< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

14.2. Возможности экспертизы по гражданским делам

В настоящее время основные направления развития судебно-психологической экспертизы в области гражданского судопроизводства связаны с решением задач правосудия при рассмотрении дел следующих категорий:

- о признании недействительными сделок с так называемым пороком воли (ст. 177-179 ГК), когда решить вопрос, было ли нарушено волеизъявление сторон, не было ли у стороны сделки сформировано неправильное представление о ее существе, не действовала ли сторона в условиях принуждения и т.п., невозможно или крайне затруднительно без применения специальных знаний;

- о компенсации морального вреда (ст. 151 ГК) для установления психического состояния лица в период, последовавший после психотравмирующего события, качественных и динамических характеристик такого состояния (глубины, стойкости, длительности); ценностей и отношений субъекта, наименее устойчивых к психотравмирующему воздействию, особенностей, способствующих увеличению глубины и интенсивности негативных субъективных переживаний (страданий), причинно-следственной связи между состоянием, имеющимися изменениями в психической деятельности и психотравмирующим событием (действиями причинителя вреда);

- об определении места проживания ребенка, порядка участия в воспитании отдельно проживающего родителя, целесообразности усыновления, о лишении или ограничении родительских прав, восстановлении в родительских правах, установлении опеки и попечительства (ст. 24, 65-67, 69, 72, 75, 76, 146 СК) для установления действительного отношения и привязанности ребенка к каждому из родителей (или опекунов), влияния состояния, личных качеств (индивидуально-психологических особенностей) родителей, опекунов, их действительного отношения к ребенку, стиля воспитания и прочих психологических факторов на всестороннее развитие ребенка.

Поскольку указанные направления являются относительно новыми, своевременным представляется осветить основы назначения и проведения экспертизы этих видов.

1. Экспертиза по делам о признании недействительными сделок с пороками воли. В праве категория "порок воли" включена в институт сделок (ГК) и институт брака (СК). И в той и другой отрасли права порок воли рассматривается как обобщающая категория, содержащая условия недействительности правовых актов. Тенденция увеличения доли споров о признании недействительными сделок с пороками воли прослеживается как со стороны судебной, так и со стороны экспертной практики.

Понятием порок воли объединяется ряд обстоятельств, при которых может быть порочной субъективная сторона сделки. Сделки данной категории могут быть признаны недействительными в том случае, если они совершены:

- гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий и руководить ими (ст. 177 ГК);

- под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение (ст. 178 ГК);

- под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной, стечения тяжелых обстоятельств (ст. 179 ГК).

Указанные в законодательстве условия недействительности имеют психологическую природу, поскольку связаны с состоянием субъекта, его представлением о сделке, оказываемым воздействием. В связи с этим при их установлении суду могут потребоваться специальные знания в области психологии. Эта потребность проявилась в увеличении числа экспертиз (психологических, а также комплексных психолого-психиатрических), назначаемых по указанным делам с целью установления наличия у стороны сделки психологических коррелятов порока воли.

Объектом экспертизы выступает психическая деятельность субъекта правовых отношений в период формирования у него намерения к совершению сделки, изъявления (декларации) этого намерения и фактического совершения сделки. Исследование также направлено на особенности ситуации спорного правоотношения, под которой понимается весь период, в процессе которого осуществлялось правоотношение - с момента возникновения у субъекта желания (намерения) каким-либо образом изменить свое положение (свои права) вплоть до реализации этого желания (фактического совершения сделки).

Цель экспертизы заключается в установлении значимых для решения спорного правоотношения обстоятельств, связанных со способностью субъекта сделки в период, относящийся к ее совершению, в полной мере свободно и осознанно определять цель и принимать решение по ее достижению, влекущему изменение его правоотношения, а также со способностью руководить своими действиями по реализации принятого решения.

В качестве материализованных источников информации выступают: сам субъект спорного правоотношения (участник гражданского процесса), материалы дела и приобщенные к ним материалы, содержащие сведения о психической деятельности сторон сделки, о природе сделки, ее предмете, условиях заключения, фактические данные о ситуации спорного правоотношения.

Основаниями для назначения судебно-психологической экспертизы данного вида являются обстоятельства, связанные с:

- устойчивыми личностными особенностями участника процесса (стороны сделки);

- возрастными психологическими особенностями участника процесса (стороны сделки);

- психическим (эмоциональным) состоянием лица в период, относящийся к совершению сделки;

- необычным поведением лица в период оспаривания своих прав в судебном порядке.

Поводом для назначения судебно-психологической экспертизы служат обоснованные сомнения в возможностях субъекта правильно понимать существенные элементы сделки при се совершении, осознанно принимать решение и руководить своими действиями при ее реализации. Экспертиза может быть назначена при стоящей перед судом задаче установления:

- состояния лица в период совершения сделки;

- влияния имевшегося состояния на способность лица понимать значение своих действий и их последствий и руководить ими;

- способности лица в период совершения сделки правильно понимать существо сделки (адекватности представления о сделке);

- способности лица в период совершения сделки свободно принимать решение об изменении своих прав и обязанностей, а также свободно осуществлять контроль над реализацией решения.

В праве и психологии термин порок воли наделяется различными характеристиками. Прямой перенос психологического значения понятия "воля" представляется неэффективным и нецелесообразным. По смыслу закона воля агента сделки является синонимом его желания, намерения. Чтобы помочь суду в разрешении спора, установлении наличия или отсутствия у стороны сделки порока воли, экспертным путем должно быть раскрыто психологическое содержание явления. Поэтому необходимым условием является определение судебно-психологического экспертного понятия порока воли.

Учитывая содержание явления, лежащие в его основе закономерности, условия возникновения и их юридическую значимость, порок воли (как экспертное понятие) - это возникшее у субъекта гражданско-правовых отношений (вследствие особого состояния, либо неправильного представления о цели деятельности, либо ограничения свободы принятия решения) нарушение способности к свободному формированию или свободному выражению своего подлинного желания, намерения (осознанной цели), направленного на установление, изменение или прекращение определенного правоотношения.

Еще одним термином, используемым правом и вследствие этого требующим экспертной дефиниции, является заблуждение. Поскольку понятие является оценочно-правовым, эксперт не может устанавливать наличие заблуждения (несмотря на психологическую природу явления), не может прямо отвечать на вопрос, совершена ли сделка под влиянием заблуждения, или имело ли место заблуждение при совершении сделки. Это - прерогатива суда. В качестве экспертного понятия заблуждение определяется как возникшее у субъекта сделки вследствие неспособности правильно воспринимать обстоятельства, имеющее значение для принятия решения, или недостаточности, недействительности или искаженности данных неадекватное представление о цели сделки (результате действий и последствий). Неадекватное представление о цели деятельности и предполагаемых результатах действий по изменению (в том числе установлению и прекращению) правоотношений формируется у субъекта под влиянием внешних и (или) внутренних факторов. Следствием заблуждения является существенное несоответствие наступивших юридических последствий ожидаемым.

Таким образом, экспертным путем может быть установлен психологический критерий порока воли, который в обобщенном виде представляет собой неспособность дееспособного лица при совершении сделки понимать значение своих действий или руководить ими вследствие особого состояния, либо неправильного представления о цели деятельности, либо под влиянием внешнего воздействия (насилия, угрозы, стечения тяжелых обстоятельств).

