Высочайшая вершина музыки это пауза

Вид материалаДокументы

Содержание


Затем он вернулся к окну, позвал другого прохожего и задал ему тот же вопрос.
Истинная мудрость
Он ответил: "Рабби, если бы я знал, кто хозяин, я возвра­тил бы кошелек, не колеблясь ни минуты".
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17
Однажды рабби из Занса стоял у окна и смотрел на улицу. Увидев прохожего, он постучал в окно и сделал ему знак войти в дом. Когда тот вошел в комнату, рабби Хаим спросил: "Скажи мне, если ты найдешь кошелек с золоты­ми, вернешь ли ты его хозяину?"

"Рабби, — ответил тот, — если бы я знал, кто хозяин, я бы вернул кошелек, не колеблясь ни минуты".

"Ты дурак", — сказал рабби из Занса.

Затем он вернулся к окну, позвал другого прохожего и задал ему тот же вопрос.

"Я не такой дурак, чтобы отдавать кошелек с деньгами, который я нашел", — ответил тот.

"Ты нехороший", — сказал рабби из Занса. И позвал треть­его.

Тот ответил на вопрос так: "Рабби, откуда мне знать, ка­ким я буду, когда найду кошелек, и удастся ли мне оградить себя от злой воли? Может быть, она возобладает надо мной, и я присвою себе то, что принадлежит другому. Но может быть, Бог , он благословен , поможет мне спра­виться, и я верну то, что нашел, законному владельцу".

"Это хорошие слова! — воскликнул цадик — ты истинный мудрец ".


ИСТИННАЯ МУДРОСТЬ

Человек — это машина. Он рождается, живет, любит, умирает, но не как человек — он рождается, живет, любит, умирает, как машина. Он не осознает. Все происходит, человек не действует. У него нет своей воли. Но он думает, что он действует, он думает, что у него есть сила воли, своя воля. Он верит, что она есть. Это самая боль­шая глупость, основа невежества. Из-за этой веры он никогда не поймет ситуацию, как она есть. Человек обычно бывает в двух со­стояниях: спящий с закрытыми глазами и спящий с открытыми глазами. И сон длится постоянно, как подводное течение.

"Я есть" не соответствует обычному состоянию человека, потому что в вас много "Я", в вас нет одного "Я", нет одного центра. Одно на­строение приходит и уходит, другое настроение приходит и ухо­дит. И с каждым настроением в вас преобладает другое "Я".

Когда вы раздражены, это не "Я", которое было, когда вы любили. Ва­ми владеют самые различные личности, и вы не раз это подозре­вали. Не раз, разозлившись, вы говорили потом: "Разозлился, хо­тя я этого не желал". Что вы имеете в виду, говоря: "Хотя этого не желал"? Кто же тогда разозлился? Вы справедливо заподозрили, что то "Я", с которым вы обычно себя отождествляете, было не властно. Кто-то другой обладал вами — бродячее "Я", необычное "Я".

Как раз на днях ко мне пришла саньяси. Она была счастлива, что влю­билась и нашла замечательного любовника. Она была в экстазе. И попросила, не могу ли я сообщить ей тантрическую технику, чтобы она могла достигнуть более глубокого оргазма в любви.

Я взглянул на нее и сказал: "Подожди неделю. И в следующий раз при­веди своего любовника".

Она пришла через неделю и сказала: "Мы поссорились и расстались".

"Как насчет тантрической техники? Я готов дать ее тебе".

"Но теперь у меня нет любовника".

И она была печальна и подавлена и даже не подозревала, что произош­ло.

Когда вы влюбляетесь, вы ведете себя так: вы думаете, что что-то про­изошло с вами навсегда. Когда вы печальны, вы уверены, что это подлинное. Вы так легковерны. Вы ни разу не подумали, даже на миг, что все это настроения, и они проходят, как облака по небу, они всегда текут, как течет река.

