Geum.ru

Лео Таксиль. Священный вертеп

Вид материалаДокументы

Содержание


Добрые останки тоже... укрепляют дружбу.
Убирайся с моего места!
Покровитель и подопечный.
Новые подвиги бонифация.
Посмертная месть.
Камни плачут и... пляшут!
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   13
ДОБРЫЕ ОСТАНКИ ТОЖЕ... УКРЕПЛЯЮТ ДРУЖБУ.


Когда все богатство Польши перешло в руки ксендзов, а землю захватили

монастыри и епископства, разоренные крестьяне под предводительством

обедневших дворян стали грабить церкви. Преступно, скажут некоторые. Но

когда вы заставляете мошенника вернуть похищенный им кошелек, разве вас

мучают угрызения совести?

- На помощь! На помощь! - завопили испуганные священники, почувствовав,

что их схватили за горло.

- Иду! - ответил Бржетислав, герцог Богемский, и не замедлил явиться.

Но когда герцог воочию убедился, какие несметные богатства скопились в

церквах и монастырях, и наряду с этим увидел голодный, исступленный народ,

он прикинул:

"Какая из сторон сильнее в настоящее время? Крестьяне. Но, с другой

стороны, священники сказочно богаты. Я был бы вдвойне идиотом, если бы

выступил против последних. Действовать против священников - большой грех, но

и оказать им помощь было бы большой глупостью".

Архиепископ Пражский согласился с Бржетиславом, и они выработали новую,

самостоятельную линию поведения. Они начали захватывать крупнейшие города

королевства, и в первую очередь Гнезно, столицу Польши. Засев в этом городе,

войска Бржетислава принялись обирать местные церкви. Собор в Гнезно считался

одним из самых богатых храмов Польши; главной гордостью собора было

массивное золотое распятие и три аналоя, украшенных драгоценными камнями.

Бржетислав и его епископы не замедлили прибрать их к рукам.

В том же храме находились мощи блаженного Адальберта, которые очень

приглянулись обоим богемцам. Однако местное духовенство, пронюхав, что

Бржетислав имеет виды на святого, решило сыграть с ним злую шутку. Сохраняя

полную тайну, ксендзы ночью вынули мощи Адальберта и заменили их телом брата

Гауденция. Тот тоже был святым, но значительно ниже рангом. Бржетислав и

пражский архиепископ, не заметив подмены, счастливые, увезли мнимого

Адальберта. Польские же ксендзы лишь посмеивались над обманутыми

мошенниками. Радость от удачной операции несколько облегчила горе, которое

они испытали от потери остальных богатств. Ксендзы отлично понимали, что с

почтенным покойником, зная ему цену, в убытке не останешься.

Словом, полное согласие воцарилось между бандитами, и расстались они

друзьями... А благодаря кому? Благодаря Гауденцию.

Можно смело сказать: добрые останки тоже укрепляют дружбу!


ДВА ЧУДА.


Без чудес не бывает религии! Лишь поражая воображение невежественных и

легковерных людей фактами, которые кажутся сверхъестественными, священники в

состоянии утверждать свое господство над умами и навязывать в качестве не

подлежащих сомнению истин самые нелепые

догмы.

Иоанн тринадцатый очень ценил это оружие. Современные летописцы

рассказывают об одном сногсшибательном чуде, совершенном им. Один вельможа

из свиты Оттона считал, что в него вселился бес. Несчастный во время

припадков царапал свое лицо, кусал пальцы на руках и ногах. Император,

опечаленный состоянием своего любимца, попросил папу надеть больному на шею

знаменитую цепь святого Петра, обладавшую будто бы способностью изгонять

бесов. Святой отец согласился, сделал все необходимые приготовления и

разослал приглашения.

В присутствии многочисленной избранной публики на шею больного стали

накладывать одну за другой несколько цепей, похожих на цепь святого Петра,

однако никакого эффекта не последовало. Но едва к больному прикоснулись

"настоящей" цепью - густой дым окутал бесноватого и страшные крики раздались

над его головой. Никто не сомневался, и сам одержимый меньше других, что

вопли испускал сам диавол.

