Берналь диас дель кастильо

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 36

ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРТЕСА

Вскоре после нашего прибытия в Трухильо пришло судно из Гаваны, посланное лиценциатом Суасо, с кое-какими припасами и очень печальными вестями, столь печальными, что больной Кортес громко разрыдался и только на следующий день смог сообщить нам подробности. Оказывается, в Мешико распространен был слух о гибели всей армии; вследствие этого имущество наше было продано с молотка, а индейцы наши переданы другим лицам. Далее сообщалось, что Его Величество, поверив доносам и наветам Альборноса, вновь распалился на Кортеса, и лишь заступничество герцога де Бехара спасло его от полной немилости, во всяком случае, Нарваэс получил патент на завоевание стран вокруг реки Пальмас, некий Нуньо де Гусман¹ назначен губернатором в Пануко, зато старый враг Кортеса, епископ Бургоса Фонсека, умер.

Что касается Новой Испании, то новости были из рук вон плохи. Фактор Гонсало де Саласар и его креатура, Педро Альминдес Чиринос, весьма ловко пустили в ход назначение, неосторожно данное им в Коацакоалькосе Кортесом. Кое-кого из конкистадоров первого призыва они перетянули на свою сторону, а затем повели открытую интригу против обоих заместителей Кортеса, Эстрады и Альборноса, заявляя, что те неспособны, их нужно сместить и заменить ими самими. Пошли ссоры и столкновения, сперва словесные, потом с оружием в руках, Саласар схватил Эстраду и Альборноса и бросил их в темницу. Но от этого распри лишь усилились, не проходило дня без вооруженных стычек; правосудие принуждено было молчать и старший алькальд Суасо вынужденно бездействовал, Родриго де Пас тоже арестован, даже внутри борющихся партий пошли несогласия и раздоры. Воспользовавшись общей неурядицей, восстали сапотеки, зашевелилась провинция миштеков, веедор Чиринос пошел было их усмирять, да так и вернулся ни с чем.

А тут еще усилилась уверенность в гибели Кортеса. Распространил ее, хотя невольно, Диего де Ордас, только что вернувшийся из Испании. Видя ужасное положение вещей, он сам вызвался отправиться за точными вестями, сел на корабль, но добрался лишь до поселения Шикаланго, где полегли Симон де Куэнка, капитан Франсиско де Медина и остальные испанцы, что были с ними, собрал там сведения и вернулся с полной уверенностью в гибели экспедиции Кортеса. Вернувшись в Вера Крус, он письменно известил об этом Саласара, с которым сблизился уже порядочно, а потом поспешил на Кубу закупать коней и рогатый скот.

Саласар, разумеется, не утаивал полученных известий. Множество людей облеклись в траур и, собравшись той же ночью в соборе Сеньора Сантьяго и его внутреннем дворе, недалеко от Тлателолько, там, где раньше было святилище главного идола - Уицилопочтли, отслужили, как полагается, мессу за упокой души Кортеса, доньи Марины, капитана Сандоваля и остальных и поставили памятник. Затем Саласар через герольдов объявил себя губернатором и генерал-капитаном всей Новой Испании и, кстати, разрешил мнимым вдовам избрать себе новых мужей.

Но тут прибыли в Мешико Франсиско де Лас Касас и Хиль Гонсалес де Авила. Они громогласно заявили, что все распространившиеся слухи невероятны и неверны, что Кортес, по-видимому, жив, а если уж случилась такая беда, то не фактору Саласару править Новой Испанией - найдется более достойный. Действительно, они списались по этому поводу с Педро де Альварадо, но тот, видя откровенную тиранию Саласара и узнав, что он давно жаждет его извести, побоялся покинуть свою провинцию.

