О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная психология: Хрестоматия: Учебное пособие

Вид материала

Учебное пособие

Содержание Модели групповой структуры. Личность в группе: проблема сплоченности Донцов А.И. Кооперативное поведение. Цели группы. Сходство ценностных ориентации и взглядов. В.Э. Чудновский

Подобный материал:

• О. А. Тихомандрицкая Составители: Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая Социальная, 9061.84kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• Е. М. Дубовская социальная психология малой группы учебное пособие, 5324.13kb.
• Социальная психология, 3058.32kb.
• Учебное пособие Оглавление Введение Раздел Социальная психология как наука Раздел Изучение, 933.46kb.
• Г. В. Социальная психология. М.: Аспект-Пресс, 2003. Безрукова В. С. Педагогика: Учебное, 101.39kb.
• Учебное пособие Тамбов 2008 федеральное агентство по образованию тамбовский государственный, 1607.7kb.
• Учебное пособие 2002, 2794.97kb.
• М. Б. Позина психология и педагогика учебное пособие, 2357.6kb.
• Г. В. Психология делового общения. Бороздина Г. В. Психология делового общения : Учебное, 2307.7kb.

001

Формально-статусное измерение дает представление о субордини-рованности позиций индивидов в системе официальных отношений в малой группе и фактически полностью зафиксировано в штатном рас-писании социальной организации.

Социометрическое измерение характеризует субординированность позиций индивидов в системе внутригрупповых межличностных пред-почтений и репрезентируется как в классическом варианте социомет-рической структуры группы, так и в аутосоциометрической ее моди-фикации. По существу социометрическое измерение в значительной мере является аналогом неформальной статусной структуры группы, и в этом смысле определенный интерес представляют данные, полу-ченные рядом авторов при изучении связи неформального статуса с различными аспектами группового процесса.

Так, внимание некоторых исследователей привлекло соотношение между величиной статуса индивида и степенью соответствия его по-ведения нормам группы, т.е. фактически конформностью <...>. Однако однозначная точка зрения относительно связи упомянутых пере-менных в литературе отсутствует, и в настоящее время скорее можно говорить лишь о многоальтернативной трактовке их соотношения, предполагающей, что: 1) высокостатусный член группы более кон-формен, чем низкостатусный; 2) высокий статус в группе обеспечи­вается полным согласием с групповыми нормами; 3) в отдельных ситуациях наибольшую приверженность групповым нормам де-монстрирует субъект, занимающий вторую по степени престижности позицию в группе; 4) высокостатусному субъекту может быть позво-лено отклонение от групповых норм в попытке способствовать дости-жению групповой цели (феномен «идиосинкразического кредита»). <...> В дополнение к вышесказанному отметим также, что иногда поведе-ние высокостатусных членов группы соотносится не столько непос-редственно с принятыми в ней нормами, сколько с ожиданиями их низкостатусных партнеров, безусловно подверженными влиянию груп-повых норм. В этом случае выделяются два типа ситуаций, в одном из которых акцент делается на продуктивности группы, а в другом — на ее сплоченности. Показано, что в ситуациях первого типа высокоста­тусные субъекты неохотно идут навстречу ожиданиям низкостатусных коллег, полагая, что для достижения групповой цели им необходимо свободно распоряжаться ресурсами группы, и, кроме того, кон-формность к ожиданиям низкостатусного партнера расценивается как угроза положению высокостатусного субъекта в группе. В ситуациях второго типа подобный эффект отсутствует, поскольку считается, что в этом случае конформность к ожиданиям низкостатусных партнеров не препятствует достижению групповой цели и не представляет угро-зы чьему бы то ни было статусу, являясь, напротив, позитивным условием единения группы. Таким образом, в данном случае мы име-ем дело со своего рода двухмерным анализом поведения высокоста-

224

тусных членов группы, соотносимого с некоторым нормативным пла-стом групповой жизни, репрезентированным в соответствующих ожиданиях их низкостатусных партнеров.

Заслуживающим, на наш взгляд, внимания аспектом обсуждае-мого структурного измерения является феномен «генерализации ста-туса», суть которого состоит в том, что статусные характеристики индивидов, связанные с членством в других социальных группах и первоначально внешние к ситуации межличностного взаимодействия в данной группе (своего рода «внешний» статус), будучи привнесен-ными в эту ситуацию, начинают оказывать значительное влияние на особенности разворачивающегося взаимодействия, в частности на «внутренний» статус самих его участников. <...>

Модели коммуникативных сетей, представляющие собой еще одно, коммуникативное, измерение групповой структуры, свидетельствуют о субординированности позиций индивидов в зависимости от располо-жения последних в системах информационных потоков и концентрации у них той или иной касающейся группы информации. Является хорошо установленным фактом, что обладание информацией позитивно и весьма тесно связано с величиной официального статуса индивида в группе и что, как правило, высокостатусным членам группы адресуется больше сообщений и они носят более благоприятный (дружелюбный) харак-тер, нежели сообщения, посылаемые низкостатусным индивидам. <...>

Пожалуй, центральным моментом обсуждаемой проблемы является выяснение эффективности решения группой тех или иных проблем в условиях централизованных и децентрализованных коммуникативных сетей. Изучается также влияние, оказываемое коммуникативными се-тями на возникновение лидерства, организационное развитие группы и удовлетворенность ее членов. Исследования показывают, что, как правило, централизованные сети в сопоставлении с децентрализо-ванными сетями усиливают возникновение лидерства и организаци-онное развитие группы, но препятствуют эффективности решения сложных проблем и уменьшают удовлетворенность членов группы.