Все очевидцы в один голос завопили о чуде. Любопытно, как бы они

реагировали, доведись им присутствовать на сеансе современного фокусника?

Второе чудо. Иоанн тринадцатый ввел нелепый обычай крестить колокола.

Если крещение ставит своей целью очищение от грехов, то спрашивается, в

каких же грехах мог быть повинен кусок металла? Но если освободить

религию

от всех бессмыслиц, которыми она заполнена, священникам нечего будет

делать.

Согласно некоторым легендам, большой колокол церкви святого Иоанна в

Латеране обладал способностью обращать в бегство бесов. Один монах

утверждает, что был свидетелем такого изгнания.

"Некая молодая девушка, - рассказывает он, - в сопровождении своей

матери направилась в базилику. В то время как они поднимались по ступенькам

паперти, зазвонили колокола, призывающие римлян к молитве. Бедная девушка

тотчас упала в ужасных судорогах, и я заметил, как дух тьмы, выскользнув

из-под края ее одежды в виде новорожденного младенца, быстро испарился в

воздухе".

Разве не поучительно такое чудо? Честная молодая девушка идет к обедне.

Поднимаясь по ступенькам, падает на пол, корчится в судорогах в тот момент,

когда зазвонил колокол. Все свидетельствует о том, что она одержима... или

точнее, была одержима... месяцев девять тому назад.

Но каким образом добрый монах угадал, что "новорожденный младенец",

который выскользнул из-под края одежды девушки, являлся духом тьмы? Мы

скорее склонны думать, что то был маленький ангел, и вместо того, чтобы

отправиться в небытие, он унесен был самой матроной, любовно предоставившей

ему свою грудь. Правда, эта гипотеза бросает некоторую тень на невинность

молодой девушки... Впрочем, не будем шутить. История эта наивна, не правда

ли? И все же, если ее расскажет со всеми подробностями какой-нибудь

церковник, имеющий ясное представление о своей клиентуре, верующие люди

сочтут своим долгом поверить в это чудо!


УБИРАЙСЯ С МОЕГО МЕСТА!


Вскоре после того, как Бенедикт шестой сменил на святом престоле Иоанна

тринадцатого, мужественный римский гражданин Кресченциус призвал народ к

восстанию во имя освобождения отчизны от ига пап и королей.

Кресченциус мечтал воссоздать древнюю Римскую республику, но планы его

заранее были обречены на провал. Церковное владычество, повергнув народ в

невежество, подавляло всякую смелую мысль, все, что хоть в самой ничтожной

степени отклонялось от церковных канонов. И благородная идея Кресченциуса не

могла воплотиться в жизнь.

Чтобы призвать народ к оружию, надо было прежде всего освободить его от

присяги Бенедикту шестому. Кресченциус и остальные руководители движения

предложили убить папу. Бенедикта, такого же изверга, как и самые худшие его

предшественники, задушили в его дворце.

Бесспорно, этот акт был продиктован самой справедливостью. Но в то же

время пылкий патриот-энтузиаст Кресченциус колебался отдать приказ об

убийстве, хотя искренне верил, что от этого шага зависит победа восстания.

Священник, по имени Франкон, поспешил огласить зловещий приказ, но отнюдь не

во имя победы народа:

этот злодей мечтал занять место Бенедикта. Еще на площади раздавался

стук ружейных прикладов, когда одержимый Франкон ворвался в Латеранский

дворец и возложил на себя тиару.

Наглость принесла успех: народ встретил его с ликованием, и он был

провозглашен папой - Бонифацием седьмым. Новый первосвященник, сын диакона и

куртизанки, получивший в наследство гнусные инстинкты, ознаменовал свою

жизнь омерзительнейшими преступлениями. Правда, ему почти не удалось

воспользоваться плодами своего первого злодеяния. Представители

могущественной феодальной группировки, графы Тосканелли, объявили ему войну

не на жизнь, а на смерть, а знаменитые магнаты не останавливались ни перед

чем для достижения своих целей.

Бонифаций обессилел в борьбе с многочисленными противниками.