В задачи судебной психологической экспертизы входит установление:

- способности дееспособного лица при заключении сделки понимать значение своих действий;

- способности руководить своими действиями;

- психического состояния, которое могло существенно повлиять на сознание и психическую деятельность субъекта сделки;

- влияния психического состояния на полноценность волеизъявления в период, относящийся к совершению сделки;

- адекватности (правильности) представления субъекта о цели своей деятельности;

- психологических факторов, деформирующих представление о цели и последствиях ее достижения; личностной значимости для субъекта обстоятельств, при которых была заключена сделка (в том числе индивидуальной значимости насилия, угрозы и их последствий, жизненных обстоятельств);

- способности субъекта противодействовать психическому давлению (принуждению);

- способности видеть альтернативы навязываемому способу действия.

С учетом предмета, объекта и задач экспертизы, а также юридической значимости ответов на них, к вынесению на разрешение экспертизы порока воли рекомендуются следующие вопросы:

- находился ли гражданин (сторона сделки) в период, относящийся к совершению сделки, в таком психическом (эмоциональном) состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими?

- учитывая особенности познавательной сферы, состояние в момент совершения сделки, внешние условия, в которых происходило принятие решения, а также индивидуальную значимость последствий сделки, имел ли гражданин адекватное (правильное) представление о существе сделки?

- какие факторы повлияли на формирование неадекватного (неправильного) представления о сделке?

- какое влияние оказала угроза (насилие, стечение тяжелых обстоятельств) на процесс принятия решения о совершении сделки и его реализацию; была ли ограничена способность руководить своими действиями?

- могло ли лицо в период, относящийся к совершению сделки, в полной мере свободно и осознанно принимать решение и руководить своими действиями по его реализации?

Критерии экспертной оценки следующие:

1) Порок воли вследствие юридически значимого состояния. Юридически значимым состоянием (по рассматриваемой категории дел) считается такое психическое (эмоциональное) состояние, которое в период, относящийся к совершению сделки, нарушило или ограничило способность субъекта понимать значение своих действий или руководить ими. К указанным состояниям можно отнести и состояния, оказывающие дезорганизующее влияние на психическую деятельность (психическая напряженность (стресс), эмоциональное возбуждение, фрустрация).

Основным вопросом судебно-психологической экспертизы при этом является вопрос, находилось ли лицо (сторона сделки) в период, относящийся к совершению сделки в таком психическом (эмоциональном) состоянии, которое нарушило (ограничило) его способность понимать значение своих действий или руководить ими.

К обязательным признакам относятся: наличие состояния, дезорганизующего психическую деятельность; нарушение осознания цели (неправильное представление о цели, снижение способности к прогнозу результатов действий и их последствий, нелогичность цели, несоответствие цели подлинным интересам, метризационной направленности); нарушение произвольной регуляции деятельности (расстройство опосредованности действий, контроля действий).

К дополнительным признакам относятся: неблагоприятное психофизическое состояние (переутомление, недосыпание, соматическое заболевание и пр.), наличие значимых индивидуально-психологических особенностей; дефекты познавательной и (или) эмоционально-волевой сферы; неполное осознание (недопонимание) случившегося (достигнутых целей, наступивших последствий), непонимание изменения своих прав (чаще - их прекращения).

В качестве примера может быть приведена посмертная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Н., 1925 года рождения, проведенная по определению суда по гражданскому делу по иску сына умершего к его вдове о признании договора дарения квартиры недействительным. Из материалов дела было известно, что спорная квартира была подарена умершим супруге в 1998 г. Ранее, в 1993 г. Н. завещал все свое имущество сыну, истцу по делу. В 1999 г. Н. свое завещание отменил. Умер Н. в 2000 г. Истец считал, что по состоянию своего здоровья Н. при оформлении дарственной и отмене завещания не мог понимать значение своих действий и руководить ими.

Проведенная по делу посмертная судебно-психиатрическая экспертиза установила, что Н. обнаруживал органическое расстройство личности, степень выраженности которого не была уточнена, так как психиатром он не освидетельствовался. Поэтому ответить на экспертные вопросы комиссии не представилось возможным. О подэкспертном лице стало известно, что до 1942 г. обучался в средней школе, затем в 1942-1944 гг. - в военном училище, в последующем служил на командных должностях в стрелковой дивизии. Участник Великой Отечественной войны, имел награды. В 1945-1946 гг. участвовал в ликвидации банд националистов в Западной Украине. После демобилизации работал на руководящих должностях в народном хозяйстве, служил в органах внутренних дел, окончил высшую школу милиции, занимал высокие руководящие должности, закончил службу в звании генерал-майора. В период работы был депутатом, имел государственные награды. С 1970 г. проживал в спорной квартире, которая с 1992 г. принадлежала ему на праве личной собственности. Был женат дважды. От первого брака имел сына. Овдовев, в 1992 г. вступил в браке П. С 1987 г. инвалид II группы по соматическому заболеванию.

Анализ материалов дела показал, что Н. был человеком деятельным, активным, целеустремленным, волевым. По свидетельству хорошо знавших его людей, имел сильный, "тяжелый" характер, был самостоятелен и тверд в своих решениях, требователен к себе и окружающим. При этом был человеком добрым, отзывчивым. Являлся главой семьи, в семейных отношениях был доминантен. По натуре жизнерадостен, "заядлый охотник". До последних дней вел активный образ жизни, продолжал выезжать на охоту и рыбалку, несмотря на неблагополучное состояние здоровья. Интеллектуальная сохранность Н. подтверждалась анализом его дневниковых записей и писем.

Комиссия экспертов психиатров и психологов пришла к заключению, что Н. каким-либо психическим расстройством в интересующие суд периоды не страдал, обнаруживал признаки психоорганического синдрома (астенический вариант) в связи с "дисциркуляторной энцефалопатией II-III степени смешанного генеза с правосторонним гемипарезом, осложненной гипертонической болезнью, ишемической болезнью сердца и сахарным диабетом". Степень выраженности астенического расстройства была ограничена неврологическим уровнем и сочеталась с заострением черт характера и эмоциональной лабильностью. Указанный уровень нарушений при жизни Н. и в юридически значимые периоды существенного влияния на волевые процессы и интеллектуально-мнестическую сферу не оказывали. В связи с этим эксперты пришли к общему выводу, что при оформлении договора дарения и отмене завещания Н. не выявлял признаков какого-либо состояния, которое могло лишить его способности осознавать значение своих действий и их последствий и руководить ими.

2) Порок воли вследствие неправильного представления о существенных элементах сделки (в результате заблуждения, обмана). Обязательными признаками неспособности лица правильно понимать существо сделки (достигаемые ею цели), иметь адекватное представление о сделке являются: неправильное отражение внешней действительности, связанной с формированием представления о цели; неадекватное представление о существенных элементах сделки; несоответствие цели подлинным интересам лица, мотивации. В качестве дополнительных признаков выступают: наличие факторов, нарушающих процесс формирования представления о сделке; неблагоприятное психофизическое состояние (переутомление, недосыпание, соматическое заболевание и пр.), наличие значимых индивидуально-психологических особенностей; дефекты познавательной и (или) эмоционально-волевой сферы; неполное осознание (недопонимание) случившегося (достигнутых целей, наступивших последствий), несоответствие наступивших юридических последствий ожидаемым. Проиллюстрируем вышесказанное примером из экспертной практики.

