< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

12.4. Марксистский социализм как ориентир

Наша отечественная модель, о которой идет речь, чаще всего ассоциируется с именем Сталина, сыгравшего решающую роль в ее реализации. Однако начали работу в этом направлении и действовали теми же методами Ленин и Троцкий, возглавившие в свое время большевистский переворот в России и навязавшие измученной и ослабленной стране режим военного коммунизма. Теоретической основой переворота, как известно, был переинтерпретированный большевиками, а впоследствии и многими другими лидерами мирового коммунизма марксизм. Тот самый, который был сформулирован в середине XIX в. с целью низвергнуть либеральную буржуазную демократию в передовой тогда Европе. Низвергнуть насильственным путем с установлением вместо демократии (о ней Маркс и не заикался) "диктатуру пролетариата".

Идеи Маркса не получили признания в демократической Европе, где "пролетариат" вместо баррикад предпочел легальную борьбу за свои права, а буржуазия по мере быстрого развития индустрии находила возможным его требования постепенно удовлетворять. Марксизм так бы и зачах, как бывало с многими другими радикальными и экстремистскими доктринами, если бы не пробуждавшийся в ходе западно-буржуазной вестернизации колониальный мир, который как раз и искал выхода из своего зависимого от Запада неравноправного состояния. Как уже не раз отмечалось, хорошо известная миру вне Запада антично-буржуазная либерально-демократическая свободная и защищенная незыблемой нормой права рыночно-частнособственническая структура была для него чужой. Принесенная колонизаторами, она решительно противостояла привычной для него структуре власти-собственности с централизованной редистрибуцией, осуществлявшейся вороватой, но патерналистски заботливой администрацией, стремившейся любой ценой сохранить консервативную стабильность.

Россия в этом смысле, несмотря на причастность к религии Запада, правда, к восточной ее ветви, православному христианству (а по меньшей мере частично именно поэтому), вплоть до рубежа XIX-XX вв. была более Востоком, нежели Западом. И это оказалось решающим фактором, способствовавшим успеху большевиков, которые в условиях деградации ослабевшей в ходе мировой войны самодержавной империи, фактически в ситуации вакуума власти сумели осенью 1917 г. свершить переворот и в ходе длительной и кровавой гражданской войны навязать стране террористический тоталитарный режим, первый в своем роде в XX в. Возглавивший в начале 1924 г. партию большевиков - партию "нового типа", ставшую ядром основанной на насилии бюрократической администрации, - Сталин начал быстрыми темпами завинчивать гайки, реанимируя угасший было режим военного коммунизма, внешне принявший чуть иной облик.

Не заостряя внимания на деталях, напомним о сути той модели, что с незначительными изменениями просуществовала более полувека. Были ликвидированы буржуазная частная собственность и свободный рынок, элементы либеральной демократии и составлявшие их основу права и свободы едва нарождавшегося в начале XX в. российского гражданского общества. Весь экономический механизм СССР оказался сконцентрирован в руках всесильного государства, которое взяло на себя, естественно, и функции централизованной редистрибуции. Процесс концентрации власти и экономики сопровождался введением режима жесточайшей диктатуры, социального (против целых классов и слоев населения) и политического (против инакомыслия или неподчинения властям) террора. Сильнейшая индоктринация, возможная лишь в век развитых средств массовой информации, спекулировала на иллюзиях революционного порыва к светлому будущему. Одураченный лозунгами народ ориентировался на скорейшее преодоление трудностей и строительство основ нового светлого общества в условиях неслыханного перенапряжения сил при нищенском уровне существования.

Многие искренне верили в лозунги, готовы были все отдать во имя обещанного светлого будущего. Для тех, кто не верил или верил недостаточно активно, пускался в ход тщательно разработанный, утонченный до изуверства механизм принуждения. Речь не просто о запугивании, стремлении пресечь любое недовольство. Режим создал индустрию репрессий, знаменитый ГУЛАГ и все обслуживавшие его органы, бравшие за образец ленинских чекистов. Был создан и воплощен в жизнь нормативный принцип всеобщей слежки и взаимного доносительства с наказаниями за недонесение. Все это привело к тому, что людей сковал страх, который сделал из них рабов режима, а подгонявший их кнут репрессий заставлял работать, причем много, до изнеможения. Вера, с одной стороны, страх - с другой, а также репрессии и постоянное сверхперенапряжение - вот составляющие того зримого успеха, которым могли похвастать коммунисты, особенно в 1930-е гг., когда кровавый террор в стране достиг кульминации, но вместе с тем закладывалась основа военной индустрии Советского Союза. Война с фашистской Германией, которую страна вела в том же режиме перенапряжения и с тем же бездумным расточительством человеческих ресурсов, лишь усилила генеральные принципы сталинской модели, как бы доказав миру ее преимущества.

