волки в то, что толстый человек бросится их кусать, но звук его голоса впечатление на них произвел огромное. Парочку ближайших к Ване хищников буквально отбросило назад. Еще несколько зверюг закрутились на месте, передними лапами стараясь выковырять из ушей поповские децибелы. Волки отступили, но и для Вани Андрюшино вмешательство просто так не прошло. Вопль буквально контузил омоновца, и тот пару секунд стоял на месте, тупо уставившись вперед. А затем с трудом проговорил:

— Конечно, спасибо тебе, Андрюша, но когда все кончится, я тебе, в натуре, хлебальник булыжником закупорю. — Жомов потряс головой. — Чтобы не орал без предупреждения.

Больше Ваня ничего сказать не успел. Волки снова бросились в атаку, и на этот раз по всей линии обороны. Приблизились они молниеносно, и Горыныч как стационарная огнеметная точка стал бесполезен. Он просто не мог фыркать пламенем в сторону хищников, чтобы не подпалить кого-нибудь из членов экспедиции. Попов тоже завертелся на месте, не зная, в каком направлении следует орать.

Впрочем, растерянности криминалиста и трехглавой керосинки, за исключением Фатимы, никто не видел. Остальным было просто не до того, чтобы смотреть по сторонам. Правда, видимо, наученные поповским криком, волки уже сломя голову вперед не кидались. Атаковали по двое, по трое, но у оборонявшихся, хоть им пока и удавалось отбивать атаки, времени на передышку не оставалось совсем. Лошади бесились и пытались порвать узду, и, если бы не Фатима, мужественно бросившаяся успокаивать парнокопытных психопатов, они наверняка бы разбежались. При этом ещё и телегу бы изувечили!

То ли на Сенином участке волки ленивее прочих были, то ли он таким уж жутко изворотливым оказался, но Рабинович успевал не только отбивать атаки степных хищников. но ещё и поглядывать в сторону танцовщицы, скачущей от одного коня к другому. Именно поэтому он и заметил, как парочка волков, прорвавшись мимо Ричарда, исступленно вертевшегося на месте, бросилась к лошадям. Рабинович истошно заорал и, оставив боевой пост, бросился спасать сарацинку.

Фатима на крик обернулась и недоуменно уставилась на Сеню, тычущего пальцами куда-то ей за спину. То, что ей грозит атака с тыла, девица поняла через секунду, но именно этой секунды и хватило одному из волков для того, чтобы прыгнуть. Фатима уже начала разворачиваться в сторону летящего хищника, но ни остановить полет, ни увернуться от волчьего прыжка не успевала. И тогда Сеня тоже прыгнул. Сметенная им девица как подкошенная рухнула на землю, и волк, пролетев мимо, вписался мордой прямо в мягкий конский бок. Парнокопытный психопат с перепугу вспомнил, что у него есть копыта, и лягнул волка по голове. С тех пор этот хищник уже вторую тысячу лет ходит по степи в каске и всем улыбается. Второго волка взял на себя подоспевший Мурзик и не дал ему вцепиться в лежавшего на земле хозяина, но проблемы это не решило. Линия обороны была прорвана, и волки серым потоком хлынули к телеге через оставленный Рабиновичем пост.

— Да чтоб вы сдохли все, твари клыкастые! — рявкнул Андрюша, швырнув Горыныча на дно телеги и бросаясь вперед, навстречу волкам.

К удивлению Рабиновича, тот прорвавшийся хищник, что уже готовился вонзить в него зубы, вдруг остановился и, хлопнув лапой по тому месту, где у нормального человека находится сердце, свалился, закатив глаза. Рядом грохнулся следующий волк, но этот сердце не искал. Он схватил себя лапами за горло и, захрипев, начал биться в конвульсиях. Остальных волков постигла та же участь. Начиная от того места, где стоял Попов, по их рядам пошла живая волна, и хищники посыпались на землю с самыми разными симптомами. Один даже зачем-то пытался укусить себя за хвост! Интересно, что это за болезнь в хвосте такая, от которой умереть можно?

— Андрюша, «зеленые» тебе этого не простят. — Рабинович вздохнул с облегчением и поднялся с земли. Ну а если точнее, то с Фатимы, которую прикрывал свои телом. — Ты бы хоть выбирал, что именно говорить. Что теперь с этой кучей трупов будем делать?

— Ничего не будем. Сама рассосется, — буркнул Попов, недовольный тем, что его усилия должным образом не оценили. — И вообще, меня ни «зеленые», ни волки не волнуют. Пусть они все хоть дохнут, хоть оживают, но чтобы духа их тут не было!..

Едва он проговорил это, как все до единого волки истошно завыли. Правда, хоть в этом вое и были не угрожающие, а радостные нотки, Сеня все равно не смог сдержаться и подпрыгнул на месте. Впрочем, самих волков прыжки кинолога не интересовали. Вскочив, степные хищники со всех ног бросились бежать прочь, оставив после себя аромат ландышей.

