R, местами nc-17 Жанр : проманс. Предупреждение : Краткое
| Вид материала | Краткое содержание |
- Nc-17 Жанр : romance Предупреждение : упоминания об инцесте. Краткое, 1403.64kb.
- Nc-17 Жанр : angst Предупреждение : dark, насилие, dd краткое, 628.7kb.
- О жанре этой брошюры, 769.28kb.
- Сказка повествовательный фольклорный жанр, он характеризуется своей формой бытования., 665.04kb.
- Тест по творчеству Л. Н. Толстого., 34.62kb.
- Итоговый тест 5 класс Назвать музыкальный жанр, не связанный с литературой: а романс, 20.73kb.
- Тема: Жизнь и творчество Л. Н. Толстого, 55.94kb.
- Блиц турнир «Все о библиотеке и книге», 44.99kb.
- Аврелий Августин, 77.04kb.
- Опорный конспект по теме 8 Предупреждение преступности. Понятие предупреждения преступности, 47.16kb.
Автор: Июль
Бета: ???
Пейринг: Маркус Флинт/Оливер Вуд
Рейтинг: R , местами NC-17
Жанр: проманс .
Предупреждение:
Краткое содержание: как обычно, любовь-морковь.
Disclaimer: каюсь, бессовестно спёр героев у Роулинг, подоконник из фанфика Monti «Давай начнем сначала», эротические фантазии у своего бойфренда. имеются небольшие отступления от канона, но очень незаметные, если не искать специально=)
Глава 1.
День, когда для меня началось что-то.
День, когда для меня кончилось что-то.
В этот день все хранили молчанье.
Таникава Сюнтаро.
Он пришел и сел зеркальным отражением. Одна нога на подоконнике, вторая легко покачивается, не доставая до пола. Руки на коленке, сцеплены в замок. Взгляд затерялся где-то в освещенном луной заоконье. Молчание не тяготит. Оно такое простое и понятное. Если бы он заговорил, Маркус бы ушел. Но Вуд молчит. И Марк молчит. Они просто сидят и смотрят за окно. Каждый сам по себе. Никто никому ничего не должен.
***
Маркус приходит сюда побыть наедине. Давно, еще с первого курса. Это старое крыло, тут и днем не многолюдно, а по ночам даже Филч не заглядывает. К тому же, сюда очень удобно добираться из подземелий. Протиснуться за дряхлый гобелен в тупичке возле кладовки декана, и ты уже на узкой пыльной лестнице. Семь пролетов, отодвинуть такой же древний гобелен, как внизу – и на месте.
Флинта утомляет всегда быть на людях. Занятия, переполненный Большой Зал, квиддичные тренировки, жужжащая как улей гостиная, даже спальня на пятерых. Ни малейшей возможности расслабиться. Всегда собран, всегда надо держать лицо. Иначе нельзя. Сожрут и не поморщатся, растопчут и не заметят. Слабость не прощают. Маркус знает, он сам такой. Поэтому, когда ему надо побыть слабым, он идет сюда. Тут никто не мешает опустить напряженные плечи, стереть с лица злобную ухмылку, расправить нахмуренные брови. Здесь можно даже поплакать, прослеживая пальцем извилистые дорожки дождевых капель с той стороны стекла.
А потом вдруг появился он. Флинт не слышал его шагов, просто он неожиданно материализовался в квадрате лунного света и устроился в дальнем конце длинного подоконника. Марк хотел уйти, но почему-то остался. Они долго сидели молча. И, так же молча, разошлись в разные стороны.
На следующий вечер Вуд не явился. Маркус ожидал почувствовать облегчение, но вместо него пришло разочарование. За завтраком он, сам не зная зачем, отыскал глазами физиономию гриффиндорского капитана. Тот всего на мгновение поднял голову и тут же уткнулся в тарелку. А вечером он снова появился в тихом коридоре и сел на подоконник.
