На всякого мудреца довольно простоты, или Герой-Анти
| Вид материала | Документы |
- А. Н. Островский. На всякого мудреца довольно простоты, 912.88kb.
- Список литературы для 10 класса, 22.66kb.
- Класс, список литературы для летнего чтения, 12.66kb.
- Список книг для чтения (10 класс), 27.76kb.
- «Ионыч», «Палата №6», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», 14.85kb.
- «Ионыч», «Палата №6», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», 14.67kb.
- Список литературы на лето для 10 класса. Русская литература, 18.4kb.
- На всякого мудреца довольно простоты, 869.42kb.
- Темы зачетов Анализ произведения (по выбору уч-ся) Наизусть, 49.6kb.
- Тип сатирической комедии, характерной дли Островского, складывается в 1868 году в пьесе, 234.72kb.
Дмитрию Лысенкову —
с признательностью и любовью
На всякого мудреца довольно простоты, или Герой-Анти
(Режиссер Василий Сенин, театр им. Ленсовета)
Хроника просмотров:
17 декабря 2006
04 сентября 2007
19 сентября 2007
30 сентября 2007
Маска всегда скажет нам больше, чем самое лицо.
Оскар Уайльд
«Черная магия и её разоблачение»
Должна признаться, при первом просмотре мне спектакль не понравился.
Почему? Теперь я могу только предполагать, потому что — говорю сразу — спектакль от 19 сентября сего года я нахожу великолепным, спектакль от 30 сентября того же года — нет. Почему? А кто же знает наверное? Актёры ли зал не взяли, зал ли Актёров не подвигнул? И то, и другое сразу? Неведомо мне.
И это — почти спустя год после премьеры. Как же судить премьерный спектакль?
А ежели учесть и такой немаловажный фактор, как собственно настрой и настроение самого зрителя (то есть, мой), то задача представляется очень сложной. И всё же я попробую.
В декабре месяце 2006 года этот спектакль породил в моей голове немало вопросов, на которые я не смогла найти ответа.
1-ый и основной. Зачем мне всё это показывают?
2-ой. Что за игра в поддавки со зрителем посредством костюмерии, жестикуляции, словес?
3-ий. Что это за мания у г-на Сенина — всенепременнейше перекрашивать одного из героев в голубоватый цвет?
Не скрою, что предыдущий спектакль, поставленный В.Сениным на этой же сцене, «Мера за меру», породив не меньшее количество вопросов (кстати, во многом похожих на перечисленные выше), оставил меня в состоянии радостной надежды. А вот «Мудрец» — нет. Не скрою и другого: работа Д.О.Лысенкова меня впечатлила, его Егор Дмитрич Глумов был хорош. Но ведь этого мало, не правда ли? Короче, я поимела загадку.
Прошло восемь с лишним месяцев. Почти девять. Нормальный, как я понимаю, срок для рождения полноценного дитяти. Я шла на спектакль просто потому, что уж больно хорошие Актеры заняты в «этом Островском».
И — о, чудо! Исчез тот самый, первый и основной вопрос, «зачем мне всё это показывают». А затем! Затем, что любому одарённому, но неизвестному и небогатому молодому человеку нет иного пути в то, что называется «обществом» («властью», «тусовкой», «элитой» - каждый выберет по своему разумению), кроме как обман, лесть, подкуп, расчёт и полный отказ от того, что есть он сам. Полный. Иначе — что и доказывает спектакль — крах неминуем. Уж коли взялся выть по волчьи — стань волком. До конца. Иначе съедят.
И вот, выйдя в полном обалдении из театра, я стала спрашивать себя, а что же такое произошло? Почему никак меня не задевший ранее спектакль вдруг произвёл на меня впечатление замечательного, прекрасно разыгранного театрального хулиганства? Почему то, что почти год тому назад мне казалось никчёмным и бледным, стало ярким карнавалом?
Теперь я, наверное, знаю, почему. Потому что все те уважаемые господа Актёры, которые призваны являть собою монолит «общество», хулиганским настроем прониклись, материю карнавала восприняли, весьма непростые маски ожили и действительно явили мне — МОНОЛИТ. Тот самый монолит, о который разбивает голову умница Глумов. Получилось именно то, что и должно было получиться: съели Глумова волки. Нет, конечно же, волки Глумова призовут снова, но отныне предстоит ему не использовать, а быть использованным. Возможно, за вознаграждение. Возможно, весьма недурное.