— И точно, волками не пахнет, — хмыкнул Жомов. — Ладно, Андрюша, за спасение отряда попрошу Кобелева тебя к медали представить, но едовище тебе все же замурую. — Андрюша попятился, а Ваня самодовольно ухмыльнулся: — В другой раз. Если ещё попробуешь у меня за спиной без предупреждения орать.

— Кстати, учтите, мой работодатель к появлению волков отношения не имеет, — услышали менты за спиной знакомый голос и обернулись. Рядом с костром стоял тот самый джинн, которого они совсем недавно закопали. Ваня оторопело уставился на него, забыв про Попова и про свое обещание.

— Ты чего тут делаешь, урод? — угрожающе поинтересовался он. — Кто тебе разрешал из могилы сбегать?

— Ваня, тихо, — шепнул за спиной у омоновца Рабинович. — Берем этого чмыря. Ты справа, я слева…

— Бесполезно, — усмехнулся в ответ джинн, обладавший ко всем прочим достоинствам ещё и тонким слухом. — Меня тут нет. Перед вами только моя изометрическая проекция, сделанная джиннопроектором. Он ещё и миражи показывать может. Смотрите! — Лысый растворился в воздухе, и на его месте возник караван верблюдов, направляющийся прямо в центр лагеря ментов. А затем верблюды исчезли, и на их месте снова возник джинн. Правда, на этот раз он менял очертания, частично растворяясь в воздухе. Через джинна было видно пламя костра и валявшиеся рядом дрова.

— Ну вот, батарейки садятся, — обиженно вздохнул лысый. — Так я и думал, что этот мерзкий эльф мне бракованную штуку подсунул. Жалобу на него напишу…

Кому именно джинн собирался написать жалобу, он так и не сказал, полностью растворившись в воздухе. Совершенно не ожидавшие такого оборота менты на секунду застыли, удивленно-непонимающе глядя друг на друга. Абдулла с Ричардом и вовсе выглядели идиотами, и лишь одна Фатима сохраняла относительную невозмутимость. И то только из-за того, что была полностью поглощена приведением в порядок собственного туалета.

— Сеня, тебе это ничего не напоминает? — поинтересовался Попов, прервав затянувшуюся паузу.

— Напоминает, — вместо Рабиновича ответил омоновец. — У этого придурка, в натуре, такие же замашки, как у звезданутого Лориэля.

— К тому же джинн назвал эльфа мерзким, — задумчиво поддержал его Сеня, глядя на то место, где совсем недавно стоял джинн. — Конечно, все эльфы не подарки, но по-настоящему мерзким можно назвать только Лориэля. Что-то мне все это нравиться перестает.

— По-моему, вы, как это и свойственно всем гуманоидам, делаете поспешные выводы, — вступил в разговор Горыныч, перекинув головы через борт телеги. — С точки зрения банальной логики вероятность того, что Лориэль работает против своего правительства, слишком мала. Во-первых, как я понял, он очень жестко контролируется начальством. Во-вторых, у него не было необходимости говорить нам о том, что существует заговор, и указывать примерные координаты нахождения Святого Копья. Ну, а в-третьих, если бы Лориэль хотел помешать нам выполнить миссию, он бы это давно уже сделал…

— Чем он всегда и занимался, — буркнул Попов. — От него ничего, кроме гадостей, никто не видел.

— Я думаю, что твое мнение можно не учитывать, поскольку оно крайне субъективно, — начал было Горыныч, но Сеня перебил его.

— Это твое мнение можно не учитывать, — рявкнул кинолог, а затем примирительно улыбнулся: — В принципе вы оба правы. Но сейчас ничего обсуждать мы не будем. Подождем, когда появится Лориэль, и потребуем все нам объяснить. — Сеня посмотрел по сторонам. — Кстати, где он? Давненько уже не появлялся.

— Вот и я о том же, — не унимался криминалист. — Как в Антиохии появился, так больше об этом гаде ни слуху ни духу. Этот козел, наверное, рассчитывал, что мы в Антиохии загнемся…

— Попов, что-то ты не как российский милиционер поступаешь, — оборвал его Жомов. — Забыл, что ли, что подозреваемый не может считаться преступником, пока его вина не доказана?

Возражений у Андрюши не нашлось, но сейчас ничто на свете не могло разубедить его в том, что Лориэль решил их угробить. Впрочем, ни Жомов, ни Рабинович разубеждать его и не собирались. Их самих грызли подозрения. А подозрения, как всем известно, хуже блох. Поэтому ни у кого из троих друзей спокойной жизни в ближайшее время не предвиделось. По крайней мере до того момента, когда Лориэль появится и опровергнет эти подозрения. Но решить эту проблему можно будет позже, а пока все настолько устали после ночного нападения волков, что просто валились с ног. Даже неутомимый Жомов и то откровенно зевал. Но бдительности от этого не потерял.

