Статьям вплоть до кислородного голодания
| Вид материала | Статья |
- Статьям вплоть до кислородного голодания, 5814.17kb.
- Геннадий Дмитриевич Бердышев Теория и практика голодания ради здоровья и долголетия, 6337.41kb.
- Методика лечебного голодания по Бухингеру, 67.58kb.
- Сравнение существующего водно-химического режима рбмк с водородно- кислородным вхр, 11.6kb.
- 18. 1 Исполнение консолидированного бюджета кчр1 по статьям доходов и расходов, 68.41kb.
- Краткий отчет по отдельным статьям бухгалтерского баланса По состоянию на 01. 10. 2011г, 44.8kb.
- Если использовать разности высших порядков вплоть до n-го, то разностное уравнение, 1187.79kb.
- Ефименко Галина Евгеньевна Бурцева Дарья 9 гоу сош 1250 исследование, 98.92kb.
- Комитет по экономическим, социальным и культурным правам Сорок третья сессия, 190.13kb.
- Сухое голодание (методическое пособие), 231.33kb.
x x x
Дом культуры гремел музыкой. В зале пульсировали и вращались цветные
лучи фонарей. Мелькали лица, руки, джинсы и кружева. Густая масса фигур
самозабвенно отдавалась ритму. Саксофонист лопался от собственной
виртуозности. Вечерняя свежесть сочилась в окна.
Объявили белый танец. Невысокая темноволосая девушка пригласила Сашу.
Она танцевала старательно. Скованно улыбалась. Иногда поглядывала на
него необъяснимо пристально.
- Не узнали? - спросила она, когда стихла мелодия.
- Извините... Кажется, нет. - Он пытался припомнить, где видел эти
светло-карие глаза, чуть выдвинутую нижнюю губу...
- А ведь два года вместе работали, - печально и вызывающе сказала она.
- Меня зовут Олей, Саша...
Стоящий в толпе у стены Боря мог наблюдать, как беспорядочная мимика
его друга отразила гамму чувств от непонимания до ошеломления.
- Я теперь живу здесь, - отвечала Оля. - А ты как очутился?
- Летаю, - веско бросил Саша и устыдился бахвальства.
- На чем?! - изумилась в свою очередь она. Малиновая планка заката
тускнела под синим облаком. Теплый ветер нес тонкую горечь ночных цветов,
белеющих в скверах. Невидимая в листве птица вызванивала трели.
Они гуляли по спящему городу. Они знакомились заново. Все стало иным,
чем раньше, и сами они друг для друга стали иными, и другим стало то, что
между ними было, да ничего и не было, это для нее было, а для него ничего не
было - но теперь что-то возникло: Оля была из той, прошлой, жизни, с другого
берега, и теперь она словно переправилась вслед за ним на этот берег, и от
этого возникала какая-то близость, подобная чувству сообщничества.
Она здесь случайно, поведала Оля, надоело все, захотелось куда-нибудь
уехать; он знал, что это неправда, но оттого, что она ничего не говорила об
истинных причинах переезда (как он их понимал), он был ей признателен - за
то, что она ни к чему не обязывала его своей жертвой, он ей ничего не был
должен, душу его ничто не тяготило - не тяготила моральная ответственность
за тот труд жизни, который она совершила ради него. Ему было легко и просто
с ней - еще и потому, что в глубине души он отлично понимал, что она
переехала из-за него, и это рождало в нем гордость и сознание своей
значительности, это были приятные чувства, и он ощущал к ней приятную, ни к
чему не обязывающую признательность.
Он не любил ее, а потому не боялся сделать ей больно, не тревожился о
боли ее души, и даже наоборот - втайне мужское самоутверждение искушало его
причинить ей боль и этим подтвердить свою значительность, свою власть над
ней, выглядеть сильным мужчиной, суровым и лишенным сентиментов.
И как бы само собой случилось, что он рассказал ей все. Теплая звездная
ночь, молодость, одиночество и груз переживаний побуждают человека
выговориться, открыться кому-то... Выговориться, чуть приукрашивая события в
свою пользу, стремясь показаться в выгодном свете - чтобы поняли и оценили.
В исповеди нет лжи - есть лишь желание отразиться в глазах другого чуть
лучшим, чем ты есть. Потому что ты действительно хочешь быть лучше. И, читая
в другом свое отражение, слушая собственные слова, которым внемлет и верит
собеседник, начинаешь верить себе и сам. И обретаешь внутренний покой,
обретая в друге опору своим мыслям.
Поэтому так часто изливают душу случайным попутчикам в поездах. И есть
в таких разговорах моменты, когда незнакомый человек вдруг - словно
проблесками - делается очень близким, родственным: моменты истинной духовной
близости.
Но если это не поезд, если потом вам не обязательно расставаться,
возникшее чувство порой ложится в основу отношений надежных и долгих.
Мужественно похмыкивая, Саша вел повесть о последних месяцах, давая
понять, как круто прихватила его судьба и каким настоящим мужчиной он
держался в борьбе в самых безнадежных ситуациях. Нет, он не хвастал - он
даже посмеивался над собой, роняя скупо, что ничего особенного тут нет,
раз-другой он крепко струсил; но получалось как-то, что он все преодолевал
сам, рассчитывал только на собственные силы, и это нормально, вообще мужчина
лишь так и может поступать, - хотя случалось и везение.
И она замирала, когда он горел в лесу, или вяз в болоте, или прыгал из
ревущего самолета, - и незаметно между ними возникали и прочились те
незримые нити, которые связывают человека с тем, кто, жалея и веря, жадно
приемлет лучшее в нем.
Ночной воздух повлажнел от росы, стало прохладно и неуютно, а Олино
жилье оказалось рядом, за углом, и там был растворимый кофе, и печенье, и
сгущенка, только тихонько, чтоб соседей не разбудить, а ему завтра на
аэродром не надо, можно вернуться позже и выспаться до обеда.
В комнате нашелся не только кофе, и мерцал красный глазок транзистора,
тихо и щемяще пел грассирующий французский голос, и Саша не был одинок здесь
- все, что он говорил и делал, что бы ни сказал или сделал впредь, было
заранее прощено, понято, принято; и она не была ему неприятна, она не
навязывалась, ей ничего не надо было, она ни на что не рассчитывала;
происходящее ни к чему не обязывало - и поэтому было легко и рождало легкую
и теплую, как ветерок, благодарность.
Он остался, а она назавтра не пошла на работу. В последний момент он
подумал о другой, далекой, но случившееся словно сбылось само собой,
оказалось сильнее него: и кроме влечения на него нахлынуло то удивительное
дружеское чувство к ней, дружеское понимание и признательность, которые он
никогда не подозревал в себе возможными по отношению к женщине; близость с
женщиной, которую по-человечески воспринимал как друга, была оглушительным
откровением.