Гр-ка И., 1924 года рождения, в 2001 г. подала в суд иск о признании недействительным договора купли-продажи домовладения и доверенности. Из материалов дела стало известно, что указанное имущество истица унаследовала от своей дочери, умершей в 2000 г. Свидетельство о праве на наследство получено 11 мая 2001 г. На следующий день, 12 мая 2001 г. И. выдала доверенность на имя С, уполномочив последнюю представлять ее интересы, а также "продать за цену и на условиях по своему усмотрению" принадлежащее ей домовладение. 30 мая 2001 г. С, пользуясь данной доверенностью, продала имущество гр-ке Б. О том, что ее домовладение продано, И. узнала от внучки, которая заявила об ущемлении ее прав как наследницы своей матери, изначальной собственницы спорного домовладения.

На разрешение экспертизы были поставлены следующие вопросы:

- учитывая сложившуюся ситуацию (смерть единственной дочери), состояние здоровья, возраст, индивидуально-психологические особенности, находилась ли И. в период оформления доверенности на имя С. на право продажи принадлежащей ей части домовладения на условиях и за цену по усмотрению С. в психологическом состоянии, которое могло существенно повлиять на ее сознательную деятельность?

- учитывая психологическое состояние, в котором находилась И., могла ли она в полной мере понимать характер совершаемых действий, оценить их правовые, имущественные и иные последствия?

- какие индивидуально-психологические особенности И. могли существенно повлиять на ее поведение в период заключения сделки?

О гр-ке Г. стало известно следующее: образование шесть классов; разведена; участница Великой Отечественной войны. После войны работала швеей на фабрике, диспетчером в автоколонне. С 1978 г. инвалид III группы по общему заболеванию, с 1979 г. - на пенсии по возрасту. Проживала одна в собственном доме. Сфера межличностных контактов сужена (младшая сестра, соседка). Домашнюю работу выполняла с трудом. Постоянно беспокоили недомогание, слабость, головные боли, головокружения, повышенное артериальное давление, бессонница. Наблюдалась амбулаторно по месту жительства с диагнозом "церебральный атеросклероз II степени с гипертоническим синдромом. Ишемическая болезнь сердца, атеросклеротический кардиосклероз". После неожиданной смерти дочери от рака в 2000 г. самочувствие ухудшилось. Чаще стали возникать приступы гипертонии, сердечные боли, появилась слезливость, пессимистичность, раздражительная слабость. По характеру всегда была доброй, уступчивой, отзывчивой, неконфликтной. Тяжело переживает свое одиночество, жалуется на беспомощность. Смертью дочери была потрясена, с тех пор кроме утраты ни о чем не могла думать.

Проведенной по делу судебной психиатрической экспертизой было установлено, что И. каким-либо психическим расстройством не страдает, в связи с чем не была лишена способности осознавать значение своих действий и руководить ими.

Об обстоятельствах оформления доверенности стало известно, что С. - ее дальняя родственница, Б. - муж умершей дочери. Б. и С. привезли ее в другой город, где за ней ухаживала С., объяснили, что дом "перепишут" на нее, давали подписывать "какие-то бумаги"", "больше ничего не говорили". Не интересовалась, что происходит и почему не учитываются интересы внучки. Намерения продавать дом не имела. В настоящее время высказывает желание переехать жить в спорный дом, но говорит, что для этого нужно продать дом в Шахтах. Иных существенных препятствий не видит. КС. относится некритично, отзывается тепло, говорит, что во всем той доверяет. Знает, что настоящее положение дел по какой-то причине неблагоприятно для внучки, но изложить суть дела, выстроить логическую последовательность событий не способна. В вопросах практической жизни ориентируется поверхностно, навыки самообслуживания сохранены, уровень активности снижен.

В намерениях и действиях И. проявлялась противоречивость, непоследовательность: заверив внучку в том, что ее права будут соблюдены (согласно показаниям последней), И. вступила в права наследства на все наследственное имущество. Сделка не отражала истинных намерений И. Денег, вырученных от продажи домовладения, И. не получила и их не требовала.

При экспериментально-психологическом исследовании И. на первый план выступили такие особенности психической деятельности И., как замедленность мышления, снижение темпа и продуктивности психических процессов, объема и четкости восприятия, уровня обобщения и абстрагирования, трудности в установлении связей и отношений между понятиями, неустойчивость внимания, снижение объема памяти, астеничность, быстрая истощаемость, эмоционально-волевая неустойчивость, повышенная внушаемость, зависимость, пессимистичность.

Учитывая выявленные особенности познавательной сферы И., наличие затяжного стресса (в котором находилась в связи с утратой дочери) с депрессивной окраской настроения и фиксированностью на обусловленных возрастом, состоянием здоровья и тяжелыми жизненными обстоятельствами переживаниях, а также присущие И. повышенную внушаемость, податливость давлению, доверчивость и зависимость, эксперты пришли к заключению, что способность И. с необходимой глубиной и обстоятельностью обдумывать сложные проблемы и принимать взвешенные, продуманные решения, связанные с распоряжением имуществом, была недостаточной. То есть правильность отражения в сознании И. всех аспектов и последствий сделки (выдача доверенности) была искажена ввиду особенностей ее познавательной деятельности, состояния эмоционально-волевой сферы и внешних обстоятельств. И. не могла увидеть проблему в развернутой перспективе, обобщить все факты, учесть интересы всех сторон и свои собственные. При таких условиях могло иметь место несвободное принятие решения под непосредственным влиянием внешних условий либо сформироваться неправильное представление о сделке. В том и другом случае И. не могла в полной мере свободно и осознанно принять решение и реализовать его своими действиями.

Таким образом, было установлено, что И. при подписании доверенности не могла понимать значение совершаемых действий, оценивать и учитывать их правовые, имущественные и иные последствия, в связи с чем не могла принимать адекватное ситуации свободное решение о распоряжении имуществом и осуществлять его.

3) Порок ноли вследствие принуждения (насилия, угрозы, стечения тяжелых жизненных обстоятельств). Основная задача состоит в установлении наличия (отсутствия) влияния принуждения и степени этого влияния на решение совершить сделку. К обязательным признакам относятся: наличие состояния, дезорганизующего психическую деятельность на стадии принятия решения, высокая личностная значимость угрозы, жизненных обстоятельств (и их последствий), нарушение способности осознания и выбора альтернатив при принятии решения, нарушение свободы выбора. Дополнительные признаки: неблагоприятное психофизическое состояние (переутомление, недосыпание, соматическое заболевание и пр.), наличие значимых индивидуально-психологических особенностей; зависимость субъекта от агента воздействия (контрагента сделки, третьих лиц).

Примером может служить комплексная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Ч., 32 лет, истицы по гражданскому делу о признании недействительной сделки купли-продажи квартиры.

