Пособие предназначено для студентов, аспирантов и преподавате
| Вид материала | Документы |
- Учебное пособие составитель Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области, 11182.31kb.
- Предлагаемое учебное пособие предназначено для студентов, аспирантов и преподавателей, 2052.38kb.
- Учебное пособие для студентов и аспирантов отделений филологии и журналистики, 2133.21kb.
- Учебно-методическое пособие по дисциплине Управленческие решения Ярославль, 2011, 991.2kb.
- Учебное пособие предназначено для студентов всех специальностей и всех форм обучения,, 802.06kb.
- Учебно-методическое пособие по дисциплине Основы рекламы Ярославль, 2007, 1406.32kb.
- Учебное пособие для студентов специальности 271200 «Технология продуктов общественного, 2012.38kb.
- В. М. Агеев экономическая теория учебное пособие, 1438.84kb.
- Учебное пособие предназначено для студентов вузов естественнонаучных, технических, 4646.64kb.
- Учебно-практическое пособие для дистанционного обучения студентов всех специальностей, 3153.53kb.
где она связана с доктриной будущего. Чаще всего такого рода
доктрина выступает средством идеологического контроля, направ-
ленного на охрану политического режима. А опыт демократичес-
кого развития пока еще не дает оснований для выводов о рацио-
нальном характере законотворческой деятельности.
Второй вариант ответа на вопрос о способе конструирования
социальных отношений властными структурами основан на либе-
ральной интерпретации политики: в сфере властных отношений
действует множество групп и интересов и в итоге их взаимодейст-
вия образуется некоторый результат, который можно было бы на-
звать <общественным благом>. Однако и эта точка зрения опровер-
гается практикой тупиковых ситуаций. Интересы групп, действую-
щих в сфере властных отношений, оказываются подчас настолько
противостоящими друг другу, а их сознание настолько заострен-
ным на конфликт, что возникает паралич властного действия, об-
разуется потеря управляемости в качестве мощного фактора, углуб-
ляющего кризис. Опыт перестройки опровергает, на наш взгляд, и
227
эту модель влияния политики на жизнь, объяснения способа и
механизмов воздействия на социальные процессы и на общество.
Еше один вариант ответа на поставленный вопрос состоит в
том, что властные структуры воспроизводят и конструируют ту
систему отношений, которая возникает и развивается в их собст-
венной среде. Не только <народ имеет такое правительство, какое
он заслуживает>, но и власть <создает общество по своему образу и
подобию>.
Рассмотрим теперь более подробно коренной вопрос социоло-
гии власти - о взаимоотношениях между властью и народом.
4. ИНТЕРЕСЫ НАРОДА И МЕХАНИЗМЫ ВЛАСТИ
Одной из главных составляющих конструирования обществен-
ных отношений является интерпретация интересов народа, свя-
занная с притязаниями на их знание и легитимное представитель-
ство во властных структурах. Как свидетельствует политическая
практика, любая политическая акция, движение или структура стре-
мится легитимизировать свои действия с помощью формулы пред-
ставительства интересов народа. Наиболее типичные аргументы
по этому поводу заключаются в следующем:
1. Предлагается точка зрения, согласно которой правители,
государство знают об интересах народа лучше, чем сам народ. Это
позиция и <просвещенной монархии>, и радикальной революци-
онной идеологии. При всем их различии эти две крайние полити-
ческие установки сходятся в одном: народ не понимает своих ин-
тересов. Это понимание создается государственной властью или
политическим движением, которые получают это знание либо пу-
тем божественного откровения, либо путем обращения к науке.
Та и другая точки зрения органически связаны с патерналист-
ской моделью общественного устройства, которая предполагает
отказ от любых попыток самостоятельного осмысления интере-
сов, а тем более от попыток их реализации. Идеологически и орга-
низационно патерналистская модель ведет к закреплению инфан-
тильных черт психологии и поведения, основанных на слепом до-
верии к официальной доктрине и к авторитету высшей власти.
Если оставаться верным историческим фактам, то следует при-
знать, что доверие к власти и политической системе в целом было
характерной чертой сталинского политического режима. Каким
образом создавалось и обеспечивалось это доверие - это другой
вопрос, связанный с анализом механизмов осуществления власт-
ного воздействия. Разрушение стереотипов доверия к власти со
228
стороны массового сознания стало важнейшим достижением пере-
стройки.