Маркус уже не помнил, сколько продолжались их молчаливые встречи. Прозрачные дождевые слезы на стекле сменили перламутровые кружева изморози, а они все еще приходили по вечерам, чтобы посидеть на разных концах холодного подоконника. Они и без того часто виделись. На совместных уроках Слизерина и Гриффиндора, в Большом Зале, сталкивались во время тренировок. Вуд с вечной застенчивой улыбкой обнимающий какую-нибудь девчонку. Флинт невозмутимый как каменное изваяние, всегда в окружении своих преданных бойцов. Они были словно две параллельные прямые – вроде бы рядом и в то же время абсолютно обособлены. Но по вечерам эти две линии вопреки всем законам геометрии пересекались.
***
Оливер никогда не любил нарушать школьные правила. Но иногда и ему, умнице, отличнику, любимцу факультета, хотелось наплевать на все запреты и пошататься ночному притихшему Хогвартсу. Просто так, без всякой цели. И однажды во время такой прогулки он услышал что-то странное. И вместо того, чтобы развернуться и потихоньку ретироваться, он пошел на звук.
Луна освещала сгорбленные, вздрагивающие от глухих рыданий, плечи и ежик темных волос. Первым побуждением Оливера было подойти, предложить помощь, но парень поднял голову, и Вуд неслышно отступил в тень за пыльной статуей. Он тотчас пожалел, что забрел в этот коридор и увидел то, что никому видеть не полагалось. Потому что парнем, размазывающим слезы по некрасивому лицу, был ни кто иной, как великий и ужасный капитан Слизеринской сборной Маркус Флинт.
Оливер не мог поверить своим глазам. Такого просто не могло быть. Флинт в его представлении не умел плакать, даже человеком почти не был. Да и не похож был на обычного Флинта этот, сидящий на подоконнике несчастный некрасивый мальчишка. Что-то перевернулось в тот момент в душе Оливера. Зажмурившись и глубоко вдохнув, он вышел из-за статуи. Но глухой коридор уже был пуст.
Весь следующий день и еще много дней после Вуд незаметно приглядывался к Маркусу Флинту, надеясь заметить хоть какие-нибудь проявления человеческих черт. Но слизеринский капитан вел себя как обычно, то есть был привычной невозмутимой сволочью со злобной ухмылкой на лице. И тогда Оливер решился – вечером снова пришел в тот коридор. На этот раз Флинт не плакал. Сидел на окне, прижавшись виском к холодному стеклу. Когда Вуд приблизился, он вздрогнул и сделал такое движение, будто хотел уйти. Но остался сидеть на месте. Оливер воспринял это как разрешение и устроился в дальнем конце подоконника. Маркус молчал, и разрушить это молчание Оливер не решался. Он просто не знал о чем можно говорить с Флинтом. Но и тишина была комфортной. Было так спокойно и уютно сидеть рядом с расслабленным, умиротворенным слизеринцем. Казалось, что ничего плохого не может случиться. И слова казались лишними в тишине этого маленького пыльного мирка.
Потом, лежа в постели и слушая приглушенные звуки гриффиндорской спальни, Оливер вспоминал освещенную луной фигуру Флинта. И не мог понять, почему столько лет считал его уродливым. Теперь ему вовсе так не казалось. В памяти всплывали доказательствами различные моменты. Больше всего, конечно квиддич. Как Флинт держался на метле! Она словно становилась частью его самого. Исподтишка Вуд всегда этому завидовал. И частенько подглядывал за тренировками слизеринской команды. Своим он объяснял это тем, что хочет понять тактику врага, но сейчас мог себе признаться, что порой откровенно забывал обо всем, просто любуясь на полет капитана в развевающейся зеленой мантии.
А однажды Оливер явился раньше времени на тренировку. Слизеринцы только-только закончили. Они вывалились оживленной группой из дверей раздевалки, но сразу замолчали, увидев гриффиндорского капитана. Оливер, придав своему лицу независимое выражение, протиснулся, раздвигая плечами наглых парней, которые даже и не думали уступать ему дорогу.