Из материалов дела стало известно, что спорная квартира была предоставлена Ч. по льготной очереди как молодому специалисту в 1986 г. В том же году она вышла замуж. В 1993 г. муж уговорил ее приватизировать квартиру с целью последующей ее продажи. Ей же по устной договоренности было предусмотрено отчуждение квартиры родственников, находившейся в г. Азове. Учитывая, что в Азове проживает ее мать, в городе имеется ряд детских лечебных учреждений, а ее сын страдает рядом хронических неизлечимых заболеваний и является инвалидом детства, Ч. согласилась на сделку.

В сентябре 1993 г. муж под угрозой расторжения брака и отказа в помощи по уходу за ребенком потребовал доверить распоряжение квартирой незнакомому ей П. Побоявшись остаться одна с больным ребенком, Ч. согласилась поехать к нотариусу, где подписала доверенность. О том, что ее квартира продана, истица узнала лишь в 1995 г., когда муж ушел от нее к другой женщине, а она решила вернуться в свою квартиру. Каких-либо денег за квартиру Ч. не получала, дата совершения сделки ей неизвестна. В результате она и ребенок были выселены, так как жилья в собственности не имеют. Ч. вынуждена проживать в воскресной школе при церкви. В судебном заседании истица к изложенным ею в исковом заявлении фактам добавила, что в указанный период она находилась в депрессии в связи со смертью новорожденного ребенка в 1990 г., по этому поводу лечилась у психиатра. Считает, что подписала доверенность под влиянием обмана. Кроме того, муж неоднократно бил ее. Насилие в семье со стороны мужа было подтверждено свидетельствами соседей и сослуживцев Ч.

Комиссия экспертов пришла к заключению, что Ч. каким-либо психическим расстройством не страдает и не страдала им в период приватизации квартиры и в момент выдачи доверенности на право продажи квартиры. Имевшиеся у нее признаки невротических расстройств не лишали ее способности понимать характер и значение своих действий или руководить ими. При этом Ч. не могла в полной мере руководить своими действиями, свобода формирования ее воли при принятии решения и выборе цели была предельно ограничена. Ч. являлась слабой личностью, выявляла заострение черт зависимости и подчиняемости. Наиболее принципиально важной, личностно значимой для Ч. сферой жизни являлась семья, в связи с чем угроза развода со стороны мужа носила для нее выраженный психотравмирующий характер. Повышенная внушаемость, тревожность, ранимость и восприимчивость Ч. к внешним воздействиям, ее отношение к мужу обусловливали восприятие этой угрозы в качестве реальной.

Кроме того, учет таких индивидуально-психологические особенностей Ч., как глубокая привязанность и эмоциональная зависимость от близких, слабость личности, неуверенность в себе, потребность в опоре и защите со стороны супруга, недостаточная социальная приспособленность, ранимость, а также сложившихся семейных обстоятельств (тяжелое заболевание ребенка, необходимость постоянного усиленного ухода за ним, требующего значительных ресурсов, невозможность вести трудовую деятельность, смерть второго ребенка), позволяет констатировать, что психологическая зависимость Ч. от мужа была значительной.

При таких условиях угроза мужа предполагала наступление высоко личностно значимых и крайне нежелательных для Ч. последствий. Имелась выраженная потребность в избегании нежелательных последствий и ослаблении сформировавшейся в связи с этим эмоциональной напряженности, а единственным способом их предотвращения и избавления от угрозы являлось принятие условий мужа. Таким образом, Ч. вынужденно предпочла принять навязываемую ей мужем ситуацию, что свидетельствует о несвободном принятии ею решения и выборе цели действий, т.е. свобода формирования воли Ч. была ограничена. Кроме того, свойственные Ч. повышенная внушаемость, легкая уступчивость, подчиняемость, зависимость, слабоволие, стремление избегать конфликтов, повышенная восприимчивость к внешним воздействиям, уязвимость в ситуации угрозы, давления, которые к тому же могли усугубиться ее невротическим расстройством, могли существенно повлиять на ее поведение в исследуемый период, в частности способствовать принятию "навязанного"' решения под давлением. Присущие тормозной тип нервной системы, быстрая истощаемость, инертность, легко возникающая в трудных ситуациях растерянность могли в условиях информационного и временного дефицита и оказываемого психического воздействия обусловить неправильное восприятие и оценку ситуации и ее перспектив и в итоге принятие решения, не соответствующего ее интересам.

2. Судебно-психологические экспертизы по делам, связанным с компенсацией морального вреда. Компенсация морального вреда предусмотрена ст. 151 и гл. 59 ГК. Моральный вред может быть связан с нарушением личных неимущественных прав, лишением или уменьшением нематериальных благ, а также с нарушением имущественных прав, в том числе в связи со следующими обстоятельствами:

- причинением физического вреда (вреда жизни и здоровью);

- нарушением неимущественных прав;

- унижением чести, достоинства и деловой репутации;

- нарушением неприкосновенности частной жизни;

- иным уменьшением нематериальных благ (указанных в ст. 150 ГК) и конституционных прав и свобод.

Процессуальное законодательство требует доказывания сторонами тех обстоятельств, на которые они ссылаются. Истец самостоятельно должен доказать факт причинения ему вреда и обосновывать требуемый размер компенсации, в том числе заключением специалиста о степени нравственных страданий.

При определении размеров компенсации морального вреда "суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред". Данная формулировка, наряду с постановлением Пленума ВС РФ от 20.12.1994 № 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", в котором говорится, что "суду следует также устанавливать, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий (п. 1)", обосновывает необходимость применения специальных психологических знаний1.

Законодателем моральный вред определяется как "физические и нравственные страдания". Физические страдания предполагают наличие какой-либо физической травмы или физического вреда здоровью (соматического заболевания) и выражаются в болевых ощущениях, которые могут быть без особого труда объективированы. Нравственные страдания имеют иную природу и иначе проявляются (хотя известно, что душевные муки могут вызывать объективные телесные ощущения). Что же подразумевает законодатель под нравственными страданиями?

Интересно, что значение словосочетания "моральный вред" без особого труда понимается в обыденной жизни практически всеми людьми, а специалисты (в том числе юристы и психологи) не пришли пока к единому представлению. Как это бывает нередко, причиной такого "недопонимания" является нечеткость и неоднозначность содержащейся в законе трактовки термина. Как уже было сказано, согласно ст. 151 ГК, "моральный вред - это физические или нравственные страдания". Попытка разобраться в понятиях не приводит к удовлетворяющему результату. Как известно, слова "нравственный" и "моральный" синонимичны. В данном же случае очевидно, что моральный гораздо шире нравственного, поскольку включает еще и "физическое". Несомненно, физические страдания (причем именно страдания как субъективные переживания, а не только наличие вреда здоровью) должны компенсироваться. Действительно, могут быть относительно объективно оценены и возмещены расходы на лечение и прочие мероприятия по восстановлению здоровья, утраченный заработок и т.п. А вот физическая боль, сами "страдания" уже не поддаются такой легкой калькуляции, но являются не менее значимыми при оценке общего вреда, причиненного субъекту. Получается, что в этом аспекте переживание физической боли, неудобства сродни переживаниям психологическим. И вред, причиняемый этими двумя видами переживаний, обобщен категорией "моральный" (в противовес материальному, имущественному).