Нет в вас ничего вечного. Как можно говорить "Я есть"? Это ложно. Ут­верждать "Я есть", значит говорить неправду. Нельзя так сказать. Вы — это много "Я". В вас тысяча "Я", множество в толпе. Вы поли-психичны. Вы, как колесо. Представьте колесо движущейся по­возки. Одна спица поднимается верх, затем опускается. Другая поднимается и тоже движется вниз. А колесо продолжает вра­щаться. Каждое мгновение новая спица оказывается вверху. Вы, как колесо, все время в движении. И многие спицы вы называете "Я". Вы отождествляете себя с тем "Я", которое сейчас находится наверху.

Раздражаясь, вы не видите, что раздражение — как окружающее вас об­лако. Вы становитесь с ним одно. Настроения полностью владеют вами, вы — их владение. Бессмысленно говорить "Я раздражен", лучше сказать "Я — раздражение".

Когда вами владеет любовь, вы становитесь любовью. Не говорите "Я люблю". Вы — любовь. Вы так отождествляете себя с настроением, что вашей отдельной сущности больше нет. И это продолжается постоянно, с момента рождения до самой смерти.

Вы молоды и думаете, что вы молоды. А знаете, тело меняется каждое мгновение. Затем вы стареете и думаете: "Я стар". В молодости вы наслаждались тем, что молоды, полны энергии. В старости вы пе­чальны и подавлены, потому что теперь энергия ушла. Пока вы живы, вы думаете, что вы — это тело, когда приходит смерть, го­ворите: "Я умираю". Что бы ни происходило, вы идентифицируе­те себя с этим.

Так обстоит дело с человечеством, которое крепко спит. Вот почему нельзя еще сказать, что вы человек: вы — машина. Человек родит­ся в вас, когда вы поймете всю эту машину, и все же не будете отождествлять себя с ней.

Можно увидеть, как приходит раздражение, можно видеть раздраже­ние, окружающее вас, и все же оставаться наблюдателем на хол­ме. Все же продолжать наблюдать... Пришло облако. Туман вок­руг, но вы остаетесь отдельно. Хорошо знайте: "Я — познающий, а не то, что он познает". Хорошо знайте: "Я — наблюдатель, а не то, что он видит". Хорошо знайте расстояние, отделяющее вас от ок­ружающего. Оно может касаться вас, но останется бесконечное расстояние, потому что познающего никогда не может коснуться, то, что он познает; владеющего никогда не может коснуться то что, он видит. Видящий трансцендирует; видящий — сама транс­цендентность.

На днях я говорил вам, что есть три обычных типа человека. Первый отождествляет себя с телом, второй с чувствами, эмоциями. Тре­тий отождествляет себя с умом, мышлением, мыслями. Все они крепко спят. Сон их может быть различен. Один спит в теле, дру­гой спит в эмоциях, третий спит в своих мыслях. Но сон тот же: состояние бессознательности, ступора.

Есть и четвертый. Он становится пробужденным. Он наблюдает свое тело, но не отождествляет себя с ним. Он остается в стороне, от­личный, отдельный. Он пользуется чувствами; часто он окружен своими чувствами, но никогда не пересилен ими. Он остается от­дельным. Есть мысли: ум продолжает действовать и создавать мысли. Но четвертый остается пробужденным. Тело, сердце, ум - все они действуют. Они действуют даже лучше, чем действуют в вас, так как нет вмешательства от внутреннего существа — внут­реннее существо остается в стороне. Это четвертый. Четвертый - это то, что я понимаю под саньясином. Никуда не нужно идти; где бы вы ни были, сознавайте. Саньяса действует всюду и всегда. Дело не в перемене места — дело в изменении внутреннего состояния, внутреннего отношения. Вы остаетесь в теле, но те­перь вы знаете, что вы — не тело. И как только есть четвертый - человек родился.