Саласар давно уже набрал уйму денег, чтоб послать ее, вместе с тайными донесениями, в Испанию, к Его Величеству. Франсиско де Лас Касас, лиценциат Суасо, Родриго де Пас и некоторые другие решили этого не допустить и послали Франсиско де Лас Касаса в Вера Крус, чтоб задержать отправку. Но Саласар их опередил, Франсиско де Лас Касас был схвачен и вместе с Хилем Гонсалесом де Авилой отправлен в Испанию, дабы их там судили за казнь Кристобаля де Олида. Суасо был брошен в тюрьму, а затем навьючен на мула и отправлен в Вера Крус, откуда его перевезли на Кубу, Родриго де Пас был повешен. Несколько более начеку были те солдаты и жители Мешико, которые все еще оставались верны Кортесу. Они забаррикадировались в монастыре франсисканцев, и хотя их было немного, тем не менее, Саласар счел себя в опасности - все оружие было перевезено из арсенала в его дворец, пушки были сняты с кораблей и укреплений для охраны того же дворца, свою же особу он окружил отрядом телохранителей.

Вот что сообщал Суасо Кортесу. Он умолял его быть осторожным, ежели он намеревается отправиться в Мешико, ибо Саласар обвинил его, Кортеса, в подлогах и хищениях, и соответствующие доносы уже пошли к королю. Сообщил он также, что падре Ольмедо, вскоре после ухода Кортеса, скончался, весь Мешико оплакивал его, индейцы не ели три дня, от смерти его и до похорон, а похороны состоялись пышные и трогательные. "Словом, - так кончал Суасо свое послание, - в Мешико срам и ужас. Все погибло. Пишу Вам с Кубы, куда меня, старшего алькальда, сослали незаконно и насильно".

Такие известия исполнили нас и скорбью, и гневом. Даже против самого Кортеса послышались нарекания и жалобы, мы единодушно требовали - немедленно сесть на те три корабля, которые находились при нас, и нагрянуть в Мешико. Но Кортес спокойно и с большим достоинством выдержал наш напор: "Нет, товарищи, с предателями, подобно Саласару, нужно поступать осторожно и мудро. Я возьму с собой пять-шесть из вас и высажусь в какой-либо малой гавани, дабы прибытие мое не разгласилось, пока не доберусь до самого Мешико. К тому же у Сандоваля в Нако немного народу, а ведь ему придется пойти сухим путем, через неспокойную Гватемалу, поэтому, Вам, сеньор Луис Марин, нужно отправиться к нему на подмогу и вместе с ним двинуться в Мешико".

Очень просил я Кортеса взять меня с собой, но он ответил отказом и весьма серьезными соображениями: "Кроме того, нельзя же Вам оставить друга Вашего, Сандоваля". Итак, мы двинулись по назначению. К нам присоединился и Диего де Годой, комендант Пуэрто де Кабальоса, со слабосильной командой, ибо климат в Нако был куда лучше и здоровее. Не скоро и не без опасностей добрались мы до Сандоваля, а затем немедля направились с ним по пути в Новую Испанию.

Кортес сел на корабль в Трухильо, но не в добрый час: дважды он должен был вернуться в гавань: один раз из-за бури, другой - из-за поломки мачты. Болезнь его усилилась, а настроение духа все ухудшалось, и вот он задумал отложить отъезд до более благоприятного времени. Трех конных гонцов послал он к нам, чтоб задержать наше наступление. Но мы встретили это решение с негодованием, посыпались проклятия, брань, клятвы, насмешки - все горели желанием идти на Мешико, и Сандовалю еле-еле удалось уговорить разбушевавшихся подождать хотя-бы до тех пор, пока и Кортес, узнав наше настроение, даст свое согласие. Мы составили соответствующее письмо, затем пришел на него ответ, но без отмены прежнего приказа. Тогда сам Сандоваль поехал в Трухильо, чем сильно обрадовал Кортеса. И все же решение осталось неизменным. Единственное, чего смог добиться Сандоваль, это - в Мешико Кортес отправляет одного из своих близких слуг, Мартина Дорантеса, умного и осторожного человека; он уполномочивается передать управление страной, до возвращения Кортеса, в руки Педро де Альварадо и Франсиско де Лас Касаса, а если их не окажется, то казначея Алонсо де Эстрады и контадора Альборноса, для которых Кортес дал дружеское письмо, хотя в то время уже знал о происках и наветах Альборноса. Сам Мартин Дорантес должен был высадиться между Вера Крусом и Пануко, без всяких провожатых, а корабль, привезший его, немедленно уйти.