Мораль (лат. moralis - нравственный, mores - обычаи, нравы, поведение) регулирует поведение и сознание человека в той или иной степени во всех без исключения сферах общественной жизни - в труде, в быту, в политике и науке, в семейных, личных, внутригрупповых, межклассовых и международных отношениях. Согласно общеупотребительным словарям нравственность представляет собой ценностную структуру сознания, общественно необходимый способ регуляции действий человека во всех сферах жизни, включая труд, быт и отношение к окружающей среде. Таким образом, вред, причиненный какой-либо из сфер жизни человека либо ущерб, нанесенный его ценностной структуре, является моральным. Из этого следует, что данное явление предопределяется в том числе психологическими и социально-психологическими факторами, имеет психологический критерий. Моральные (нравственные) категории выше и сложнее психологических, к ним относят долг, честь, совесть, достоинство, порядочность и т.д. При этом они менее дифференцированы, не подлежат непосредственному наблюдению, их труднее зафиксировать. Вместе с тем ущемление моральных ценностей может вызывать как морально-нравственные чувства (например, стыда), так и эмоциональные реакции, чувства, состояния, переживания в широком смысле, которые могут обусловливать преобразования психологического мира субъекта, его самосознания и отношения к окружающей действительности. Эти явления поддаются более точной диагностике и описанию в психологии.

Представляется, что моральный вред это результат влияния какого-либо травмирующего события (связанного с нарушением гражданских прав), заключающийся в изменениях, происшедших вследствие этого события в психической деятельности субъекта и его статусе (физическом, психическом, психологическом, социальном, проч.) и нарушающих регуляцию его действий в одной или нескольких сферах жизни и (или) затрагивающих ценностную структуру сознания. Указанные изменения различаются по степени, которая зависит от качественных и динамических характеристик (глубины, интенсивности, стойкости, длительности). В этом заключается психологический критерий морального вреда, наличие которого позволяет выделить предмет психологической экспертизы, а ее результаты могут иметь значение прямого доказательства. Изменения психической деятельности могут затрагивать различные уровни функционирования - от физиологического до личностного, в сфере сознания - от донозологического до уровня психогенного психического расстройства.

Устанавливая изменения в психической деятельности (их уровень и выраженность) и ухудшение качества жизни субъекта, эксперт может помочь суду в реализации индивидуального подхода и объективации субъективных переживаний лица, претендующего на компенсацию морального вреда.

Сами же категории "моральный вред" и "нравственные страдания" являются юридическими, и обозначающие их явления как юридические факты устанавливаются судом наряду с определением степени вины нарушителя и определением размера компенсации.

Таким образом, предмет экспертизы данного вида состоит в установлении изменений (в том числе и психопатологических) психической деятельности потерпевшего вследствие определенных травмирующих событий (действий причинителя вреда).

В задачи экспертизы входит установление:

- психического состояния субъекта (в том числе психического расстройства - при комплексной экспертизе);

- индивидуально-психологических особенностей субъекта, значимых ценностей и отношений, в том числе наименее устойчивых к психотравмирующему воздействию;

- наличия изменений в психической деятельности качественных изменений, произошедших в различных сферах жизнедеятельности потерпевшего с момента воздействия на него неблагоприятных событий, степени выраженности и динамических особенностей изменений психической деятельности;

- причинно-следственной связи между изменениями психического благополучия и конкретными жизненными событиями (в том числе обусловленными действиями причинителя вреда).

В качестве материализованных источников информации выступают: сам субъект права, лицо, претендующее на компенсацию морального вреда (как носитель психического), материалы дела и приобщенные к ним материалы, имеющие отношение к факту причинения вреда (свидетельства, справки, медицинская документация, заключения экспертиз, др.), а также содержащие сведения о личности потерпевшего, его индивидуальных особенностях, состоянии, ситуации социального взаимодействия потерпевшего с причинителем вреда.

В качестве примера приведем экспертизу в отношении А., 32 лет, и ее сына Р., восьми лет, по гражданскому делу по иску А. о компенсации морального вреда, причиненного действиями ответчика (Ремонтно-эксплуатационного управления), в результате которых погибла ее малолетняя дочь Е.

На разрешение экспертизы были поставлены следующие вопросы:

- существует ли причинно-следственная связь между нарушениями психического здоровья А. и Р. и смертью Е.?

- в какой мере отразились действия по причинению смерти Е. на основных показателях психического состояния и деятельности подэкспертных?

- имеются ли у А. и Р. индивидуально-психологические особенности, которые могли бы оказать существенное влияние на интенсивность и глубину их субъективных переживаний?

- имеются ли признаки каких-либо неблагоприятных изменений в личности подэкспертных, если имеются, то в чем они выражаются, состоят ли в причинной связи с причинением смерти Е.?

- усиливаются ли у подэкспертных лиц психологические переживания в связи с постоянным контактом с местом гибели Е., может ли благоприятно повлиять на состояние подэкспертных лиц смена места жительства?

Количество и содержание вопросов свидетельствует о сложности той проблемы, с которой столкнулся суд при рассмотрении дела, несмотря на очевидный выраженный психотравмирующий характер события трагической гибели дочери и сестры на глазах у истцов, а также наличие медицинских документов, подтверждающих нарушение психической деятельности, наступившее у истцов после этого события.

Из материалов гражданского дела известно, что дочь истицы трагически погибла в возрасте 10 лет при следующих установленных судом обстоятельствах: утром по дороге в школу во дворе своего дома Е. на глазах брата провалилась в промоину с кипятком, где находилась некоторое время, пока ее не вытащил прохожий. В результате Е. получила ожоги IV степени (90% тела) и спустя три дня умерла.

Было признано, что смерть ребенка наступила в результате несчастного случая. Истица заявила, что они с сыном испытывают нравственные страдания в связи с утратой Е. Ответчики иск не признали в связи с недоказанностью вины. По свидетельству М., мужа истицы, он выбежал во двор, услышав "истошный крик" своих детей. Двор был залит кипятком, почти ничего не было видно из-за пара.

О подэкспертной А. известно, что она родилась первым ребенком в семье, от нормально протекавших беременности и родов. Раннее развитие без особенностей, трудностей с адаптацией в детском саду, школе не отмечалось. Окончила 10 классов, ПТУ. Обучение в машиностроительном институте прекратила из-за рождения ребенка. Замужем 11 лет. Брак характеризуется как благополучный. До гибели дочери работала реализатором товаров, через полгода перестала работать по состоянию здоровья. Когда муж принес дочь домой, видела все ее раны, затем три дня провела в больнице, зная от врачей о неминуемости летального исхода. После похорон дочери состояние А. стало ухудшаться, появились боли в сердце, постоянные головные боли, ухудшилась память. А. обратилась за психиатрической помощью вскоре (через две недели) после смерти дочери. По поводу диагностированного у нее заболевания (депрессивного невроза, а затем реактивной депрессии) рекомендовалось лечение в стационаре, но в связи с ухудшением здоровья сына и матери и необходимостью ухода за ними лечение получала амбулаторно. Существенного улучшения в состоянии здоровья не отмечалось. Ночами плачет в детской комнате, смотрит на фотографию дочери, дважды в неделю посещает могилу. Наблюдается психиатром с диагнозом "затяжная депрессивная реакция, развивающийся постстрессовый синдром". В связи с постоянным контактом с местом трагедии навязчивые воспоминания усиливаются. Психотерапия дала кратковременный эффект. На работе оказалась несостоятельной из-за невротической симптоматики.