Посмотрев спектакль ещё два раза, я нашла, как мне кажется, ключевое слово. Это слово — «карнавал». Карнавал весьма непростой, это карнавал, в котором у каждой маски, да позволительно мне будет так выразиться, несколько личин. И у каждой из личин может быть конкретный адресат.
«В кулисах стали переглядываться и пожимать плечами»
Мне приходилось слышать и читать как пренебрежительные, так и резко негативные отзывы зрителей об этом спектакле. От снисходительного «капустник» до презрительно-яростного «пошлятина», «искажение Островского», «пощёчина духовности», «позор театру».
Я крайне признательна этим людям. Потому что мне действительно пришлось задуматься, почему я не нахожу в этом спектакле ни пошлости, ни искажения — pardon — Островского, ни, тем более, позора. А задумавшись, ответить по мере своих способностей самой себе на те самые вопросы, что болтались в сознании после первого просмотра спектакля. Более того! Возможно, что эти недобрые реплики помогли мне увидеть и элементы своеобразного режиссерского почерка г-на Василия Сенина. Кто знает? А вдруг я угадала?
В результате размышлений мне представилось, что этот спектакль имеет как бы два пласта. (В скобках заметим: как минимум.) Один — для тех, кто не видит и не слышит более того, что является собственно видео- и аудиорядом. Это тот пласт, что воздействует напрямую, в лоб, узнаваемостью, соотнесённостью с так называемым «текущим моментом», которому присущи и опредёленный сленг, и определённые расхожие жесты, и интонации, и оттенки, и ещё многое, многое, многое.
Второй — тот самый, на который этот первый работать должен. Если угодно, относительно первого, экзотерического, — эзотерический, для посвященных. (Само собой понятно, что столь серьезные термины употребляются мною в том же самом, весьма хулиганском ключе.) Иными словами говоря, для тех, кто видит больше. И дальше. Для тех, кто глубже копает, дальше кидает и отдыхает, пока оно летит.
Поэтому и реакция уважаемой публики столь диаметрально противоположна. Кто-то, уверенный в том, что подобные приёмы — это «искажение и опошление», предаёт спектакль анафеме или снисходительно усмехается, а кто-то, не отягощенный надлежащим рюкзаком культуры, всего лишь визжит от восторга сиюминутного узнавания.
«Уй, мадам, — подтвердил Фагот, — натурально, вы не понимаете»
А что если это элементарный приём типа «читатель ждёт уж рифмы «розы», так на, возьми её скорей»? И всё совсем не так просто, и не сводится всего лишь к «узнаваемости» посредством «искажения»?
Да и в чём на самом деле «искажение», позвольте полюбопытствовать? Неужели А.Н.Островский сводится к бородам, поддевкам-картузам, смазным сапогам, вообще костюмам ХIХ века, манерам, лексикону, приметам того времени, и т.д, и т.п.? Да нет, я думаю. Островский тогда не был бы Островским. А если говорить именно об этой пьесе, то она сводится именно к тому, о чём и спектакль: о противостоянии тех, в массе не очень достойных, но власть и деньги имеющих, и более (?) достойных, но не имеющих ничего, но желающих иметь. О способах проникнуть в стан «имеющих». И о возможных сего последствиях, ежели желающий не до конца свою натуру презрит. (Очень схематично излагаю.)
Разве спектакль не об этом?
А вот так называемые «подачки современнику» могут играть ой какую непростую роль! Но это только если не плеваться и не визжать. Это если увидеть всех персонажей как маски, имеющие сразу несколько масок. Или, простите непрофессионала, как маски, несущие сразу несколько семантических нагрузок: для всех, для каждого и отдельно — для меня.
«Да, это важнейший вопрос, сударь»
Итак, ключевое слово было найдено: карнавал.
И начинается этот карнавал ни с кого иного, как с Егора Дмитрича Глумова, который тоже надевает маску. Сознательно и демонстративно: мы это видим. Надевает маску, им самим выбранную и основную — маску льстеца, гримасу которой он будет менять в зависимости от ситуации.
А вот теперь можно поговорить и о личинах масок иных.
У меня сложилось четкое ощущение, что г-н Сенин сознательно нагружает каждого персонажа полифонией разнообразных примет. Потому как хоть какая-то из них должна попасть в цель? Да пусть оно будет так, нежели никак.
