Хотя традиционно принято вести отчет самого долгого правления в истории с заседания Совета 10 марта 1661 г., на следующий день после смерти Мазарини. Другой специалист по Старому порядку назвал арест Фуке «триумфом Людовика xiv» 6

Вид материала

Отчет

Подобный материал:

• Xiv-xvi вв.: площадь Вогезов такая, какой она была еще до избрания на русский престол, 87.15kb.
• Интеллигенция России в истории ХХ века: неоконченные споры. К 90-летию сборника "Вехи"., 13.49kb.
• Электросталь Перова Инесса Николаевна 2010 1 слайд Учитель сообщает тему урок, 52.15kb.
• Д. Л. Чавчанидзе. Романтическая сказка Фуке, 2632.68kb.
• Реферат на тему: классика, как направление духовной культуры западной европы, 457.87kb.
• Стенограмма заседания Общественного совета при Министерстве юстиции Российской Федерации, 3065.09kb.
• Rois Maudits" Цикл ", 2493kb.
• Основные события шос в 2009 году, 1811.2kb.
• Бидия Дандарович Дандарон и его книге считаю нужным сказать об особенностях данного, 3179.87kb.
• Думать о даче. После столь долгого путешествия мне полагался отдых, 4615.7kb.

Сидоренко М.А.

Опала Фуке, как акт репрезентативной политики Людовика XIV.


Как верно замечает специалист по экономической истории Старого порядка Д. Десер, написавший одну из лучших биографий Фуке¹ и посвятивший один из своих трудов приходу к власти Людовика XIV², падение сюринтенданта принадлежит к числу тех событий, которые мы, казалось бы, хорошо знаем благодаря свидетельствам короля, Кольбера, де Бриенна и де Шуази, но все же оно еще недостаточно полно изучено и понято³. Ведь порой историки сосредотачиваются лишь на обсуждении степени виновности министра Короля-Солнце (часто склоняя чашу весов в сторону оправдания этого «последнего человека эпохи Ренессанса»⁴ сломленного абсолютистской машиной), пренебрегая его значением для всего последующего правления Людовика Великого, а значит и истории Франции в целом. Тот же Десер считает, что именно с 5 сентября 1661 г., с момента ареста Фуке в Нанте, стоит говорить об истинном начале персонального правления Людовика XIV⁵. Хотя традиционно принято вести отчет самого долгого правления в истории с заседания Совета 10 марта 1661 г., на следующий день после смерти Мазарини. Другой специалист по Старому порядку назвал арест Фуке «триумфом Людовика XIV»⁶.

Попытаемся дать свою оценку опале Николя Фуке, посмотрев на нее с точки зрения репрезентативной политики Людовика XIV.

Сегодня, говоря о репрезентации этого монарха, мы прежде всего, вспоминаем Версаль, придворные празднества, балетные постановки, спектакли, оперы, творения художников, скульпторов и других артистов Великого века. Мы же постараемся показать, что и это событие было частью репрезентативного образа Людовика XIV, главным создателем которого был он сам.

Фронда (1648—1653) убедила Людовика XIV в том, что истинную угрозу внутренней безопасности королевства представляли не жители провинций, готовые выступить против налогов и королевских чиновников, и не парижане, однажды окружившие его кровать в Пале-Рояле. Больше всего монарху стоит опасаться тех, кто управляет народным гневом – принцев и грандов, которые даже после жестких мер Людовика XI и Людовика XIII так и не научились подчиняться своим королям. «Суровость его (Ришелье – М. С.) правления провела к обильному пролитию крови, вельможи королевства были сломлены и уничтожены»⁷, – писал Ларошфуко; но он заблуждался, говоря об успешности политики Людовика XIII и Ришелье в отношении аристократии. Восемь лет спустя после Фронды Людовику XIV представилась возможность преподать аристократии свой урок и наглядно продемонстрировать то, как он намерен поступить с теми, кто не подчинится. Если Генриху III и Людовику XIII понадобилось пролить кровь, чтобы доказать свою силу (первый в 1588 г. приказал убить герцога де Гиза и кардинала Лотарингского, второй в 1617 – Кончини), то Людовику XIV нужен был публичный акт правосудия, который призван был показать его окружению и всем остальным, что отныне во Франции лишь один господин – король.