При экспериментально-психологическом исследовании были отмечены изменения в психической сфере А. - проявление эмоционально-вегетативной неустойчивости, повышенной истощаемости психических процессов, астенизации, раздражимости, снижение адаптивных возможностей, общей продуктивности, а также изменения в мотивационно-потребностной сфере (сужение круга интересов, безынициативность, апатичность, тревога, фиксация на сложившейся ситуации и пр.), изменения в сфере межличностных отношений (повышение зависимости, тенденция к замкнутости и избеганию контактов, подозрительность) и семейных отношений (ощущаемый разлад взаимоотношений с мужем). Помимо объективной значимости психической травмы (смерти ребенка), была установлена высокая субъективная значимость этого события для А., отношения к дочери, учтено, что дети и семья являлись для А. наиболее важной сферой жизни, в которой сосредоточены ее основные ценности.

Индивидуально-психологические особенности А. характеризовались преобладанием тормозимых свойств нервной системы, эмоциональной восприимчивостью, сострадательностью, эмпатийностью, склонностью к тревогам и беспокойству в неблагоприятных условиях. Выявлены значительные различия в содержании и эмоциональной окраске переживаний А. на двух условно выделенных этапах, названных как "обычное состояние до трагической гибели дочери" и "после события, в настоящее время". Так, обычное состояние А. до гибели характеризовалось эмоциональной стабильностью, сдержанностью, внутренним психическим спокойствием, повышенным жизненным тонусом, достаточным уровнем готовности к деятельности, активности, способности принимать решения, уверенности. Отмечались низкие показатели депрессивных тенденций и элементов астенизации (подавленности, изнуренности и т.п.). После случившегося обнаружились существенные изменения основных характеристик состояния - утрата психического спокойствия, чувства силы, активности, энергии, способности к деятельности и быстрому, активному принятию решений, с одновременным подъемом по шкалам психического беспокойства, напряженности, появлением несдержанности, переживания фрустрированности с потребностью в разрядке напряжения, выраженностью депрессивных тенденций, явлений нервно-психического истощения.

О подэкспертном Р. стало известно следующее. Наследственность психопатологически не отягощена. Беременность матери протекала с угрозой выкидыша, роды в 28 недель. Ходить начал в 10 месяцев, говорить в три года. Часто болел простудными заболеваниями. Занимался с логопедом из-за дефектов речи. В школу пошел своевременно, учился хорошо. Нареканий со стороны учителей не имел. Был очень дружен со своей старшей сестрой. Во время случившегося был испуган, громко кричал. После гибели сестры изменился, стал замкнутым, пугливым, боялся заходить в комнату, где ранее они жили. Неделю после похорон не мог ночевать дома, боялся спать один, оставаться в квартире, когда никого нет. В классе уединялся, стал хуже учиться. Несколько недель после трагедии было пониженное настроение, появились страхи, что с ним может произойти "что-то плохое, как с сестрой". Был консультирован психиатром, поставлен диагноз "затянувшаяся реакция на стресс", взят на учет по месту жительства. Находился на стационарном лечении в детском отделении клиники психиатрии.

Отец мальчика отмечал в суде, что после полученного лечения состояние сына несколько улучшилось, он вновь стал играть во дворе со сверстниками. В то же время ребенок "пытается найти замену" сестре, подружился с соседской девочкой, своей одноклассницей. Проводит с соседкой основное время - с момента пробуждения сразу звонит ей, просит прийти к нему. При исследовании на первый план вышли эмоциональная нестабильность, повышенная восприимчивость, раздражительность, признаки меланхоличности, склонность к уныло-тревожному настроению, ограничение круга контактов, выраженная эмоциональная зависимость от близких. По данным психодиагностики, пребывание во дворе, у дома, в доме, в школе не вызывало у Р. позитивного эмоционального отклика. В актуальном состоянии была выражена тенденция к пассивности и сужению круга контактов в связи с переутомлением и выраженными трудностями вследствие неблагоприятной ситуации, вегетоэмоциональная нестабильность, тревога, напряженность. С помощью детского апперцепционного теста выявлена скрытая проблема тревоги и внутренних страхов. Актуальные трудности, связанные с ситуацией, воспринимались как существенные, вызывали ощущение беззащитности, одиночества. При этом зоной комфорта для ребенка оставалась семья, был склонен искать защиты и помощи прежде всего дома, среди близких, что создавало возможность, при принятии соответствующих мер, благоприятного прогноза на будущее.

Комиссия экспертов пришла к заключению, что на момент обследования А. выявляла признаки психического расстройства в форме депрессивного эпизода средней степени без соматических симптомов. Р. выявлял признаки психического расстройства в форме фобического тревожного расстройства. Указанные психические нарушения А. и Р. состояли в прямой причинно-следственной связи с обстоятельствами гибели Е. Повлиять на интенсивность и глубину субъективных переживаний, связанных с гибелью Е., могли следующие индивидуально-психологические особенности подэкспертных: А. - эмоциональная восприимчивость, особенно по отношению к неприятностям с близкими и ситуациям, затрагивающим ее основные ценности, сосредоточенные в сфере семьи, тревожность, склонность фиксироваться на психотравмирующих моментах и связанных с ними субъективных переживаниях; Р. - слабость нервной системы, эмоциональная восприимчивость, привязчивость и повышенная эмоциональная зависимость от близких (в том числе от сестры).

Смерть члена семьи (в том числе ребенка, сестры) относится к категории объективно значимых психических травм, т.е. значимых для подавляющего большинства людей и тем самым и существенно задевающих их основные ценности. В данном случае влияние этого события усиливалось вследствие высокой привязанности истицы к дочери и сосредоточенности ее основных ценностей в сфере семьи, а также наличием тесной эмоциональной связи, симбиотических отношений Р. со своей сестрой при ее жизни. У А. отмечались неблагоприятные изменения в связи со случившимся не только в сфере здоровья, но и в иных основных сферах жизнедеятельности, в том числе в семейных и межличностных отношениях. Фактор постоянного контакта с местом трагедии, приобретая характер продолженного и систематически повторяющегося психотравмирующего воздействия, мог обусловливать углубление состояния А. и Р. и интенсифицировать их негативные переживания, затрудняя процесс выздоровления и адаптации. Смена места жительства могла бы благоприятно повлиять на состояние подэкспертных.

3. Судебно-психологическая экспертиза по спорам, связанным с защитой интересов ребенка и правом на участие родителей (иных лиц) в воспитании детей. В СК с правом на воспитание детей преимущественно связаны споры об определении места постоянного проживания ребенка, порядка участия в воспитании отдельно проживающего родителя, целесообразности усыновления, лишении или ограничении родительских прав, восстановлении в родительских правах, установлении опеки и попечительства (ст. 24, 65-67, 69, 72, 75, 76, 146 СК, постановление Пленума ВС РФ от 27.05.1998 № 10 "О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей").