Вы родились только с возможностью быть человеком, вы не родились человеком. Вы родились только со способностью стать челове­ком: можно стать человеком, можно и не стать. Можно все упу­стить. Можно ходить все кругом, кругом и никогда не достичь, не проникнуть в центр вашего существа. Но если возникает осознан­ность и вы становитесь наблюдателем, человек родился.

Индусы называют это состояние двидж, состояние дважды рожденности (второго рождения). Первое рождение дается вам родителями — мамой и папой. Второе рождение — от осознанности, и это на­стоящее рождение. Первое рождение кульминирует в смерти. Так что, первое рождение — рождение только по названию; на самом деле это путь к смерти. День, когда вы родились — это день, с ко­торого вы начали умирать. Однажды этот процесс завершится. Так что, ваше рождение — это просто вхождение в смерть. Может потребоваться семьдесят или восемьдесят лет, чтобы достичь ее, но каждое мгновенье жизни вы идете к смерти. Только когда вы дважды рожденный, двидж, только когда произошло второе рож­дение, и в вас родился Четвертый, вдруг вы узнаете, что смерти нет.

Смерть существует только в отождествлении. Если вы отождествляете себя с телом, вы умираете. Тело — это не вы, его придется оста­вить однажды. Нельзя оставаться в нем навсегда. Это переходная фаза, это верстовой камень, а не цель. Можно отдохнуть пока не­много в тени дерева, но надо идти дальше.

Можно отождествлять себя с чувствами, но и тогда настанет смерть — и вы знаете это. Тело умирает раз в семьдесят лет, чувства умирают все время, каждый день. Вы любили, а потом любовь ушла, вы чувствуете, что произошла как бы тонкая смерть... Вы дружи­ли и раздружились — смерть. Все время умираете в своих чувст­вах.

А мысли умирают еще быстрее. Трудно удержать в уме одну мысль да­же на несколько секунд, она все время пытается улизнуть. Попро­буйте, просто попробуйте удержать в уме одну мысль несколько минут. Она там не останется: сбежит, и след ее простыл. Все вре­мя пытается улизнуть.

Ум умирает непрерывно, каждое мгновенье. Сердце умирает непре­рывно, каждый час. Тело умирает непрерывно, но это продолжа­ется семьдесят лет, восемьдесят лет. Все это отождествления. Когда вы не отождествляете себя, возникает сознание четвертого.

И еще кое-что. Есть четыре пути достичь Бога. Один — пролагать путь через тело; это делает хатха-йога. Это не истинный путь. Им можно кое-чего достичь, поскольку тело, в конце концов, тоже принадлежит Богу, — но это не вы во всей полноте. Гурджиев на­зывает это "путь факиров".

В Индии можно встретить много факиров. Их достижения производят впечатление. Факиры достигают определенной силы. Например, можно встретить факира, стоящего неподвижно десять, двадцать лет. Он не позволяет своему телу отдохнуть ни минуты, сесть или поспать. Даже спит стоя. Теперь его тело одеревенело, почти па­рализовано. Оно не может двинуться; гибкость утрачена. Но в нем появились определенные силы, так как он овладел высшим видом воли. Чтобы простоять, не двигаясь, десять лет, нужна во­ля.

Попробуйте десять дней, и вы поймете. Попробуйте десять часов, и вы поймете. Попробуйте десять минут, не двигаясь, стоять — как ста­туя — и вы поймете. Возникает тысяча проблем. Ум говорит: "А что я здесь делаю? Брось эту чушь. Каждый наслаждается жиз­нью, а я? Стою, как дурак?"

Десять лет, не двигаясь, и приходит низший вид воли, относящийся к телу. Это очень материалистично, но возникает. Человек достига­ет определенной кристаллизации. Он может делать некоторые ве­щи: он может исцелять. Он может дотронуться до вашего тела, и исцеляющая сила перельется через его тело в ваше. Он может благословлять, он может проклинать. И что бы ни сказал, случит­ся. Потому что человек, простоявший десять лет, достигает зна­чительной силы. Если он что-то говорит, слова обладают боль­шой силой и скоро сбудутся. Они, как атомная бомба, несут в себе энергию. Если он проклянет вас, проклятие должно испол­ниться, если благословит, благословение пребудет с вами.