Если допустить, что модели коммуникативных сетей в оп-ределенной мере детерминируют групповую эффективность, возни-кает необходимость объяснить, посредством каких факторов это про-исходит. К числу таких факторов, своего рода промежуточных пере-менных, специалисты относят: 1) способность членов группы к развитию организационной структуры; 2) степень свободы, с кото-рой личность может функционировать в группе, имея в виду, что не-зависимость действий члена группы обусловлена не только доступно-стью получаемой информации, но также и всевозможными ситуаци-онными моментами, действиями других членов группы и оценкой воспринимаемой субъектом ситуации; 3) насыщение или информа-ционную перегрузку, испытываемую членами группы в позициях коммуникативной сети; причем особенно чувствительны к насыще-

нию позиции, расположенные в центре сети, и сами централизован-ные сети, чем, кстати, нередко и объясняется меньшая эффективность централизованных сетей в решении сложных проблем; 4) уровень раз-вития малой социальной группы, способный в ряде случаев, как сви-детельствуют материалы работ, выполненных в рамках стратометри-ческой концепции коллектива, существенным образом влиять на вза-имосвязь рассматриваемых переменных. <...>

Позиции социальной власти отражают субординированность вер-тикальных расположений индивидов в зависимости от их способности оказывать влияние в группе. Собственно говоря, феномен социальной власти, изучение которого одним из первых предпринял еще в 40-е годы К. Левин, и означает актуальное (чаще потенциальное) влия-ние, оказываемое одним из членов группы на другого. Причем прояв-ления этого влияния могут осуществляться по разным направлениям, о чем свидетельствуют результаты теоретического анализа, проведен-ного Д. Френчем и Б. Равеном с целью выделения различных типов социальной власти в отношениях между людьми. Всего ими называет-ся 5 таких типов социальной власти: вознаграждающая (способствует вознаграждению другого лица), принуждающая (способствует при-нуждению, наказанию другого лица), легитимная (основывается на допущении, что один субъект имеет узаконенное право предписывать поведение другого субъекта), референтная (в ее основе лежат отно-шения симпатии, эмоционального предпочтения), экспертная (бази-руется на превосходстве другого лица в специальных знаниях, компе-тентности в определенной деятельности). Каждый из перечисленных типов социальной власти предполагает влияние, в одних случаях (на-пример, легитимная власть) носящее более выраженный социальный, а в других (например, референтная власть) — психологический ха-рактер. Заметим, однако, что и такие, казалось бы, сугубо социальные типы влияния, как, скажем, вознаграждающая и принуждающая власть, могут иметь заметную психологическую окраску, если харак-тер вознаграждений и наказаний является психологическим по своей сути (например, определенные их эмоциональные эквиваленты).

Интересно, что согласно материалам эмпирических исследований наиболее влиятельный по тому или иному параметру социальной вла-сти субъект часто воспринимается другими членами группы в каче-стве своеобразного ее коммуникативного центра, ему же нередко при-писывается окружающими большая личностная привлекательность, нежели лицу, обладающему малой степенью социальной власти. Та-ким образом, измерения социальной власти в той или иной мере мо-гут совпадать с коммуникативными социометрическими измерения-ми групповой структуры. <...>

Лидерство является последним из выделенных нами выше измере-ний структуры малой группы. Если, согласно концепции ценностного обмена, рассматривать лидерство как «процесс межличностного вли-

226

яния, обусловленный реализацией ценностей, присущих членам груп-пы, и направленный на достижение стоящих перед группой целей», а лидера — как «члена группы, обладающего наибольшим ценностным потенциалом, обеспечивающим ему ведущее влияние в группе», то правомерно полагать, что в лидерстве отражена субординированность позиций индивидов в зависимости от их ценностных потенциалов и, что весьма существенно, их ценностных вкладов в жизнедеятельность группы. Мы не будем, однако, специально останавливаться здесь на феномене лидерства. Подчеркнем только, что обсуждаемый феномен, взятый в качестве некоторого структурного измерения, наиболее де-монстративно обнаруживает себя в структурах инструментального и эмоционального лидерства. Из приведенного нами обсуждения отчет-ливо видны взаимосвязь и взаимовлияние рассматривавшихся изме-рений. Так, субъекту, занимающему лидерскую позицию в группе, присущ высокий неформальный статус; вместе с тем личность с вы-сокими позитивными социометрическими показателями имеет боль-шие шансы выйти в лидеры, и в то же время лидерство есть проявле-ние психологического влияния, неформальной власти и т.д. Таким образом, каждое отдельное измерение групповой структуры («отдель-ная структура», по выражению М. Шоу) выступает некоторым детер-минирующим фактором развития других измерений («отдельных струк-тур») и в конечном счете — структуры группы в целом. <...>

Модели групповой структуры. Последний из рассматриваемых нами аспектов групповой структуры связан с возможностью либо статичес-кой, либо процессуальной ее репрезентации. Модели, призванные дать представление об относительно инвариантных состояниях групповой структуры, относятся к категории статических и описываются эле-ментами формальной логики и теории графов. К сожалению, эврис-тическая ценность подобного рода моделей пока что крайне невелика и, думается, нет необходимости в специальном их обсуждении.

На наш взгляд, гораздо более интересными являются модели иного типа — ориентированные на процесс и подчеркивающие (правда, далеко не всегда достаточно отчетливо) временные изменения в структуре. Модели продолжают уже упоминавшуюся берущую начало в исследо-ваниях Ч. Барнарда традицию двухмерного рассмотрения малой группы.

Одна из таких моделей — внутренняя и внешняя система Д. Хоманса. Основу данной теоретической конструкции составляют представления о некоторых основных элементах группового поведения, к которым ав-тор относит индивидуальные действия членов группы, их эмоциональ-ные отношения друг к другу (или чувства) и их взаимодействия в виде взаимосвязанного поведения (к этим элементам добавляются еще и груп-повые нормы как определенные стандарты поведения, вырабатывае-мые группой). Постулируется, что между упомянутыми элементами груп-пового поведения имеется тесная позитивная связь, так что изменения в одном из них приводят к аналогичным изменениям в других.