Так оно и случилось. Мартин Дорантес благополучно прибыл и, переодетый простым колонистом, пешком направился в Мешико. Бумаги он нес в ладанке на груди. Вскоре он встретил испанцев, хотя и избегал населенные места, но никто его не признал, ибо за два года и три месяца отсутствия он сильно изменился, да и назвал себя бедняком Хуаном де Флечильей.

На четвертый день, под вечер, он пришел в Мешико и направился прямо в монастырь франсискан-цев, где застал множество сторонников Кортеса, в том числе и монахов-франсисканцев, среди которых были фрай Торибио "Мотолиния" и фрай Диего де Альтамирано. Восторг был безграничен, все возблагодарили Бога, когда он объявил себя и предъявил письма, раздались виваты, люди обнимались, чуть не плясали; выходы были немедленно закрыты, дабы никто не узнал о прибытии дорогого гонца, а в полночь привели Эстраду и Альборноса и, обсудив все дело, решили назавтра попытаться захватить фактора Гонсало де Саласара.

Всю ночь длились приготовления, а рано утром все отправились к дому фактора с криками: "Да здравствует король наш сеньор! Да здравствует Эрнан Кортес, который жив, как то свидетельствует его верный слуга Дорантес!" Слыша это, жители выбегали из домов, кое-как одетые, но запасшись оружием. Фактор Саласар приготовил было отпор, пушкари стояли с дымящимися фитилями подле орудий, за ними толпились телохранители, но толпа проникла в дом через балконы, да и гарнизон не очень-то защищался, а пушкари прямо нарочно действовали вяло, и Саласара, выбивавшегося из сил при виде грозной опасности, удалось схватить живьем и посадить в деревянную клетку. Весть о случившемся быстро распространилась по провинциям, а посему вскоре пойман был и улизнувший Чиринос и посажен вместе с фактором.

Сейчас же послали гонца к Педро де Альварадо в Гватемалу, чтоб известить его о повороте дела и просить его прибыть в Мешико, но не прямым путем, а через Трухильо, что было не так уж далеко, дабы побудить Кортеса к наискорейшему возвращению. Спешность была очень нужна, ибо кое-где поднимались уже недовольные, да и Альборнос стал вести себя двусмысленно. Дела с каждым днем запутывались все более, а посему, недолго думая, снарядили еще особый корабль, и фрай Диего де Альтамирано и отправился на нем прямо к Кортесу.

Между тем, заговор все же состоялся, и лишь счастливый случай посрамил его. А именно: слесарь, которому был заказан подобранный ключ для клетки Саласара, в самый последний момент донес казначею Алонсо де Эстраде, который в первую голову должен был быть убит. Тот ринулся по свежему следу и накрыл сборище из 20 заговорщиков, самых главных, вина их была очевидна, и расправа последовала немедленно. При этом выяснилось, что Альборнос был также замешан. Между тем, фрай Диего де Альтамирано прибыл к Кортесу и сумел настоять на немедленном отбытии. Кортес отказался от сухопутного пути, так как ввиду апреля месяца море было спокойно. Решено было подождать лишь капитана Гонсало де Сандоваля, который с 60 солдатами находился в Оланчо, далеко в глубине страны. А попал он туда следующим образом. Люди того Педро Ариаса де Авилы², который строил города в Никарагуа, напали на Оланчо и сильно пограбили окрестности. Теперь Сандоваль должен был их наказать, что он и выполнил, когда его настиг гонец Кортеса. Быстро он вернулся в Трухильо, все время мечтая о Мешико. Но получилась новая задержка. Ко дню отъезда Кортес так расхворался, что не чаял оправиться. Когда же выздоровление наступило, он с нетерпением устремился в Гавану. Переезд был великолепен, а встреча изумительна. Его окружили всяческими заботами, но он уже через пять суток поехал дальше, благо из Мешико пришли добрые вести. Через 12 дней он уже прибыл в Медельин и высадился с 20 надежными товарищами. До близкого Вера Круса Кортес хотел дойти пешком, но на его счастье как раз гнали табун лошадей и мулов, он его задержал и, быстро проехав 5 легуа, прибыл в Вера Крус.

