Алексей Щербаков
| Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 24 Кронштадтский лед Крепость и Петроград А кто восстал и чего они хотели? Парад спекулянтов Туман войны ЧК бьет с носка В. Таганцев Н. Гумилев Гумилев Допросил Якобсон 18.8.1921 г.» |
- Похождения штандартенфюрера сс фон штирлица после войны андрей щербаков и Алексей петровский, 541.08kb.
- Г. Домнин, С. В. Щербаков, С. В. Кашанский, Е. А. Борзунова, Е. П. Жовтяк, Ф. М. Коган,, 796.44kb.
- Нло как фактор глобального риска Алексей Турчин, 7525.63kb.
- Кудреватова О. В., Панибратец К. А., Покровский С. В., Симакин В. В., Щербаков, 173.09kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 2811.25kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 2957.7kb.
- Информационная система "единое окно доступа к образовательным ресурсам": 4 года в сети, 96.38kb.
- В. А. Щербаков, канд экон наук, профессор кафедры бухгалтерского учета и аудита, 90.03kb.
- Алексей Петрович Маресьев, 25.97kb.
- Кинокомпания pygmalion production представляет художественный фильм, 436.63kb.
Глава 24 Кронштадтский лед
Мятеж не может кончиться удачей.
В противном случае зовется он иначе.
Р. Бернс
Кронштадтское восстание вызывает много вопросов. Самый очевидный из них возникает при посещении этого города. Кронштадт — это была крепость, одна из лучших в мире, расположенная на острове — от ближайшего берега до Котлина около пяти километров. В 1921 году здесь стояли многочисленные суда, в том числе и линкоры.
То есть атаковавшие должны были пропереть пять вест по абсолютно гладкому ледяному полю на грозные укрепления, под огнем корабельных орудий. Тем не менее Кронштадт относительно легко взяли плохо обученные и снаряженные красные части, не имевшие серьезной артиллерии.
И это только один вопрос, а ведь есть и другие. Кто за этим стоял и что вообще было нужно повстанцам? И так далее…
Крепость и Петроград
Для начала — немного о том, что представлял из себя Кронштадт. Итак, крепость и форты являлись хорошо укрепленными оборонительными сооружениями, готовыми противостоять главному калибру линкоров.
С вооружением тоже было неплохо:
— 24 батареи прикрывали город со всех направлений. На батареях были установлены 12-, 10- и 6-дюймовые орудия;
— десять зенитных батарей защищали крепость с воздуха;
— линкоры «Петропавловск» и «Севастополь»: 12-350-мм, 16-120-мм, 4-47-мм зенитных орудия на каждом;
— линкор «Андрей Первозванный»: 4-305-мм, 14-203-мм, 12-120-мм, 4-75-мм орудия;
— разные суда помельче.
Всего же к моменту восстания в Кронштадте и на фортах имелось 140 орудий, из них 41 тяжелое (305-250-мм), и плюс к этому — свыше 100 пулеметов.
В общем, силища неимоверная. В Гражданскую войну на пути ни одной из армий не попадалось даже 2 % таких укреплений.
Гарнизон Кронштадта составляли моряки, 506-й стрелковый полк и некоторые другие подразделения. Всего — 26 887 человек.
Но это голые цифры. А что за ними стояло? Точнее — кто стоял?
А вот это уже интереснее. Среди матросов, несмотря на многочисленные отправки флотских отрядов на все фронты Гражданской войны, преобладали старослужащие. Так, на линкорах «Петропавловск» и «Севастополь» новобранцы в 1918–1921 годах составляли только 6,8 %. То есть это были именно те самые анархиствующие матросы, которые изрядно повеселились еще в феврале в Гельсинфорсе, немножко перебив офицеров. И, разумеется, традиции никуда не делись.
Имелись, конечно, у матросов и вполне объективные причины для недовольства. Главная — это уже много раз помянутая продразверстка. Письма-то из родных краев шли… К тому же командующему Балтийским флотом, нашему старому знакомому Раскольникову, командовать флотом было скучно. Он ввязался в куда более увлекательное дело — в партийные свары. Именно в это время Троцкий начал знаменитую дискуссию о профсоюзах, а Раскольников встрял в это дело на стороне Льва Давыдовича. Суть разногласий вождей нас в данном случае не интересует, главное — что Раскольникову было не до проблем флота. Так что в Кронштадте царил полный бардак. При этом в крепости печатались многочисленные троцкистские материалы, матросов и солдат усиленно склоняли поддержать линию Троцкого… В общем, ребята видели: лидеры большевиков маются какой-то фигней вместо того, чтобы делом заниматься. Такие вот царили настроения.