227

Согласно модели Д. Хоманса, каждая группа имеет своеобразную границу, внешней к которой является окружающая среда: физическая, техническая, социальная. Отсюда возникают задачи эффективного фун-кционирования группы во внешней среде, порождаемые требованиями последней и вызывающие к жизни упомянутые выше элементы группо-вого поведения. В своей совокупности они образуют внешнюю систему. Однако жизнь группы не исчерпывается только проблемами, связанны-ми с ее внешней средой. Групповое поведение, первоначально генери-руемое необходимостью решения проблем внешней среды, порождает новый тип поведения, непосредственно внешней средой не побуждае-мый и ориентированный на собственные проблемы группы. Лежащие в его основе элементы (индивидуальные действия, взаимодействия, чув-ства) составляют внутреннюю систему. Таким образом, обе «системы» имеют одинаковое поэлементное содержание, но различаются функци-онально. При этом подчеркивается тесная их взаимосвязь и почти пол-ная невозможность операционального разделения. <...>

Другая ориентированная на процесс двухмерная модель групповой структуры предложена Р. Бейлсом, делающим акцент на взаимодействии ее делового (относящегося к решению задачи) и межличностного (или эмоционального) аспектов. С точки зрения этого автора, возрастающая в процессе решения стоящей перед группой задачи функциональная специализация участников ведет к дифференциации их позиций, пере-распределению в доступе к имеющимся ресурсам и различиям в степе-ни влияния на партнеров. Подобные изменения, вероятно необходимые для более эффективного решения задачи и адаптации к внешней ситу-ации, одновременно создают трудности во внутри групповых отноше-ниях, вызывая напряжения межличностного плана и способствуя воз-никновению дезинтеграционных тенденций. Однако нарастающие на-пряжения в свою очередь порождают давления, направленные в сторону интеграции, и стремление членов группы к единению «работает» как бы в противовес дифференциации, столь необходимой для решения инструментальной задачи. Таким образом, в определенный момент жизни группа попадает в состояние временного равновесия, являющегося не-коей равнодействующей двух противоположных сил.

Проведенный Р. Бейлсом анализ представляет интерес, поскольку указывает на следующее весьма существенное для успешного функ-ционирования группы обстоятельство: групповая структура (в инст-рументальном ее измерении), наиболее эффективная для решения поставленной перед группой задачи, может оказаться неудовлетвори-тельной в межличностном (экспрессивное измерение) плане. И, сле-довательно, необходима соответствующая сбалансированность этих парциальных структурных измерений.

Последняя из рассматриваемых нами динамических моделей груп-повой структуры принадлежит Р. Кэттеллу, широко известному ско-рее исследованиями в области психологии личности, нежели разра-

228

ботками социально-психологического характера. Тем не менее пред-ложенная им концепция группового поведения, получившая назва-ние теории групповой синтальности (под столь необычным названи-ем понимается поведение группы, действующей как целое), относит-ся специалистами к числу достаточно популярных за рубежом. Одним из ключевых в теории групповой синтальности является понятие си-нергии. Предполагается, что каждый индивид, вступая в группу, при-вносит в нее определенное количество индивидуальной энергии, пред-назначенной для развертывания групповой активности. Общее коли-чество этой индивидуальной энергии, имеющейся у группы, и есть синергия. Часть ее (так называемая «синергия сохранения группы»), как считает Р. Кэттелл, расходуется на сохранение существования груп-пы в качестве некоей целостности, а оставшееся количество (так на-зываемая «эффективная синергия») направляется на достижение це-лей, ради которых группа создана. Таким образом, с одной стороны, синергия фактически выступает в качестве своеобразного строитель-ного материала групповой структуры (внутреннего ее каркаса), а с другой — представляет собой фактор, организующий и направляю-щий активность группы вовне ее. По существу это некий динамизиру-ющий момент группового процесса, обеспечивающий его разверты-вание в обеих сферах жизнедеятельности группы. Модель, следова-тельно, обращена к проблеме поиска психического энергопотенциала групповой деятельности, пока еще крайне далекой от сколько-нибудь удовлетворительного разрешения. <...>

Три представленные выше динамические модели групповой струк-туры, продолжающие линию двухмерного ее анализа, конечно, не исчерпывают все возможные на этот счет варианты теоретического конструирования, однако, несмотря на ряд очевидных пробелов (или во всяком случае дискуссионных мест), они, по нашему мнению, являются полезным этапом в разработке проблематики организации группового процесса. <...>

А. И. Донцов

ЛИЧНОСТЬ В ГРУППЕ: ПРОБЛЕМА СПЛОЧЕННОСТИ*

<...> Силы сплочения группы имеют две образующие: во-первых, степень привлекательности собственной группы, во-вторых, силу при-тяжения других доступных групп. Группу вследствие этого можно оп-

* Донцов А.И. Психология коллектива: Методологические проблемы исследо­вания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. С. 39—61.

229

ределить как совокупность индивидов, связанных так, что каждый расценивает преимущества от объединения как большие, чем можно получить вовне. Из этого, строго говоря, необходимо заключить, что любая группа изначально сплочена. Однако, даже если предположить исходную сплоченность, нельзя обойти вопрос, как она поддержива-ется во времени и от чего зависит ее постоянство. В попытках решить его исследователи поставили цель найти средства измерить наличный уровень групповой сплоченности и определить, каким способом его можно повысить.

Техника измерения групповой сплоченности включает два тесно соприкасающихся методических подхода. Первый — измерение эмо-циональной привлекательности членов группы. Он строится на пред-положении: чем большее количество членов группы нравятся друг другу, тем привлекательнее группа в целом, тем выше индекс груп-повой сплоченности. Методический аппарат представлен либо социо-метрической техникой в различных вариантах, либо специальными шкалами симпатии. Социометрический коэффициент групповой спло-ченности — это, как правило, частное от деления числа взаимных положительных выборов на теоретически возможное их количество. При использовании шкал испытуемые оценивают взаимную симпа-тию по континууму с полюсами от «очень нравится» до «очень не нравится». Итоговые индексы вычисляют как среднее арифметичес-кое взаимооценок членов группы.