Нагрянул он туда нежданно-негаданно. Было лишь два часа утра, и он со всеми спутниками мог остановиться лишь в местном соборе, который никогда не закрывался. Тут их и увидел ризничий, когда пришел для уборки; Кортеса он не знал в лицо, ибо лишь недавно прибыл из Испании, испугался при виде стольких вооруженных и с громким криком бросился на улицу. Сбежались вооруженные жители и в энергичных выражениях потребовали оставить собор. Кортес ответил им, и тут только его узнали, ибо болезнь и волнения сильно его изменили. Сбежался весь город, ибо всякий спешил принести ему почтительнейшее поздравление. Было тут и немало старых его товарищей, всех он узнавал, называл по имени, жал руки, обнимал и растроганно с ними беседовал. Отслужили мессу и с великим торжеством повели гостя в самое лучшее помещение. Целую неделю отдыхал здесь Кортес, и целую неделю продолжались празднества и ликование.

Не меньшая радость охватила Мешико и всю страну. Отовсюду индейцы, не говоря уже об испанцах, присылали подарки и подношения; дорога в Мешико лихорадочно исправлялась, и на всех остановках воздвигнуты были павильоны. Большие толпы целыми днями ждали приезда, а затем примыкали к Кортесу, так что к Мешико подошло целое войско. Особенно усердствовала Тлашкала и самые знатные люди то пели, то плясали пред Малинче. Танцами же встретили его и касики Тескоко, куда, кстати, выехал и Альборнос, желая такой предупредительностью загладить возможное дурное впечатление.

Из самого Мешико навстречу вышли все власти и все чиновники, во главе с Эстрадой. Оркестры игграли. Касики нарядились в роскошные военные уборы времен Куаутемока. Озеро покрыто было лодками, и отовсюду неслись крики и приветствия. На всех улицах громадного города весь день шла праздничная сутолока и веселая неразбериха, а вечером была иллюминация окон и балконов. Воистину, его приветствовали точно властелина, и еще много дней со всех сторон стекались посольства с подарками из отдаленнейших провинций.

Кортес вернулся в Мешико в июне 1526 года. Уже через несколько дней начался процесс против Саласара, Чириноса и других мятежников. Тянулся он неимоверно долго, и я знаю из хороших источников, что в Испании такая затяжка произвела неблагоприятное впечатление.

КОРТЕС НЕ У ВЛАСТИ

Напомню¹, что в свое время император решил послать лиценциата Луиса Понсе де Леона в Новую Испанию, дабы потребовать от Кортеса полного отчета и, в случае нужды, привлечь его к ответственности. Сборы его длились неимоверно долго, но, наконец, он все же высадился в Вера Крусе. Кортес встретил его с великим почетом, и тот, согласно воле монарха, тотчас вступил в управление всеми делами Новой Испании и секретным образом сообщил Кортесу о всех возведенных на него обвинениях. Кортес легко доказал их вздорность. Но этим дело не ограничилось: фрай Томас Ортис, умный, но лукавый человек, прибывший вместе с лиценциатом, то и дело давал понять Кортесу, что есть еще ряд претензий угрожающего характера и что Луис Понсе де Леон имеет неограниченные полномочия, вплоть до вынесения смертного приговора. Конечно, монах хотел урвать малую толику золота, но Кортес не дал себя запугать, а, наоборот, заявил, что от короля за свои услуги он ждет не кары, а награды.

Затем Луис Понсе де Леон через глашатаев оповестил, что всякий, кто имеет жалобы или претензии, может их предъявить. Началось множество мелких, скучных процессов. До наиболее же крупного и интересного вопроса Луис Понсе де Леон так и не добрался, именно до широкого и справедливого, по мере заслуг, распределения земель между подлинными конкистадорами: он заболел злокачественной лихорадкой и вскоре скончался. Своим преемником он назначил лиценциата Маркоса де Агиляра, но с условием, чтоб он вступил в должность лишь после специального на то разрешения Его Величества.