Ежеминутно опасаясь западни, удара ножа в спину или яда, он решил

бежать из Рима. Разумеется, прежде всего он позаботился о том, чтобы не

отправиться в путь с пустыми руками. Ограбив церковь святого Петра и

обеспечив тем самым себе роскошное и привольное житье, Бонифаций тайком

проник на судно и отплыл в Константинополь.

Похищенные сокровища - дароносицы, распятия, подсвечники, сосуды и

другую церковную утварь - надо было обратить в деньги. Бонифаций мог бы

сбыть свой товар перекупщикам, но грязный мошенник прикинул, что гораздо

выгодней самому заняться торговлей, и вот его увидели на улицах

Константинополя, бесстыдно продающим священный скарб.

Он прожил несколько месяцев на Востоке, беспрерывно предаваясь оргиям

со своими фаворитками и фаворитами;

когда же "доходы" его иссякли, он вернулся в Италию. Мы скоро вновь

увидим его на святом престоле, который он завоюет, убив своего соперника

Бенедикта восьмого. И Рим, привыкший ко всяким ужасам, содрогнется от

злодеяний Бонифация седьмого.


ПОКРОВИТЕЛЬ И ПОДОПЕЧНЫЙ.


Могущественный дом Тосканелли не без труда нашел преемника Бонифацию

седьмому. На апостольский трон прочили одного клюнийского аббата, человека

честного и, стало быть, совершенно не пригодного для этой должности.

Впрочем, эта уникальная личность вопреки настояниям императора Оттона и

императрицы Адельгейды наотрез отказалась от тиары. Другой священник, по

имени Домн, менее щепетильный, поспешил изъявить свое согласие, воссел на

престол и... неожиданно скончался.

После смерти Домна Бонифаций седьмой попытался было захватить престол,

но спасовал перед Бенедиктом, которого поддерживали все те же

Тосканелли. Благодаря столь высокому покровительству Бенедикт седьмой стал

сто сорок вторым папой. Кроме обычных пороков, свойственных представителям

его касты, он отличался невероятным лицемерием. Прикидываясь суровым

аскетом, он, укрывшись от всех в покоях своего дворца, предавался

отвратительным оргиям. Однако стены папской обители оказались недостаточно

глухими, чтобы сохранить тайны папы-распутника.

После короткой и победоносной кампании над греками, пытавшимися

вторгнуться в Калабрию, Оттон вернулся в Рим на рождественские праздники

- в действительности же лишь для того, чтобы успокоить дрожавшего от

страха Бенедикта. Дело в том, что бывший первосвященник Бонифаций вместе со

своими сторонниками беспощадно терроризировал беднягу-папу, да и все римское

население.

Страх, как известно, плохой советчик. Именно постоянный страх,

испытываемый Бенедиктом, толкнул его на дикий поступок, который он совершил

при поддержке своего покровителя.

По настоянию своего питомца его величество император Оттон решил

устроить блистательный пир в ознаменование праздника рождества Христова. Он

пригласил на ужин крупных сановников Рима, а также магистров и депутатов из

соседних городов.

Все было подготовлено для веселья королевских гостей. Великолепно

сервированный стол ломился от изысканнейших яств, лакомые дорогие блюда

сменялись одно за другим, редчайшие вина лились в изобилии. В разгар трапезы

державный человеконенавистник подал знак. Музыка заиграла воинственный марш,

словно призывающий к атаке, и в зал, грохоча сапогами, вошел отряд солдат.

Музыканты смолкли, солдаты с саблями наголо, подобно телохранителям, заняли

место возле каждого гостя, и в мертвой тишине офицер, вынул длинный список,

поименно стал называть каждого приговоренного к

смерти.

Шестьдесят жертв, уведенных с торжественного пира, были тут же казнены.

Между прочим, во время этого дикого представления император и папа

продолжали застольную беседу и, как ни в чем не бывало, посмеиваясь,

потчевали остальных гостей!


НОВЫЕ ПОДВИГИ БОНИФАЦИЯ.


