В. К. Шохин М.: Ладомир, 1995

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Федеральный закон «О средствах массовой информации», 434.9kb.
• Принят Государственной Думой 17 мая 1995 года Одобрен Советом Федерации 21 июля 1995, 404.64kb.
• Аргументы и факты, Фуфырин С., 15. 04. 2009, №16, Стр, 6434.4kb.
• Шохин Александр Николаевич срок выполнения проекта: с 01. 06. 02 по 15. 11. 02 (5,5, 433.48kb.
• Принят Государственной Думой 5 июля 1995 г. Текст Федерального закон, 388.29kb.
• Закон российской федерации, 100.62kb.
• Программа дисциплины Мастер-класс «Теория и практика взаимодействия бизнеса и власти», 388.62kb.
• Пленарные доклады, 68.28kb.
• Государственный университет – Высшая школа экономики протокол, 1118.25kb.
• Відомості Верховної Ради України (ввр), 1995, n 4, ст. 28 )   { Вводиться в дію Постановою, 3355.12kb.

§ 2.

Исторически первое упоминание слова sānkhya, которое мы встречали в "Шветашватара-упанишаде" (VI.13), связывает его, вместе с yoga, со способом "достижения" высшей причины мира. В "Бхагавадгите" санкхья и йога уже вполне четко идентифицируются как два духовных метода обретения высшей цели человеческого существования: они сопоставляются соответственно как "метод знания" (jñāna-yoga) и "метод действия" (karma-yoga), при этом неоднократно подчеркивается, что в конечном счете санкхья и йога суть одно (III.3, IV.33-39, V.5-6 и т.д.). Эти акценты углубляются в "Мокшадхарме", где санкхья и йога также рассматриваются в качестве двух духовных методов, причем в каждом из этих методов есть свои "искусные" специалисты (Мбх. XII.189.4, 194.44, 231.3, 232.1-2), и развивается тема о единстве санкхьи и йоги, коим свойственно приносить одинаковые практические результаты и признавать (уже на умозрительном уровне) некоторые общие космические начала (Мбх. XII.291.17-18, 293.30, 304.2-4 и т.д.). Очень подробно трактуется тема санкхьи как не только особого знания, но и Знания par excellence, способного обеспечить его обладателю путь, ведущий к бессмертию (Мбх. ХII.233.6, 267.38, 290.2-5, 294.26 и т.д.). Это Знание как обеспечивающее "высший путь" становится темой целых пэанов, в которых составители эпоса воспевают санкхью, когда она уже обожествляется и даже приравнивается к Брахману (Мбх. ХII.290.95-110).

С методом знания санкхьяиков ассоциируется и определенная аскетическая практика: "устраненность от объектов чувств – знак совершенства санкхьяиков" (Мбх. ХII.228.32, ср. 231.5, 289.4-5); те, кто следует "всепроникающей, великой санкхье", разрывают связи с плотью, "производящей потомство", и, разрубив "оружием знания" все гунные состояния и привязанности (иными словами, все, что определяет жизнь обычных людей), пересекают глубокий океан страдания (Мбх. XII.290.59-60 и т.д.). Подробно расписываются и результаты реализации того знания, которое предлагает санкхья, – ее адепты достигают и "исчисляют" посредством своего знания регион за регионом различных небожителей, их достоинства и недостатки, восходя на лучах солнца ко все более высоким небесным сферам (Мбх. ХII.290.5-9, 70-75).