Новый наместник был человек слабосильный, чахоточный, без всякого веса. Враги Кортеса требовали, чтоб он немедленно продолжал расследования, а друзья, наоборот, указывали, что Луис Понсе де Леон не имел права назначать от себя "наместника", а посему ему придется либо совсем уступить управление страной Кортесу, либо править совместно с ним. Впрочем, сам Кортес противился и той, и другой комбинации.

Как раз в это время прибыли мы, под предводительством Луиса Марина, из Нако в Мешико. Долго мы в Нако ждали известий о Кортесе, но все его и Сандоваля письма перехватывались. Тогда было отряжено 10 всадников (среди них был и я) в Трухильо, но уже в начале пути нам встретились два больных испанца, сообщивших об отъезде Кортеса, затем прибыло и письмо с официальным об этом сообщением. То-то была радость! Мы тотчас же пустились в путь по направлению к Гватемале, где вскоре соединились с Педро де Альварадо и его отрядом. Альварадо тоже был рад, что ему не нужно идти в далекий Трухильо на выручку Кортесу.

Вся страна была объята открытым мятежом. Всюду мы должны были пробиваться силой. К тому же раз нас застигло изрядное землетрясение: земля так тряслась, что многие из нас попадали, но другого ущерба мы не потерпели, хотя толчки продолжались долго и многократно.

Чем ближе к Мешико, тем больше росло наше нетерпение. Из Чалько мы послали гонца, что идем мы, его старые товарищи, числом 80, во главе с Альварадо. На это сообщение Кортес тотчас пустился нам навстречу до Истапалапана, причем участвовали в этом не только свита, боевые наши друзья, но и все власти города. В Мешико, в главном кафедральном соборе возблагодарили мы Нашего Сеньора Иисуса Христа, в доме Кортеса дан был роскошный банкет в нашу честь, а по окончании его нас развели в прекрасно обставленные помещения. Наутро мы были завалены подарками: и от Кортеса, и от Сандоваля, и от многих других. Представились мы в этот день и губернатору Маркосу Агиляру, причем просили его назначить нам энкомьенды с индейцами поближе к Мешико, он охотно соглашался, но указал, что в настоящий момент у него нет еще полноты власти.

Вернулся вскоре с Кубы и Диего де Ордас. За него крепко принялись и сам Кортес, и другие, ибо его легкомысленная доверчивость положила начало всем бедам и смутам. Но он отрицал за собой всякую вину и все сваливал на извращения Саласара и его козни. Впрочем, Кортес быстро помирился с умным и изворотливым Ордасом. Ведь это он, Ордас, заметил раньше других, что с момента прибытия Луиса Понсе де Леона Кортеса чтут и боятся меньше. Он же и дал совет, чтоб Кортес наверстал утраченное: пусть он живет пышнее, как гран-сеньор, пусть принимает представляющихся ему, сидя под балдахином, пусть зовет себя не просто Кортесом, а дон Эрнан Кортес. Скажу прямо, что Кортесу такие советы пришлись по сердцу. Но мы, конкистадоры первого призыва, так и не могли привыкнуть к новым пышным наименованиям; вот и я, в продолжение всей своей книги, называл нашего товарища и полководца просто Кортесом. Да и чем имя Кортес хуже и менее славно, нежели Цезарь, Помпеи, Ганнибал?

Маркоc де Агиляр, губернатор, с каждым днем все угасал, чахотка все усиливалась, а тут привязалась еще лихая лихорадка. Через восемь месяцев его не стало. Своим преемником он наметил казначея Алонсо де Эстраду, но с теми же оговорками и ограничениями, какие указаны были Луисом Понсе де Леоном по отношению к нему самому. Но Эстрада, к сожалению, не сумел использовать даже долю власти. Нуньо де Гусман, бывший в Пануко, с каждым днем все наглел и спокойно нарушал королевские указы, в конце концов он дошел до того, что стал переходить границы Мешико, вмешиваться в его внутренние дела, совершать насилие и даже казнить людей.

При таких условиях городской совет Мешико не раз обращался к Эстраде с просьбой - разделить власть с Кортесом. Но Эстрада уклонялся, да и Кортес этого не хотел, опасаясь новых наговоров и козней. Наконец, решили к Эстраде приставить Гонсало де Сандоваля. Вышло как будто хорошо, но враги Кортеса все же не дремали: выдумывались лживые обвинения, между прочим, будто Кортес отравил Луиса Понсе де Леона, Маркоса де Агиляра и Гарая, а теперь хочет извести еще Саласара и Чириноса.