Доказательства?
«Сыграйте и со мной в такую колоду, — весело попросил какой-то толстяк в середине партера»
Нил Федосеич Мамаев. (У Островского: «Богатый барин, дальний родственник Глумова».)
Извольте заметить — всегда с портфелем. Не возникает ассоциаций? Квалифицируется окружением как изображающий деятельность «новейший самоучитель». Тоже ассоциаций нет? Ему что-то как-то постоянно нужно с кем-то обсудить. Наверняка — персона во власти. Состоятелен.
Премногоуважаемая публика, как говорится, вольна интерпретировать. Такого Мамаева легко можно представить как на министерской должности, так и на выборной. Почему нет?
Не представили? Тогда он остаётся Нилом Федосеевичем Мамаевым, ибо В.М.Матвеевым он сыгран так, что за полифонией маски вы сможете — при желании! — увидеть пусть недалёкого и спесивого, но просто «власть имеющего» по факту рождения. Пожалуйста.
Господин Крутицкий. (У А.Н.Островского: «Старик, очень важный господин».)
Ну, это вообще роскошь. Тут такой коктейль как из просто солдафона — «Да ты кто, да я тебя, да в Сахару — в Антарктиду, да ты у меня смотри!» — так и из представителя армейского генералитета, и из причастного к «нашим из самого Петербурга»… Умолкаю.
Но разве в исполнении С.Г.Мигицко этот Крутицкий перестаёт быть просто ретроградом и просто противником «реформ вообще»? Можете видеть такого Крутицкого? Пожалуйста.
Иван Иванович Городулин. (У А.Н.Островского: «Молодой, важный господин».)
Ах… Что такое И.И.Городулин, точно не знает никто. «Деятель» в кавычках. «Либерал» в кавычках. Болтун — без кавычек. Человек тусовки. С оттенком. Полная полифония. Уважаемая публика вольна разбираться сама. Здесь главное другое. В исполнении Е.А.Филатова Городулин — это «важный господин» с одной-единственной ориентацией: мода. Недаром эта маска несёт в себе подчас так много противоречивого. Она просто таким образом специально нагружена. Это он из роли, из роли, ну вот, роль такая…
Клеопатра Львовна Мамаева. (У А.Н.Островского — просто «Его жена».)
Так она и есть — просто жена просто Мамаева. Женщина. Скучающая. Желающая поклонения. И жаждущая — искренней страсти. Разве не так всё это сыграно А.Я.Алексахиной?
А уж то, что богатая скучающая бездельница не стишки в альбом пишет и не по канве вышивает, а спиртные напитки употребляет в больших количествах, так это уж извините. Канва из моды вышла ныне.
Софья Игнатьевна Турусина. (У А.Н.Островского: «Богатая вдова, барыня, родом из купчих».)
Недалёкая, лицемерная, вздорная, богатая барыня. И вы знаете, по-моему, очень узнаваемая, если брать современный контекст. И причёска, и костюмы узнаваемы. Тут целые долины и взгорья для ассоциаций. Потому как Л.Р.Луппиан не скупится на цианид. Очень многих «вумен» напоминает. Деловых как от политики, так и от бизнеса разного рода. В том числе и «шоу».
Марья Ивановна (У А.Н.Островского — просто «Машенька, её племянница».)
Ну, это абсолютная роскошь. Она воистину ма-асковска-ая ба-арышня с таким нарочито гипертрофированным выговором, которая «ва-апще не дума-ает» — прелесть! Ищите соответствия и обрящете.
«Авек плезир! — отозвался Фагот, — но почему же только с вами? Все примут горячее участие!»
Дабы подвести предварительную черту. Василий Сенин сознательно наделяет каждую маску таким количеством самых разнообразных примет-манков, каковое количество эта маска способна вынести.
Маски подмигивают. Провоцируют. Хулиганят. Намекают.
Эти маски как будто бы говорят: «Ты не узнаёшь меня как недалёкого богатого барина? Как ретрограда-резонёра? Как изображающего либерала болтуна? Так узнай меня как чиновника. Как «нашего». Как «голубого». Как бизнес-леди. Как «клубящуюся Ма-аскву». Как… да как того, кого ты вообще узнать можешь!»