Но сам человек останется на очень низком уровне существования. Ес­ли заглянуть в его глаза, в них не увидите ума; он из глупых свя­тых. Нет ничего, кроме кристаллизации низшей воли. Можно чувствовать вибрацию силы, окружающей его — не ума, не осоз­нанности, не медитации, но концентрации. Он может прожить долго; сто или двести лет не составляют для него никакого труда, потому что тело послушно ему. Он может делать с телом что за­хочет. Но тут нет ничего духовного, ничего религиозного. Если для своего пути вы пользуетесь телом, вы пользуетесь низшей своей возможностью. Если факиру повезет, он может получить руководство Мастера, который сумеет вытянуть его из тела. Ина­че он умрет, укоренившись в теле. И в следующей жизни все бу­дет снова потеряно.

Пока сознание чего-то не достигло, оно не станет вечным, потому что тело сменится. Достигнутое в этом теле будет достигнуто в следу­ющем. Можно стать Мухаммедом Али, но нельзя перенести это тело в следующее рождение; тело останется здесь. Можно быть прекрасным мужчиной, можно быть прекрасной женщиной, Клеопатрой, — но это тело должно остаться здесь. Все, достигнутое те­лом и через тело, будет утрачено.

Пока факиру не случится попасть под руководство Мастера, его не вы­тянуть из тела.

В Индии это стало одним из проявлений милосердия Мастера. Вы, должно быть, знаете, что, по древним преданиям, мастера обыч­но странствовали по стране. Внешне они были похожи на великих мыслителей: Шанкарачарья, Рамануджа, Валабха, Пимбарк, Буд­да, Махавира. Внешне очень было похоже, что они собираются обращать людей. Но это только внешне. Заглянув глубже, видно, что они делали многое. Одним из самых важных дел было ходить от города к городу в поисках факиров: факиры не могли прийти сами. Они укоренились в теле; они потеряли ум. Это были непло­хие люди; они были незнающими, но обладали большой силой. Если освободить их энергию, они могли бы совершить скачок к высшему уровню своего существования.

В нашем веке это делал Меер Баба. Он годами странствовал по стране, ища факиров. Услышав, что где-то есть факир, он шел туда, что­бы вывести его из ступора. Факир — хороший человек, очень хоро­ший человек, но незнающий.

Есть второй путь. Гурджиев назвал его "путь монаха". Можно назвать его путем преданного, бхакти марго. Первый — это хатха-йога, второй — бхакти марго, путь монаха.

Путь монаха — в достижении Божества чувствами, молитвами, слеза­ми, вздохами, в глубокой любви и преданности, в глубокой жаж­де приблизиться к Богу. Но такой человек вовлечен в чувства. Он достиг большего, высшего состояния, чем первый, факир, — но все же он сам связан. Тут тоже нужен кто-то, чтобы вывести его.

Есть еще третий путь, путь йоги. Он действует через интеллект, он действует через мышление. Это путь философа, мыслителя. Он достиг еще более высокого состояния, и все же он в плену, он схвачен.

Все трое схвачены!

Только четвертый оказывается вне и никогда не бывает схвачен. Вот почему Гурджиев называет его путь "четвертым путем". Это важ­но понять, потому что путь хасидов — четвертый путь.

Хасидизм, хасидский подход тоже относится к четвертому. Тело, чув­ства, ум должны быть оставлены по ту сторону. Нужно только стать пробужденным, пробужденным от всего, что происходит внутри вас и снаружи. Единственный путь к четвертому — быть мудрым, осознанным, наблюдателем, проникать в сущность и не отождествлять себя.

Теперь послушайте эту историю, замечательную историю, относящу­юся к четвертому пути.