Флинт прошел мимо него из душевой, в одном только белом полотенце вокруг бедер. Оливеру тогда казалось, что он не обратил на это никакого внимания. А что особенного? Будто он никогда не принимал душ вместе с другими парнями. Возле своего шкафчика Флинт повернулся к Вуду спиной и сбросил полотенце. Тогда, в реальности, Оливер просто стоял, ожидая, когда слизеринский капитан освободит раздевалку. Но сейчас он страстно желал, чтобы Маркус оглянулся, кивнул, что-то сказал, дал ему повод приблизиться, дотронуться, провести руками по гладкой влажной коже. Он и не подозревал, что память сохранила столько подробностей – пятнышко родинки на плече, кубики пресса на плоском животе, островок темных волосков на пояснице и смуглые, даже на вид твердые ягодицы. Которые до дрожи в пальцах захотелось обхватить, проехавшись ладонями по влажной спине. И вжаться горячим пахом в чужой пах, почувствовать ответную обжигающую упругость, и ощутить, как сильные, властные бесцеремонные руки стискивают твою задницу. И замереть в предвкушении…
Только никакого предвкушения не получилось. Оливер проснулся, судорожно дыша, в развороченной постели, живот холодило мокрое пятно на пижамных штанах. Лицо заполыхало от стыда, а видения из сна слишком яркими картинками мелькали перед глазами. Оливер застонал и перевернулся, пряча голову под подушку.
Вуд благодарил Мерлина, что в тот день у Гриффиндора и Слизерина не было совместных занятий. А вечером, чтобы только не думать о Флинте, одиноко сидящем на холодном подоконнике, он так загонял на тренировке команду, что взбунтовались все, включая обычно тихого Поттера. Зато усталость была такая, что Оливеру было уже на все наплевать. Но в душевой он вдруг снова вспомнил свой сон во всех мельчайших позорных подробностях. Пришлось мокнуть дольше всех. Иначе шествие через всю раздевалку с гордо торчащим членом могло обернуться совсем не безобидными шуточками братьев Уизли на много недель вперед.
Конечно, никуда он в тот вечер уже не потащился. И, лежа в кровати за задернутым пологом, клялся себе, что вообще забудет дорогу в заброшенное крыло. Но утром во время завтрака вдруг встретился взглядом с черными непроницаемыми глазами Флинта. И часов в десять, после того, как опустела гриффиндорская гостиная, он тихонько выскользнул через портрет и пошагал туда, где молча сидел на подоконнике Маркус.
Глава 2.
У каждого свое сокровенное в сердце,
И, не умея выразить это словами,
Каждый бережно хранит свою тайну.
Таникава Сюнтаро.
***
У Вуда была странная улыбка. Виноватая и снисходительная одновременно. Она словно бы говорила: «Ну, извини, что я такой весь из себя замечательный. Я не специально». Эта улыбка безумно злила Марка. Может быть потому, что никогда не была адресована ему лично… Впрочем, Флинту вообще мало кто улыбался. Тем более искренне. И нельзя сказать, чтобы его это как-то волновало. До недавнего времени. Может быть, именно поэтому та улыбка Вуда так выбила его из колеи.
Тренировка закончилась, внизу толпились грифферы, но уж очень не хотелось возвращаться в родные сырые и холодные подземелья. Кто-то предложил сыграть команда на команду. Как ни удивительно, гриффиндорцы согласились. На двух трибунах расположились фанатки Поттера и Вуда. Если на первых Флинту было откровенно наплевать, то вторые его ужасно раздражали. И это была вовсе не зависть. У Маркуса тоже были фанатки – несколько слизеринских малявок и толстая Гаррисон, пятикурсница с Хаффлпаф. Только они никогда не приходили на тренировки, и уж конечно не верещали при каждом более-менее удачном броске. Флинт сплюнул презрительно в сторону трибуны и в упор посмотрел на Вуда. Тот почему-то не отвел глаз. Просто взял и улыбнулся. Даже не своей обычной улыбкой, а как-то по-новому. Задиристо, открыто, весело. Он что, издевается? Марк понесся прямо на Вуда, а тот летел ему на встречу, не собираясь сворачивать. «Мы сейчас столкнемся!» - думал Флинт, но почему-то не мог заставить себя повернуть метлу в сторону. И отвести глаз от улыбающегося Вуда тоже не мог.