Здесь может ввести в заблуждение термин «абсолютизм», появившийся в середине XIX в. благодаря восточноевропейским историкам; он указывает на неограниченную королевскую власть (когда в руках монарха сосредотачивается ее законодательная, исполнительная и судебная функции). Правление же Людовика XIV, «по общему мнению», принято считать «апогеем» абсолютизма, при котором король «стремился установить личную монополию на власть и ослабить роль корпоративных организаций как правительственных учреждений и совещательных органов»⁸. Меж тем абсолютизм, каким мы его себе представляем – это не более чем миф, попытку развенчать который предпринял британский историк Н. Хеншелл. Как верно заметил Ф. Блюш, «из основных черт нашего (французского – М. С.) государственного права следует идея, что монархия более абсолютна, чем монарх». «Absolutus, который происходит от глагола absolvere (развязать, снять узы), французы XVII в. понимают также, что monarchia absoluta обозначает – монархия без уз: монарха ничего не связывает в его поступках, но власть его нельзя считать неограниченной»⁹. Для любого образованного человека времен Людовика XIV, уж тем более для законника, абсолютная королевская власть, являлась также и ограниченной, поскольку монарх должен уважать законы королевства – иначе он становится тираном. Равальяк убил Генриха IV потому, что видел в нем не посланника Божьего, а еретика и тирана.

Пример подчинения короля закону хорошо прослеживается и в случаи с процессом над Фуке: «Людовик XIV не смог обеспечить вынесения смертного приговора Фуке… Независимость судей гарантировалась тем, что они приобретали свои должности: что бы они ни говорили и ни делали, король не мог их сместить»¹⁰.

Все свое правление Людовик XIV позиционировал себя как монарх, который четко следует букве закона, что для подданных символизировало мир и порядок в королевстве. Такое понимание королевской власти отчасти исходит к древним традициям французской монархии, согласно которым король был первым судьей в королевстве. «С незапамятных времен судебная функция короля была одним из главных фундаментов его авторитета», – подчеркивает Десер¹¹. Достаточно вспомнить Людовика Святого, вершившего суд под дубом в Венсенском лесу¹². Его потомок, Людовик XIV прибегал к помощи юристов даже для того, чтобы объявить войну или присоединить пограничные территории. «Король был воспитан в русле христианской концепции "справедливой войны", ему прививают уважение к данному слову, его убеждают в необходимости испробовать все возможные пути переговоров, прежде чем прибегать к военной силе»¹³. «Величие нашей смелости не должно заставлять нас пренебрегать доводами рассудка», – советует Людовик дофину в «Мемуарах» за 1666 г., накануне Деволюционной войны¹⁴. На следующий год он выступил против Испании за права своей супруги, в 1689 г. – король Франции воюет с немецкими князьями, императором и Вильгельмом Оранским, отстаивая права наследования второй Мадам, своей свояченицы, а в 1701 – своего внука (и на сей раз Франция воюет с англо-имперской коалицией). «Даже война с Голландией (1672—1678), война агрессивная, наиболее спорная во всем правлении» рассматривалась Людовиком XIV «как справедливое наказание государства, которое подписало с ним договор о союзе в 1662 г., но в 1668-м сменило лагерь и объединилось с Англией и Швецией»¹⁵.

Так было и в 1661 г., когда Людовик XIV решил расправиться с человеком, который был главным препятствием к единовластию. Людовик давал понять, что времена насильственных расправ над политическими противниками монаршей власти миновали, ведь в руках короля есть оружие более сильное и подходящее ему – закон.