Подлая эта клевета была записана и отправлена в Испанию, куда только что прибыл контадор Альборнос и еще усилил кутерьму. Откуда ни возьмись, всплыли и прежние обвинения. Словом, император решил: быть Эстраде одному, без помощников, а Саласара и Чириноса освободить и вернуть им все их имущество. Одновременно в Новую Испанию посылался главный командор Ордена де Алькантары, Педро де ла Куэва, чтоб разобрать дело Кортеса по всей строгости законов. Но главный командор так никогда и не прибыл в Новую Испанию.

Между тем, дела шли все хуже. Эстрада ничего не мог сделать с бунтами и восстаниями. Все еще, например, не подчинялись сапотеки и миштеки; войска, посылавшиеся туда, состоявшие из недавно прибывших новичков, были бессильны справиться; пришлось вмешаться опять нам, старым конкистадорам, особенно жившим в Коацакоалькосе, и заняться этим делом.

Куда храбрее зато Эстрада выступал в делах внутренних. Своеволию его тут не было предела. Так, например, в отсутствие Сандоваля, он схватил одного из слуг, кое-как судил его и приговорил к отрубанию руки. Узнав об этом, Кортес разгневался и страшно обрушился на Эстраду. Тот струсил и окружил себя телохранителями, а, кстати, выпустил Саласара и Чириноса, чтоб усилить свою партию. В благодарность за освобождение те дали ему совет - выслать Кортеса из Мешико, что тот и сделал!

Приказ этот Кортес принял с величайшим спокойствием. "Отлично, - заявил он, - я подчиняюсь. Из страны, завоеванной мною и моими товарищами ценою несчетных ран и трудов, изгоняют меня люди, неспособные даже водворить порядок. Хорошо. Отправлюсь в Испанию и изложу Его Величеству все до последнего".

Действительно, он тотчас же покинул Мешико, перебрался в соседний город Койоакан, а оттуда направился в Тескоко и Тлашкалу. Но жена Эстрады, почтенная и умная сеньора, испугалась последствий и заставила мужа помириться с Кортесом, ибо боялась, что последствием будут нескончаемые ссоры и убийства. Дело поручено было дону фрай Хулиану Гарсесу, первому епископу Тлашкалы, уроженцу Арагона, который, сильно встревоженный, встретил Кортеса, дабы как-нибудь уладить дело. Но Кортес был неумолим - он набирал средства для поездки в Испанию, и то же делали Гонсало де Сандоваль и Андрес де Тапия, решившие сопровождать его.

Прибавлю, что за время пребывания Кортеса в Тлашкале у него перебывало множество всякого люда: друзья и боевые товарищи, касики разных племен, жители разных городов. Бывали, конечно, и разные интриганы и авантюристы, предлагавшие ему захватить власть в свои руки, стать королем Новой Испании, ибо никогда, по их словам, условия не были столь подходящими. Но Кортес с негодованием обрывал шептунов, советовавших ему государственную измену, а когда они не сразу успокоились, он двух из них велел посадить в тюрьму, обещая следующих молодчиков прямо уже вешать. С другой стороны, нашлись и другие сеньоры, которые старались натравить Эстраду, сообщая, что Кортес набирает войска, поднимает индейцев. Эстрада опять прибег к дону фрай Хулиану Гарсесу, но тот его успокоил, написав, что никаких наборов нет, а были лишь подлые людишки, которым острастку дал уже сам Кортес: "Эх, сеньор Алонсо де Эстрада, без всякой нужды бросились Вы в омут, изгнав Кортеса!"

Кортес энергично готовился к отъезду: заботу о своих владениях и доходах он передоверил лиценциату Хуану Альтамирано, собрал множество птиц, неизвестных в Испании, двух ягуаров, разные другие диковины, ловких индейцев-акробатов, несколько карликов и уродов. А тут еще пришли письма от друзей из Испании с печальным известием о смерти его отца, Мартина Кортеса, а также о новых наветах и клеветах, так что личное его прибытие становилось все более необходимым.