Вопрос: было ли восстание организовано? В советское время любили кивать на «агентов Антанты» — но никаких фактов не обнаружено. Более того, сам момент для организованного восстания был не слишком удачный. Стоило подождать еще месяц-полтора — Финский залив бы вскрылся, и Кронштадт стал бы неприступен, зато с Запада можно было бы подогнать если не войска и оружие, то хотя бы продовольствие. Которое, кстати, являлось ахиллесовой пятой Кронштадта — продовольствия в крепости было мало.
Зато влияние на кронштадтцев явно оказали события в Петрограде. Обстановка там была веселой. На многих предприятиях началась так называемая «волынка» — то есть стихийные забастовки. Так, к 25 февраля возникла «волынка» на Обуховском заводе, заводе Розенкранца, Экспедиции заготовления государственных бумаг, кондитерской фабрике «Жорж Борман», Невской бумагопрядильной, некоторых мастерских Путиловского завода. Дело уже доходило до уличных беспорядков.
Что рабочие требовали? Да как всегда, улучшения условий жизни. Разруха всех уже довела до ручки, да и политика «военного коммунизма» тоже. Раньше оправданием трудностей была Гражданская война — но она закончилась! А вот что касается политических требований…
…Разумеется, разнообразная оппозиция, прежде всего меньшевики и эсеры подсуетились. Дураки они были бы, если б прозевали такой шанс. Так, лидер меньшевиков Ф. И. Дан находился в начале 1921 года в Петрограде. Через год уже, в эмиграции, он сказал в интервью:
«В конце февраля в Петрограде возникло забастовочное движение, причем петроградская организация нашей партии содействовала организованности рабочего движения и распространяла летучки и воззвания, которые в силу условий печатались в Стокгольме».
На самом-то деле Дан слегка преувеличивает. Никаких организованных форм вроде стачкомов оппозиции создать не удалось. Так что их роль сводилась к агитации и протаскиванию на рабочих митингах своих резолюций. Но вот не верю я, что рабочих в 1921 году волновала «свобода агитации всех левых партий», за которую так ратовала оппозиция. Это в 1917-м все были политизированы…
Но вернемся в Кронштадт. Питерские настроения, разумеется, достигали и туда. И, несомненно, имелись в крепости товарищи, которые их приносили и раздували. В среде, богатой анархистскими традициями, призыв побунтовать всегда найдет почву. Интересно, что к началу марта «волынки» практически сошли на нет. Но кому какое дело?
1 марта на Якорной площади прошел большой матросский митинг, а уже на следующий день начался мятеж (или, если хотите — восстание).
А кто восстал и чего они хотели?
Это тоже не такой простой вопрос. Потому что на самом-то деле активно действовали команды двух линкоров — «Петропавловск» и «Севастополь». К ним присоединились солдаты 560-го полка во главе с командиром П. И. Красняковым (в прошлом — подпоручиком). Кроме того, к восставшим примкнули начальник артиллерии крепости А. Н. Козловский (бывший генерал-майор), начальник оперативного отдела крепости Б. А. Арканников (подполковник), а также еще около 20 офицеров.
Это я к тому, что к восставшим примкнули специалисты. Ведь, к примеру, кто такой начальник оперативного отдела? Это тот, кто детально планирует боевые действия. В данном случае — оборону крепости.
Однако большинство кронштадтцев держались достаточно пассивно. На фортах № 6 и «Тотлебен» гарнизоны вообще тихо саботировали распоряжения Временного революционного комитета. Впрочем, противостоять восстанию тоже никто не стал. Около 280 коммунистов были арестованы, остальные сбежали по льду.
Итак, во главе повстанцев встал Временный революционный комитет.
В ночь на 2 марта во все части и учреждения Кронштадта поступила телефонограмма. Ее отправил один из руководителей восстания, Яковенко — телефонист Кронштадтского района службы связи.
«Копия, по линии постов, из Кронштадта. Ввиду создавшегося положения в Кронштадте в настоящее время партия коммунистов удалена от власти и управляет Временно-революционный комитет. Товарищи беспартийные! Просим вас временно взять управление в свои руки и зорко наблюдать за коммунистами и их действиями, проверять разговоры, чтобы нигде не делались какие-либо заговоры. Выбранный представитель от команды Кронштадтского района Яковенко».