Фронда и война с Испанией позади, заключен мир (1659), залогом которого стал брак Людовика XIV с инфантой Марией Терезой, суливший скорое рождение наследников, следовательно, стабильность и процветание Франции. Казалось, серьезных причин для тревог у молодого короля не должно быть, но как замечает Вольтер, никогда ранее при французском дворе не было столько интриг и надежд, как во время агонии Мазарини: «Каждый министр надеялся занять первое место»¹⁶. «Смерть Мазарини породила великие надежды у тех, кто мог претендовать на пост министра»¹⁷, – вторит ему м-м де Лафайет. Даже после смерти кардинала, Людовик, объявивший о своем намерении не назначать первого министра и править самостоятельно, еще не стал полновластным хозяином в королевстве. На его пути стояло еще одно препятствие – Николя Фуке. Почему Людовик XIV хотел избавиться от министра, который, как он сам признавал, «обладал умом и большим знанием о состоянии дел внутри государства»¹⁸? Богатый и могущественный сюринтендант финансов (с 1653), умудрился скопить за долгие годы служения короне внушительное состояние и создать обширную клиентскую сеть. Он «платит исповедникам, благородным девушкам, первой комнатной даме, мадам де Бовэ,.. своим любовницам, прежним и будущим, посредникам, медикам короля, информаторам, людям искусства, послам, знатным придворным, поэтам, журналистам, конечно же, иезуитам, Парламенту, академикам…»¹⁹. – Стоит согласиться с П. Мораном, который считает, что «противостояние Людовика XIV и Фуке – это противостояние бедного и богатого»²⁰.

Чтобы оценить могущество и дальновидность планов Фуке, приведем один любопытный пример. Когда рассматривалась возможность брака Людовика XIV с Маргаритой Савойской, сюринтендант позаботился, чтобы рядом с принцессой (будущей королевой Франции!) был преданный ему человек. Он отправил в Савойю племянницу маркизы дю Плесси-Бельер, которая стала фрейлиной герцогини Савойской. И когда активно шли переговоры о браке, шпионка Фуке вошла в доверие к герцогине, ее дочери и брату, правящему герцогу²¹. После смерти Мазарини, когда Людовик XIV доверил Фуке несколько дипломатических поручений, тот попытался завести информаторов и при других европейских дворах. Доказательством могущества Фуке может служить и то, с какой предосторожностью подготавливался его арест: король опасался сюринтенданта, который, как он полагал, имел информаторов повсюду и был готов начать новую Фронду²².

Не стоит пренебрегать еще одной немаловажной деталью – с 1650 г. Фуке был генеральным прокурором парламента Парижа, что делало его неуязвимым для королевского правосудия. Согласно закону, судить его мог только Парижский парламент, где у Фуке было много друзей и сторонников (поэтому, перед тем как арестовать, король и Кольбер подтолкнули его к продажи парламентской должности). Таким образом, один человек сосредоточил в своих руках не только финансовую, но и юридическую власть в королевстве.

В каком-то смысле в действиях Фуке не было ничего предосудительного: так поступал каждый, кто стремился обрести власть. «Сначала Ришелье, а потом и его наследник (Мазарини. – М. С.),.. построили собственное состояние, материальное и политическое, на уровне, не имеющем себе равных в истории монархии», их владения были «государством в государстве»²³. Это видно на примере морской политики, проводимой главным министром Людовика XIII: «Теоретически кардинал лишил род Монморанси прежнего влияния на морские дела королевства для того, чтобы "секуляризовать" эту область в пользу Короны. Но в реальности, он… монополизирует места, должности, права, которые ему дают возможность управлять морскими активами»²⁴. Мазарини же скопил самое большое состояние при Старом порядке, размер которого варьируется от 36 до 40 млн. ливров²⁵. Кольбер и Лувуа, встав во главе министерских кланов, будут делать тоже самое. Да и коллега Фуке А. Сервьен (в 1653 г. Мазарини назначил сразу двух сюринтендантов) также «любил роскошь, деньги, красивые экипажи и строения»²⁶. Но беда Фуке была в том, что он слишком явно выставлял напоказ свои возможности, давая понять молодому и ревнивому государю, насколько он всесилен. Причем не только в мире финансов.

В 50-е годы салон Фуке был не только самым блестящим в Париже, но и считался истинным центом литературной жизни страны, перехватившим инициативу у «голубой гостиной» маркизы де Рамбуйе. Фуке щедро вознаграждал поэтов и писателей, которые в благодарность восхваляли его. Пенсии, которые он выплачивал, варьировались от 400 до 2 000 ливров: Корнель получал 2 000 ливров, Скаррон – 1 600, Лоре – 600²⁷. Фуке-меценат превзошел даже канцлера Сегье, который руководил Академией после Ришелье и щедро одаривал артистов и художников.