— Короче, думаю, никто не станет спорить с тем, что часовых на ночь придется выставить, — безапелляционным тоном заявил омоновец. — Первым дежурю я, потом Попов с Абдуллой, и последними Сеня с Ричардом.

— А почему это Рабинович последним дежурить будет? — возмутился Попов. — Я, может быть, тоже хочу подольше поспать.

— Да спи, — пожал плечами Ваня. — Только под утро всегда тяжелее всего бывает и спать сильнее хочется. — Криминалист потупился. — Вот и не жужжи, а делай то, что говорят. Дежурим по два часа. А утром пораньше двинемся дальше.

Рабинович хотел что-то съязвить по поводу излишнего командного рвения омоновца, но лишь махнул рукой. Кинолог настолько утомился, что у него даже не было сил заметить задумчивые взгляды, которые бросала в его сторону Фатима. Он просто свалился на свой ковер и проспал, как убитый, до того момента, пока Попов не разбудил его для смены дежурства. Да и потом Сеня упорно боролся со сном, заставляя крестоносца разучивать параграфы из милицейского устава. По крайней мере те, которые сам мог вспомнить.

Утром, кроме многочисленных следов на песчаной почве, на ночное нашествие волков не указывало ничто. И Жомов, проснувшись, подумал, что если бы он не был совершенно трезвым, причем уже который день, то вчерашнее происшествие принял бы за приступ начинающейся белой горячки. Подумал так, порадовался, а потом пошел проверять периметр.

Подозрительных личностей, как гуманоидного, так и всех прочих типов, поблизости от лагеря не вертелось. Попов, услышав об этом от Абдуллы, тут же начал апеллировать к чувству сострадания Жомова и Рабиновича, требуя дать поспать ещё пару часов. Сеня с Иваном о таком звере, как сострадание, ничего не слышали и Андрюшу с ковра все-таки подняли. Впрочем, не столько они, сколько запах жаркого, долетевший до носа криминалиста со стороны телеги. Фатима готовила завтрак, а для Попова нет и не было лучшего возбудителя, чем возможность что-нибудь сожрать. Андрюша вмиг оказался на ногах и, двумя прыжками преодолев расстояние от своего спального места до телеги, потребовал у танцовщицы-кулинарки немедленно подавать завтрак на стол. В ответ сначала прилетела поварешка, затем головешка, кочережка и картошка. Впрочем, последнее Попову примерещилось. Картошки ещё не было! Колумб не подвез.

— Слушай, имей уважение к моему почтенному возрасту! — завопил криминалист, прячась за телегой.

— И к его почтенному брюху, да позволит Аллах чаще использовать его по назначению! — поддакнул Абдулла. За что тут же получил пинка от Андрюши, не сумевшего оценить степень проявленного уважения со стороны оруженосца. Сарацин такого коварства не ожидал и буквально стрелой взмыл в воздух. Правда, далеко не пролетел — был сбит на взлете эскадрильей летающих поленьев под командованием Фатимы.

— Слава Аллаху, да простит он сам себе пренебрежение делами людскими, эта женщина ещё не в силах кидать в нас мешки с драгоценностями, — пробормотал Абдулла, выбираясь из кучи дров. — Иначе мне бы не жить.

— А мне так и так не жить, — пропыхтел Ричард, пробегая мимо. — Чем от тренировок сэра Дурной Башки помереть, уж пусть бы меня лучше золотом придавило.

— Р-разговорчики! — рявкнул на него омоновец, к счастью для крестоносца не сумевший разобрать его слова. — Болтать ещё на утренней пробежке умудряемся? Силен, друг, в натуре!.. Сорок отжиманий. Быстро.

В общем, в лагере с утра царила обычная суета, и о произошедшем вчера поздно вечером никто не вспоминал. Сеня с Горынычем, усевшись около костра, вполголоса что-то обсуждали, и долгое время на них никто не обращал внимания, но затем Попов, которому надоело подгонять Фатиму, тем более что она на его слова не реагировала, подозрительно покосился на четырехглавую парочку и недовольно проворчал:

— Что-то я не понял, Рабинович. Секреты от друзей появились?

— Да какие тут секреты?! — отмахнулся от него Сеня. — Просто, пока вы тут дурью маетесь, кто-то же должен делами заниматься. — Затем выдержал паузу, ожидая, пока все посмотрят в его сторону. — В общем, так, Горыныч утверждает, что вчера нас атаковали не волки, а вервольфы…

— Вер-кто? — оторопел омоновец. — Помесь вертолета с «Вольво», что ли?

— Не родись красивым, родись большим и сильным. Мозги тогда не понадобятся, — с тяжким вздохом буркнул Рабинович. — Ваня, вервольфы — это оборотни. Только эти не как в «ужастиках» — из людей в волков превращаются, а наоборот — из волков иногда людьми могут становиться. То есть существами, похожими на людей. Интеллект у них волчий остается, а вот внешне вервольфы бывают поразительно похожи на людей.

— И откуда ты это узнал? — ехидно поинтересовался Попов. — Пока мы с хищниками бились, ты успел одного препарировать?

— Тебя бы препарировать. Лишний жир выпустить, а то он тебе уже, похоже, на мозги давить начал, — огрызнулся в ответ Сеня. — А про вервольфов мне Горыныч рассказал.

— А двоечнику этому откуда известно, кто именно вчера на нас напал? — Андрюша подозрительно посмотрел на Горыныча. — Во сне привиделось?

— Нет, — всхлипнул трехглавый самоходный справочник. — Я вчера съел одного. Случайно. — И ещё громче зашмыгал средним носом, в то время как два других вынюхивали себе пропитание. — Я больше не бу-уду-у!

— Оба-на, у нас в компании уже и собственный людоед имеется?! — оторопел криминалист. — Все, мужики, теперь я рядом с ним спать не лягу. Сожрет еще…

— Вот уж кого-кого, а тебя он жрать не станет. Побоится салом подавиться, — вступился за хнычущего монстра Рабинович. — Тебе же сказали, что случайно Горыныч вервольфа сожрал. Тот на него прыгнул, а Горыныч увертываться не умеет. Вот и пришлось ему пасть раскрыть, куда вышеупомянутый хищник и провалился. Это во-первых. А во-вторых, Андрюшенька-душенька, тебе же объяснили, что вервольфы — это не люди. Настоящие волки, которые умеют изредка принимать людское обличье. А понял Ахтармерз, кого именно сожрал, когда хищник в его брюхе преобразоваться успел и кулаками по стенкам желудка стучать начал.

— Это когда же наш поглотитель волков так сильно увеличиться успел? — Андрюша явно не верил ни одному слову Рабиновича. — Что-то я не заметил, как он менялся.

— А это я с перепугу. Всего за десять целых и три десятых секунды, — снова шмыгнув носом, точнее, на этот раз всеми тремя сразу, пояснил Ахтармерз. — А потом уменьшился так же быстро. Пока размер с максимума на минимум менялся, верфольф внутри успел и преобразоваться, и раствориться. Сами знаете, какой у меня молниеносный обмен веществ…

— Знаем-знаем, — встрял в разговор Жомов. — Если бы у нас денежные обменные пункты с такой скоростью, как у твоего желудка, функционировали, рубли из оборота давно бы изъяли. — А затем повернулся к Сене: — Чего-то я не понял. Скажи, какая разница, волки или вервольфы нас вчера атаковали? Ты же ведь, в натуре, не для общего образования о них упомянул?

— Растешь на глазах. Умнеешь, — восхитился Рабинович. — Конечно, не просто так. Горыныч мне все подробно объяснил. Вы его слов все равно не поймете, поэтому буду краток. Наша вселенная рушится, и врата между мирами начали вновь скакать в стороны со своих законных мест. Одни из таких врат, похоже, и выбросили к нам вервольфов из параллельной вселенной. Дальше может быть хуже. Так что, мужики, нам поторапливаться надо. До Иерусалима путь ещё не близкий!

— Ну так в чем проблемы? — удивился омоновец. — Седлаем коней, да в путь.

— Только после завтрака, — категорично заявил Попов, и спорить с ним никто не стал. У Жомова нужные слова опять куда-то запропастились, а Сеня и сам хотел есть… Удивительное дело! Есть захотел. Можно подумать, раньше он только пил и писал…

Завтрак был проглочен мгновенно. Все до единого члены экспедиции спешили убраться побыстрее с места происшествия, опасаясь ещё каких-нибудь сюрпризов от свободно перемещавшихся с места на место врат между мирами.

Еще с момента знакомства с Горынычем в Англии менты знали, что врата обычно находятся на одном месте. Никто, кроме специалиста, не сможет опознать их и тем более использовать. Чтобы пройти через этот тоннель между мирами в обычное время, нужно обладать определенными навыками и паранормальными способностями. Но когда спираль времени деформируется под воздействием каких-либо сил, врата могут выкидывать всевозможные фортели. Например, путешествовать с места на место и засасывать любые объекты, находящиеся в прилегающих районах.

В случае с вервольфами так, скорее всего, и произошло. Видимо, врата на какой-то промежуток времени оказались рядом с поселением этих существ и засосали в себя целую кучу оборотней. Те, перепугавшись из-за смены обстановки, стали агрессивны и напали на первых же попавшихся под руки или, скорее, в зубы, живых существ. Хотя обычно в своем мире вервольфы и близко к людям не подходят. Антагонизм у них. Как друг друга видят, так сразу расстройство желудка зарабатывают и от отвращения неделями нормально пищу принимать не могут.

Все это Горыныч рассказывал ментам уже в пути, трясясь в телеге, несущейся по степи с максимально возможной скоростью, которая позволяла передвигаться довольно долго и при этом не загнать лошадей. Доблестные российские милиционеры торопились в Иерусалим. И хотя Жомову сама идея этого путешествия не нравилась, меньше всего он хотел изменений в привычном укладе жизни. Еще одного «роспуска» ОМОНа он мог просто не пережить, и поэтому заставлял друзей торопиться. А когда перерывы в движении для отправления естественных нужд и расслабления затекающих суставов начинали превышать пять минут, Ванечка истошно ругался, выискивая в своей лексике такие слова, которые поражали даже мудрого Сеню, а крестоносца с сарацином и вовсе валили с ног.

Путешествие в Иерусалим, помимо сюрпризов со стороны врат и возможного противодействия неизвестного эльфа-повстанца, осложнялось ещё и тем, что ни Абдулла, ни Ричард не могли сказать друзьям о том, сколько именно времени займет поездка. Сарацин, хоть он и мог с полным правом в отличие от всех остальных называться местным жителем, дальше Антиохии нигде не был. Он, конечно, много слышал и о самом Иерусалиме, и о путешествиях до него, но назвать расстояние или время пути категорически отказывался. Просто не знал. Но упорно делал вид, что Аллах эти цифры произносить вслух запретил. Ну а Ричард и вовсе ничего о дороге в Иерусалим не знал. И оба друга-противника сходились лишь в том, что путь этот продлится не один день.

Сеню эта неопределенность крайне раздражала, и он постоянно терроризировал сарацина с крестоносцем вопросами, надеясь, что кто-нибудь все-таки сможет дать полезную информацию. Однако оба оруженосца оказались тупее, чем рассчитывал Рабинович, и вскоре его самого утомили собственные вопросы. Сеня махнул рукой и погнал свою кобылу вперед, присоединившись к Жомову, возглавлявшему отряд.

— Ну и как? Что-нибудь получилось? — спросил омоновец.

— Ни хрена! — сердито буркнул Рабинович. — Идиоты они. Причем даже тупей, чем те клячи, на которых оба придурка сейчас едут. Те хоть в проводники не набиваются, а идут туда, куда их направляют.

— Ну и плюнь на них, — посоветовал Ваня. — Какая разница, как далеко ехать, главное — это расстояние быстро преодолеть.

— Охренеть! Мне только омоновца-философа здесь не хватало, — буркнул Рабинович, но замолчал и на тупость оруженосцев больше не жаловался.

До самого вечера, когда на пути экспедиции показались огни какой-то деревни, менты ехали без приключений. Правда, во время остановки на обед Горынычу, видимо, отравившемуся вервольфом, стало плохо. Он схитрил, решив лечиться по методу того Карлсона, который живет на крыше. То есть сказал, что непременно умрет, если не сожрет пару килограммов каких-нибудь насекомых. А поскольку сам пойти на охоту не может, то менты должны уже сейчас начать разучивать прощальные речи, дабы не испортить косноязычием похороны Ахтармерза. Сеня почувствовал, что трехглавый второгодник пытается их обдурить, и попробовал заставить Ахтармерза искать себе пропитание, но свершиться экзекуции не позволила Фатима, чем вызвала бурю негодования в душе кинолога… Ну не мог Сеня смириться с тем, что танцовщица заботится лишь о Жомове с Горынычем, балует их, а остальным только удары поварешкой раздавать может.

Но как бы Рабинович ни сопротивлялся, искать пропитание Ахтармерзу и ему пришлось. Уж таким жалким выглядел трехглавый ребенок из чужого мира, что не разжалобил бы лишь «Железного Феликса». В смысле, ту самую статую, которую в Москве то снимали с постамента, то пытались водрузить обратно. Правда, собирать руками скорпионов, фаланг и сколопендр Сеня отказался. А поскольку функции сборщиков продуктов уже были распределены — Жомов искал, а собирать заставлял Ричарда, Попов соответственно те же гнусности проделывал с Абдуллой, то пришлось Рабиновичу взять Ахтармерза с собой, и тот, получив от Сени координаты цели, тут же проглатывал пищу и настойчиво требовал добавки.

В остальном путешествие проходило совершенно спокойно. В бескрайней полупустыне, по которой двигался небольшой караван, было абсолютно безлюдно. Даже живность встречалась крайне редко. Лишь один раз глазастый Жомов заметил на горизонте стайку каких-то зверюшек, но ни рассмотреть их как следует, ни тем более приблизиться к ним менты не смогли — просто не стали менять маршрут.

Ближе к вечеру пейзаж изменился. Впереди появились небольшие группки деревьев, а затем караван Вышел на берег какой-то реки. Ни Абдулла, ни Ричард название её друзьям сказать не могли. Фатима, которая чувствовала себя слегка уязвленной от того, что за всю дорогу ей практически не уделяли внимания, уверенно заявила, что речка называется Нил, но тут же стушевалась, наткнувшись на удивленные взгляды мужчин.

— Или не Нил, а ещё как-нибудь, — пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, проговорила танцовщица. — Да и какая вообще разница?.. Главное, помыться можно и рыбы наловить.

— Теперь мне понятно, как она в рабстве оказалась, — буркнул Попов. — С таким знанием географии и взглядами на жизнь эту девицу любой дурак в Тьмутаракань завезет и скажет, що так и було.

— Ты чего это по-украински заговорил? — удивленно покосился на друга Рабинович. — Надеешься, что за твой хохлацкий язык с москальским акцентом тебе кто-нибудь лишний шмат сала отвалит?

— Не-а, лучше горилки, — сладко улыбнулся Жомов. — Еда — дело свинячье.

Ричард тоненько захихикал, и Попов, решив, что до Ваниного затылка все равно не доберется, влепил затрещину ему. Омоновец от такого наглого посягательства на своих подчиненных на мгновение оторопел, а затем отвесил оплеуху Абдулле, который, глядя на морщившегося крестоносца, довольно улыбался. Ванина затрещина по всем выходным данным была куда эффективней Андрюшиного шлепка, и поэтому сарацину пришлось несладко. Попов тут же заорал на омоновца, чем вызвал инфаркт у сойки, выглянувшей из кустов, чтобы узнать, что на речном берегу происходит. И ещё неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не вмешался Рабинович.

— Цыц, горячие ментовские парни! — рявкнул он на Попова с Жомовым. — Давайте-ка лучше на транспорт забирайтесь и поедем. Времени у нас мало для ваших склок. А вот вернемся домой, там и деритесь, сколько душе угодно.

— Если доберемся, — буркнул Андрюша.

— Что ты этим хочешь сказать, в натуре? — покосился на него Жомов.

— А то и хочу сказать, что единственный, кто нас отсюда вытащить сможет, так это Лориэль, — сердито ответил Попов. — А мне кажется, что ему этого совсем не нужно. Вспомните, сколько раз он Оберона хаял?.. Вот избавится теперь от начальничка, а нам тут навеки ПМЖ определит.

— Точно, блин, Сеня! — Омоновец хлопнул себя по лбу, видимо, таким образом поощряя мозги за то, что они решили немного поработать. — А я ведь только сейчас понял, что Лориэль мог нас специально так далеко от Иерусалима высадить. Перед начальством сначала оправдается, списав все на техническую неполадку и на необходимость защиты отрядов Петра Пустынника, а потом, как ложь раскроется, начальства никакого у него уже и не будет. — Ваня запнулся и удивленно посмотрел по сторонам. Дескать, это все я сказал?

— Умница. Молодец, — похвалил его Андрюша. — Видимо, на тебя почаще орать надо. Это у тебя умственную деятельность стимулирует.

— Ну так с детдома привычка осталась, — усмехнулся Жомов, а потом махнул рукой. — А вообще, пошел ты, Попов, у коров комбикорм воровать! По крайней мере нажрешься до отвала.

— Да заткнитесь вы оба, — рявкнул на них Рабинович. — Хватит прохлаждаться. Быстро моемся и поехали! Доберемся до Иерусалима, там все видно будет.

Искупавшись и запасшись водой, караван продолжил путь, удаляясь от речной поймы на юго-запад. Жомов, задумавшись над своими догадками, утратил интерес к командованию, и бразды правления взял в свои руки Рабинович. Сеня оказался ещё более жестким начальником, и к вечеру караван преодолел почти половину того пути, который был проделан до этого момента. Правда, лошади жутко устали и едва не валились с ног, но Рабинович не унимался, считая, что за ночь клячи успеют отдохнуть. А когда он уже решил, что пора останавливаться на ночлег, впереди показались огни какой-то деревни.

— Вот там и отдохнем, — заявил Сеня. — По крайней мере, не на жесткой земле спать придется.

Рабинович решил, что въезжать в населенный пункт галопом не солидно. Все-таки они являются единственными на много веков вперед представителями российской милиции в данной местности, и поэтому следует выглядеть с достоинством, дабы заранее привить местным жителям любовь к правоохранительным органам. Поэтому караван вступил в границы деревни размеренным шагом. Сеня с Жомовым сидели в седлах подбоченясь, зорко поглядывая по сторонам в поисках возможных правонарушителей. Однако, к удивлению друзей, с распростертыми объятиями встречать их никто не вышел. Деревня выглядела пустой и абсолютно безжизненной. Даже собак на улицах не было видно. Овцы не блеяли, коровы не мычали, куры не кудахтали, и петухи не кукарекали, соответственно. Впрочем, как раз петухам в это время кричать было не положено.

— Сеня, блин, что-то я не понял. От нас уже и здесь люди разбегаются? — оторопело спросил омоновец. — А кто, в натуре, выпивку к столу нам подавать будет?

— Да подожди ты со своей выпивкой! С деревней дай сначала разобраться, — осадил его Рабинович. — Что-то тут не чисто. Не вервольфы ли наши поработали?..

Не успел он задать этот вопрос, как дверь ближайшего дома со скрипом отворилась и на порог выскочил тощий грязный мужичонка в чалме и с козлиной бород-I кой, к тому же сжимавший в руках кривой ятаган. Сеня улыбнулся и хотел с достоинством, подобающим российскому милиционеру, поприветствовать незнакомца, но не успел. Мужичонка завизжал и бросился к ментам, подняв вверх свое холодное оружие.

— А-а-а, иблис вас задери при помощи клизмы! — завопил он. — Мало здесь позверствовали? Опять назад вернулись? Убью гадов, да сожрет джинн ваши души.

От такого приветствия Сеня лишь на секунду опешил, но мужику этого оказалось достаточно, чтобы очутиться рядом и попытаться ятаганом вспороть пузо ни в чем не повинному милиционеру. Вряд ли тощему аборигену удалось бы осуществить свое намерение, но Жомов не стал ждать, пока Рабинович сам разделается с обидчиком. Омоновец ласково огрел дебошира дубинкой по голове, а потом, в одно мгновение спрыгнув с коня, на всякий случай, просто так, для страховки, пару раз стукнул его же по почкам. Абориген сначала потерял сознание, потом пришел в себя, застонал и заплакал.

— Вот народец слабый пошел, — вздохнул Жомов, поднимая мужичка с земли и бережно отряхивая. — Уж нельзя его и стукнуть пару раз. Сразу в слезы и сопли начинает по морде размазывать.

Сеня тоже спешился и остановился рядом с хнычущим аборигеном. Остальные тоже подтянулись и удивленно рассматривали мужика, не понимая, с чего это он так взбеленился. Абдулла выдвинул предположение, что местный житель ошибся, приняв их за крестоносцев. Эта мысль показалась вполне резонной, и друзья принялись разуверять аборигена.

— Мужик, да ты ошибся, — ласково проговорил Андрюша. — Посмотри на нас повнимательней. Разве мы похожи на крестоносцев? Мы даже одеты-то по-другому. Ты не на кольчуги внимание обращай, на форму посмотри. Мы из милиции, и ничего плохого тебе не сделаем. Мы не такие звери, как крестоносцы…

— Правильно, — поддержал его омоновец. — Мы ещё хуже!..

— Жомов, блин! — рявкнул на него Сеня. — Ты заткнешься когда-нибудь, дурная твоя башка!..

Но было уже поздно. Мужик перестал всхлипывать и с откровенной злостью в глазах посмотрел на троих друзей, стоявших около него полукругом. Еще раз шмыгнув носом и удостоверившись, что череп после удара Жомова не треснул, а почки остались на месте и не полезли ни вверх по организму, ни вниз, абориген заявил:

— Вот именно, вы ещё хуже. И ни с кем я вас не перепутал, опогоненные дети иблиса! В каком же милицейском училище вас так зверствовать обучали? Или вы из солнцевской группировки в милицию служить пошли?

— А на Солнце разве группировки есть? — вполголоса поинтересовался у Абдуллы ландскнехт, но мужик его услышал и принял вопрос на свой счет.

— Не знаю я, что и где есть. А про группировку так, к слову пришлось, — завопил он. — А знаю я то, что вот эти три молодца были здесь не далее чем пять часов назад. Перебили всю посуду в кабаке, покалечили всех местных жителей, разогнали живность и заставили наших баб танцевать им канкан. И скажите мне на милость, кто теперь их иначе, чем зверьем и козлами, называть будет? Никогда ментов козлами не называл. Потому как раньше не видел. Зато теперь только так звать и буду. Козлы вы и есть козлы!

— Сеня, гадом буду и на сутки на диету сяду, если это не лориэлевские проделки, — вспылил Попов. — Ты послушай, он даже выражается так же, как этот проклятый эльф!

— Подожди ты, — оборвал его Рабинович и посмотрел на мужика. — Слушай, ты что-то путаешь. Мы не могли пять часов назад быть здесь. В это время мы в реке купались, что к северо-западу от вашей деревни. Ты нас с кем-то спутал.

— Ага, спутаешь вас, как же! — возмутился абориген. — Твою-то длинноносую еврейскую морду я точно запомнил. Скажешь, не ты за ноги моего сына подвешивал, чтобы заставить меня рассказать, где я с трудом накопленные гроши прячу? — Мужичонка повернулся к Жомову: — А ты, бык педальный, зачем бревнами в мою собаку кидался? — Теперь настал черед Попова: — А эта свинья мою третью жену лапала и требовала с ложечки халвой его покормить. Извращенец хренов! Разве в такие моменты о еде думают?

— По-моему, он борзеет, — задумчиво проговорил Жомов.

— Не по-твоему, а точно! — поддержал его Попов. — На хрена мне бабы, когда халва есть?

— Да помолчите вы, олухи царя небесного! — завопил на криминалиста с омоновцем Рабинович и повернулся к аборигену: — Ну-ка, рассказывай все по порядку…

Мужичонка поупрямился немного, дескать, что вам рассказывать, когда вы тут сами бесчинства учиняли. А затем, видя на лицах ментов откровенное недоумение, решил, что, видимо, у всех троих приступ дежа-вю, и решил немного поработать доктором. Он начал рассказывать, и трое друзей разинули рты — настолько невероятным было то, что говорил абориген.

По его словам, трое конных сотрудников российской милиции — то бишь Жомов, Рабинович и Попов — прибыли в деревню часов семь назад. Местные жители вышли встречать чужаков, дивясь их необычной одежде, о чем потом горько пожалели. Увидев собравшуюся на околице толпу, менты пришпорили коней и врубились прямо в гущу ничего не подозревающих людей. Точно такими же дубинками, как у троих путешественников, неизвестные начали избивать жителей, а когда те бросились по домам, пытаясь хоть там спрятаться от садистов, менты устроили настоящий погром: выламывали двери, крушили мебель и учиняли прочие бесчинства, часть которых уже описывал абориген.

— И не говорите мне, что вы ничего не помните! — закончил мужичонка свою речь. — Если вы шайтаном одержимы, то к мулле обратитесь. Он вас быстренько вылечит: камнями на площади побьет! — После этого своего пожелания абориген на секунду задумался, внимательно рассматривая троих ментов.

— А я скорее всего прав! Вы действительно демоном одержимы, раз внешность менять умеете, — заявил он. — Вон тот, толстый, похудее был, да и ростом пониже. Зато какой зверюга?! У-у! А этот вот здоровенный шрамом на лбу красовался и улыбался все время, как придурок. — Жомов испуганно потер лоб, отыскивая следы несуществующего шрама. — Еврей тоже не такой. Правда, не пойму, что конкретно изменилось. По-моему, раньше он в плечах шире был, да ещё и животик выпирал…

— Все, хватит болтать! — оборвал его Рабинович, не терпевший издевательства над своей внешностью. — Нам все понятно. Покажешь, где кабак, и можешь быть свободен. Ясно?

Перепуганный изменением интонации, мужичонка затрясся и, покорно кивнув, торопливо указал на большой дом, расположенный прямо в центре деревни, а затем бросился назад, в свое жилище. На пороге он наорал на одну из жен, поинтересовавшись, не хочет ли она, чтобы её ещё разок чужаки полапали, и только после этого скрылся за дверью. Менты пару секунд смотрели ему вслед, а затем забрались на коней и двинулись в центр поселения.

— Ну, что скажешь, Большой Мозг? — язвительно поинтересовался у Рабиновича Попов. — И теперь будешь утверждать, что Лориэль тут ни при чем? Нашел, гад, где-то в параллельном мире наши копии и забросил сюда, чтобы все путешествие нам испортить.

— Горыныч, такое может быть? — не ответив на Андрюшин вопрос, спросил кинолог у трехглавого второгодника и, по совместительству, эксперта экспедиции по всяким ненормальным явлениям.

— В принципе теория Хмырторагуса Гемогилабитуса не исключает возможности существования полностью или частично идентичных копий индивидуумов в одном из параллельных измерений, но на практике это подтвердить пока не удалось, — проговорил Ахтармерз и, увидев непонимание в глазах Жомова, объяснил проще: — То есть ваши двойники могут существовать, но, чтобы найти их, нужно потратить огромное количество времени и энергии. В общем, тот, кто нашел их, очень долго готовился и потратил на это очень много сил. — А затем покачал головой: — И все-таки я думаю, что тут поработали не ваши копии, а временной парадокс.

— То есть? — не понял Сени.

— То есть в деревне были вы сами, но из другого варианта реальности собственной вселенной, — терпеливо пояснил Ахтармерз. — То есть вы провалили операцию и теперь бродите по этому времени, срывая на местных жителях зло. Тут проявились ваши скрытые садистские наклонности…

— Так, дальше можешь не умничать. Нам все уже ясно, — оборвал его кинолог. — Будем разбираться.

— Да чего тут разбираться? — возмутился омоновец. — Найти этих козлов, которые себя за нас выдают и этим честь мундира российского милиционера позорят, да поломать им все конечности. Поочередно.

— Не получится, — разочаровал его Ахтармерз. — Если я прав и по окрестностям бродите вы сами, то догнать никого не получится. Ни при каком раскладе встреча самого с собой ни в прошлом, ни в будущем, просто невозможна.

— Ладно, утром разберемся. А сейчас надо отдохнуть, — оборвал дискуссию Рабинович и, поймав удивленный взгляд омоновца, пояснил: — Все равно этим хмырям тоже отдыхать придется. Где-нибудь да ночевать они остановятся. А к утру мы решим, что с этой проблемой делать…

Возражений на это предложение ни у кого не нашлось, и весь караван в полном составе направился к центру деревни, где унылой мрачной грудой возвышался местный аналог обычного российского кабака…