Самого удара он не запомнил. Только треск ломающихся метел, боль в ребрах, холод сугроба. И горячее хриплое дыхание Вуда где-то у виска. И его губы возле уха. Марку показалось или он смеялся?
Потом выяснилось, что у Флинта кроме трещин в ребрах, вывихнута щиколотка. У Вуда – сломана рука. Их обоих доставили в лазарет, команды сидели вокруг своих капитанов, переругивались в полголоса, пока их не разогнала мадам Помфри. Она напоила пострадавших костеростом, выдала распоряжения, расставила на тумбочках склянки с лекарствами и ушла, загасив свечи. Неожиданно стерильная больничная палата стала похожа на их пыльный заброшенный коридор. В ней было так же пустынно, такие же квадраты лунного света на полу. И так же, никого, кроме двух парней.
- Почему ты не свернул? – Маркусу показалось, что его шепот прозвучал слишком громко.
- Но ведь и ты не свернул… - ответил Вуд. Тоже почему-то шепотом. И после непродолжительной паузы добавил. – У меня есть карты. Сыграем?
- Давай.
***
Оливер никогда не думал, что в его жизни может быть всё так плохо. Точнее, «всё» было хорошо, а плохо только одно. Но это «одно» было ужасно настолько, что Оливер совершенно переменился. Друзья всерьез опасались за Вуда и постоянно пытались вызвать его на откровенный разговор. Но именно об ЭТОМ Оливер и не мог с ними поговорить. Вообще ни с кем не мог. Даже думать об этом было стыдно. Но не думать тоже не получалось. Поэтому Вуд мрачнел день ото дня, плохо спал, даже учебу запустил. И все из-за своих проклятых снов.
От еженощных очищающих заклинаний середина его простыни стала жесткой и сероватой. И еще, он теперь каждый вечер накладывал Заглушающие на свой полог, после того, как однажды утром в умывалке пацаны с хохотом пристали к нему с расспросами:
- Признавайся, Олли, кто тебе снился! Кто она? Ты тааак стонал!
Тогда Вуд вяло отшутился. Ну не рассказывать же им было, что ему снился Флинт, прижавший его к стене раздевалки и по-хозяйски запустивший руку Оливеру в штаны.
На самом деле Вуд вовсе не хотел воплощений своих эротических фантазий в реальности, как мечтали почти все пацаны. Наоборот, он стремился стать нормальным. Он одолжил у Питерса порножурнальчик и по вечерам сосредоточенно разглядывал обнаженных красоток. Но ни блондинки, ни рыженькие, ни брюнетки, зазывно потряхивающие круглыми грудками и соблазнительно разводящие точеные ножки не возбуждали его. Оливер отчаянно воображал себе пламенный секс с самыми горячими девчонками, но его член упорно отказывался реагировать. Зато, стоило представить себе Флинта в мокрой от пота майке, как пижамные штаны моментально натягивала эрекция.
Все это просто убивало Оливера. Он не прекращал встречаться с девушками, в которых у популярного квиддичного капитана никогда не было недостатка. Только теперь ему приходилось закрывать глаза и фантазировать, что он целуется с Маркусом. Это неизменно срабатывало. А однажды он кончил от одного поцелуя, просто представив Флинта, медленно натягивающим квиддичную перчатку. Инесса Каминг приняла это на свой счет и целую неделю ходила, горда собой.
Не смотря на все это, Вуд продолжал по вечерам ходить в заброшенное крыло, словно пытаясь что-то себе доказать. Там он будто снимал с себя все, накопленное за сутки напряжение и мог просто побыть самим собой. Почти не скрываясь пялиться на Флинта. И не чувствовать себя при этом ущербным извращенцем – ведь больше там и смотреть-то не на что. В присутствии Марка буйные фантазии куда-то исчезали. Хотелось чего-то совсем невинного – поцелуя в щеку, легкого прикосновения, да что там, хотя бы простого рукопожатия. Но хотелось нестерпимо, до тошноты, до тянущей боли где-то под диафрагмой.