К вечеру вооруженные группы мятежников заняли телеграф, телефон, редакцию и типографию «Известий Кронштадтского Совета» и другие учреждения города.
Председателем Ревкома стал писарь с «Петропавловска» С. М. Петриченко. Ядро комитета составляли также старослужащие матросы с двух линкоров.
Ф. Патрушев. Гальванер[158], год призыва — 1912.
Г. Ососов. Машинист, год призыва — 1914.
П. Перепелкин. Гальванер, год призыва — 1912.
С. Вершинин. Матрос, год призыва — 1916.
При Ревкоме был образован военный совет, в который вошли Козловский и Арканников.
Начал Ревком с дезинформации. 3 марта вышел первый номер «Известий ВРК Кронштадта».
На первой странице во всю полосу шел заголовок: «В Петрограде всеобщее восстание» — хотя никакого восстания не было, да и «волынка» практически прекратилась.
Разумеется, был провозглашен и лозунг «Власть Советам, а не партиям!» Оно, конечно, звучит красиво, но на самом-то деле, как уже говорилось, система Советов нежизнеспособна в принципе.
Были предложены и более конкретные тезисы:
— немедленные перевыборы Советов тайным голосованием;
— свобода слова для «анархистов и левых социалистических партий»;
— ликвидация политотделов, снятие заградотрядов (заградотряды в годы Гражданской войны боролись с «мешочниками» — теми, кто занимался торговлей продуктами в обход государственной монополии);
— уравнение пайка «для всех трудящихся, за исключением горячих цехов»;
— освобождение «политических заключенных социалистических партий»;
— упразднение «коммунистических боевых отрядов».
Заметим, что требования составлены крайне обтекаемо и очень грамотно. К примеру, речь идет о снятии заградотрядов, а не о свободе торговли — хотя это, по сути, одно и то же. Но про свободу торговли — это крестьянам стоит рассказывать, а питерским рабочим — лучше про паек. Потому что цены на черном рынке они знали. Этот документ явно составляли люди, имевшие опыт в политических играх.
Дальше пошло веселее.
10 марта «Известия…» напечатали:
«Но если бы наша борьба затянулась, мы, может быть, и будем вынуждены обратиться к внешней помощи продовольствием для наших раненых героев, детей и гражданского населения».
Запад нам поможет. Все верно.
Помощь довольно быстро пошла.
«Представитель русского (эмигрантского) Красного Креста профессор Цейтлер срочно перебрался в Выборг, однако пока ни деньгами, ни предметами снабжения он не обладал. И вот уже не позднее 9 марта на политическую авансцену вновь ненадолго вышел бывший премьер Временного правительства Г. Е. Львов. В Париже он посетил тамошнего представителя Красного Креста США и получил согласие на то, что все свои запасы в Финляндии американцы передадут в распоряжение Цейтлера. На американских складах там имелось: 100 000 пуд. муки, 150 пуд. яичного порошка, 8 000 пуд. сгущенного молока, 9 000 пуд. сала, 10 000 пуд. сахара, 1 200 пуд. сушеных овощей. Для оказания помощи Цейтлеру в деле снабжения мятежного Кронштадта из Парижа отправилась группа эмигрантских деятелей в Ревель и Выборг».
(С. Семанов)
Один из красных пилотов докладывал:
«От северо-западной оконечности острова Котлин к Финляндии дорога». На второй день было обнаружено уже две дороги, причем «по одной из них двигались пять подвод».
Впрочем, по ледовым дорогам за все время восстания было доставлено примерно лишь шесть с половинной тонн продовольствия. Если пересчитывать на хлеб, то каждому бойцу досталось по 200 граммов. А ведь на острове было еще и гражданское население. Так что насчет помощи кронштадтцам за границей больше шумели, чем делали.
Интересно, что Финляндия, которая вела себя не слишком дружески по отношению к РСФСР, в данном случае предпочитала не влезать.
Представитель американского Красного Креста (продовольствие шло через эту организацию) полковник Райан сказал в интервью:
«Финляндское правительство в категорической форме отказалось разрешить пользоваться его границей. В силу заключенного договора с большевиками Финляндия не желала рискнуть оказать содействие кронштадтцам, следовательно, и нам».
Хотя «неофициально» финны закрывали глаза на обозы.