Однажды рабби из Занса стоял у окна и глядел на улицу. Увидев прохожего, он постучал по стеклу и знаком пригла­сил его войти в дом. Когда тот вошел, рабби Хаим спросил "Скажи, если ты найдешь кошелек, полный золотых, вер­нешь ли ты его хозяину?"

Очень простой вопрос, но и не такой уж простой. Прохожий был обма­нут простотой.

"Скажи, если ты найдешь кошелек, полный золотых, вернешь ли ты его хозяину?"

Прохожий подумал, что его спрашивают о нравственности; поэтому он обманул. Рабби не спрашивал о нравственности.

Подлинно религиозный человек никогда не думает о морали, потому, что мораль — только игра. Приходится играть в игру по правила: потому что приходится жить среди людей. Мораль существует, поскольку приходится общаться с таким количеством народа. Она не имеет никакого отношения к сущности; сущности нечего делать с вашими отношениями.

К примеру, вы один на целом свете и нашли кошелек с золотыми. Нравственно ли будет его взять? Вопрос о нравственности и без­нравственности не возникает.

Если вы один на целом свете, как можно стать вором? Невозможно, так как, чтобы украсть, нужен кто-то еще.

Мораль всегда в отношениях, а религия — это то, что вы думаете в сво­ем одиночестве.

Так что, рабби не задавал вопрос о морали; он задавал вопрос важный и значительный — о вашем внутреннем существе. Он спросил: "Скажи, если ты найдешь кошелек с золотыми, отдашь ли ты его хозяину?"

Нравственная форма вопроса, которой обманулся прохожий.

Он ответил: "Рабби, если бы я знал, кто хозяин, я возвра­тил бы кошелек, не колеблясь ни минуты".

Так, как и все. В теории все просто. В теории каждый нравственней. Все проблемы возникают, когда все становится на самом деле ре­ально. Иногда вы даже в теории становитесь аморальны.

Я знавал одного человека в моей деревне; он был доктором, но у него это не получалось. Практика у него совсем не шла, он всегда был беден. Он вовсе не походил на доктора, был маленьким, болез­ненным. Иногда я посылал к нему, но все думали, что он не док­тор, а фельдшер. Спрашивали: "Мистер фельдшер, а где доктор?" Конечно, он очень сердился.

Ему, конечно, было трудно преуспеть как доктору, и он все свободное время тратил на кроссворды. Он верил, что на сей раз, он выигра­ет сто тысяч рупий, двести тысяч, триста тысяч... Так повторя­лось каждый месяц, а когда конкурс кончался, он забывал обо всем и начинал составлять новый кроссворд.

Однажды я подшутил над ним. "Посмотри, — сказал я, — ты так много трудишься. Вот уже больше года я наблюдаю за тобой, а ты ниче­го не выиграл. Мне кажется, тебе не судьба. Послушай, я согла­сен соединить твою судьбу с моей". — "Как это можно сделать?" - спросил он. — "Очень просто. Скажи, сколько ты собираешься мне дать? Если ты получишь сто тысяч, сколько ты мне дашь?"

Он задумался. Он был беден. Потом прикрыл глаза и сказал: "Хорошо. Половину". Трудно было сказать "половину"; это очень много - пятьдесят тысяч. "Хорошо. Согласен. Теперь все в порядке, мо­жешь приступать. Теперь моя судьба связана с твоей, и ты навер­няка выиграешь".

Ночью, около двенадцати, он постучался ко мне и сказал: "Послушай, пятьдесят тысяч — это слишком много; я не могу заснуть. Я чувствую, на этот раз мне должно повезти, а ты обманываешь меня. Я чувствую, ты откуда-то знаешь, что в этот раз должно пол­учиться. И дело не в том, что ты соединишь свою судьбу с моей, - мне кажется, ты чувствуешь, что это должно произойти. Но я то­же абсолютно уверен: на сей раз это случится. Извини, но пятьде­сят тысяч — слишком много".