2. Противоположная концепция соотношения власти и инте-
ресов народа свойственна демократическому сознанию. Эта кон-
цепция - антипатерналистская, активистская. Исходный тезис:
народ сам знает о своих интересах лучше,.чем любые его предста-
вители, а тем более представители, превращающиеся в правите-
лей. Но как только мы принимаем эту точку зрения, сразу возни-
кают по крайней мере два вопроса: каким образом народ получа-
ет зт.ание этих интересов? как и кому народ высказывает это
знание?
По сути дела ответ на эти вопросы предполагает, что мы знаем
механизм формирования и осознания интересов народа, равно как
и механизмы представительства, делегирования, прямой и обрат-
ной связи между органами власти и массовым сознанием.
В 1989 г. автор этой книги предпринял попытку прояснить эту
ситуацию с помощью опроса москвичей. Ответы на вопрос о зна-
нии ими собственных интересов распределились следующим об-
разом: 44% опрошенных заявили, что они четко понимают, в чем
состоят их интересы; 24% сказали, что они понимают интересы не
только своей группы, но и интересы других социальных групп; 7%
выразили готовность объяснять другим людям, в чем состоят ин-
тересы этих людей; еще 7% предпочли, чтобы им объяснили, в чем
состоят их интересы (13).
Полученное распределение ответов весьма характерно. Оно
свидетельствует о том, что в 1989 г. существовала прослойка мас-
сового сознания, готовая принять патерналистские установки.
Вместе с тем такое же число граждан выражало готовность осу-
ществлять функцию опеки над другими. При этом наблюдалась
весьма высокая доля опрошенных (четвертая часть), заявлявших о
том, что они понимают интересы и иных общественных групп.
Это показатель если не активности, то по крайней мере высокой
социальной ориентированности в массовом сознании.
<Простой> человек, погруженный в повседневные заботы, вов-
се не обязан иметь представление об интересах различных соци-
альных групп в обществе. Иное дело - политик, государственный
деятель и даже государственный служащий. Интерпретация инте-
ресов общества и составляющих его групп - это важнейший ас-
пект профессиональной политической деятельности. Политик не
может заявить, что он <не знает>, в чем состоят интересы других
людей. Если он займет такую позицию, то ему нечего делать в
политике. В то же время та или иная интерпретация <интересов
народа> тесно связана с собственной жизненной картиной мира,
229
основанной на интегральном восприятии действительности и
включающей в себя целый ряд смежных и параллельных катего-
рий и понятий, как, например, социальная справедливость, ра-
венство или неравенство, прогресс и иные формы выражения
общественного и личного блага.
Что же даст современная социология для понимания самих
способов интерпретации интересов народа?
Прежде всего социологи настаивают на аналитическом под-
ходе к обоим понятиям, выделенным в подзаголовке. Можно ут-
верждать, что с точки зрения современных социологических кон-
цепций само понятие народа представляет собою определенного
рода идеологическое клише. Употребление этого термина, осо-
бенно в контексте взаимоотношений народа и власти, содержит
в себе имплицитно притязание на то, что есть некоторая структу-
ра, совокупность институтов, общественное движение или <на-
учная точка зрения>, которые могут знать достоверно, что такое
<народ>, и действовать от имени <его интересов>.
Но поскольку, как выясняется, все политические движения и
властные структуры претендуют на это представительство инте-
ресов и дают им различные и даже прямо противоположные ин-
терпретации, постольку становится все более очевидным, что эти
понятия - главным образом и по преимуществу - не что иное,
как выработанное историческим опытом политической борьбы
мощное средство завоевания политического пространства.
Антони Гидденс (вслед за Д. Хельдом), настаивая на аналити-
ческом подходе к понятию демократии как власти народа, ставит
следующие три вопроса (14):
1. Кого надо считать <народом>?
2. Какого типа участие в правлении предполагается для него?
3. Какие условия ведут к его участию?
Для европейских индустриальных обществ XIX в. ответы на
эти вопросы были в общем понятны: <народ> - это эксплуати-
руемые классы, занятые в сфере материального производства, это
пушечное мясо в войнах, послуживших средством построения <го-
сударств-наций>. Но уже с точки зрения американского опыта
это понятие не является столь однозначным и определенным.