То, что восстание не было стихийным, подтверждает такой факт. Еще до 2 марта ребята с линкоров пытались разагитировать матросов в Ораниенбауме. Кое-чего им удалось достичь, но большевики это дело быстро пресекли. Кронштадские «Известия…» писали о «массовых расстрелах», затем это стали повторять на Западе. Между тем из 115 арестованных 110 вскоре вернулись обратно в части.
Впоследствии Ревком активно пытался засылать своих агитаторов в Петроград. Но максимум, чего они смогли добиться — не нескольких небольших судах матросы приняли резолюции в поддержку Кронштадта. Не более того.
Попытка вынести восстание за пределы острова провалилась.
Один из участников восстания, находясь уже за границей, рассказывал:
«…Кронштадт оказался отрезанным от всего мира. Ни к нам никто не приходил, ни посланные от нас обратно не возвращались. Мы послали с литературой на берег до 200 человек, но никто из них не вернулся. Много же народу отпустить из крепости мы не могли».
Парад спекулянтов
Кронштадское восстание вызвало бешеный ажиотаж среди эмигрантов. А как же! Вот оно, началось… Хотя далеко не все понимали, что именно происходит на острове Котлин и в Петрограде. Разумеется, сообщениям РОСТА никто не верил, информацию черпали из передач радиостанции Кронштадта. Но они были очень короткие и чисто пропагандистские — так что эмигранты поневоле выдавали желаемое за действительное.
Так, кадетская газета «Руль» писала:
«По сообщениям рижского корреспондента "Times", Петроград, за исключением двух вокзалов, находится в руках восставших».
Тот же самый «Руль»:
«Во всех здешних русских организациях наблюдается большое оживление. Идут заседания. Ведутся переговоры об объединении деятельности».
Все бросились наживать политический капитал.
Один из лидеров эсеров, В. М. Зензинов, писал 8 марта 1921 года представителю эсеровской партии в Париже Е. Ф. Роговскому:
«Обеспечение продовольствием — сейчас самое важное дело. Если бы мы могли сейчас действительно продвинуть продовольствие в Кронштадт, мы сумели бы разблаговестить по всему миру. А когда Советская Россия узнает, что освободившийся от большевиков Кронштадт немедленно получил от Европы продовольствие, — эта весть будет искрой в бочку пороха».
Всплыл и В. М. Чернов. Он направил в крепость своего человечка. Как потом рассказывал член Ревкома П. Перепелкин:
«Предложение Чернова сводилось к тому, чтобы ему как председателю Учредительного собрания был разрешен приезд в Кронштадт; но условием своего приезда он ставил следующее: борьба должна идти под флагом Учредительного собрания, и все руководство в борьбе с Советской властью должно быть предоставлено Учредительному собранию. Чернов предлагал вооруженную силу».
Непонятно, правда, откуда бы он взял эту силу… К тому времени всерьез его никто не воспринимал. Но, видимо, очень уж хотелось снова чем-нибудь поруководить…
Разумеется, тут же проявился и Борис Савинков.
«Гул кронштадтских орудий слышен по всей Европе. Гул кронштадтских орудий — не колокольный ли звон в светлое Христово воскресенье?.. Да, Кронштадту мы, русские, обязаны всемерно помочь. Да, помочь мы должны и продовольствием, и деньгами, и, если возможно, вооруженной силой».
Кадет П. Н. Милюков:
«…В глазах восставшего населения "Советы" суть не только совещательные или законодательные органы, но органы власти в ее целом.
Только как таковые они и могут заменить большевистскую власть. Как таковые они могут служить исходной точкой для более правильной организации провинции, не разрывая с населением. Само собой разумеется, что эту временную роль они могут исполнить только после перевыборов».
Вокруг восстания суетились все, кроме самых упертых монархистов.
И тут снова начинаются непонятные дела.
Эмигрантская печать сообщала, что начали поступать денежные пожертвования кронштадтцам от эмигрантских финансовых структур.
Торгово-промышленный союз подкинул 100 тысяч франков; Русский международный банк перевел 5 тысяч фунтов стерлингов; Русско-Азиатский банк — 200 тысяч франков; страховое общество «Саламандра» — 15 тысяч франков; Земский-городской комитет — 100 тысяч франков; банк, «имя которого еще не оглашено», — 225 тысяч франков.
Правда, не очень понятно — а куда и кому они «переводили» эти деньги? И переводили ли вообще?
Дело в том, что шумиха вокруг Кронштадта была выгодна не только политическим, но и биржевым спекулянтам. На французской бирже имелось большое количество российских ценных бумаг, которые, в общем-то, являлись макулатурой. Но подобным хламом тоже торгуют.