Второй методический подход — изучение эмоциональной оценки группы в целом — представлен техникой шкал-вопросов. В одних слу-чаях испытуемые дают общую оценку группы: «Насколько привлека-тельна для Вас эта группа?», «В какой степени Вы привязаны к чле-нам данной группы?» В других — оценивают привлекательность соб-ственного членства в ней: «Хотите ли Вы остаться членом данной группы?», «Будь у Вас возможность выполнять ту же самую работу и за ту же самую плату в другой группе, что бы Вы сказали насчет перехода?» Итоговые показатели определяются путем усреднения ин-дивидуальных данных. Оценивая этот методический прием, можно присоединиться к оправданному мнению, что столь «лобовые» воп-росы не позволяют надеяться на искренние ответы. <...>

Нет автора, который не называл бы сплоченность свойством груп-пы как целого, специфически групповым качеством и т.п. Придер-живаясь схемы экспериментальных исследований, приходишь, одна-ко, к противоположному выводу: единственная форма «бытия» груп-повой сплоченности — индивидуальные эмоциональные предпочтения. «Надындивидуальность», «целостность» лишь приписываются спло-ченности: главным способом ее эмпирического изучения во всех слу-чаях остается оценка степени удовлетворенности отдельного индиви-да. Большинство экспериментаторов пытались выявить факторы и де-терминанты сплочения.

230

Репертуар средств поддержания группового единства, предлагае-мых западными авторами, особых неожиданностей не содержит. Эти средства включают, во-первых, все, что способствует повышению индивидуальных «выигрышей» и позволяет членам группы достичь результата, необходимого для удовлетворения их частных интересов. Во-вторых, все, что уменьшает размер «издержек», затрачиваемых каждым в процессе реализации совместной цели. В-третьих, все, что поддерживает у членов группы ожидания получить дополнительные преимущества от пребывания в ней (престиж группы, ясность целей, четкость средств, особые качества составляющих группу лиц и пр.).

Присмотримся к «трем китам», на которых покоятся благополучие и сохранность группы. Внешне их характеристика традиционна: «вы-игрыши», «издержки», «удовлетворенность»... Но возникла и новая не-маловажная деталь: ни «во-первых», ни «во-вторых» не могут быть реа-лизованы вне перестройки функционального взаимодействия членов группы. Оба эти средства интеграции предполагают лучшую организа-цию совместного труда, более эффективную кооперацию, требуют полно использовать умения и компетентность каждого, что исключит дубли-рование усилий и т.п. Только такие меры приводят к радикальному улуч-шению в соотношении «выигрышей» и «издержек» и повышают долю «прибыли» каждого (вследствие того, например, что уменьшается чис-ло лиц, необходимых для решения групповой задачи, либо более адек-ватно задействуются таланты и способности и т.д.).

Итак, хотя продуктивная сторона групповой жизнедеятельности первоначально была вынесена за сферу детерминант группового спло-чения, пусть сквозь призму индивидуального благополучия, исследо-ватели вынуждены ее рассматривать в связи с проблемой интеграции. Иначе и не могло получиться: определив кооперацию как условие существования группы и ее отличительный признак, нельзя проигно-рировать, что самочувствие ее членов зависит от особенностей их со-вместной деятельности. Обращение к реальным условиям функцио-нирования группы вновь заставляет западных авторов вносить коррек-тивы в ими же созданный теоретический миф о группе как сугубо эмоциональной общности. Таким образом, в число факторов, способ-ствующих интеграции, de facto попали явления, относящиеся к обе-им внутригрупповым структурам: и внешней, и внутренней. <...>

Кооперативное поведение. Поскольку кооперация рассматривается как главный признак группы, обратимся для начала к исследовани-ям, выявляющим факторы кооперативного отношения к партнеру. Заметим сразу, кооперация в них понималась не столько как объек-тивная взаимозависимость участников совместной деятельности, сколь-ко как особая форма мотивации. Задана она дилеммой: ориентиро-ваться на собственный выигрыш во что бы то ни стало, пусть и ценой чужого поражения, или учитывать запросы других членов группы, возможно, чем-то поступаясь при этом. Экспериментальная ситуация —

231

игра в условиях лаборатории, как правило, для двух человек, один из которых — «сообщник» экспериментатора. В ответ на непосредствен-ные действия наивного испытуемого «сообщник» придерживается какой-либо предписанной экспериментатором стратегии поведения. По заранее известным условиям игры партнеры могут действовать либо в жесткой, конкурентной манере — рискуя работать только на себя, либо кооперативно — позволяя отчасти выигрывать другому, полу-чать меньше максимально возможного.

Какая стратегия поведения побудит к кооперации партнера, по-началу не выказавшего подобного намерения? Так сформулирована главная задача обширной серии экспериментов М. Дойча. Отправным пунктом при ее решении, согласно М. Дойчу, служит сформулирован-ный им «закон» межличностных отношений, которому автор присвоил собственное имя. Вот что он гласит: «Характерные процессы и эффек-ты, обусловленные определенным типом социального отношения (ко-оперативным или конкурентным), имеют тенденцию усиливать вызвав-ший их тип социального отношения», иными словами, стратегия силы, тактика угрозы или обмана являются как результатом, так и предпо-сылкой конкурентных связей. Сходным образом стратегия общей про-блемы и тактика убеждения порождаются кооперативной ориентаци-ей и акцентируют ее. «Кооперация вызывает кооперацию, конкурен-ция — конкуренцию», — упрощая, формулирует автор свой закон.