Когда на той тренировочной игре Флинт сам посмотрел на него – просто посмотрел, без издевки, без подначки, без обычной злобной ухмылки, Оливер не смог сдержаться. Помимо воли расплылся в радостной счастливой улыбке. И уже лежа в сугробе, он не чувствовал ни холода, ни боли в руке, ни сломанных ребер. Он мог ощущать только тяжесть тела Марка и его щекочущее дыхание, обжигающее ухо.
Глава 3.
В жизни главное вовсе не сами песни,
В жизни главное – излить душу…
Таникава Сюнтаро.
***
Вуд был странный. По другому и не скажешь. Сколько Маркус не думал, он не мог понять, что ему нужно. Зачем он приходит? Чего хочет от Марка? Если бы Вуд пытался как-то подружиться, расположить к себе Флинта, это было бы оправдано. В борьбе за победу в матче все средства хороши. Вот так сблизишься с человеком, а там, глядишь, у него рука не поднимется запустить в тебя бладжером. Это конечно не про Маркуса, но Вуду откуда об этом знать? Так ведь нет, приходит, садится на подоконник, молчит. Марк думал что-то изменится после лазарета, когда они чуть не целую ночь играли в карты, трепались о квиддиче, об одноклассниках, об учителях. Но это было там, в больничной палате, где они сидели на одной койке, укрывали ноги одним одеялом, почти синхронно шипели от приступов боли, когда действовал костерост. Там все было просто и понятно – два недруга заключили временное перемирие в связи с обстоятельствами. Утром они разошлись по своим факультетам, как ни в чем ни бывало, но Марк ждал, что вечером Вуд решит продолжить их непринужденное общение. По крайней мере, это было бы в духе Вуда. Честно сказать, Марк и сам был не против. С Вудом легко. Он смеялся над шутками Маркуса и сам шутил, но необидно, не оскорбительно. С ним интересно было поговорить обо всем на свете и особенно о квиддиче – их общем увлечении. И главное, он не заискивал, не подлизывался, как те, кто боялись Марка и не задирал нос, как те умники, что считали Флинта тупым спортсменом, бладжером по голове ударенным.
Но чертов Вуд обманул ожидания. Он опять замолчал. Это было странным, немного обидным, но почему-то правильным. Как будто возвращение домой. Только Марку уже хотелось чего-то большего.
***
Приближалось Рождество, и Оливер с удовольствием предвкушал отъезд. Праздники в Вуд-холле всегда проходили шумно и весело. Множество родственников со всей Шотландии, ежедневные пирушки, бесполезные забавные подарки всем и ото всех, едкие подначки дядюшки Роджера, вечно подгорающие, но неизменно вкусные пироги тетушки Рэйчел, обязательная драка кузенов Джека и Бобби, снежная горка во дворе, домашний квиддич без всяких правил, фейерверки и, конечно, огромная ель, которую украшали все вместе и кто во что горазд. Такое Рождество Оливер обожал и всегда сочувствовал тем, кто был вынужден оставаться в Хогвартсе на каникулах.
Но в этом году все это будет без него. Он шел на завтрак и увидел, как Маркус Флинт заносит свое имя в пергамент, висящий у дверей Большого Зала. Список тех, кто проводит каникулы в школе, был коротким. А с их курса вообще один Марк. Тогда Оливер взял перо, зажмурился, представляя реакцию родственников, выдохнул и аккуратно вывел «Оливер Вуд».
Уже на следующий день его завалили вопиллерами тетушки и кузины. Мама прислала недоуменное обиженное письмо. Оливеру пришлось выдумать несуществующие задолженности по трансфигурации и зельям, из-за которых он просто не сможет спокойно отметить праздники дома. Мама ответила расстроенным посланием, а отец передал увесистую пачку «полезных» книг из домашней библиотеки. В результате этой переписки Оливер почти пожалел о своем скоропалительном решении. Но вечером, когда все наконец разъехались и он остался один в спальне он понял, что поступил правильно. Что стоят какие-то там подарки и семейные ужины по сравнению с двумя неделями свободы спать за незадернутым пологом, не следить за своим лицом, а главное, возможностью пойти на встречу с Флинтом не придумывая оправданий своему отсутствию.