Вот именно, скажу и я. Узнай. И соотнеси с тем, кто есть — Глумов. Который, изменяя в соответствии с обстоятельствами гримасу своей собственной маски, подобно Павлу Ивановичу Чичикову, умеет не сфальшивить в диалоге с каждой из личин этих масок.
В интерпретации г-на Сенина спектакль обрёл интонации едкие, ёрнические, пластику остроугольную, а музыкальное сопровождение — издевательское.
Кто-то видит лишь пошлые жесты? Ну что же, это, как говорится, его проблемы. Я не вижу пошлости в том, что расхожий язык современных жестов использован в этом спектакле. Привлекая современный сленг, этот спектакль так «заточен», герои сделаны непременно узнаваемыми.
Вы не согласны? Тогда я призову в соратники самого Александра Николаевича Островского: «В настоящее время писать стилем Ломоносова или Сумарокова, ведь, пожалуй, засмеют».
Герои Островского заговорили современным языком — что за беда? Искажения? Надругательства? Бросьте, не смешите меня. Это действительно карнавал масок. Но очень непростой карнавал.
Весь этот карнавал был бы пуст и мёртв, если бы за этими масками-личинами не существовали маски-люди. Если бы уважаемые господа Актеры не привнесли в этот карнавал настоящие чувства и страсти. Замечательные мастера, как мне кажется, не только с азартом хулиганят и ёрничают, они наделяют своих персонажей истинными человеческими чувствами, вследствие чего маски приобретают не только яркую боевую раскраску, но и глубину.
«…бумажки, граждане, настоящие!»
Одиноким и по-своему несчастным оказывается по сути невредный старик Мамаев (В.М.Матвеев), «поющим» ностальгирующим («Здесь когда-то наша юность…») романтиком и подчас здравомыслящим советчиком — Крутицкий (С.Г.Мигицко).
Я не знаю, как остальные, но чувствую жесточайшую, пусть ситуативную, но искреннюю — прошу поверить! — солидарность с этими двумя столпами общества, когда они, встав плечом к плечу, запевают «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!», буравя глазами «прекрасное далёко» — наш зрительный зал.
Всё понимаю, смею думать. Все намёки и экивоки. Но сыграно так, что хочется встать третьим плечом и подтянуть.
А мечущаяся, искренне страдающая, обманутая Клеопатра Львовна (А.Я.Алексахина)? Да, конечно же, способ мести ею выбран мерзопакостный, но... Кто в этом спектакле вообще — образец добродетели? Нет таких.
А на наших глазах улетающая в сладкие воспоминания просто стареющая женщина Турусина (Л.Р.Луппиан), искренне расстроенная в финале и так нехотя, со скрипом подчиняющаяся общему мнению?
Здесь же и необычайно обаятельный Городулин (Е.А.Филатов), особой глубиной не блещущий, но я спрошу вас прямо: а какой глубиной может обладать заведомая пустота, облеченная в словеса и выраженная в броуновском движении? Что и сыграно абсолютно достоверно и точно: полное отсутствие какой бы то ни было глубины. Шумим, братец, шумим!
Да, собственно, та же Марья Ивановна (К.А.Кузьмина), судорожно цепляющаяся за своего милого Курчаева, несмотря на то, что «в госпа-адине Глумове та-ак много ха-ароших ка-ачеств…»
И её незабвенный Егор Васильич Курчаев (С.В.Перегудов), беззлобно (и без задней мысли!) шаржирующий дядюшку, сам по себе — ни рыба, ни мясо, но так искренне хлюпающий от какой-то почти детской обиды: невесту с приданым увели…
Но всё это — фигуры (маски) первого плана. В спектакле есть замечательные, применяя мою любимую конноспортивную терминологию, персонажи «поддужные».
«Прошу! — орал Фагот, — без всякого стеснения и церемоний!»
Вот уж воистину — без церемоний.
Стелющийся тенью бессловесный Человек Мамаева (С.И.Никольский), мелкий, в отличие от Глумова, льстец, мздоимец и не дурак на халяву выпить, на самом деле не ставящий своего барина ни в грош.
Дубль-мраморная статуя Человек Крутицкого (Э.А.Тимерханов), без слов отыгрывающая как воспарение в мечтах под словесный аккомпанемент шефа, так и зависть-ревность к успешному Глумову.
Мелкая и вредная пакость Голутвин (А.М.Новиков), не гнушающаяся ничем, но сама себя ценящая не особо: «Пять рублей уступлю, деньги пустые». Самое главное — неубиенен. Пролезет в любую щель. Папарацци.