Основываясь на этом законе, М. Дойч предложил помощнику придерживаться одной из четырех стратегий. Первая, названная страте-гией «подставь другую щеку», заставляла во всех случаях демонстриро-вать кооперативное поведение, проявлять альтруизм даже в ответ на атаки или угрозы. Вторая — «некарательная» стратегия — требовала ре-агировать оборонительным образом на атаки соперника, действуя так, чтобы «позитивно» противопоставиться его поведению. Третья, имену-емая «устрашительной», вынуждала сообщника отвечать угрозой на любое некооперативное действие, контратаковать, если нападали, но в ответ на кооперацию вести себя кооперативно. Четвертая стратегия отнесена к типу «раскаявшийся грешник»: первые 15 шагов соучастник играл в угрожающей и агрессивной манере, а на 16-м — «умиротворял» поведе-ние, избрав одну из трех предыдущих стратегий. Выбор этих стратегий обусловлен тем, что они представляют, по словам М. Дойча, «три ос-новные позиции выявления кооперации». Стратегия «подставь другую щеку» стимулирует кооперативное поведение путем воззвания к «со-вести» и «доброй воле» субъекта. Стратегия «устрашения» — посред-ством политики «кнута и пряника», вознаграждающей кооперацию и наказующей отступление от нее. «Некарательная» стратегия апеллирует к личному интересу субъекта через позитивные стимулы, позволяет избежать враждебности и тем самым вызывает кооперацию.

Исходные предположения, в целом оправдавшиеся в результате исследования, состояли в следующем: стратегия «подставь другую

232

щеку» вызовет желание «эксплуатировать» помощника эксперимен-татора и приведет к его проигрышу. «Некарательная» стратегия ока-жется наиболее эффективным стимулом кооперативного поведения и приведет обоих партнеров к достаточно высоким результатам. Страте-гия «устрашения» будет наименее действенной, кооперативного по-ведения «наивного» субъекта не вызовет и, более того, спровоцирует низкие результаты игры обоих участников. По поводу стратегии «рас-каявшийся грешник» М. Дойч отмечает, что представить способ пове-дения субъекта довольно трудно. Смена агрессивного поведения стра-тегией «подставь другую щеку» скорее всего вызовет желание ото-мстить и приведет к «эксплуатации», причем большей, нежели бы «сообщник» придерживался ее с самого начала. Не исключено, од-нако, что стратегия «раскаявшийся грешник» будет принята как под-линная и приведет к кооперативному поведению с существенным выигрышем для обеих сторон.

Результаты эксперимента соответствовали гипотезам. Но оказалось, что эффективность той или иной стратегии как средства побудить субъекта к кооперации определяется не столько исходным типом дей-ствий «сообщника», сколько характером ситуации взаимодействия. Так, например, «устрашительная» стратегия неэффективна в условиях ко-операции, а в конкурентной ситуации весьма действенна. В относи-тельно кооперативной ситуации наиболее эффективна «некаратель-ная» стратегия. В целом же действовало правило: чем менее «устраша-ющим» было поведение «сообщника», тем охотнее «наивный» субъект прибегал к кооперативным действиям. <...>

Кооперативная взаимозависимость и возникающие на ее основе социально-психологические феномены — главное условие, по мнению М. Дойча, предотвращения межличностного конфликта, а если он воз-ник — его продуктивного разрешения. Этому способствуют сопутствую-щие кооперации: 1) свобода и открытость коммуникативного обмена, которые позволяют точнее сформулировать проблему, использовать зна-ния другой стороны и тем самым расширить сферу способов решения конфликта; 2) взаимная поддержка действий, убеждение в их оправ-данности и правомерности, которые приводят к ограничению конф-ликтогенных интересов и умеряют потребность отстаивать только соб-ственную точку зрения; обоюдное осознание проблемы, использование талантов каждой стороны уменьшает необходимость дублировать уси-лия; 3) дружелюбие, доверие в отношениях сторон стимулируют кон-вергенцию мнений и увеличивают «чувствительность» к сходству.

Будет ли человек вести себя кооперативно, т.е. учитывать интере-сы партнера по взаимодействию, во многом зависит от того, как он воспринимает его намерения. <...> М. Дойч выдвигает серию гипотез об условиях восприятия намерений другого как альтруистических. По его мнению, «люди склонны интерпретировать намерения других как альтруистические (несущие им пользу), когда верят в любовь с их сто-

233

роны, и не склонны — если этой верой не обладают». Убежденность человека в симпатии другого определяется: 1) объемом «выгод», ранее предоставленных этим другим; 2) частотой их получения в ситуации несходства установок; 3) степенью уверенности в том, что действия другого, пошедшие ему на пользу, не были вынужденными; 4) степе-нью уверенности в благоприятных последствиях действий другого еще до того, как эти действия произведены; 5) убежденностью, что выгода, извлекаемая другим человеком из собственной «благотворительности», менее значительна, чем та, которую получает он; 6) уверенностью, что другое лицо, оказывая благодеяние, несет некоторые убытки.

Как правило, исследователи называют три условия, способствую-щие взаимному доверию сторон. Первое — присутствие так называе-мых «третьих» (нейтральных) лиц. Их главная функция — облегчить участникам взаимодействия, особенно в ситуации конфликта, совер-шение взаимных уступок, причем так, чтобы эти уступки не воспри-нимались как признак слабости и не повышали уровень притязания партнера. <...>

Вторым условием доверительных отношений является характер коммуникативных связей взаимодействующих сторон. Если каждый из партнеров имеет возможность получить предварительную информа-цию о действиях другого, взаимное доверие более вероятно.

Третье условие, от которого зависит степень взаимного доверия, — личностные особенности участников взаимодействия. По-видимому, их влияние является наименее изученным: полученные данные либо не-значимы, либо противоречивы. Самой существенной личностной де-терминантой в исследованиях выступает так называемый «тип личнос-ти», под которым понимается приверженность человека к кооператив-ным или конкурентным методам взаимодействия. Подчеркивается, что у людей, кооперативно или конкурентно настроенных, формируются различные представления о причинах поведения другого человека: «кон-курентный» убежден, что другой также конкурентен, «кооперативный» предполагает в партнере как те, так и другие мотивы. По вопросу о том, женщины или мужчины более кооперативны, треть исследований сви-детельствует о большей склонности к кооперации у мужчин, треть ре-зультатов приводит к противоположному заключению, в оставшейся трети различий не установлено. Однозначно определить соотноситель-ный вес личностных и ситуационных факторов в детерминации пове-дения человека (в том числе и в установлении доверительных отноше-ний) фактический материал не позволяет. <...>

Подводя итоги изучения кооперативных тенденций в поведении членов группы, М. Дойч счел необходимым подчеркнуть, что коопе-рация сама по себе не является панацеей от конфликтов. В ряде случа-ев она может быть даже «преждевременна», и тогда нивелировка раз-личий, акцентирование сходных позиций не только отрицательно ска-жутся на решении совместной проблемы, но и породят излишние

234

трения. Несколько переиначив выражение М. Дойча, смысл этого пре-достережения можно выразить так: узы кооперации до тех пор хоро-ши, пока результативны и не обременительны.