***
Маркус отложил в сторону пергамент. Ничего нового отец не написал. Как и прежде – нашему хозяину, Темному Лорду сейчас, как никогда, нужны молодые свежие силы… занимайся… остерегайся… будь готов принять… высокая честь… И, конечно, мистер Малфой то, мистер Малфой сё… А хоть бы раз поинтересовался как идут дела у сына, как учеба, как квиддич.
Спорт? Да, это хорошо, развивает силу, ловкость, выносливость. Это нужные качества, боевики сейчас у Лорда на вес золота. Школа? Только для того, чтобы Хозяин позволил принять Метку. Отец сам принял прошлым летом, и Марка приволок. Но Темный Лорд отказал – ему, мол, не нужны маги-недоучки. Теперь отец ждет-не дождется, чтобы Маркус закончил Хогвартс. А хочет ли сын стать боевиком, разве Флинта-старшего волнует? И уж конечно ему наплевать, что Марку пришло приглашение во второй состав Соколов Сеннена. Квиддич – это потом, после победы. Ну, или сейчас.
Марк вынул из-под кровати сумку с формой и отправился на стадион. Было непривычно и странно тренироваться одному. Поле казалось слишком пустым, мячи малочисленными, метла тихоходной. «Может быть Вуда позвать?» - мелькнула мысль, но Марк тут же ее отбросил как бредовую. Но, когда ожидал, покуда бладжер долетит к нему с противоположной половины поля, мысль снова вернулась. Целый вечер Флинт бурно спорил сам с собой, приводил себе аргументы за и против. И решил наконец – а почему бы и нет? Если конечно Вуд согласится.
Вуд согласился! Правда, Марку с таким трудом удалось это выяснить! Он собирался вечером просто предложить Вуду потренироваться вместе. Казалось бы, что такого? Но почему-то каждый раз при попытке заговорить у Маркуса перехватывало дыхание. Он судорожно сглатывал и не произносил ни звука. Несколько минут собирался с силами, морально готовился и… опять всё повторялось. Только когда Оливер соскочил с подоконника и собирался уходить, Флинт отважился и, словно ныряя в ледяную воду:
- Вуд, может завтра вместе потренируемся?
- Хорошо, тогда сразу после завтрака? – и так спокойно, будто для гриффиндорского капитана тренироваться вместе с слизеринцами обычное дело.
- Договорились. – голос Марка едва не срывается на фальцет. Вуд уходит, и Марк вытирает рукавом взмокший лоб – словно девушку на первое свидание приглашал… Хотя нет. Тогда он так не волновался…
***
Завернув на негнущихся ногах за угол, Оливер остановился и без сил сполз по стенке. Ноги дрожали, щеки горели, сердце колотилось, вот-вот выскочит из груди. «Он сам, САМ! меня позвал!!!» Оливеру хотелось пуститься в пляс, устроить фейерверк, заорать во все горло, короче, сделать какую-нибудь глупость. Голос рассудка нашептывал кисло: «Это ничего не значит. Просто все слизеринцы разъехались, и Флинту не с кем тренироваться. Лично ты тут ни при чем», но Оливеру не хотелось к нему прислушиваться.
Утром он проснулся еще до будильника. Столько времени в душе он еще никогда не проводил. Два раза помыл голову, почистил уши, а зубы аж три раза, даже сбрил свою гипотетическую щетину и побрызгался одеколоном «Чародей» подаренным кузиной Лоттой на прошлое Рождество. При этом Оливер радовался, что все старшекурсники разъехались, иначе ему не миновать бы расспросов, или даже допросов с пристрастием. Ведь так тщательно он не готовился ни к одному свиданию. Свиданию? Свиданию… О, Мерлин!