В решении этих вопросов может помочь использование специальных психологических знаний, проведение судебно-психологической экспертизы или комплексной экспертизы, поскольку не всегда для правильного решения достаточно имеющихся по делу доказательств (характеристик родителей, актов обследования жилищно-бытовых условий, свидетельств и др.). Мнение ребенка, учет которого обязателен по достижении им 10 лет (ст. 57 СК) не всегда облегчает решение спора. Такое мнение может противоречить интересам ребенка, а может выглядеть осознанным, но мотивироваться факторами, не позволяющими ребенку высказать свое истинное желание (в связи с чувством вины по отношению к одному из родителей, зависимости от него, конфликтом лояльности и т.д.).

Основным объектом экспертизы данного вида являются детско-родительские отношения. Объектами исследования выступают психическая деятельность ребенка и психическая деятельность каждого родителя (опекуна, усыновителя и т.п.). Исследование направлено в первую очередь на диагностику и анализ внутрисемейных и детско-родительских отношений, выявление особенностей семейной ситуации, ситуации развития ребенка. В связи с этим целесообразным для решения основных задач (даже при необходимости установить только привязанность ребенка к одному из родителей) является обследование не только ребенка, но и всех участников спора.

В качестве материализованных источников информации выступают все материалы дела, содержащие фактические данные об объектах исследования.

В задачи экспертизы входит установление:

- действительного отношения и степени привязанности ребенка к каждому из родителей (к другим членам семьи, участвующим в споре или совместно проживающим с ребенком);

- состояния и особенностей психического развития, индивидуально-психологических особенностей ребенка;

- действительного отношения к ребенку каждого из родителей (или лиц, участвующих в споре);

- состояния и индивидуально-психологических особенностей родителей, родительских установок, стиля воспитания, прочих психологических факторов и их влияния на всестороннее развитие ребенка;

- влияния семейного конфликта на эмоциональное состояние и психическое развитие ребенка;

- недопустимых с точки зрения соблюдения прав ребенка форм обращения и способов воспитания (пренебрежения, жестокости, насилия, эксплуатации и пр.);

- способности ребенка к выработке и принятию самостоятельных решений, свободных от влияния со стороны родителей или третьих лиц.

При проведении комплексной экспертизы решаются вопросы о наличии у ребенка и родителей каких-либо психических расстройств и их влияния на возможность осуществления родительских функций и на дальнейшее развитие ребенка. При наличии у ребенка какого-либо нарушения в развитии решается вопрос о причинно-следственной связи выявленного нарушения с семейным конфликтом.

Исследование по данной категории дел включает анализ и оценку состояния ребенка, семейной ситуации и детско-родительских отношений в трех временных периодах: в прошлом для определения причин семейного конфликта и ситуации развития ребенка, в настоящем для оценки актуального состояния и в будущем в целях прогноза дальнейшего развития1.

В исследовании условно могут быть выделены три основных этапа диагностики:

1) индивидуальная психодиагностика каждого члена семьи (включает установление индивидуально-психических особенностей отца, матери, ребенка, определение уровня и особенностей психического развития ребенка, а также (в рамках комплексной экспертизы) диагностику возможного психического расстройства;

2) ситуационная диагностика семейных, в том числе детско-родительских, отношений (на этом этапе решаются вопросы, каково психологическое отношение ребенка к отцу (матери, другим членам семьи); каковы психологические взаимоотношения между отцом и матерью);

3) прогностическая оценка психического развития ребенка (решение основного вопроса, могут ли особенности психического состояния (если есть психические расстройства и недостатки), индивидуально-психологические особенности отца (матери, другого фактического воспитателя) оказать негативное влияние на психическое состояние и особенности психического развития ребенка).

В широком смысле третий этап и решаемая задача соподчинена судебному установлению возможности каждого из родителей "создания ребенку условий для воспитания и развития" (п. 3 ст. 65 СК). Необходимые условия для нормального и всестороннего психического развития ребенка, обеспечения его интересов (ст. 54 СК) не сводятся только к его материальному содержанию, важное значение приобретают особенности воспитания, которые исключают пренебрежительное, жестокое, грубое, унижающее человеческое достоинство обращение, оскорбление или эксплуатацию детей (ч. 1 ст. 65 СК), патологические стили воспитания (типа гиперпротекции и гипоопеки и др.).

В качестве одного из примеров может быть приведена комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза по гражданскому делу по иску К. к органу опеки и попечительства в интересах несовершеннолетней О. об отмене удочерения. Из материалов дела стало известно, что О. была удочерена К. в возрасте шести лет. Спустя четыре года К. подала в суд иск об отмене удочерения на основании того, что при медицинском обследовании дочери поставлен диагноз "соматогенный субнанизм", и с каждым годом состояние здоровья и поведение ребенка ухудшается. К. заявляла, что у нее отсутствует взаимопонимание с О., она не пользуется у девочки авторитетом и по этой причине воспитание считает невозможным. Поясняла, что поведение девочки изменилось спустя два месяца после удочерения, та стала непослушной, портила вещи, лгала, на воспитательные воздействия не реагировала, равнодушна, конфликтовала с членами семьи, жестоко обращалась с животными.

Девочка прошла тщательное обследование по поводу эндокринного нарушения, курсы лечения, которые не дали результатов, медикаменты вызывают у нее обратную реакцию, неадекватное поведение. К. утверждала, что при удочерении ее ввели в заблуждение, уверив, что девочка здорова. Школьные педагоги жалоб на ребенка не предъявляли, характеризовали девочку как коммуникабельную, стремящуюся к самоутверждению, лидерству. С первого класса проявила способность к восприятию учебного материала. Обучается в шестом классе, справляется с программой, успевает на "4" и "б", к учебе относится серьезно, с интересом, внимательна, дисциплинирована, трудолюбива, чем заслужила уважение учителей. Однако отношения с учениками не сложились из-за ее вспыльчивости, агрессивности, озлобленности. Замкнута, недружелюбна, вела себя обособленно, часто конфликтовала с мальчиками. На замечания реагировала болезненно. Сама О., на момент судебного разбирательства достигшая возраста 11 лет, в суде заявила, что хочет жить в интернате.

При экспериментально-психологическом исследовании было установлено отсутствие грубых нарушений в познавательной сфере, признаки минимальной мозговой дисфункции, сниженный уровень психической активности, склонность к замкнутости, интровертированности, повышенная эмоциональная восприимчивость, тревожность, неустойчивость настроения, неуверенность в себе, трудности адаптации в коллективе. На эмоциональном уровне выявляла позитивное отношение к себе самой, матери, дедушке, дому. Рисунок семьи выявил восприятие девочкой доминантности матери и ощущение своей собственной незначительности, отсутствие интеграции в семье, несформированность чувства общности с членами семьи.

О подэкспертной К. известно следующее. Родилась и воспитывалась в семье военнослужащего. Получила высшее образование, по специальности тренер-преподаватель физической культуры и спорта. В молодости активно занималась спортом, работала в детско-юношеской спортивной школе. На момент обследования не работала, получала пенсию по утрате кормильца, осуществляла уход за престарелым отцом и дочерью. Дважды была замужем. От первого брака имеет сына. Во втором браке решили с мужем взять приемного ребенка, преодолели "всевозможные препоны", удочерили О.