Волею Глумова неотвратимая, как асфальтовый каток, мать Манефа (Е.С.Маркина), жадная «дура набитая», вкусная в своей набитости — необычайно (потому что так и сыграно: «учил, учил, насилу наладил»).
Этакий прекрасный «прынц» из лакейской Григорий, человек Турусиной (О.Ф.Фёдоров), с голливудской улыбкой уверенного в своей неотразимости местного обольстителя, одинаково презирающий как своих бар, так и «уродливых».
Приживалки (М.Г.Коробейникова и Н.М.Федотова), то пребывающие «в своём праве», то «твари дрожащие».
Какая роскошь!
Но я кого-то явно забыла. Или не забыла, но пока не смогла никуда вписать. Это Глафира Климовна Глумова (И.С.Ракшина). А как её куда-то впишешь, если она — мать своего сына Егора Дмитрича? Её и следует вписать именно в «глумовых», «умных, злых и завистливых».
«…я извиняюсь, здесь разоблачать нечего, всё ясно»
Да и то. Нужно ли разоблачать Глафиру Климовну? Нет. Достойная мать достойного сына. Помощница-лицедейка. Прекрасная лицедейка, в том числе и перед собственным сыном. Да, завистлива. Да, зла. Скорее «глумова», чем «мать». Равно как и сынок единственный, Егор Дмитрич Глумов, скорее «глумов», чем «сын».
«Таперича, когда этого надоедалу сплавили, давайте откроем дамский магазин!»
Не скрою: перед тем, как приступить к самому лакомому — Егору Дмитричу Глумову (Д.О.Лысенков) — я сплавляю всех, кто не видит в этом спектакле ничего, кроме пошлости и недоразумения. Потому что я восхищаюсь тем «дамским магазином», который открыл для представителей монолита «общество» Егор Дмитрич Глумов.
«Умный, злой и завистливый» ничего перед нами — и перед самим собой — не скрывает. Он надевает маску льстеца на наших глазах, аргументируя это тем, что иначе в люди не выйдешь.
В первой сцене разговора с матушкой Глумов напряжён, натянут, как струна, действительно зол и преисполнен решимости так или иначе взять неприступную доселе крепость «общество». Да, у него хватит и ума, и таланта, и изворотливости, чтобы обойти, обмануть всех и вся. Сыграть с каждым из представителей этой крепости именно так, как этому представителю хочется. И здесь в ход пойдет всё: и интонации, и пластика, и темпоритм, и само выражение маски, надетой на лицо, презирающее всех, кому угождать приходится.
И сыграно это блестяще. Егор Дмитрич — Дмитрий Олегович — и дядюшку подобострастно выслушает, и Крутицкому робко-воинственно подпоёт, и тётушке скромно-страстно потрафит, и Городулину невзначай нужные слова подскажет (да и жестом про необходимости подольстит, пусть оно и противненько), и Турусиной желанные ей турусы подпустит.
И самое во всём этом вкусное то, что гримасничает и голос-личину меняет не сам Егор Дмитрич, меняет личину, пластику и тональность надетая Егором Дмитричем маска. Это сыграно. Или, как принято ныне выражаться, «он сделал это!» Браво.
Но всё же злому умнице Глумову суждено быть раздавленным тем самым монолитом-крепостью, взять которую он наверняка бы сумел. Подвело одно: этот злой умница захотел под маской сохранить своё собственное лицо для самого себя: завёл дневник. Потому как понимал: желчи будет много. Обмишурился: «Зачем я его завел? Что за подвиги в него записывал? Глупую, детскую злобу тешил. Нет, уж если такие дела делать, так нечего их записывать! Ну, вот и предоставил публике "Записки подлеца, им самим написанные"».
Играть с волками и сохранять своё лицо? Шалишь, не уйдешь.
Финал известен: несокрушимая крепость «общество» осталась для Глумова неприступной. Одним из её камней Глумову уже никогда не стать. Да, его, скорее всего, призовут. Но уже только в качестве марионетки. И уже не он будет дёргать за ниточки, дёргать будут его. За деньги.