В то время как Оттон и Бенедикт развлекались в меру своих сил и

способностей, Бонифаций, стремившийся к власти и богатству, с помощью

подарков и обещаний вербовал приспешников и усердно сколачивал войско.

Было бы оскорбительно для памяти этого мерзавца думать, будто он хоть

на минуту предполагал сдержать свои обещания. Бонифаций разработал даже

специальную теорию, каким путем устранить в будущем своих кредиторов. Оттон,

убедившись, что друг его Бенедикт вполне успокоился после дикой расправы в

канун рождества, занялся пополнением своей армии как в Риме, так и в его

окрестностях. Греки, объединившись с сарацинами, вновь напали на Калабрию, и

Оттон немедленно двинулся против них. Но при первом же столкновении

итальянцы обратились в бегство. Сражение происходило на морском берегу.

Оттон, прыгнув на баржу, случайно находившуюся поблизости, был ранен. Стрела

оказалась отравленной, и он скончался несколько месяцев спустя.

Стрела была пущена не кем иным, как... Бонифацием, который не счел

зазорным сражаться в рядах неверных.

Бенедикт ненадолго пережил своего покровителя и, сраженный той же

рукой, умер в июле 983 года.

"Уж на этот раз престол наместника достанется наконец Франкону", -

говорил себе Бонифаций.

Увы, и на этот раз он просчитался. Папой стал епископ Павийский,

взошедший на престол под именем Иоанна четырнадцатого.

Но Бонифаций не позволил ему засидеться на престоле. Не останавливаясь

ни перед чем, он пустил в ход остатки всех своих сокровищ на подкуп разного

сброда и вскоре, собрав многочисленное войско, стал полновластным хозяином

Латеранского дворца, предварительно арестовав Иоанна четырнадцатого. Заточив

его в подземелье замка Святого ангела, Бонифаций через четыре месяца

приговорил его к голодной смерти.

А чтобы запугать сторонников Иоанна (если бы таковые обнаружились у

него), Бонифаций привязал труп своей жертвы, в парадном облачении, к

подъемному мосту дворцовой крепости.

Это было совершенно излишне и могло лишь повредить Бонифацию, ибо, по

словам историка Платины, папа, который погиб голодной смертью, сразу вызвал

сострадание и симпатию у народа.

Как только трон оказался вакантным, Бонифаций немедленно провозгласил

себя папой. Учитывая отношение римлян, он не строил никаких иллюзий и

понимал, что только жесточайшими репрессиями и террором ему удастся удержать

власть.

В течение целого года улицы города были обагрены кровью. Бонифаций не

щадил ни врагов, ни друзей - в его глазах все были врагами. Более того,

приспешников своих он особенно ненавидел, ибо не мог забыть тех сумм,

которые ему пришлось истратить на них.

Ужас и отчаяние царили в Риме. Всем грозила одинаковая участь; люди

всех сословий ежедневно спрашивали себя, не пробил ли их последний час.

Кроме обычных палачей, так сказать законных убийц, Бонифаций располагал

шайкой наемников, которые без всякого суда расправлялись с намеченными

жертвами.

А сам Бонифаций? Чем же он занимался во время этой непрерывной резни?

Он развлекался! Вопли жертв тонули в непристойных и бесстыдных песнях его

куртизанок и фаворитов, с которыми он бесчинствовал в своих покоях.

Спустя одиннадцать месяцев после восшествия на апостольский трон

Бонифаций отдал богу свою праведную душу, и сонм ангелов протрубил

вознесение непогрешимого наместника на небеса!


ПОСМЕРТНАЯ МЕСТЬ.


Излишне говорить, что римляне и не собирались объявлять траур по случаю

смерти Бонифация седьмого.

Умер он скоропостижно. Произошла ли его смерть от апоплексического

удара, как утверждают многие летописцы? Весьма возможно: его образ жизни

вполне располагал к смерти подобного рода, если вспомнить о его чревоугодии

и непрерывных оргиях с женщинами; да и в связях с мужчинами он находил

немалое удовольствие. Другие же авторы решительно заявляют, что римляне

освободились от папы с помощью сильнодействующего яда.