Кортес сильно опечалился: к трауру по жене прибавился еще траур по отцу. Но это не сломило его рвения - так как не было достаточно кораблей на месте, он велел скупить вновь прибывшие, роскошно обставил их всем, что необходимо для столь высокого и богатого путешественника. Кстати, он объявил, что охотно и безвозмездно возьмет с собой в Испанию всякого, кто пожелает, и будет считать его своим гостем на все время переезда. Так, кроме Сандоваля и Тапии, с ним отправилось много народа.

Переезд был отличный, и уже на 42-ой день показался берег Испании. То было в декабре 1527 года. Якорь бросили близ Палоса, около монастыря Нашей Сеньоры де ла Рабиды. Все, возблагодарив Бога, были вне себя от радости, но она скоро омрачилась печальным событием: Сандоваль, верный соратник Кортеса, захворал уже в дороге, а ныне лежал при смерти в Палосе, в домике позументщика. О таком его печальном состоянии известили Кортеса, но пока слуги были в монастыре Нашей Сеньоры де ла Рабиды, хозяин дома из ларя, подле самой кровати умирающего, взял 13 слитков золота и сейчас же пустился наутек. Сандоваль все отлично видел, но не в силах был помешать, да и опасался, как бы негодяй его не прикончил; когда же прибыл Кортес и послана была погоня, того уже и след простыл, и он благополучно, говорят, перебрался в Португалию.

Сандовалю становилось все хуже, твердо и по-христиански принял он смерть, распределив оставшееся свое добро между сестрой, бедняками и церковью. Душеприказчиком стал Кортес и похоронил его в монастыре Нашей Сеньоры де ла Рабиды с великой честью и искренним плачем. Да простит его Бог. Аминь.

Сандоваль был храбрым, решительным и осмотрительным капитаном. В Новую Испанию он прибыл 22 лет от роду, но скоро, как мы знаем, забрался высоко-высоко, вплоть до одиннадцатимесячного пребывания в роли губернатора совместно с Эстрадой. Росту он был высокого, крепкого сложения, с высокой грудью, широкими плечами, очень пропорциональный, и только ноги его были несколько искривлены. Волосы и борода вились и были русы. Голос имел неприятный: слегка сиповатый, да иногда и шепелявил. Науки он ведал ровно столько, сколько нужно было; завистью, скупостью и жадностью никогда не страдал. От солдат требовал строгой дисциплины, но всегда заступался за них и в походах хорошо о них заботился. Платье носил всегда скромное, солдатское; зато лошадь его была таких качеств, каких я ни до, ни после не видал ни в Hoвом Свете, ни в Испании, все знали его "Мотилью", караковой масти с белой отметиной на лбу и на бабках...

Похоронив Сандоваля, Кортес сейчас же известил Его Величество, герцога де Бехара, графа Карлоса де Арельяну и прочих знатных друзей о своем прибытии и о горестной утрате. В докладе Его Величеству он достойным образом описал Сандоваля, его выдающиеся таланты и заслуги как природного вождя и командира.

Двор с величайшим интересом ждал прибытия героя. Герцог де Бехар и граф де Арельяна бросились к королю и так много и восторженно рассказывали о Кортесе, что Его Величество сменил гнев на милость и издал приказ, чтоб Кортесу всюду по дороге оказывались подобающие почести, торжественные встречи и приемы. Сам герцог де Медина Сидония с великой охотой зазвал Кортеса к себе и лишь через два дня отпустил его на паломничество к Нашей Сеньоре де Гуадалупе². Вот тут-то Кортес и встретился с сеньорой доньей Марией де Мендосой, супругой главного командора [Ордена] де Леона, дона Франсиско де лос Кобоса, которая пребывала в Гуадалупе с большой свитой изящных сеньор, среди которых особенно выделялась ее сестра, редкая красавица. Столь чудесная встреча пришлась по сердцу Кортесу; справив все обязанности паломника, он, несмотря на тройной траур, по жене, отцу и Сандовалю, охотно пребывал в кругу дам, тонким своим обращением и великой своей славой завоевывая все сердца. Да и понятно, где найти второго, столь же образованного, известного, веселого, щедрого и речистого. Много он роздал изящных подарков, разные вещицы из золота, серебра, жемчуга, перьев, лучшие же дары он подносил донье Марии и ее сестре: даже золото в слитках он просил их принять, дабы они могли заказать себе украшения по собственному вкусу. С ними же он из Гуадалупы прибыл ко двору, который в ту пору был в Толедо. А по дороге он устраивал всевозможные празднества и торжества, и столь расположил к себе донью Марию, что она охотно поженила бы его на своей сестре и тогда Кортес без всякого сомнения сейчас же был бы назначен губернатором Новой Испании, но - увы! Кортес уже был помолвлен с доньей Хуаной де Суньигой, племянницей герцога де Бехара.