Но в финале, в том самом, нам явленном, когда та самая крепость-общество столь непоколебимо восседает в своём праве (браво-браво-браво, дорогие мои господа Актёры!), раздавленный и смятый Глумов, сдирая с себя парадные одежды, одиноко сутулится на авансцене, и всё рассыпается, рассыпается его непослушная светло-русая чёлка…
«Маэстро, урежьте марш!»
А в качестве марша — почему нет? — «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко…» Смею уверить: прекрасное далёко жестоко будет. Будет жестоко — обязательно.
И вот здесь действительно возникает вопрос. Так побеждён Глумов или победил Глумов?
Да. Нет.
Нет. Да.
Как посмотреть!
Крепость-монолит не покорилась. А что дальше?
Глумов остался Глумовым. А что дальше?
И кто же он вообще такой — Егор Дмитрич Глумов? Герой или антигерой? И куда же ему теперь? Вновь писать эпиграммы? А кто за публикации будет платить? Вы можете писать всё, что вам угодно, но кто вас будет читать? А у кого останутся власть и деньги? И те, кто пребывал в своём праве, так в нём и пребудут? Но что же теперь действительно будет с Глумовым, столь полюбившемся — а это чувствуется — публике? И как же забыть то, что полюбившийся нам — мне — Глумов всё же «зол и завистлив»?
Вопросов много. И каждый волен ответить согласно своему собственному разумению.
«И видно было, что сцена внезапно опустела и что надувало Фагот, равно как и наглый котяра Бегемот, растаяли в воздухе…»
Всем-всем-всем хулителям спектакля: именно эти, ощутимо зависшие по закрытии занавеса вопросы, суть один из самых весомых аргументов в пользу того, что спектакль состоялся. Состоялся как явление серьёзное, несмотря на нарочито несерьёзную, хулиганскую, подчас откровенно отвязную, провокационную подачу. А может, благодаря ей?
Вы видите только «искажения»? Ваше право. А вы — только «подачки»? Ничего не попишешь. Я вижу иначе.
Комментарии комментатора
Цитаты приведены, занавес опущен, можно поговорить по душам.
Могу ошибаться, но мне кажется, что этому спектаклю (в отличие от «Меры за меру») невероятно повезло. Условиями игры на роли представителей монолита «общество» были призваны не просто профессионалы. Были призваны Актеры одного, простите мне таковую дерзость, поколения. Давнишние коллеги по сцене. (Даже Городулин, вопреки ремарке Автора, в спектакле персонаж возрастной.)
И слава Аполлону, воскликну я. Потому что именно этот фактор, помимо воли-неволи режиссера, способствовал конечном итоге явлению того самого МОНОЛИТА, о который разбивает голову Глумов.
Вы понимаете, что я хочу сказать? Давнишние коллеги действительно сыгрались так, что МОНОЛИТОМ стали не только вследствие условий задачи, а вследствие просто реальной, пусть и театральной, жизни.
А взять этот МОНОЛИТ предстоит не просто Егору Дмитричу, талантливому и перспективному. Этот Егор Дмитрич — талантливый и перспективный Дмитрий Олегович, двадцати пяти лет от роду. Развивать мысль далее не буду. Правда искусства — правда жизни? А они иногда так интересно пересекаются…
Я толком не сказала ничего ни о музыке, ни о декорациях, ни о костюмах.
Полагаю, музыка и костюмы для тех, кто имеет достаточно воспринимающих каналов для адекватного сего действа восприятия в комментариях не нуждаются. Найденные музыкальные темы подчас просто бьют под коленки («В юном месяце апреле…») или под вздох («Прекрасное далёко…»), костюмы вообще обсуждению не подлежат, как мне кажется. И несовпадение костюма Е.В Курчаева со всем известным гусарским меня не очень занимает, потому как все костюмы заявленных масок весьма и весьма условны. Абсолютно современно достоверен и поэтому всем остальным имманентным маскам противопоставлен только костюм Егора Дмитрича, свою маску льстеца надевающего демонстративно. Мне достаточно. Ибо если пойти от противного и представить себе на минуточку Курчаева в костюме гусара, то всю стилистику спектакля придётся менять. А я заявляю: менять не нужно!
А вот о декорации «шахматная доска» можно подумать. Полагаю, что результат не будет ошеломляющим. Шахматная доска — это шахматная доска, поле для игры, для ходов с целью «съесть» и выиграть. Ничего более.
А поговорив по душам, можно поговорить и по уму.