Так вот, едва только началась шумиха вокруг Кронштадта, как эти бумаги стали подниматься.
Корреспондент ревельской эмигрантской газеты «Последние известия» сообщал из Парижа:
«Достаточно было донестись с далекого Востока струе порохового дыма, достаточно было качнуться колоссу на глиняных ногах, как суетливые зайцы и российские дельцы, променявшие поневоле бамбуковые кабинеты на ступени биржи, еще вчера с презрением отклонявшие сделки в русских бумагах, сегодня мечутся в пестрой толпе, наступают друг другу на ноги, размахивают блокнотами и орут:
— Покупайте Нобелевские… Кто продает Сормовские? Покупаю, покупаю…
Но никто не отвечает. Все ощущают ход событий, и русские бумаги важно и пренебрежительно ждут дальнейших повышений».
Так что, возможно, какие-то хитрые ребята сознательно раскручивали шумиху вокруг кронштадтского восстания, чтобы немного заработать на скачке курса русских «неликвидов».
Туман войны
Военный совет при РВК Кронштадта с самого начала предлагал пойти в наступление на Ораниенбаум. Однако лидеры восстания не решились, предпочитая засылать агитаторов.
Что же касается их противников, то Советская власть оказалась в очень невеселом положении. К началу марта в Петроградском округе находились всего три дивизии неполного состава — а ведь на них лежала и задача охраны границы с Финляндией. В дополнение к ним сумели направить еще одну и кое-какие мелкие отряды.
Первая атака была предпринята 8 марта и закончилась полным провалом — хотя отряд курсантов сумел незаметно подойти с севера к острову и даже ворваться в город. Но подкреплений курсанты не получили, и повстанцы выпихнули их обратно на лед, нанеся серьезные потери.
С атаковавшими с юга 561-м полком вышло еще хуже. Многие бойцы попросту отказались идти на лед. Другие все-таки стали наступать, но, угодив под огонь, залегли и отошли обратно.
Однако в результате атаки выяснились три вещи. Одна для красных неприятная, а две совсем наоборот.
Оказалось, что с нахрапу Кронштадт не взять — защитники не намерены разбегаться при первом выстреле. Зато проявились и положительные моменты. Один из них — то, что батареи были в большинстве нацелены в сторону моря. Что касается страшных орудий линкоров, то для них имелись в основном бронебойные снаряды. Эти «болванки» просто-напросто пробивали лед и тонули, не взрываясь. Однако у кронпггадтцев были и орудия меньшего калибра. Да и 100 пулеметов — это серьезно.
Но главной была другая хорошая новость — оборона острова организована из рук вон плохо. В самом деле: упомянутая группа курсантов прошлепала с северного берега по льду как минимум десять километров — и сумела подойти незамеченной! Впоследствии разведывательные группы неоднократно подбирались под стены, изучая систему обороны.
Строго говоря, никакой системы и не было. Казалось бы, элементарная вещь — взорвать лед на наиболее опасных направлениях. Не взорвали. Да и вообще ничего не сделали.
А ведь было понятно, что большевики ни на какие переговоры не пойдут.
Пока красные копили силы, продолжалось вялое противостояние.
Артиллерия форта «Красная горка» вела перестрелку с линкором «Севастополь». Правда, ни те, ни другие никуда не попали. Самолеты пару раз бомбили Кронштадт. Толку от этого получилось еще меньше — не та была тогда авиация, чтобы нанести хоть какой-то вред мощным укреплениям. Но за это время стало окончательно ясно, что разговор будет вестись только на языке силы. Так почему не пытались укрепляться? Мирный Ярославль эсеры сумели укрепить, а в боевой крепости ничего не сделали… Можно, конечно, предположить, что морские офицеры не умели воевать на суше — но ведь в военном совете были и пехотинцы…
Видимо, дело все же в том, что руководили восстанием анархисты. Много заседали, много митинговали, много пьянствовали. (После подавления восстания был обнаружен протокол заседания Ревкома, посвященный беспробудному пьянству некоторых его членов.)
Собственно, единственное, что сделали господа офицеры из военного совета — это разбили крепость на боевые участки и назначили на каждый командиров. А потом — то ли не проконтролировали, то ли их просто посылали подальше. Потому как они были именно советом — то есть могли советовать. А Ревком мог их слушать, а мог и нет.