Фуке, как оказалось, будучи человеком наивным и недальновидным, уверовал в то, что сможет управлять молодым королем, обеспечив себе пост первого министра. Доказательством сказанного служит скандал, связанный с попыткой Фуке сделать своим доверенным лицом Луизу де Лавальер, фаворитку короля, искренне и бескорыстно влюбленную в Людовика (ранее министр искал дружбы Марии и Олимпии Манчини). Фуке попытался подкупить эту «нежную, покорную и скромную»²⁸ девушку – поступок только разгневал и без того предубежденного в отношении него Людовика.

Ошибочно полагать, что последней каплей, переполнившей чашу терпения короля, стало празднество в Во-ле-Виконт 17 августа 1661 г. – план ареста министра во время сессии Государственного совета в Нанте был разработан за четыре месяца до этого. «Господин Фуке решил поразить гостей не только великолепием своего дома, но и немыслимыми красотами всевозможных развлечений, а также редкостной пышностью приема»²⁹, – свидетельствует м-м де Лафайет; «очаровательным местом» называет Во Великая мадмуазель³⁰. И это когда королевская казна пуста! Излишние расходы, укрепление крепостей, украшение дворцов, измышление заговоров и раздача друзьям сюринтенданта важных должностей, купленных на королевские деньги – вот в чем обвинял сюринтенданта Людовик XIV³¹. Король понимал, что такое могущество одного человека (полномочия сюринтенданта короля Франции позволяют говорить о том, что он «был абсолютным господином финансов королевства»³²) представляло реальную угрозу еще неокрепшей королевской власти. К 1661 г. на «несчастного Фуке»³³ уже было собрано внушительное досье, являвшееся обвинительным актом. Ж.-Б. Кольбер (коему король оказывал «самое высокое доверие»³⁴), с 1651 г. управляющий Мазарини, будучи человеком «прилежным и рассудительным»³⁵, не упустил ни одной мелочи.

Важно то, как Людовик XIV наказал Фуке. Приговорив его к пожизненному заключению в Пинероле, король повел себя, как строгий (по приговору Судебной палаты опальный министр должен был отправиться в изгнание), но просвещенный правитель. Устраивая процесс над бывшим главой парламента, Людовик XIV понимал, что сильно рискует (и оказался прав, ведь по окончанию трехлетнего разбирательства, приговорив Фуке к изгнанию, судьи, по сути, оправдали его), но тем самым он подчеркнуто показывал себя монархом, который уважает законы королевства, и следует им.

Расследование и судебное разбирательство над сюринтендантом длились более трех лет (1661–1664); это сегодня можно говорить о том, что Фуке был приговорен заочно, тогда же добрая половина парижского общества, открыто выступавшая на стороне подсудимого, искренне верила в то, что удастся вырвать его из рук палача. Сторонники бывшего министра вели настоящую памфлетную войну, жена и мать Фуке не переставая забрасывали короля прошениями, королева-мать, Тюренн и Конде поддерживали их.

Если и говорить о том, что Фуке был обречен, то причины надо искать не в прихоти «ревнивого» короля, а в том, чего требовали интересы государства. И не важно, будет он приговорен к смерти или пожизненному заключению (только не к изгнанию, иначе урок не был бы усвоен: «Король сменяет ссылку на заключение»³⁶, – пишет м-м де Севинье). Уместнее говорить не о чувствах человека, чья гордость была уязвлена, а скорее об оскорблении, нанесенном Французскому королевству. Согласно популярной в XVII в. теории о двух телах короля, Фуке в лице Людовика XIV нанес оскорбление всем его подданным. «Король – это голова, а три сословия – члены; и все вместе они образуют политическое и мистическое тело, связь и единство которого нераздельно и неразлучно», – писал в конце XVI в. Ги Кокий³⁷.