Даже поверхностное знакомство с историей постановок пьесы показывает, сколь неоднозначно воспринимался как сам материал, так и его сценические интерпретации. Именно вследствие того, что пьесу нашли остро сатирической, критика разного толка либо охаивала «Мудреца», либо сдержанно похваливала, либо превозносила. Неоднократно отмечалась и «утрировка» характеров, то порицаемая, то оправдываемая.
Но не естественно ли предположить, что своеобразная подача характеров, считавшаяся остро сатирической и утрированной в веке девятнадцатом, не сможет уже читаться так в веке двадцать первом? Уж если пытаться соответствовать не букве, но духу? Или придётся оставить эту пьесу как вечную сатиру на персон и нравы именно века XIX-го.
А ведь по сути-то пьеса современна необычайно, потому как пребывают всегда положение имеющие и положения жаждущие. И цена вопроса остаётся неизменной: хочешь «положения» — ложись. Так или иначе. Исключения бывают. Но для этого нужно быть титаном.
Немало различных интерпретаций пережили и сценические воплощения персонажей. Были и разные Глумовы, и разные Крутицкие, и разные Клеопатры Львовны…
Так неужели же нужно отказывать задорному и едкому Василию Сенину в его собственном прочтении пьесы сегодня? Ведь команду он собрал прекрасную! И не подвела команда! И состоялось главное: сатира. А что ещё главнее — состоялись вопросы, отвечать на которые предстоит мне, зрителю.
Поговорили по уму? Поговорим «по интервью».
Одно из них — интервью В.Сенина, опубликованное на сайте «geometria.ru» (ссылка скрыта), взятое непосредственно перед премьерой «Мудреца».
Насколько мне показалось, ответы г-на Сенина немного нарочито ершисты, провокационны, «на рожон». Как и сам спектакль, кстати. Мне почему-то стало симпатично. Г-н Сенин, как и Джузеппе Калиостро во всем известном фильме «Формула любви», демонстрирует свой задор посоревноваться пусть не с демиургом, но с гениями. Фыркаю, развожу руками, но в несказанном азарте жмурюсь: «Давай, Вася, давай. Отбивайся, милый. Крой их, дьяволов, по башкам». (Извините.)
А в другом интервью (ссылка скрыта) г-н Сенин назвал меня, зрителя, «бедным и несчастным, которому постоянно навязывают мнение», любящим только то, за что «деньги плачены». А театр он назвал роскошью. Да, театр в некотором смысле — роскошь. Но в другом смысле — необходимость. Так как совместить необходимую возможность оплатить роскошь с необходимостью за такую возможность стать неизгнанным Глумовым?
А вот теперь — самое трудное.
Я обращаюсь непосредственно к Вам, уважаемый Дмитрий Олегович.
Сразу и честно: я сначала написала всё, что написала, и только потом начала читать критиков, критику и интервью. Потому что иначе невозможно: забьют. Или перебьют. А мне не тягаться с профессионалами. Я — зритель, пою только о том, что сама вижу.
Поэтому и Ваше интервью прочитала после. (Интервью, равно как и статья Людмилы Сродниковой, опубликованы на сайте Молодежного театра «На Фонтанке».
ссылка скрыта
Вы мне поверите, если я скажу, что у меня по всему существу пробежали мурашки после прочтения Вашей фразы: «Пьесу Островского ведь можно перенести и на ситуацию в любом театре, куда приходит молодой актер с желанием выдвинуться на первые роли»? Поверьте, прошу Вас, именно так оно и было.
А когда я читала то, что написано Л.Сродниковой о спектакле в целом, мне хотелось либо все свои собственные писания перемарать, либо побежать немедленно знакомиться с автором, крича: «И я, и я, и я того же мнения!» Шучу. Но — правда.
Но если два абсолютно незнакомых друг с другом человека что-то видят практически одинаково, таковое вѝдение следует, вероятно, причислить к объективным. (В скобках замечу: я категорический противник таких определений, ибо у субъекта может быть только одно мнение — субъективное. Но иногда без подобного термина не обойтись.)
Теперь о другой Вашей фразе, которая для меня чрезвычайно важна. Важна, потому как в ней мне видится либо замóк, либо ключ. Цитирую Вас: «Дело в том, что я принципиально, в точке отсчета, не согласен с Василием Сениным. Считаю, что персонажи должны принимать обман Глумова за чистую монету, чтоб и сомнений в их искренности не возникало. А если они этот обман понимают, более того — рады обмануться, ждут славословий от Глумова, играют в поддавки, то, мне кажется, все персонажи оказываются глупее самих себя, да и актеров, играющих роли. Мы словно боимся позволить зрителю увлечься виртуозным обманом Глумова, позабыть о том, что в начале он сам заявил о выборе пути грубого обмана и лести».