Точно известно одно: всеобщему ликованию не было конца. Узнав, что

отъявленный злодей свел счеты с жизнью, простолюдины и знатные вельможи

столпились возле церкви святого Петра. Труп первосвященника вытащили из

гроба и нещадно избили, затем, сняв с изуродованного покойника саван,

поволокли по улицам до площади Марка Аврелия. Там его подвесили за ноги,

сделав мишенью для плевков.

На следующий день решено было устроить ему достойные похороны, сбросив

чудовище в сток для нечистот, и несколько священников, чтобы спасти от

позора главу христианской церкви, ночью стащили труп и наспех похоронили за

пределами города.


СУЕВЕРИЯ.


Перейдем к одиннадцатому веку, отличавшемуся грубым суеверием, диким

фанатизмом и распутством под маской благочестия.

Окончания десятого века во всем христианском мире ждали с трепетом.

Многочисленные пророчества связывали с этой датой конец света и

наступление "страшного суда". Духовенство, естественно, пыталось

извлечь из этого всяческие выгоды.

На пороге близкой и неизбежной кончины люди заботились исключительно о

будущей загробной жизни, о покаянии, способном умилостивить праведного

судью. Самые отъявленные скряги отдавали церкви свои богатства, а

священники, со своей стороны, всячески убеждали паству избавиться от бремени

губительных земных благ, которые, как сказано в евангелии, являются главным

препятствием на пути в рай.

Когда страшный год миновал, многие почувствовали себя оставшимися в

дураках и горько пожалели о безрассудном страхе, побудившем их отдать все

добро церквам и монастырям. Но было поздно! Клир никогда не отдает назад

того, что, пусть даже по ошибке, попало в его карман. Напротив, ремесло

духовенства как раз и заключается в том, чтобы околпачивать недалеких людей,

готовых верить самым абсурдным пророчествам.

В тот век люди предавались магии, колдовству, астрологии; всякое

суеверие воспринималось как нечто совершенно реальное. Надо отметить, что и

священники не отставали от своей паствы. Магия пользовалась такой

популярностью, а невежество было столь велико, что многие церковники сами

занимались всякой чертовщиной, заменяя церковные таинства гаданием и

колдовством.

Запуганный народ верил, что дьявол низложил бога и наступает царство

антихриста.

Про папу Сильвестра второго, пришедшего на смену Григорию пятому,

упорно говорили, что он заключил союз с сатаной. Папа Сильвестр поражал

современников математическими и философскими познаниями, которыми он якобы

был обязан дьяволу. Некоторые летописцы всерьез утверждают, что Сильвестр

достал из Севильи гнусную книгу, заключавшую в себе каббалистические

формулы, с помощью которых Сильвестр заставлял

Люцифера повиноваться себе; что дьявол обещал папе спасти его от

смерти, если он откажется отслужить обедню в Иерусалимском храме. Сильвестр,

- продолжают летописцы, - надеясь продлить свою жизнь, не совершал никогда

паломничества в святую землю и продолжал предаваться кощунственному

колдовству. Однако он испытал на себе, как коварны и обманчивы посулы

дьявола. Однажды, когда святой отец совершал богослужение в базилике Святого

Креста, называвшейся также Иерусалимским храмом, дьявол внезапно возник

перед папой на алтаре и, схватив золотое распятие, знаменитое украшение

часовни, ударил им папу с такой силой, что тот скончался через несколько

минут".

Эта наивная легенда очень точно характеризует силу суеверия, которое

грозило погасить в народе последние искры разума, уже весьма основательно

омраченного религиозными формулами и обрядами.


КАМНИ ПЛАЧУТ И... ПЛЯШУТ!


После смерти Сильвестра второго священники не преминули использовать в

своих интересах легенду о сговоре между папой и дьяволом. Они распространили

слух, будто папа Сильвестр перед смертью покаялся в том, что такой договор

существовал, и попросил приближенных возложить его труп на катафалк,

запряженный белыми лошадьми, добавив, что кони остановятся сами в том месте,

где надлежит его похоронить.