Если приведенные контексты понятия sānkhya позволяют идентифицировать его как особого рода мистическое знание, неотделимое от медитации, то некоторые другие – и как определенный умозрительный дискурс. Так, в одной из глав "Мокшадхармы" ставится вопрос, в чем сходны и чем разнятся санкхья и йога (что предполагает уже их неидентичность). Хотя общего у них много – и обеты, и "чистота", и сострадание к живым существам, – имеются между ними и серьезные различия. А именно, если йогины руководствуются по преимуществу "инсайтом", духовным видением, то санкхьяики опираются на какие-то "пособия" (shāstra), вместе с тем различия касаются и их мировоззренческих позиций (Мбх. ХII.289.7,9). В другой главе развивается та же тема – взглядам йогинов (darshana) противопоставляется "объяснение" (nidarshana) санкхьяиков (Мбх. XII.294.26). И даже в "Бхагавадгите", которая отражает преимущественно мистический срез санкхьи, последняя определяется как изыскание для пятеричной классификации элементов любого действия (XVIII. 13-14). Таким образом, санкхья ассоциируется уже не с мистическим Знанием, но с познанием теоретического порядка, реализующимся и в текстовом оформлении соответствующих учений.

Контексты понятия "санкхья" как метода духовной практики, укорененного в особом мистическом знании, позволяют видеть в древней санкхье индийский вариант гносиса – основного типа развитой религиозной эзотерики, в котором определяющее место занимает процесс перестройки сознания адепта посредством его инициации в "тайную доктрину" космогонического и антропологического содержания и "путь восхождения" через освоение недоступных для непосвященных медитативных практик⁶. Каждый из компонентов этой типологизации ведет к определяющим параллелям в наследии древней санкхьи и исторического гностицизма.

"Знание" санкхьяиков как источник спасения – извлечения духовной искры индивида из пелены мирового страдания, обусловленного неведением относительно его истинной природы, совпадает с основными коннотациями самого понятия gnösis, каким оно предстает из гностических памятников⁷. Эзотеризм обеих сотериологических традиций определяется тем, что люди здесь мыслятся как предрасположенные к спасению неодинаково – вследствие своих природных различий. (О спасении, правда, можно говорить в данном случае лишь условно, поскольку при всех исчислениях того, что есть в человеке, не "подсчитан" один весьма немаловажный фактор человеческого существования – грехопадение, не выявляемый в "естественной религии", но освещаемый только при свете Откровения.) Потому в обоих случаях реальные шансы на "освобождение" имеют только лица "духовные" (точнее считающие себя таковыми) и значительно меньшие – "душевные" и "телесные"⁸.

Весьма значительные параллели отмечаются и в "тайной доктрине" индийских и средиземноморских эзотериков. Космогенез санкхьяиков, как и гностиков, никоим образом не мыслится как имеющий личностное "авторство" (тому противоречит нетеистический характер их мировоззрений), но осуществляется в иерархизированном порядке – каждые низшие начала восходят к соответствующим высшим и "нисходят" из них. В обоих случаях способ появления этих начал не может быть описан термином "творение" (что предполагает возможность трансцендентной Личности дать бытие, совершенно отличное от собственного, кому-то и чему-то другому, не прибегая для этого к услугам онтологически однопорядковой ей первоматерии)⁹, но точно описывается в терминах эманации.

При этом конкретные мировые начала у санкхьяиков типологически очень напоминают эоны гностиков, что особенно заметно при параллелях "старших" эонов обеих космогонии. "Непроявленное" санкхьяиков соответствует функционально и понятийно валентинианской "Глубине" (bythos), их Мировой разум – Мировой мысли (ennoia), a Ум – однопорядковому эону noys. Хотя в древней санкхье нет точного соответствия "спариванию" мужеско-женских эонов в виде сизигий, сам контакт мировых первоначал Пракрити и Пуруши дает здесь сущностно важную параллель¹⁰. И в санкхье и в гностицизме антропология не отделена от космологии, ибо, не зная Личности трансцендентной, последователи обеих эзотерических традиций не знают и личности тварной, которая при своем призвании гипостазировать космос была бы отделена от него в своей уникальности и свободе. Поэтому человек мыслится лишь как продолжение макрокосма, а он, в свою очередь, является своеобразным продолжением индивида¹¹. Однако в обоих случаях человек, "распространяя" себя на весь мир, раздвоен и "разложен" изнутри: духовная искра противоборствует в нем с "мраком" его психотелесного агрегата, а последний распадается на "составляющие" в виде различных автономизированных субстантивированных способностей и телесных структур¹².