Цели группы. Хотя большинство авторов отмечают, что цели груп-пы являются важным источником ее привлекательности, экспери-ментальные данные здесь малочисленнее теоретических предположе-ний. Важнейшим для понимания роли, которую цель играет в генези-се групповых процессов, является, как утвердилось в литературе последних лет, различение двух ее аспектов: операционального и сим-волического.

Первый предопределен объективным характером цели, стоящей перед группой. Например, степенью ее сложности или простоты, что предполагает в разной мере разветвленную и дифференцированную структуру операциональных (их называют еще функциональными или инструментальными) взаимосвязей между членами группы. Одна цель может требовать большей специализации индивидуальных усилий, более тесной кооперации, чем другая. В этой связи основная направ-ленность социально-психологических разработок состоит в том, что-бы, уточнив заданные свойства цели, определить оптимальную струк-туру внутригруппового взаимодействия, т.е. такую, которая была бы адекватна решаемой задаче. Подобный подход достаточно отчетливо зафиксирован в исследованиях так называемых коммуникативных се-тей в группе. При какой структуре коммуникативного процесса груп-па наиболее эффективна в решении поставленной проблемы? Иначе говоря, как должна быть налажена циркуляция информации в группе (кем, кому и как часто должна передаваться), чтобы группа быстрее справилась с задачей? Еще в конце 40-х гг. А. Бейвелас попытался экспериментальным путем ответить на этот вопрос.

Пять человек рассаживаются вокруг круглого стола, разделенного перегородками на пять кабин, причем так, что люди не видят друг друга. Каждый из них получает карту, на которой напечатаны пять символов из шести возможных (круг, треугольник, звезда, квадрат, крест, ромб). Их задача — определить общий для всех символ. Общать-ся они могут лишь посредством записок, передаваемых через прорези в стенках кабины. Задача считается решенной, когда каждый назовет общий символ. Открывая одни и закрывая другие прорези, экспери-ментатор регулирует циркуляцию информации в группе.

В эксперименте А. Бейвеласа использовались три вида коммуника-тивных сетей: круг (первый испытуемый передает записку второму, второй — третьему, третий— четвертому, тот — пятому, а он — вновь первому; циркуляция возможна и в обратном направлении), цепь (то же, что и в предыдущем варианте, но первый и пятый не связаны друг с другом) и крест (все записки передаются через одного испыту-емого, занимающего центральную позицию, остальные между собой не связаны). В несколько позже проведенных экспериментах Г. Ливитта

235

использовалась та же процедура, но были применены и некоторые другие варианты взаимосвязи.

Оба автора исходили из общей гипотезы, что объективно задан-ная структура коммуникации существенно влияет на поведение чле-нов группы и способ решения поставленных проблем. Позиция испы-туемого в коммуникативной сети, предположили авторы, предопре-деляется количеством информации, которая к нему поступает, а также его возможностью влиять на коммуникативный обмен между другими членами группы. Человек, обладающий большим объемом информа-ции и большей возможностью регулировать ее циркуляцию, выпол-няет более значимую роль в решении проблемы. Эта роль тем весомее, чем центральнее позиция, которую он занимает. В этом случае он ста-новится главным субъектом окончательного решения. Использован-ные виды коммуникативных сетей, таким образом, различались по степени централизации (крест — максимальная, круг — минималь-ная), что, по гипотезе, скажется в эффективности решения задачи. Замерялись время решения, число записок, число ошибок.

В итоге экспериментов выяснилось, что коммуникативная сеть типа крест обусловливает наиболее быстрое решение задачи при общем наименьшем числе записок и ошибочных решений. Кроме того, ока-залось, что индивиды, занимавшие центральные позиции, получили большее удовлетворение от работы в группе, чем находившиеся на периферии коммуникативной сети. Как предположили авторы, это связано с тем, что позиция определяет шансы человека выдвинуться в лидеры группы, т.е. влиять на поведение других, не подвергаясь вли-янию с их стороны. Однако общая удовлетворенность членов группы выше при децентрализованных сетях. <...>

Во всех ли случаях централизованная сеть наиболее эффективна? Обратимся к исследованиям французских психологов К. Фашо и С. Московиси, где этот вопрос выступил основным предметом изуче-ния. Использованная авторами экспериментальная ситуация существен-но отличалась от предыдущей: перед лицом поставленной проблемы группа была вольна структурировать коммуникативную сеть. Никаких ограничений на процесс циркуляции информации и ее вид (письмен-ная или устная) не накладывалось. Проводилось тщательное наблю-дение, которое позволяло отнести реально возникшую коммуника-тивную сеть к более или менее централизованным.

Авторы исходили из предположения, что между характером зада-чи, структурой коммуникаций и способностью группы к решению проблемы существует прямая зависимость. Центральная роль отводи-лась задаче, которая, по гипотезе, обусловливает формирование той или иной сети коммуникаций. Испытуемым предлагалось два типа проблем: одна требовала установить логическую последовательность предъявленных фигур и содержала единственное верное решение; дру-гая предполагала активизацию творческих способностей испытуемых,

236

которые из заданного числа элементов составляли как можно больше различных фигур. Решение первой задачи предполагало выработку стро-гой стратегии, подчиняющейся единым правилам, и было невозмож-но вне тесной координации членов группы. Во второй задаче необхо-димость объединения индивидуальных усилий отсутствовала, напро-тив, она требовала раскрепощения индивидуальной фантазии.