Немилость Фуке была политическим актом, необходимым Людовику XIV не для того, чтобы переманить создателей Во (они и так служили королевскому дому), а для усмирения французского дворянства. Молодому королю, в чье заявление 10 марта мало кто поверил (как пишет м-м де Лафайет, никому и «в голову не могло прийти, что человек способен до такой степени измениться»³⁸), необходимо было наглядное подтверждение его слов. Кто знает, что происходит за дверьми кабинета короля и на заседаниях советов – эта сторона монаршего ремесла менее всего видна окружающим. Зато столь судьбоносное событие, как опала всесильного министра, приведшая к множественным судебным разбирательствам и перераспределению сил у кормила власти, никого не оставит равнодушным.

Людовик хотел, чтобы его окружение раз и навсегда поняло, кто хозяин в королевстве и где кончается грань дозволенного. Это касалось и сферы искусства, где Фуке желал блистать наравне с королем (В Во Лебрен, прославляя «славу, силу, справедливость, милосердие владельца замка», изображал Фуке в образах Геркулеса и Аполлона³⁹), что, кстати, свидетельствует о его недальновидности. Ведь Людовик уже неоднократно давал понять, что желает безраздельно царствовать в мире музыки и танца (впрочем, как и в других видах искусства).


И лишь один герой, что славился делами

Во всех земных краях,

Дал Музам новый кров и вдохновенья пламя

Зажег у них в сердцах⁴⁰, –


писал Расин о короле-меценате в 1663 г., тогда же он сравнит Людовика с Августом⁴¹.

Лето 1661 г. Людовик XIV проводит в Фонтенбло, где танцует в балете «Времена года» партию Весны. «Это было самое приятное зрелище из всех когда-либо виданных»⁴², – пишет м-м де Лафайет. В последнем выходе провозглашалось скорое наступление Золотого века⁴³, неразрывно связываемое с именем Людовика (тремя годами ранее Лафонтен уже предсказал зарю Золотого века и царства Муз, но, связав это с именем Фуке⁴⁴). Незадолго до этого король основывает Академию танца, что, по мнению Ф. Боссана, является «актом управления», ведь тем самым «королевское развлечение становится институтом, официальной организацией»⁴⁵. Увлекшийся министр не замечает этого, продолжая собирать вокруг себя команду талантливых артистов, которые творят лишь для него, а не для Франции. В Сен-Манде Фуке собирает блистательное общество ученых и талантливых людей. Он открывает для них свою библиотеку, которая насчитывает 27 000 томов и считается одной из самых больших во Франции. В столь последовательном привязывании интеллектуалов к своей персоне, завязывании с ними тесных отношений, Птифис видит политическую стратегию Фуке⁴⁶. Такое поведение настораживало и задевало Людовика XIV, но не как частное лицо, а как короля.

Пример с Фуке оказался действенным. Какие бы принцы и гранды каких бы артистов в дальнейшем ни примечали, какой бы свитой они себя ни окружали, никто больше не делал этого с таким размахом и наглостью, как Фуке. Впредь родственники короля и вельможи во всем оглядывались на монарха. Как пишет К. Бьет, после опалы Фуке частное меценатство значительно ослабло, пока совсем не исчезло и лишь двор Конде в Шантийи мог сравниться с королевским⁴⁷. Людовик XIV и в дальнейшем не раз посещал имения своих подданных, среди которых были Кольбер, Лувуа и Конде. Хозяева частных владений также старались удивить венценосного гостя и придворных, но делали это так, чтобы, ни в коем случае не затмить пышность и великолепие версальских празднеств, режиссером-постановщиком которых был Людовик XIV. Да и сделать это было уже невозможно, ибо Людовик собрал, пожалуй, самую многочисленную и блистательную команду талантливых артистов в современной истории Франции. Описывая «Забавы волшебного острова» Апостолиде замечает, что «все искусства – живопись, скульптура, литература, музыка, фейерверки – участвуют в гармоничном ансамбле»⁴⁸. Над имиджем Короля-Солнце, неотъемлемой частью которого были празднества и балетные постановки, работала поистине звездная команда, которой уже в 1664 г. удалось затмить память о Во. Это были части культурно-политической программы Людовика XIV, венцом которой стало создание новой резиденции, способной вместить около 10 000 обитателей, и жестко регламентированной системы придворного общества, позволяющей королю максимально эффективно контролировать дворянство.