Судя по всему, повстанцы надеялись, что красные не решатся штурмовать Кронштадт. А там, глядишь — и залив вскроется, и с Запада суда подойдут…
Между тем большевики накапливали силы. К началу штурма численность красных войск составляла 24 тысячи штыков и сабель при 433 пулеметах и 159 орудиях. Не так уж и много. Особенно если учесть, что войска были те еще. Многие части очень плохо обмундированы, а уж если говорить про выучку…
«Весь батальон был вооружен японскими винтовками за сутки до наступления, причем красноармейцы были незнакомы с этими винтовками и не знали, как открыть затвор. Винтовки все были без штыков. Комбатом т. Шапичеву было приказано получить ручные гранаты, но ввиду отсутствия умеющих с ними обращаться гранаты получены не были. В громадном большинстве красноармейцы были совершенно не обучены для выполнения каких-либо тактических задач, и многие из красноармейцев не умели владеть винтовкой, так как почти весь состав батальона состоял из прибывшего пополнения в полк в начале марта месяца».
(Донесение командира 1-го батальона 501-го полка)
А этих людей надо было гнать на лед…
Еще хуже обстояло дело с артиллерией — в основном у красных были трехдюймовые орудия, которые не могли нанести вреда укреплениям крепости.
Тем не менее готовились серьезно.
Не забывали и о контрпропаганде. Так, широко распространялось письмо «беспартийных рабочих, красноармейцев и старых моряков», якобы (а может, и не якобы) тайным путем переданное из мятежной крепости:
«Беда, к Кронштадту подбираются генералы и финляндские белогвардейцы. Нас обманув, партии с.-р., анархисты дерутся между собой за власть, прибывшие генералы и офицеры затерли нашего брата и держат в ежовых рукавицах. Спешите! Иначе плохо — Кронштадт попадает в лапы буржуев. Мы голодаем, идут обыски и облавы, отбирают все. Скорей, смелей, братья, верните Кронштадт обратно в Советскую республику. Старых демобилизованных красноармейцев не отпускают домой. Не давайте нас на растерзание в лапы белогвардейцев».
Решающий штурм наметили в ночь на 17 марта. Это было смелое решение. Ночью воевать труднее. Хотя, казалось бы, наоборот — ночью наступать легче, поскольку враг не видит атакующих. Но командир своих бойцов тоже не видит! Ночная атака совершенно неуправляема. Вперед — а дальше как получится. Именно поэтому ночные атаки командиры не любили ни тогда, ни позже. Тем не менее красные решили, что это все-таки проще, чем переть днем по плоской ледяной равнине.
План был разработан очень простой — наступление одновременно с севера и с юга.
Вот отрывок из приказа командира 167-й стрелковой бригады, отданного 16 марта:
«Штабу бригады установить телефонную связь по льду с частями и штабом сводной дивизии, дублируя ее живой цепочкой и посыльными. Во время действий и движения по льду соблюдать тишину, до последней возможности использовать движение колоннами или резервными строями. Колоннам иметь в голове ударные группы в белых халатах, снабженные мостками перекидными, штурмовыми лестницами; пулеметы иметь на салазках. При наступлении помнить один клич: "Вперед!" Отступления быть не может. В городе с мятежниками в переговоры не вступать. Организовать правильное питание частей огнеприпасами с Ораниенбаумского берега. Санитарам с носилками следовать за частями».
И вот настал «день икс». Передовые части вышли на лед около двух часов ночи. Следом, с интервалами, двинулись войска второго эшелона и резервы.
Главной опасностью были прожектора крепости, которые освещали подходы. Но красным снова помогло раздолбайство повстанцев. Наступающие колонны они своевременно обнаружить не сумели. Зато прожектора служили прекрасным ориентиром.
Огонь повстанцы открыли, лишь когда штурмующие уже начали развертываться в боевой порядок. Да и стреляли как-то криво…
«Пройдя около версты вперед, пули стали сыпаться градом, шрапнель рвалась над головой, снаряды, пущенные на удар, пробивали лед, и на том месте вылетал столб воды, картина была потрясающая. Но хотя и очень здорово противник засыпал нас с пулеметов и орудий, а пораженья было совсем мало, всего лишь было несколько раненых, убитых — ни одного.
…
Когда мы добрались до берега крепости, то здесь были орудия и пулеметы, прислуга которых вся разбежалась».
(Донесение командира 8-й роты 443-го стрелкового полка)
Штурм был недолгим. Уже в 5.30 красные ворвались в город.