В результате исследования оказалось, что при решении той и дру-гой задачи вырабатывались как централизованные, так и децентрали-зованные сети. Но группы, решающие первую проблему, в два раза чаще приходили к централизации коммуникативного обмена и в этом случае были эффективнее. В группах, обсуждающих вторую проблему, в три раза более продуктивной являлась децентрализованная сеть, и именно она формировалась в первую очередь. Исследователи пришли к оправданному выводу, что лучше функционирует группа, в которой структура коммуникаций и взаимодействий соответствует структуре поставленной задачи. Иначе говоря, когда реально сложившаяся ком-муникативная сеть адекватна той, что оптимальна для достижения цели. Подобная оптимизация естественным образом происходит в про-цессе развития группы. Последующие исследования четко подтверди-ли эту закономерность. <...>

Один из фундаментальных принципов изучения операциональных аспектов цели — разделение их на две категории: цели, где коопера-ция проявляется исключительно в конечном продукте деятельности, и такие, при которых она необходима в ее процессе. В первом случае индивидуальные операции идентичны, осуществляются параллельно и не зависят от последовательности действий окружающих. Во вто-ром — они взаимообусловлены: либо потому, что должны реализовы-ваться одномоментно, составляя компоненты комплексной операции; либо потому, что важна их строгая последовательность, поскольку итог одной операции служит условием начала другой, поставляя ма-териал для дальнейшего преобразования. Такой подход — основа для расчета функциональной значимости каждой операции в производ-стве конечного продукта, а тем самым, по мысли западных авторов, размера вознаграждения, причитающегося отдельным членам группы. Критерием оптимальности полагается не технологическая целесооб-разность кооперации, а то, насколько она способствует позитивному балансу «выигрышей» и «проигрышей» каждого. Чем больше сумма «полезностей», предоставляемых ассоциацией входящим в нее инди-видам, тем привлекательнее, а значит, сплоченнее группа. Четкие и определенные цели, показано в одном из исследований, давая ясное представление о способах их реализации, стимулируют тяготение чело-века к группе, усиливают доброжелательность межличностных взаимо-отношений. Не случайно, как свидетельствуют исследования стиля ру-ководства, начиная с классических опытов П. Липпита и Р. Уайта, де-мократический стиль, создающий дружественную эмоциональную

237

атмосферу в группе, непременно предполагает участие каждого в оп-ределении путей достижения общей цели, ориентировку в перспек-тивах совместной деятельности. Интерпретируя эту закономерность, исследователи объясняют, что особая приверженность к группе про-диктована здесь возможностью дифференцированной оценки «веса» каждого человека в решении общей задачи, повышающей справедли-вость распределения «выигрышей». <...>

Второй, символический, аспект групповой цели стал популяр-ным предметом социально-психологических исследований в последние 10 лет. В качестве центрального был выдвинут вопрос: какую роль играет субъективное восприятие цели членами группы в детерминации совме-стной активности? Как ни странно, значение представлений о цели как факторе регуляции групповой деятельности относительно недавно от-крыто западной социальной психологией. Точнее, существуют два на-правления исследований. Одно, достаточно традиционное, связано с изучением, соответствует ли групповая цель индивидуальным намере-ниям и стремлениям. Общий вывод был весьма банальным: если цель группы отвечает желаниям и уровню притязаний человека, группа для него более привлекательна. Другое направление исследований представ-лено относительно недавними работами французских социальных пси-хологов. Вопрос о цели был сформулирован в нетрадиционном ключе: как зависит деятельность группы как целого от тех представлений, ко-торые сложились об общей цели? Одна и та же экспериментальная за-дача представлялась членам собранных в лаборатории групп по-разному. В одном случае сообщалось, что исследование направлено на изучение процесса совместного решения проблемы в условиях группы, в дру-гом — на анализ творческих возможностей мышления каждого испыту-емого. И в том и в другом случае использовались задачи двух типов: требующие координации совместных усилий и не предполагающие ее, где кооперация затрудняла оригинальность решений.

Исследователей интересовало, будет ли отличаться поведение чле-нов группы в обеих ситуациях? Что окажет более сильное воздей-ствие: задача как таковая или представления о ней? Оказалось, более мощным влиянием на поведение членов группы обладают представ-ления о цели групповой деятельности. В той ситуации, когда цель вос-принималась как общегрупповая проблема, испытуемые вели себя кооперативно, даже если кооперация объективно затрудняла реше-ние. Определение цели как теста на логическое мышление препят-ствовало развитию взаимодействия между членами группы, даже если оно было необходимостью. Самым удивительным было то, что структура внутригрупповых взаимосвязей, возникающих в процессе реализации цели, соответствовала не столько объективным характеристикам за-дачи, сколько ее восприятию членами группы. «Возникающий у чело-века образ задачи, как и группы, к которой он принадлежит, может иметь большее влияние на его поведение, чем объективные условия

238

ситуации», — к такому выводу пришли авторы. В рассмотренных экс-периментах акцент сделан на содержании представлений о задаче, при этом предполагалось, что эти представления идентичны либо сход-ны у всех членов группы. А если бы часть из них придерживалась иного мнения? <...>

Какйя группа более привлекательна для ее членов: та, мнения в которой близки и сходны, или та, где они различны?