Донья Мария в своих письмах к мужу без устали расхваливала Кортеса и требовала, чтобы тот всячески повлиял на Его Величество: отменный рыцарь и благородный человек не может не быть самым преданным слугой; пусть король не только не гневается, но вознаградит его по заслугам. Впрочем, и сам король все больше горел нетерпением увидеть, наконец, того, кто завоевал для него обширнейшие страны, кто был предметом стольких похвал и нареканий.

Когда поэтому Кортес прибыл, он, по приказанию короля, был торжественно встречен, и герцог де Бехар, граф де Арельяна, главный командор [Ордена] де Леона и прочие сановники проводили его на аудиенцию. Кортес преклонил колено, но Его Величество сейчас же его поднял, и наш вождь в простой и свободной речи стал повествовать о своем тяжком походе в Гондурас и о предательстве Саласара и Чириноса. Затем он передал королю особо на сей счет составленную меморию.

Король отпустил его очень милостиво и вскоре, разобрав дело, не поскупился на отличия: Кортес был возведен в маркизы дель Валье Оашаки, получил богатые поместья, большой крест Ордена Сантьяго и патент на чин генерал-капитана Новой Испании. Содержание ему, впрочем, установлено не было, почему - не знаю.

Кортес испросил вторичную аудиенцию для принесения благодарности. Но уже через несколько дней он так опасно занемог, что его считали погибшим, и его друзья, особенно герцог де Бехар, уговорили государя посетить умирающего. Столь исключительная милость вызвала немалую зависть, и когда Кортес поправился, многие постарались отвратить от него короля. Они в этом преуспели, ибо сам Кортес стал несколько зазнаваться. Он забыл, что сделали для него главный командор [Ордена] де Леона и его супруга, донья Мария, и признавал как бы одного лишь [герцога] де Бехара. При его посредстве он бомбардировал короля просьбами о назначении его губернатором Новой Испании. Но король не соглашался, будь то по наущению Совета по делам Индий или по совету обиженного главного командора [Ордена] де Леона - во всяком случае, расположение короля все более исчезало, и когда поступила еще новая просьба подобного рода, было велено раз и навсегда покончить с такими домогательствами.

После сего король отбыл в Барселону, а Кортес занялся брачными делами. Свадьба его с доньей Хуаной де Суньигой была отпразднована с такой пышностью, что многие уверяли, будто подобной никогда еще не было в Испании. При сем случае, как мне рассказывали, королева узнала, что драгоценные камни, поднесенные ей Кортесом по приезде, куда хуже, нежели его подарок невесте, и она, уже раньше расхоложенная неблагодарностью Кортеса к прежним его покровителям, главному командору [Ордена] де Леона и его жене донье Марии де Мендосе, теперь окончательно отвернулась от него...

Став маркизом, Кортес послал, между прочим, идальго Хуана де Эрраду в Рим к папе Клименту VII³, предыдущий - Адриан VI - уже скончался 3 или 4 года назад, с богатыми подарками, подробным донесением об открытых и завоеванных землях и просьбой об уменьшении десятины. Подарки приняты были милостиво, особенно понравились индейцы-акробаты; увлекались также реляциями о наших победах и страданиях, прислано было особое благословение за усердное и удачное искоренение язычества, но... сбавки десятины не получилось!

Blog

Берналь диас дель кастильо

Содержание