Об отклонениях в развитии девочки не знали, маленький рост считали следствием недостаточного питания. Показавшись "ангелом" в первое время, дочь все больше становилась неуправляемой, не усваивала навыки самообслуживания и труда, была трудно обучаема. Взаимоотношения в семье не сложились. После гибели мужа справляться стало еще труднее. В итоге пришла к отказу от удочерения. Не видела перспективы в улучшении состояния здоровья девочки и налаживании их взаимоотношений. Считала, что не может ничего дать девочке. В своем отказе от удочерения категорична.

При экспериментально-психологическом исследовании установлено, что в межличностных отношениях для К. характерны повышенная ответственность, чрезмерная активность в своем стремлении оказывать помощь, вплоть до навязчивости, уверенность 8 себе, упорство, настойчивость, склонность к внешнеобвиняющим реакциям в конфликте. Идеальными качествами родителя и воспитателя считала авторитетность, лидерство, доминантность в сочетании с дружелюбием, сострадательностью. Дочь воспринимала как эгоистичную натуру, замкнутую, скрытную. В вопросах воспитания проявляла установку на отказ от жесткого диктата, при этом не отмечалось и излишней демократичности. Наиболее приемлемыми считала отношения, когда взрослый играет доминирующую, контролирующую роль, при сохранении эмоционального контакта с ребенком. На фоне хорошего знания индивидуальных особенностей девочки, ее привычек и интересов обнаруживала высокий уровень отвержения дочери, воспринимала девочку как неприспособленную, инфантильную, бесперспективную, открытую для дурных влияний, требующую строгого контроля. По отношению к ребенку преобладали негативные переживания (досада, разочарование, раздражение, обида), выражен авторитаризм, предъявление повышенных требований относительно послушания, дисциплины, социальных успехов, недостаток симпатии и уважения, тенденцию воспринимать и рассматривать девочку с позиции "нормы", неприязнь к ее особенностям и недостаткам, отсутствие позитивного отношения (при наличии такового к сыну, семье в целом).

Эксперты пришли к заключению, что ребенок выявляет признаки резидуально-органического поражения головного мозга многомерной этиологии (перинатальные факторы, интоксикация) с психопатоподобным поведением по возбудимому типу на фоне соматической ослабленности. На эмоциональном уровне у девочки отмечено позитивное отношение к истице, в то время как отношение последней к девочке лишено позитивной окраски, характеризовалось неприятием, отвержением. Вместе с тем девочка не воспринимала себя в качестве члена семьи, выявляла несформированность чувства общности.

Таким образом, экспертами отмечено отсутствие оптимального эмоционального контакта между матерью и дочерью, что наряду с иными факторами (резидуально-органическим поражением головного мозга, особенностями психического и физического развития, возбудимостью и иными индивидуально-психологическими особенностями) может обусловливать патохарактерологические реакции (в том числе реакции активного и пассивного протеста, отказа), принимающие форму фиксированных привычных реакций, стереотипного поведения и затрудняющие социально-психологическую адаптацию в семье. Между К. и О. не отмечалось оптимального эмоционального контакта и взаимопонимания, что обусловлено взаимовлиянием характерологических особенностей и поведения девочки, а также установок и реакций самой истицы. Свойственный К. высокий уровень отвержения и инфантилизации девочки, преобладание авторитарных тенденций в ее воспитании, жесткого контроля и повышенных требований при отсутствии эмоционального принятия представляются неблагоприятными условиями для воспитания девочки, с учетом особенностей ее психического развития и состояния здоровья.

Еще одним примером может служить судебная психологическая экспертиза по гражданскому делу по иску X. к бывшей супруге о нечинении препятствий в воспитании сына.

Из материалов известно следующее. Стороны состояли в зарегистрированном браке, от которого имеют сына И. семи лет. На момент развода ребенку исполнилось пять лет. После развода по мирному соглашению, ребенок проживал с матерью. Мотивируя свое несогласие с иском, ответчица заявила, что X. настраивает ребенка против нее, говоря, что она не любит сына, а также безответственно ведет себя по отношению к ребенку.

Истец же заявил, что ответчица препятствует его общению с сыном, настраивает ребенка против него. Он соглашался, что сын в настоящее время должен проживать с матерью, но требовал возможности общения с ребенком один раз в неделю на сутки, и два раза в неделю после школы. Ответчица настаивала на своем присутствии при встречах X. с сыном.

О подэкспертном известно следующее. Ребенок родился желанным, беременность матери протекала без патологии. Роды произошли в срок. Ребенок рос и развивался правильно. В период конфликта родителей стал часто болеть, появились случаи ночного недержания мочи. В течение года девять раз перенес острые респираторные заболевания с осложнениями и последующим лечением у врача оториноларинголога. В указанный период у мальчика также отмечалась эмоциональная неуравновешенность, нервозность поведения. Предъявлялись жалобы на энурез.

С августа 2000 г. наблюдалась положительная динамика: не было случаев заболевания ОРВИ, нормализовался неврологический статус и прекратились явления энуреза. В мае 2000 г. перенес травму головы с сотрясением мозга в результате падения с лошади. После обращения к невропатологу был поставлен диагноз "вегетососудистая дистония", проведено медикаментозное лечение. В школу пошел своевременно. Обучается в первом классе в Центре творческого развития детей.

При экспериментально-психологическом исследовании установлены высокие познавательные способности, эмоциональная стабильность, оптимальный уровень тревожности, необходимый для адаптации и продуктивной деятельности. Актуальная ситуация воспринималась И. как неприятная, но временная, преходящая. В связи с разводом и конфликтом родителей выявлялись признаки скрытой внутренней тревоги реактивного характера. На эмоциональном уровне отношение к матери и отцу позитивное, эмоциональная значимость родителей - равноценная. Наиболее эмоционально предпочитаемой фигурой являлась бабушка. Комиссия пришла к заключению, что у И. сохраняется комплекс скрытых травматических переживаний, связанных с семьей (разводом и конфликтом между родителями). Оба родителя эмоционально значимы для И., при более высокой актуальной потребности в любви и заботе матери. В интересах ребенка уничижение образа матери, подрыв веры ребенка в ее любовь, а также вовлечение сына в конфликт между родителями недопустимы. Подобное обращение с ребенком может обусловить возобновление у И. признаков невротического расстройства, а также создать риск невротического развития личности. Общение отца с сыном представляется возможным лишь при исключении указанных в заявлении истицы стрессогенных факторов.

Учитывая привязанность и выраженное позитивное отношение И. к отцу, при условии соблюдения последним данных требований, способствующих состоянию психологического комфорта ребенка и являющихся одной из предпосылок его гармоничного развития, общение X. с сыном представляется целесообразным. Присутствие матери, с одной стороны, может быть благоприятным (гарантируя защиту ребенка от прямых негативных высказываний со стороны отца), а с другой стороны, существующая между родителями напряженность в отношениях может отрицательно отразиться на состоянии ребенка, поскольку противостояние родителей переживается детьми болезненно, особенно если конфликтующие позиции не скрываются.

Следует отметить, что для проведения полного и всестороннего исследования требуется обследование триады мать-ребенок-отец или диады ребенок-родитель. Обследование одного ребенка возможно в крайних случаях для определения действительного отношения ребенка к кому-либо из родителей (или лиц, претендующих на участие в воспитании) при невозможности (в том числе отказе) родителя от проведения в отношении его экспертизы (возможность такого отказа предусмотрена ГПК).

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >