Жеральд Мессадье Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать (Том 2)

Вид материалаДокументы

Содержание


38. Крутой поворот и христианское милосердие в городе масок
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   46

38. КРУТОЙ ПОВОРОТ И ХРИСТИАНСКОЕ

МИЛОСЕРДИЕ В ГОРОДЕ МАСОК



Кто кого обманул, Ламберг Сен-Жермена или Сен-Жермен Ламберга? Себастьян порой задавался этим вопросом. Камергер проявлял все признаки истинной дружбы и, быть может, даже был искренним — подтвердил, что получает удовольствие от общества графа, пригласив пожить в посольской резиденции Австрии, в палаццо Лецце. Тем не менее Ламберг знал немало подробностей из жизни своего гостя за последние годы; знал и о том, что граф де Сен-Жермен посетил Фридриха II и был в Петербурге во время июньских событий 1762 года; так мог ли он и в самом деле поверить, будто Себастьян здесь только по коммерческим делам? Для этого камергер был слишком проницателен, а австрийских шпионов в Венеции водилось не меньше, чем любых других; они наверняка уведомили Венский двор и самого Ламберга о политических миссиях графа де Сен-Жермена. Но знал ли сам Ламберг, что и Себастьян, в свою очередь, осведомлял своих корреспондентов о деятельности австрийского камергера?

Из осторожности Себастьян поделился своими сомнениями с Засыпкиным, послав ему записку. Через две недели пришел, но не в посольство, а на фабрику, лаконичный ответ: «Следите за ним и держите меня в курсе».

Как бы там ни было, в конце мая Ламберг предложил Себастьяну отправиться с ним на Корсику, потом в Тунис, не приводя других доводов, кроме возможности получить удовольствие от поездки. Удовольствие от поездки, как же! Тем не менее заинтригованный Себастьян согласился.

Во время путешествия по Корсике, в Бастии, Корте, Аяччо, Ламберг встречался с самыми влиятельными людьми острова. Себастьян при этих беседах не присутствовал, но догадывался об их содержании: австриец, вероятно, прощупывал настроения корсиканцев насчет начинающегося в Средиземноморье конфликта. Это было давнее наваждение генуэзцев и прочих европейцев — возможный захват турками Корсики, поскольку остров, неспокойное владение Генуэзской республики, мог бы тогда послужить базой для завоевания Западной Европы. Почти каждое утро камергер отправлял в Вену депеши.

Путешествие в Тунис45 вскоре укрепило подозрения Себастьяна: на следующий же день после их прибытия Ламберг проявил озабоченность, что было ему несвойственно.

— Десять дней назад в Бизерте стоял на якоре русский флот, — объявил он Себастьяну. — Под командой адмирала Алексея Орлова. Потом он зашел в Рагузу и отправился дальше на восток.

Похоже, новость, сообщенная Себастьяну Орловым, не была плодом его разгоряченного воображения. Алексей и впрямь стал адмиралом русского флота.

— Вас что-то тревожит? — спросил Себастьян.

— Да. Русский флот сопровождают английские корабли.

— И что с того?

— А то, что партия для турок окажется труднее.

Сделав вид, будто интересуется местными промыслами, что оправдывало его разговоры с жителями, Себастьян узнал из уст армянских купцов, что тунисский бей начал проявлять нетерпение в отношении турок и уже тяготится их более чем двухвековым игом. Впрочем, он был не единственным строптивым вассалом: Египет тоже хотел освободиться от ярма, которое считал несправедливым.

Отсюда и озабоченность Ламберга: тунисцы наверняка не окажут поддержки туркам в случае испытания. Эта озабоченность достигла высшей точки по их возвращении в Венецию. Едва они сошли на берег на Дзаттере, собираясь пересесть в гондолы, чтобы вернуться в палаццо Лецце, как один из гондольеров объявил им, восторженно размахивая руками:

— Е Turchi son ammazzat!

Что на местном диалекте означало: «Турок разбили!»

Ламберг оцепенел.

— Che dice?46 — воскликнул он.

Но ответ не убедил его. Тем не менее по прибытии в город ему пришлось-таки смириться с очевидным: венецианцы, в восторге от унижения своего давнего врага, только и говорили, что о полном разгроме турецкого флота, потопленного 26 июня на своем собственном Чесменском рейде после предварительной взбучки у Хиоса. Русские пушки адмирала Орлова отправили на дно все турецкие корабли. Народ ликовал на улицах, а Себастьян впервые увидел Ламберга не в духе: когда хозяин таверны предложил им выпить за победу, австриец, явно считая ее неуместной, отказался от стакана с подчеркнутым раздражением.

Однако, если подумать, это было тем пикантнее, что еще совсем недавно австрийцы сами яростно дрались с турками.

На следующий день, поспешно распрощавшись со своим гостем, Ламберг сел в почтовую карету и незамедлительно отбыл в Вену.

Себастьян не мог сдержать улыбку: собственная философия, столь изящно изложенная при их встрече, не уберегла имперского камергера от постигшей его неудачи. Но философия поражения отличается от философии победы.


Отдавшись на какое-то время досугу, Себастьян пошел прогуляться. Ноги привели его от Фондамента деи Римедии к Прокурациям, окаймлявшим площадь Сан-Марко; оттуда он двинулся через Пьяццетту, пройдя меж двух колонн, увенчанных одна крылатым львом святого Марка, другая святым Теодором, победителем крокодила. Себастьян попутно подумал об алхимических символах, которые воплощали в себе обе статуи, быть может, без ведома скульпторов: лев олицетворял собой силы вселенной, а крокодил был видоизмененной формой саламандры, огнестойкой твари, символизирующей свершенное алхимическое Деяние. Он дошел до набережной, любуясь изящными носами гондол и церковью Сайта Мария делла Салюте, казавшейся выточенной из слоновой кости на фоне перламутрового неба. Франц следовал за хозяином поодаль, но неотступно, как овчарка за пастухом.

Себастьяну деятельность Ламберга за те недели, что они провели вместе, напоминала некую назидательную апологию: иллюзии, суета, а в итоге лишь пригоршня праха в руках — разменная монета дьявола. И он, и та старая венецианка подобны луковой шелухе, которую гоняет ветром по улочке возле его фабрики. Подумать только, и этот человек с высоты своего опыта советовал ему не вмешиваться в политику! Но если тайна мира заключена во власти, то как ее завоевать без политики? Деньгами? Идеями?

И вообще: зачем он стремится к власти?

Чтобы не страдать!

Если бы его отец был богат, он бы сумел бежать вместе с семьей и не попался в лапы инквизиции.

Новости о морском сражении заставили Себастьяна задуматься: для новичка Алексей Орлов справился мастерски.

У него самого больше не было причин задерживаться в Венеции. Фабрика работала почти сама по себе. Себастьян уже решил вернуться в Хёхст, когда в тот же самый вечер узнал из газет, что русский флот на обратном пути остановится в Ливорно. Им овладело любопытство. Он решил отправиться на встречу с этим необычным малым, убившим царя и научившимся командовать военным флотом, — Алексеем Орловым.


В последний день пребывания в Венеции произошло неожиданное событие.

Франц сообщил, что на Дзаттере с нескольких рыбачьих лодок высадились беженцы — одновременно жалкие и восторженные. Греки.

— Пойдем взглянуть, — сказал Себастьян.

Они обнаружили две дюжины несчастных всех возрастов, пытавшихся пробиться сквозь заслон таможенников. Себастьян спросил, в чем дело. Оказалось, греки бежали из своей страны на утлых суденышках, направляясь в Венецию, которая когда-то сражалась с Турцией, следовательно, должна быть им дружественна. Таможенники были озадачены. Ладно, эти люди тоже пострадали от турок, но нельзя же позволить всем босякам заполонить Светлейшую республику.

— Почему они бежали? — спросил Себастьян одного из таможенников, говорившего по-гречески.

— Когда показался русский флот, — ответил тот, — они решили, что это четыре архангела явились их освободить. Тогда они бросились на турок и подпалили их дома. Турки, разумеется, стали защищаться, потом перешли в наступление. Вот что значит греть сковороду, прежде чем поймать рыбу!

— И что вы собираетесь с ними делать? Ведь не бросите же вы их в море?

— Нет, мессер, но надо же сперва найти им какое-то пристанище, пищу, что там еще! Представьте себе, что будет, если вся Греция хлынет в Венецию!

Себастьян приметил человека лет сорока, окруженного испуганной семьей. Три женщины, юноша и четверо детей. Исхудалые, просоленные за время своей одиссеи, с запавшими от ужаса глазами, они смотрели так, будто очутились у адских врат, тогда как считали их райскими. Он показал на грека пальцем. Тот, колеблясь между вызовом и непониманием, уставился на него.

— Таможенник, — сказал Себастьян, — я нанимаю этого на свою фабрику. Спросите, как его зовут.

— А как вас самого величать, мессер?

— Я маркиз Бельмаре, владелец фабрики по обработке льна в Каннареджо.

Между таможенником и греком последовал короткий разговор.

— Его Платоном зовут, — ответил таможенник.

Семья, онемев от удивления, жадно ловила каждое слово, будто слушала диалог между Моисеем и фараоном. Когда до них дошел смысл разговора, женщины бросились Себастьяну в ноги, хватали его за руки и за полы табарро, покрывая слезами и поцелуями.

Суматоха привлекла внимание остальных, и Себастьяна осадили со всех сторон. Таможенникам пришлось вмешаться, чтобы защитить благодетеля.

— Бегите, мессер, не то вам придется нанять всех.

— Спросите, сколько тут еще отцов семейств.

Озадаченные взгляды таможенников. Опять короткий разговор.

— Пятеро, мессер.

— Очень хорошо. Их я тоже нанимаю.

Дело сделано. Здание таможни наполнилось оглушительными криками восторга и благодарности.

У Себастьяна уже было девяносто восемь рабочих. Ну что ж, будет сто четыре. Он дал таможенникам монету, потом еще две, чтобы те накормили бедолаг, пока он не устроит их на фабрике.

Он должен был сделать хоть это в память о княгине Полиболос.

Так Себастьян задержался в Венеции еще на один день.

Отплывая от таможни в гондоле, он едва сдерживал улыбку — его забавляло, что на него теперь будет работать Платон. И тут вдруг Франц поцеловал ему руку. Не говоря ни слова.

Решительно эти пруссаки странный народ.