Тем более эта определенность разрушается в постиндустриаль-
ном обществе, которое строится на конституировании сфер дея-
тельности, занимающих промежуточное место между промыш-
ленным и сельскохозяйственным производством, с одной сторо-
ны, и политикой, с другой. Можно сказать так: чем меньше об-
щество охвачено процессами модернизации, тем больше ясности
и больше легитимности в употреблении понятия <народ>.
230
Постиндустриальное общество, по мере того как оно утверж-
дается, размывает столь ясное и как бы д?ннос в непосредствен-
ном опыте понятие народа. Здесь как раз и выступает потребность
в социологическом анализе, ориентирующемся не на фиксацию
классового положения, а на выявление статусных позиций, не на
концепцию аккумуляции дифференцирующих признаков, а на идею
взаимодополнения и обмена преимуществ и потерь в процессе
социального обмена и социальной мобильности.
Поскольку Россия позже других европейских стран вступила
на путь модернизации, постольку здесь дольше сохранялась некая
реалистическая совокупность смыслов за понятием <народ>. Од-
нако в 30-е годы XX в., когда модернизация осуществлялась мето-
дами тотального насилия, ранее сложившиеся смыслы этого поня-
тия распадаются. Во-первых, государственная власть (партия -
государство) выступила против <народа>, создавая одновременно
новую культурную элиту или слой законопослушной интеллиген-
ции. Во-вторых, она опиралась в своих тотальных преобразова-
ниях на поддержку народа. В-третьих, народ оказался простран-
ственно разделенным колючей проволокой. В-четвертых, нельзя ос-
тавить без внимания и тот факт, что представители власти были
людьми <из народа>.
Иными словами, опыт дооктябрьской и послеоктябрьской ис-
тории России и СССР заключается в том, что народ оказался много-
кратно расколотым по разным основаниям и, следовательно, пере-
стал быть некоторым однородным объектом властных воздейст-
вий, направленных к его собственному благу или, наоборот, к его
гибели. Тем более он перестал быть и неким единым субъектом
действия, за исключением периода Великой Отечественной войны
(1941-1945), когда народ реконструировался под воздействием уг-
розы обращения в рабство и уничтожения. При этом сама власть
(борьба за власть, институты власти и методы ее использования)
стала мощнейшим средством раскола и народа, и общества.
Раскол народа, как считает А.С. Ахисзер, стал основанием
для так называемого системного кризиса, вступление в который
датируется по-разному различными политическими деятелями,
историками и публицистами (15).
Не менее интересна и судьба такого политически значимого
понятия, как <нация>, особенно в современных условиях обостре-
ния межнациональных конфликтов. Здесь много общего с поня-
тием <народ>, но в качестве весомого аргумента добавляется этни-
ческая составляющая нации.
Как отмечает В.А. Тишков, в мировой литературе сложились
две интерпретации подхода к определению того, что есть нация:
231
объективистское или <примордиалистское> и <конструктивист-
ское> (16). Первое толкование более или менее традиционно для
догматизированного обществоведения, второе представлено в ра-
ботах Э. Геллнера, Б. Андерсона и некоторых других современных
историков, политических и социальных мыслителей, опирающих-
ся на изучение европейской истории и процессов колонизации
(17). В центре их внимания оказался вопрос о соотношении нации
и национализма. Традиционная позиция по этому вопросу состо-
ит в том, что национализм - это определенное выражение инте-
ресов нации, как правило, крайняя и даже экстремистская их фор-
мулировка. В работах Геллнера обосновывается иной подход: на-
ция - это результат национализма, а национализм - определен-
ная форма осуществления государственной политики. Политичес-
кая идеология, концепции государственности, гражданственнос-
ти, межгосударственных границ, системы образования и воспита-
ния, создаваемые именно государственной властью, оказали на
формирование сообществ, именуемых нациями, гораздо большее
воздействие, нежели этническая и биологическая предопределен-
ность, равно как и геополитические обстоятельства.
Следовательно, и здесь мы сталкиваемся с процессом констру-
ирования общественных отношений, субъектом которого высту-
пают властные структуры, а объектом - этнические сообщества.
Сложность вопроса в том, что исторический опыт каждой из
наций или каждого из народов уникален. Один из наиболее важ-
ных аспектов этой уникальности заключается в неодинаковом со-
отношении собственно этнического и политико-идеологического
или мифологического компонентов в современных национальных
сообществах.
