Джеоф Грэхэм

Вид материалаАнализ
Подобный материал:
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   ...   64
сделать это по-настоящему. (Эта попытка была зовом о по­мощи. —Дж.Г.). Джон говорил, что любит меня, и это страши­ло меня, и отчасти поэтому, а отчасти и потому, что он нравил­ся моим родителям (особенно маме), я порвала с ним. (Слиш­ком болезненно получить внезапно то, о чем вы мечтали, но что всегда оставалось недостижимым. — Дж.Г.). В течение какого-то времени я предпочитала, чтобы родители не одобря­ли моих поступков. (Рационализация следующего чувства: если я не могу добиться любви, пусть будет негодование. Все-таки хоть какое-то внимание. — Дж.Г.).

Мой переезд в Лондон я вспоминаю, как короткую вспышку свободы в моей жизни. Мои воспоминания об этом времени очень отрывочны и я не могу изложить их в хронологическом порядке. Я помню только, что были предвестники того, что со мной не все в порядке, и этими предвестниками были мое пристрастие к алкоголю, страх оказаться трезвой, постоянное ожидание галлюцинаций, связанное с моим интересом к ок­культным явлениям, неспособность сосредоточиться и занять­ся такими элементарными вещами, как стирка или приготов­ление пищи.

Я принимала противозачаточные таблетки в то время и занималась любовью с двумя или тремя мужчинами из медпер­сонала клиники, в которой я работала. Мне не приходило в голову, что я серьезно больна, пока Билл, студент-медик, не убедил меня, что мне следует показаться врачу. Мне выписали антидепрессанты, но неделю спустя я вновь пыталась перере­зать себе вены. Мне кажется, это случилось вскоре после того, как мне исполнилось девятнадцать. Думаю, я сделала это, чтобы показать, как я беспомощна и какой страх и отчаяние владеют мной.

После этого меня положили в больницу. Я позвонила домой и сказала, что у меня депрессия, но что я не хочу, чтобы родители навещали меня. Потом я какое-то время отказыва­лась есть, дважды пыталась порезать себе вены, мне делали электрошок, потом я принимала барбитураты, несколько раз принимала огромные дозы аспирина и парацетамола, занима­лась сексом с кем только могла, завела дружбу с любителями наркотиков и в общем чувствовала, что я совершенно запута­лась. Когда я лежала в клинике, то практически ничего не чувствовала за исключением тех случаев, когда, приходя в сознание после анестезии, которую мне делали перед электрошоком, я начинала плакать. Думаю, это произошло где-то около полуночи (примерно то же самое время, когда она ро­дилась. — Дж.Г.), когда я выпрыгнула из окна. Я лежала на земле, и думала, что вот сейчас я умру. (Судя по всему, на этот раз она не взывала о помощи, а в самом деле намерева­лась покончить с собой. — Дж.Г.). Затем я поняла, что это не так. Я попыталась встать и почувствовала боль в спине и в ногах. Помню чувство горечи и раздражения, которое подня­лось во мне. Я хотела вернуться в палату тихо, чтобы никто не заметил, но потом испугалась. Я не могла понять, что со мной, и тогда закричала и начала плакать. Мама и папа были в больнице, они посадили меня в больничное кресло, и, пока они везли меня в палату, я все время повторяла: "Простите меня". То, что было дальше, я помню очень смутно. Помню, как сестра говорила мне, что я должна что-нибудь съесть, но я не могла проглотить ни кусочка. Меня собирались подвергнуть долговременному психиатрическому лечению, сестра, однако, заметила, что, если я не начну есть, то умру через несколько месяцев и что мне прежде всего необходимо физически окреп­нуть. Поэтому родители забрали меня домой. (В это время у нее была полная анорексия. — Дж.Г.).

Прошло, мне кажется, несколько месяцев, прежде чем я начала есть, а затем был курс физиотерапии, потому что я не могла ходить. Когда я поднялась на ноги и попробовала прой­тись, то испытала ужасную слабость, но так или иначе все мои усилия казались лишенными смысла, потому что я не находила в себе желания жить дальше.

Это описание моей жизни довольно поверхностно, здесь много моментов, которых я едва коснулась, и многое такого, о чем слишком трудно писать.

Мысль о самоубийстве все еще не отпускает меня. Мне часто приходят на ум фантазии о том, что я могла бы уехать куда-то, где жила бы одна, до самого дня своей смерти. Иногда я хочу, чтобы мама и папа умерли, и временами мне кажется, я сама могла бы убить их. Я думаю, эти мысли приходят от того, что я чувствую стыд, за причиненное им горе.

Когда я была ребенком, мама никогда не позволяла мне каким-нибудь образом показать мой страх, гнев или какие-то другие эмоции. Она любила повторять, что "дети хороши, ког­да их неслышно" и нам не позволялось выражать свое несогла­сие с ней или допускать какую-то непочтительность. Я помню, что меня часто шлепали, но я не понимала, за что и, мне кажется, я боялась мамы. Я часто