Параллельны и "пути восхождения" индийских и средиземноморских эзотериков. Начало этих путей – в этико-поведенческом тренинге, который лишь частично включает в себя религиозную практику "обычных людей", середина – в медитативных занятиях, задача коих состоит в усвоении и интериоризации "тайной доктрины", завершение – в достижении мистических "сверхсостояний", посредством которых эзотерик, твердо следующий одному очень древнему совету – "стать как боги", претендует на познание и завоевание божественных сфер¹³.

Типологизация наследия санкхьяиков в контексте гносиса позволяет осмыслить и некоторые закономерности, связанные с текстовой организацией самих источников по древней санкхье. Исследуя композицию версии предания о ней в диалоге из "Жизни Будды" царевича Сиддхартхи и мудрого Арада Каламы, мы обнаружили, что в нем четко различимы четыре основных текстовых узла: 1) обращение ученика к избранному учителю с просьбой разрешить его мировоззренчески-экзистенциальную "пограничную ситуацию"¹⁴, 2) изложение учителем "тайной доктрины", раскрывающей сокровенную структуру макро- и микрокосма особым, "иератическим", недоступным для непосвященных понятийным языком; 3) изложение учителем "пути восхождения", включающего иерархию стадий индивидуальной духовной практики; 4) окончательное посвящение адепта в уже "готовую" традицию "избранников", благодаря которой он может уже сам транслировать ту мистерию знания, в которую его посвятили (второй и третий композиционные узлы рассмотрены в нашей публикации [Шохин, 1987]). При этом обнаружилось, что главный акт этой мистерии, а именно "тайная доктрина", соответствует, собственно, санкхье, а та, что относится к "пути восхождения" – практике йоги (потому оказались правы те составители "Махабхараты", которые утверждали, что санкхья и йога суть одно). "Йогический раздел" включает и определенные образные сравнения, которые могут быть адекватно объяснены только как опорные наглядные картинки для медитации, когда, к примеру, "освобожденный" сравнивается с сердцевиной травы мунджа, извлекаемой из стебля. Сходная четырехчастная композиция выявляется в большом блоке "Мокшадхармы", где излагается диалог мифических царя Джанаки и мудреца Яджнявалкьи (Мбх. XII.298-306) и где "тайная доктрина" включает подробный космо- и антропогенез. Здесь представлены уже целые цепочки "наглядных пособий" по медитации. Два первоначала мира сопоставляются – как бытийно разнородные, но контактирующие – с огнем и жаровней, мошкой и деревом, рыбой и водой и т.д. и даются рекомендации, какой образ подвизающегося йогина следует иметь перед глазами¹⁵.

Элементы этой композиции (которая воспроизводится чаще всего в сокращении) обнаруживаются и в других блоках того же эпического свода (Мбх. XII. 231-232 и др.), где последовательно излагаются санкхья и йога; в преданиях же о древнем учителе Панчашикхе даются прямые рекомендации медитирующему, а в других главах – и целые "наглядные пособия" для него¹⁶. Конечное назначение этих упражнений – перестройка сознания медитирующего, который приучается видеть и мыслить вещи не как "обычный человек" и внедрять в свой менталитет определенные мыслительные структуры¹⁷. Сама частотность указанных композиционных закономерностей и "наглядных пособий" для медитирующего в рассматриваемых текстах подвела нас к выводу о том, что эти тексты моделируют реальные инициации в мистерию тайного знания санкхья-йоги и учебный процесс перестройки сознания адепта в ее реальных школах. Все сказанное обнаруживает соответствия в текстах исторического гностицизма, и это закономерно, поскольку речь идет о самих механизмах работы эзотерической традиции¹⁸.