Сходство ценностных ориентации и взглядов. Мысль о том, что бли-зость ценностей, установок, позиций может быть основой тяготения одного человека к другому или группе в целом, прочно утвердилась в современной социальной психологии. <...>

Уточним, что представляет феномен, о котором идет речь. Иссле-дователь, выявив систему ценностей и предпочтений человека, зна-комит его с мнениями по тому же поводу, принадлежащими другим людям, и просит оценить возможное эмоциональное отношение к ним. Предъявленные мнения (показываются якобы заполненные дру-гими идентичные вопросники) варьируют от полного совпадения с позицией испытуемого до абсолютного несоответствия с ней. Оказа-лось, чем ближе чужое мнение к собственному, тем симпатичнее высказавший его человек. Это правило имело и обратную сторону: чем привлекательнее некто, тем большего сходства взглядов от него ожидают. Убежденность в этом настолько высока, что разногласий и противоречий с позицией привлекательного лица испытуемые попросту не склонны замечать. Некоторые авторы подчеркивают, что для меж-личностной привлекательности важно не столько действительное сход-ство ценностей, сколько его перцепция. Основным психологическим результатом сходства в ценностях, полагают большинство авторов, является облегчение и интенсификация процессов непосредственно-го взаимодействия и взаимоотношений. <...>

По аналогии делается заключение и об отношении человека к груп-пе: он в большей степени тяготеет к общности, ценности которой разделяет и где его собственные взгляды находят сочувствие и под-держку. Почему человек стремится к людям и группам, с установками и позициями которых он солидарен? Как правило, при объяснении этой закономерности западные психологи используют два рода аргу-ментов. Первый апеллирует к индивидуально-психологическим осо-бенностям личности, второй — к социально-психологическим осо-бенностям группы.

В первом случае утверждается, что поиски согласия с мнением других людей обусловлены потребностью в социальном признании, обеспечивающем личности защищенность и эмоциональный комфорт. Такой позиции придерживается, например, Т. Ньюком, в работах ко-торого понятие «согласие» занимает особое место. «Под понятием «со-гласие», — пишет он, — я подразумеваю ни больше, ни меньше, как существование у двух или более личностей сходных ориентации по

239

отношению к чему-нибудь». Несогласие, полагает автор, сопровожда-ется эмоциональной напряженностью во взаимоотношениях, согла-сие же, напротив, уменьшает возможность ее возникновения. Согла-сие, сходство мнений, если следовать рассуждениям Т. Ньюкома и многих других авторов, — это прежде всего следствие взаимного при-способления во имя душевного равновесия. Близость ценностных ори-ентации в данной схеме выступает не как итог личной убежденности каждого, а как внешнее «приноравливание» поведения к гарантирую-щим спокойствие ценностным стереотипам. Во втором случае необхо-димость согласия объясняется спецификой внутри группового «бытия» человека. Она состоит в том, что он по необходимости взаимосвязан с другими в процессе реализации цели и делит с ними как успех, так и неудачи. Поскольку удовлетворение потребностей каждого обусловлено совместным успехом, а тот, в свою очередь, зависит от согласованности мнений о цели и средствах ее достижения, обеспечение согласованнос-ти становится предметом заботы всех членов группы. Продвижение группы к общей цели порождает, согласно данной концепции, своеобразное «давление к единообразию», состоящее из двух образующих. Первая определена силой индивидуальной мотивации: несогласный с группой человек воспринимает себя как препятствие на пути достижения значи-мой для него общей цели, от которой он ждет персонального удов-летворения. Вторая образующая «давления к единообразию» задана силой общегрупповой мотивации: чтобы достичь цели, члены группы постоянно должны предпринимать усилия, дабы вернуть любого «от-клонившегося» в лоно большинства. <... >

Итак, отказ от императива безусловного индивидуализма как дви-жущей силы поведения? По внешним признакам, возможно, так; по сути, безусловно, нет. Принцип анализа остался тем же, сменилась разве что «вывеска»: на место индивидуального эгоизма подставлен групповой, источником которого является все тот же прагматизм, но уже «совместный».

Корпоративный дух (называемый иногда в специальной литературе «группоцентризмом») утверждается решающей предпосылкой всех форм группового сплочения. И утверждение это отнюдь не случайно. Спло-ченность, по мнению западных авторов, определена двумя основными факторами: степенью привлекательности собственной и иных групп. Группа сплочена лишь при условии, если приверженность индивидов к ней сильнее тяготения к другим группам. Характерна закономерность, установленная многими американскими и западноевропейскими иссле-дователями: внутригрупповая симпатия и сплоченность сопровожда-ются антипатией и враждебностью к другим группам. Наличие подоб-ной взаимосвязи практически никем из западных специалистов не оспаривается, дискуссия идет о том, что является причиной, а что — следствием: внутригрупповое согласие провоцирует межгрупповую враждебность или наоборот.

240

Согласно первой из двух точек зрения, внутригрупповая сплоченность является причиной внегрупповой враждебности. Последовательность рассуждений приблизительно такова. Любая организованная группа не-избежно сталкивается по ходу деятельности с разного рода трудностями и ограничениями. Они порождают напряженность и противоречия в от-ношениях членов группы, накапливаясь, могут вызывать стресс и агрессивность. Полного «выхода» внутри группы агрессивность не име-ет: конфликтуя со «своими», можно оказаться «чужим», да и другие этого не позволят. «Выход» для негативных переживаний и агрессии, однако, должен быть найден. Здесь-то в качестве наиболее подходящей и безопасной «жертвы» и возникает другая — чужая — группа. Противо-речие, несогласие, напряженность как бы выталкиваются за пределы своей группы и приписываются другой, которая начинает восприни-маться как истинный источник неприятностей. Этой другой группе от-ныне и суждено выполнять незавидную роль «козла отпущения». По данным Р. Левайна и Д. Кемпбелла, наиболее полно изложивших рас-смотренный подход, самыми ярыми сторонниками своей и противни-ками других групп являются те члены группы, которые испытывают наибольшие ограничения и трудности.

Вторая точка зрения, как это нередко бывает, противоположна пер-вой: внутригрупповая сплоченность трактуется как следствие межгруп-пового конфликта. Межгрупповой конфликт, предполагающий угрозу извне, мобилизует защитные механизмы группы, отвечающей един-ством на опасность. Ослабление внешней угрозы увеличивает вероят-ность возникновения подгрупп, разрушающих внутригрупповую соли-дарность. Таковы, вкратце, группоинтегрирующие последствия межгрул-повых столкновений, отмеченные одним из основателей американской «конфликтологии» Л. Козером и согласующиеся с мнением многих дру-гих авторов. М. Дойч, в частности, установил, что ситуация межгруппо-вого соревнования стимулирует внутригрупповую сплоченность.

В.Э. Чудновский