Председатель Ревкома; Петриченко не стал дожидаться, чем дело кончится. Еще в пять часов утра он на автомобиле драпанул в Финляндию. Разумеется, сказал, что едет просить финнов о помощи — но это даже не смешно.
А вот бой внутри Кронштадта был очень долгим и тяжелым.
Для обороны в городе центральное командование не слишком нужно. Здания в Кронштадте основательные, пулеметов у защитников достаточно. К тому же моряки прекрасно знали город, что позволяло им неожиданно заходить в тыл атакующим.
В итоге бои за не слишком большой по размеру населенный пункт длились целый день.
«Пулеметы противника обнаруживались везде: в подвалах, в квартирах, на чердаках и на крышах; но, несмотря на это, потерь от них было немного, вероятно, вследствие растерянности противника».
(Донесение командира 1-го батальона 501-го полка)
Сдаваться повстанцы начали уже к вечеру, а отдельные стычки продолжались до следующего утра. Около восьми тысяч человек ушли по льду в Финляндию.
Итог таков. Советские войска потеряли 527 человек убитыми и 3285 раненых.
Часть тех, кто ушел в Финляндию, финны разоружили и разместили в фортах Ино. Здесь же находился и Петриченко. Остальных распихали в лагеря под Выборгом и Териоки (Зеленогорск).
…Существует чуть ли не общепринятое мнение, что именно Кронштадтское восстание побудило Советское правительство заменить продразверстку продналогом. На первый взгляд так оно и есть. Продналог был введен декретом ВЦИК от 21 марта 1921 года. Но подобные документы готовят долго. Так что вряд ли…
ЧК бьет с носка
Стоит упомянуть и о так называемом «Таганцевском заговоре», события вокруг которого развернулись практически одновременно с кронштадтским восстанием. Он известен прежде всего тем, что среди расстрелянных по нему был поэт Николай Гумилев.
Сегодня чуть ли не аксиомой считается, что никакого заговора и никакой «Петроградской боевой группы» в природе не существовало. Дескать, чекисты сфабриковали дело по своей природной злобности — потому что спали и во сне видели, как бы поскорее уничтожить «соль земли Русской» — интеллигенцию. Больше им делать было нечего. Кто-то договорился даже до того, что это, мол, «репетиция тридцать седьмого года».
Но все-таки — была ли контрреволюционная организация?
И да, и нет. Такой вот парадокс. В письме бежавшего из Петрограда в 1921 году участника Таганцевской организации, профессора-германиста Б. П. Сильверсвана писателю А. В. Амфитеатрову, написанном в 1931-м, сообщалось, что организация реально существовала и даже охватывала армию. Поэт Георгий Иванов, близкий друг Гумилева, писал: «Я был участником несчастного и дурацкого Таганцевского заговора, из-за которого он погиб. Если меня не арестовали, то только потому, что я был в "десятке" Гумилева, а он, в отличие от большинства других, в частности, самого Таганцева, не назвал ни одного имени».
Инициатор всей этой затеи, геолог академик В. Н. Таганцев, влез в политику в 1919 году. Туда его вовлекли знакомые, принадлежащие к уже упоминавшемуся «Национальному центру» — структуре, которая ничем серьезным себя не проявила. В 1920 году Таганцев начал создавать собственную организацию — «Петроградский боевой центр». Отцы-основатели руководствовались самыми лучшими побуждениями, но, как это всегда бывает, с самого начала к их играм оказались причастны люди из иностранных разведок, у которых цели были далеко не такие благородные. И далее вышло как всегда. Группа начала создавать подпольные банковские конторы для того, чтобы добыть средства на борьбу, и попыталась приступить к активной вербовке новых членов.
Вот протокол допроса Таганцева по поводу Николая Гумилева:
«Поэт Гумилев после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 г. Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он сможет распоряжаться и в случае выступления согласна выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилева, командировав к нему Шведова для установления связей. В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилева, адрес я узнал для него во "Всемирной литературе", где служит Гумилев. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилев согласился, что оставляет за собой право отказаться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был близок к Совет, ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилеву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему потребно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать.
В. Таганцев
6. VIII. 1921»
«В дополнение к сказанному мною ранее о Гумилеве как о поэте добавляю, что насколько я помню, в разговоре с Ю. Германом сказал, что во время активного выступления в Петрограде, которое он предлагал устроить, к восставшей организации присоединится группа интеллигентов в полтораста человек. Цифру точно не помню. Гумилев согласился составлять для нашей организации прокламации.
Получил он через Шведова В. Г. 200 000 рублей.