Простите, но мне, как зрителю, совсем даже не показалось, что уважаемые господа Актеры, исполняющие роли элементов монолита «общество», играют с Глумовым в поддавки. Совсем не показалось. Ничего их персонажи не увидели. Ничего их персонажи не поняли. Вы знаете, а, может быть, вопреки той режиссерской концепции, о которой Вы говорите, профессиональные мастера сцены оказались умнее? Просто в силу того, что невозможно органично сыграть заведомую нелепицу, если ты – профессионал? (У Андре Моруа есть такой рассказ, он называется «Ты гениальная актриса». Об актрисе, которая никак не могла сыграть заведомую алогичную чушь.) А не мог ли и этот немаловажный, а, скорее всего, определяющий, фактор так повлиять на моё личное восприятие спектакля премьерного и уже потом — обкатанного? Может быть, именно в этом заключаются смыслы моих непрофессиональных определений того, что произошло в конечном итоге с воплощаемыми Мамаевым, Мамаевой, Крутицким, Городулиным, Турусиной?
А вот по поводу того, победил Ваш Глумов или побеждён — это к каждому из нас. И поэтому Вам особое, очень прочувствованное, горячее спасибо. Дмитрий Олегович, поверьте зрителю: Ваш Глумов — чудо. И не стоит Вам сомневаться, нужно оно Вам или не нужно. Оно нужно, потому что работа замечательная. И, может быть, то самое Ваше ощущение предпремьерной усталости — это во многом ощущение Вашего персонажа?
Да, я целиком и полностью именно за такого Глумова, уставшего от собственного лицедейства, но возникает вопрос: а что же далее?
Искреннее спасибо Вам, Дмитрий Олегович, и наилучшие пожелания. Я не пророк, не предсказатель и не прорицатель, но мне кажется, что Ваши взаимоотношения со сценическими подмостками имеют все шансы быть достойными. Очень достойными. Удач Вам! А мои личные ТРЕПЕТНЫЕ зрительские внимание и упование я Вам гарантирую. (В скобках: моя зрительская любовь у Вас уже есть. )
И, в заключение, мой звёздный список. То есть, согласно моему скромному мнению, тот актерский состав, который воистину способен достойно разыграть это остроугольное, хулиганское, но в то же время очень даже серьезное действо. (Перечисляю всех, то есть, и тех уважаемых господ Актеров, которые играют в спектакле без замен, и приношу свои извинения за то, что не указываю званий.)
-
Егор Дмитрич Глумов………………………….
Дмитрий Олегович ЛЫСЕНКОВ
Глафира Климовна Глумова…………………
Ирина Семёновна РАКШИНА
Нил Федосеич Мамаев…………………………
Владимир Михайлович МАТВЕЕВ
Клеопатра Львовна Мамаева………………
Анна Яковлевна АЛЕКСАХИНА
Человек Мамаева………………………………..
Станислав Игоревич НИКОЛЬСКИЙ
Крутицкий………………………………………….
Сергей Григорьевич МИГИЦКО
Человек Крутицкого……………………………
Эрнест Анварович ТИМЕРХАНОВ
Иван Иванович Городулин…………………..
Евгений Александрович ФИЛАТОВ
Егор Васильич Курчаев……………………….
Сергей Викторович ПЕРЕГУДОВ
Голутвин……………………………………………..
Александр Маркович НОВИКОВ
Манефа……………………………………………….
Елена Степановна МАРКИНА
Софья Игнатьевна Турусина………………..
Лариса Регинальдовна ЛУППИАН
Машенька……………………………………………
Кристина Алексеевна КУЗЬМИНА
1-ая приживалка…………………………………
Надежда Михайловна ФЕДОТОВА
2-ая приживалка…………………………………
Марианна Геннадьевна КОРОБЕЙНИКОВА
Григорий, человек Турусиной………………
Олег Фёдорович ФЕДОРОВ
СПАСИБО!
Засим остаюсь всем преданный,
по возможности ваш постоянный зритель
октябрь 2007