Политический опыт послереволюционной, тоталитарной, оли-
гархической и перестроечной России, как и бывшего Союза ССР,
служит лишь эмпирическим подтверждением этого тезиса. Новый
подход к пониманию процессов образования наций показывает,
что конструирование наций не является исключительным уделом
послереволюционного периода, что это общемировой процесс. А
это в свою очередь дает новые подходы и стимулы к осмыслению
процессов суверенизации, которые должны быть понятны соци-
ологически не через абстракцию <национальных интересов>, а
через формирование новых элит и борьбу между ними за пере-
распределение влияния в политическом пространстве с помощью
формирования новой символики.
В этой связи нельзя пройти мимо высказываний П.А. Сороки-
на по этому вопросу, который утверждал, что в понятие нации и
национального вопроса вкладывается самое разнообразное со-
232
держание в зависимости от того, какова политическая позиция
тех, кто это понятие употребляет и эксплуатирует в собственных
политических интересах (18).
Теперь перейдем ко второй стороне заданной альтернативы:
власть и народ.
Прежде всего напомним тезис Вебера.о том, что любая власть
опирается на те или иные формы признания ее законности, что
легитимность входит в число важнейших механизмов, обеспечива-
ющих ее функционирование. Кризис общества, смена форм прав-
ленкл и политического господства неизбежно проходит и через
кризис легитимности. В целом при анализе взаимодействия гос-
подства и подчинения социология преимущественное внимание
обращает на вторую сторону этого отношения - обеспечение ме-
ханизмов подчинения, поддержки и приятия властных структур.
Российская ситуация демонстрирует нам переплетение тради-
ционных и харизматических способов обоснования легитимности
власти при крайней неразвитости рациональных обоснований.
В ходе перестройки, как известно, сформировался проект перехо-
да к правовому государству, который, безусловно, не учитывал не
только сложностей политических преобразований, но главным
образом не считался со сложившимися стереотипами восприятия
власти массовым сознанием.
Следующая крупная социологическая идея заключается в раз-
работке концепции социального контроля, опирающегося на по-
ощрение законопослушного поведения и принятия самых разно-
образных санкций по отношению к носителям девиантного пове-
дения. В работах некоторых известных публицистов проводится
мысль о противопоставлении Запада и России в том плане, что
российский народ поддался провокациям, инициированным уз-
кой группой заговорщиков, у которых были свои основания быть
недовольными прежним общественно-политическим строем, и что,
мол, интеллигенция не сумела объяснить массам всей пагубности
избранного пути. А вот на Западе люди поступили более благора-
зумно - они отказались от революции и пошли по пути реформ.
Такая точка зрения не выдерживает критики ни с точки зрения ее
соответствия историческим фактам, ни с позиций социологичес-
кого анализа.
Одна из работ известного современного социолога Мишеля
Фуко, названная <Надзор и наказание: возникновение тюрьмы>
(19), имеет прямое отношение к выявлению механизмов добро-
вольности подчинения властям, которые стали важнейшими эле-
ментами социальных институтов европейской государственности.
Фуко показывает, что к концу XVIII в. в европейской практике
233
объектом социального контроля становится не тело, а душа. На
смену телесным наказаниям и смертной казни, осуществляемым в
назидание народу публично, на площадях, пришло тюремное за-
ключение, имеющее в виду воздействие на душу и <перевоспита-
ние> преступника. Тюрьма становится важнейшим социальным
институтом, осуществляющим всеобщее дисциплинирование. Она
есть не что иное, как дополнение фабрики, и вбирает в себя тех,
кто не смог усвоить средств воздействия на личность, предлагае-
мых фабричной системой организации труда. При этом сама тюрьма
строилась и организовывалась в соответствии с принципом посто-
янного и всеобщего надзора (кигуеШапсе епега1), который (над-
зор) в дальнейшем в связи с развитием превентивных функций
полиции отделился от непосредственной тюремной жизни и стал
самостоятельным институтом <правового государства>, осущест-
вляемым с большей или меньшей избирательностью. В основе этой
избирательности лежит идея иерархической организации общест-
ва и предпосылка потенциальной значимости отклоняющегося
поведения наблюдаемого субъекта. Иерархический надзор подвер-