Таганцев
23 авг. 21»
Странное впечатление оставляют эти документы, не правда ли? С одной стороны, академик признается, что он звал Гумилева отнюдь не в поэтический кружок. С другой… Как-то все это несерьезно. Именно несерьезность свидетельствует, что протокол допроса не сфальсифицирован и показания не выбиты. Чекисты могли бы придумать что-нибудь пострашнее, благо деятели реальных антибольшевистких структур были к этому времени во множестве отловлены и дали подробные показания. Так что при желании можно было переписать оттуда что-нибудь более впечатляющее, вроде: «Я получал деньги и задания от Сиднея Рейли и Бориса Савинкова, мы планировали уничтожить все руководство петроградской парторганизации и взорвать Путиловский завод». А то, в самом деле, какой-то детский сад выходит…
А вот что показывал сам Гумилев:
«Месяца три тому назад ко мне утром пришел молодой человек высокого роста и бритый, сообщивший, что привез мне поклон из Москвы. Я пригласил его войти, и мы беседовали минут двадцать на городские темы. В конце беседы он обещал мне показать имеющиеся в его распоряжении русские заграничные издания. Через несколько дней он действительно принес мне несколько номеров каких-то газет и оставил у меня, несмотря на мое заявление, что я в них не нуждаюсь. Прочтя эти номера и не найдя в них ничего для меня интересного, я их сжег.
Приблизительно через неделю он пришел опять и стал спрашивать меня, не знаю ли я кого-нибудь, желающего работать для контрреволюции. Я объяснил, что никого такого не знаю, тогда он указал на незначительность работы: добывание разных сведений и настроений, раздачу листовок и сообщил, что эта работа может оплачиваться. Тогда я отказался продолжать разговор с ним на эту тему, и он ушел. Фамилию свою он назвал мне, представляясь. Я ее забыл, но она была не Герман и не Шведов.
Н. Гумилев
9 августа 1921
В добавление сообщаю, что я действительно сказал Вячеславскому, что могу собрать активную группу из моих товарищей, бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому что я встречался с ними лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно. Кроме того, когда мы обсуждали сумму расходов, мы говорили также о миллионе работ.
Гумилев
Допросил Якобсон 18.8.1921 г.»
Вот так, видимо, дело и обстояло. То есть получается, что формально-то организация и существовала — а вот ее силы были довольно сомнительны. Один сказал, что за ним есть люди, другой… А сколько их было на самом деле? Бог весть.
Рискну высказать циничное предположение: кто-то из лидеров организации получил «из-за бугра» деньги на «проект» — и теперь их «отбивал». Знакомое дело. Граждане просто не понимали, в какие игры ввязались. К этому времени заграница, наученная горьким опытом, просто так денег уже не давала — требовались доказательства. Вот и создали структуру…
Судя по всему, Гумилев это тоже не слишком понимал. Как свидетельствуют близко знавшие его люди, поэт был достаточно беспечным человеком. Злую шутку сыграло и его демонстративное отвращение к политике. Он, возможно, просто не представлял накала и свирепости борьбы.
К тому же члены «Петроградской боевой группы», едва попав в ЧК, тут же начали сдавать всех — и кто был с ними, и кто не был. Как декабристы до этого, как диссиденты впоследствии. Не выдал своих только Гумилев! Так что размеры организации могли вырасти в этих показаниях до чудовищных пределов.
Торопливость и крутость действий чекистов может объясниться еще и тем, что они элементарно заметали следы. В тогдашних «органах» работали не только убежденные большевики. Немало, к примеру, там трудилось бывших левых эсеров, которые полагали, что большевики — это временное явление, потом придет их очередь. Они могли иметь отношение к таганцевской организации — и торопились закрыть дело, чтобы до них не добрались.
В случае же с Гумилевым есть еще один темный эпизод. Я уже упоминал, что в 1921 году он занял пост председателя Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов, сменив на этом посту Александра Блока. Как свидетельствует Георгий Иванов, «перевыборы были подстроены некоторыми членами "Цеха", которым надобно было завладеть печатью Союза, чтобы при помощи ее обделывать дела мошеннического и коммерческого свойства. Для этого они прикрылись именем и положением Гумилева. Гумилева же, как ребенка, соблазнили титулом председателя…»
Мы вряд ли точно узнаем, что там за дела крутились. Вспомним про подпольные банковские конторы, которые создавал Таганцев. В таких делах политика всегда мешается с откровенным криминалом. Возможно, Гумилев слишком много знал…