Воля папы Сильвестра была исполнена в точности - кони якобы

остановились перед Латеранским храмом, где останки папы и были преданы земле

со всеми соответствующими почестями. "С того времени, - пишет летописец, -

более шести веков подряд каждый раз накануне смерти первосвященника, словно

предвещая его кончину, стучат кости Сильвестра и плита на гробнице его

покрывается кровавыми

слезами..."

Не правда ли, жуть! Камни плачут кровавыми слезами и кости, как

костяшки домино, прыгают в могиле, будто говорят игрокам: "А ну, кому выпал

шестеричный дубль, - начинай?"

Согласитесь, к подобным вещам надо привыкнуть, не каждый день они

происходят. А если еще представить себе, что испытывает могильный червь во

время работы, видя, как лакомый кусок содрогается, а затем пускается в пляс!

Тут даже безмозглый червяк придет в ужас!

С другой стороны, какой блаженный покой сулит такое чудо любому святому

отцу, тому, кто устремляет печальный взор в будущее, с трепетом ожидая

последнего часа... Ему достаточно перед сном прогуляться к могиле папы

Сильвестра, и, если там тихо, он может вернуться домой и спокойно

предаваться ночным усладам.

Впрочем, не известно ни одного случая, чтобы кто-либо из святых отцов

воспользовался пророчеством и пожелал узнать, когда неумолимые Парки оборвут

нить его суетной жизни.

В середине семнадцатого века при перестройке Латеранского дворца

открыли пресловутую гробницу с телом папы, которую по преданию лукавый

дьявол время от времени превращал в танцкласс. Как говорит легенда, тело

казалось еще живым и благоухало ("0-ля-ля, - воскликнул бы наш Гаврош, -

пока не поздно, пора давать тягу!")... но вдруг луч света озарил тело,

адское пламя вырвалось из него, освещая все вокруг, и тело превратилось в

пепел, остался только серебряный крест да пастырский перстень...

Разгадка проста: пламя - сам сатана, который, как последний дурак,

позволил замуровать себя в гробнице и целые столетья играл в пасьянс с

костями Сильвестра. Разумеется, когда открыли темницу, он поторопился

удрать. Однако всякий благочестивый христианин обязан проникнуться

благодарностью к сатане; ведь, сохранив останки святого отца, дьявол

облегчил работу всевышнему, когда тот начнет воскрешать мертвых в день

страшного суда.

После этого события на могиле Сильвестра не случалось больше ничего

необыкновенного. Священники и тут не преминули объяснить прекращение чудес

то ли колдовством покойного папы, то ли исчезновением дьявола. А в

восемнадцатом веке, когда Монтескье, Вольтер и Дидро опубликовали свои

знаменитые труды, предвещавшие Великую французскую революцию, церковный

историк Муратори издал панегирик Сильвестру. Общий тон всего опуса

характеризует следующее утверждение: "Чудо на могиле Сильвестра не должно

никого поражать, так же как и последующее прекращение его. Ведь сколько плит

на могиле святых, некогда источавших масло и манну, теперь не совершают

таких чудес!"

Но зачем удаляться в восемнадцатый век? Совсем недавно, при обсуждении

закона об обучении в палате депутатов Франции, Поль Берт с трибуны

процитировал ряд религиозных трудов, посвященных вопросам воспитания.

Приведя возмутительные по своей безнравственности цитаты, он воскликнул,

обращаясь к правым:

- Осмелитесь ли вы одобрить подобные предписания и наставления?

И один из клерикалов тут же ответил:

- Мы не имеем права обсуждать то, что написано отцами церкви.

Это заявление было встречено аплодисментами со стороны ультрамонтанской

банды!

Таким образом, позиция церковников ничуть не изменилась за многие

столетия: самые дикие и чудовищные утверждения воспринимаются как должные в

наш просвещенный век, их не оспаривают. Тем хуже для них!

Прогресс гигантскими шагами идет вперед, и недалеко то время, когда

воинствующая церковь, застывшая в своем грубейшем суеверии и фанатизме,

будет выглядеть как едва уловимая точка на горизонте минувших времен.