"Хорошо, сколько ты предлагаешь теперь?" "Десять тысяч вполне достаточно".

Я-то подумал, что и десять тысяч слишком много. Он был бедняк, ни­когда не видевший десяти тысяч. Это было слишком много.

"Хорошо, я согласен".

Утром он вернулся очень невеселый и, несколько смущаясь, сказал: "Извини меня, пожалуйста. Прости меня. Но я все время не пере­стаю думать... Ты знаешь, я бедный... Десять тысяч тоже много".

Он еще не получил ничего! Одно его воображение! "Что же ты предлагаешь?"

"Пусть на сей раз, я получу всю сумму. В следующий раз, когда бы он ни был, я дам тебе столько, сколько ты скажешь. А в этот раз я так уверен".

"Хорошо, ты можешь взять все. Но потом на меня не жалуйся, потому что я больше не связан с твоей судьбой".

Тогда он испугался. Он пришел вечером и сказал:

"Можешь взять одну рупию, как символ, что ты со мной. А то я боюсь, у меня ничего не получится".

Ум так завистлив; вы не знаете об этом. В мыслях, абстрактно, вы вполне нравственны. Все вы хорошие. Вы злитесь, потом раскаи­ваетесь. В раскаянии каждый замечательный. Вы говорите: "Ни­когда больше не буду так делать". Но вы не знаете, что говорите. Вы не знаете, что вы это говорите всю жизнь. Всякий раз, разо­злившись, вы потом говорите: "Больше никогда". А потом это происходит снова и снова — вы даже настолько не наблюдательны, что не понимаете абсурдность этого.

Если вы на самом деле осознанны, вы бросите каяться, потому что поймете всю глупость этого. Вы уже каялись много раз. И ничего не менялось.

Был здесь злой человек. Постоянно был зол. Он говорил:

"Мне не надо Бога, мне не надо медитации. Выведите меня из этого состояния злобы. Я каюсь, но ничего не меняется. Что делать?"

Я ответил ему: "Только одно. Прежде всего, брось каяться; отныне и навсегда больше никогда не раскаивайся. Будь зол, но не сожалей об этом".

"Как же это может помочь, — спросил он. — Даже раскаяние ничуть не помогло. Если я не буду каяться, я стану еще злее".

"Это уж предоставь мне. Прежде брось каяться". Через неделю он пришел и сказал:

"Невозможно. Я не могу перестать раскаиваться: всякий раз, как я злюсь, оно следует словно тень. Это происходит само собой".

Главное, что тут надо понять: у вас нет никакой воли. Главное, что на­до понять: у вас нет пробужденного взгляда на себя. Вы не знаете себя. Вы нарушаете все свои обещания, потому что вы не знае­те того, кто обещает. Как можно выполнять обещания?

Одно настроение обещает, а когда приходит время выполнять, этого настроения больше нет, в вас говорит уже другое настроение. А это другое настроение и слыхом не слыхало о первом.

Вечером вы решаете: "Я встану завтра утром в четыре часа. На этот раз я точно встану!" Но вы не знаете настроения, которое будет в че­тыре часа утра. Наутро, в четыре, кто-то в вас говорит: "Что за ерунда! Вставать в такую рань? Холодно и идет дождь, а поспать так прекрасно. Поспи еще немного, ты еще не выспался". Вы по­забыли напрочь свое обещание. Поворачиваетесь на другой бок и сладко засыпаете. Утром, за чаем, вы уже раскаиваетесь, теперь вы осуждаете себя: "Что я за человек! Решил же я подняться в че­тыре часа, почему же я передумал?" Теперь эта стадия, третье со­стояние, третья спица на верху. Можно снова решить встать в че­тыре часа, потому что за утренним чаем так легко решать. Но снова все измените, и вы поступаете так постоянно, всю жизнь. И вы все еще ничего не поняли!