Не принесло перемен измученной стране и послевоенное время. Но именно в эти годы она оказалась на вершине своей популярности. Восхищенный ее победой мир, очень мало знавший о том, что творилось в СССР, не представлявший глубину грубого просчета его вождя в июне 1941 г., который очень дорого обошелся стране, и вообще ничего не знавший о том, какой ценой была достигнута победа, восхвалял все советское. Параллельно рос и престиж переинтерпретированного большевиками марксизма. Строго говоря, этот марксизм, принявший в странах внебуржуазного Запада форму восстания мировой деревни против мирового капиталистического города (в наиболее явной, даже карикатурной форме это было реализовано красными кхмерами в Камбодже) стал своего рода знаменем восставших народов колониальных стран еще до Второй мировой войны и тем более в конце ее, когда крушение Японии, захватившей в то время многие из колоний европейских стран, было для всех очевидно. Неудивительно, что коммунизм как форма народной войны и марксистский социализм как ее цель стали популярны еще до окончания мировой войны и тем более после победоносного ее завершения.

Для СССР победа в войне обернулась если и не трагедией, то долго еще продолжавшимся унижением народа-победителя, заплатившего за эту победу столь высокую цену. А для тех заметно отстававших в развитии стран и народов деколонизовавшегося мира, кто лихорадочно искал наиболее удобный для себя путь развития, пример России оказался привлекательной моделью. Ее иллюзорные преимущества могли показаться несомненными и, главное, подходящими как раз для тех, кому было трудно расстаться с привычной структурой власти-собственности и кто не хотел напрягаться для перестройки на непривычный для него буржуазно-демократический лад. Впрочем, призрачные преимущества этой модели по иронии судьбы оказались приемлемыми - чтобы не сказать привлекательными - и для тех стран, которые не входил в число отсталых, хотя и были бедными и, главное, как и Россия в 1917 г., оказывались в состоянии, близком к вакууму власти, т.е. подходящим для экспериментов любого рода. Имеется в виду прежде всего Китай.

Рассмотрим ситуацию более подробно. Как о том уже шла речь, компартии вскоре после 1917 г. возникли во многих странах Востока, однако далеко не везде они смогли стать политической силой. Ранее других в мире вне Запада этого удалось добиться компартии Китая, несколько позже - Вьетнама. Этому способствовало многое. Едва ли не важнейшую роль сыграло то обстоятельство, что лозунги компартий с их призывом к социальному переустройству посредством достижения власти в ходе массового революционного движения были близки и понятны прежде и больше всего именно в странах Дальнего Востока. Они, однако, были чужды массам в Индии и не всегда понятны в мире ислама или в буддийских странах. Более того, имея в виду псевдорелигиозность коммунизма как идеи, эти лозунги во многом сочетались с квазирелигиозной (хоть и в очень небольшой степени) в своей основе конфуцианской ориентацией на социальную справедливость и государство всенародной гармонии во главе с мудрыми и заботливыми правителями.

В ходе Второй мировой войны и японской оккупации Китай и Вьетнам оказались в состоянии глубокого внутреннего кризиса, а выход из него, как то обычно бывало в странах конфуцианской культуры, оказался тесно связан с массовым народным движением, которое на сей раз возглавили коммунисты. В Китае компартия вела активную борьбу с 1920-х гг., а в 1930-1940-е уже представляла собой немалую силу с собственными огромными и неплохо вооруженными армиями. Во Вьетнаме конец войны и капитуляция Японии привели к победе компартии в бывшей колонии, не имевшей собственного правительства, хотя и хорошо знакомой с традицией независимого государства. Это же внешнее обстоятельство сыграло еще более важную, практически решающую роль для севера Кореи, которая тоже была японской колонией и естественно не имела собственного государства и правительства.

В итоге в Китае, во Вьетнаме и на севере Кореи была заимствована советская модель с жесткой властью классического восточного типа при ограничении индивидуальных прав и свобод и всесилии обычной бюрократической администрации, опирающейся на мощную идеологическую индоктринацию. Такая модель функционально и структурно оказалась не столь уж чужда классической конфуцианской, хорошо знакомой и Китаю, и Корее, и Вьетнаму, поэтому нет ничего удивительного в том, что все три страны достаточно гармонично в нее вписались. Конечно, дело не обошлось без серьезных внутренних реформ, радикальных социальных преобразований и массовых репрессий, но многое осталось по-старому. Не получил развития свободный капиталистического типа рынок с характерными для него острой конкуренцией и борьбой за прибыль частных собственников. Наоборот, все дело промышленно-индустриального развития и финансово-экономического регулирования взяло на себя централизованное государство, а свободный рыночный обмен во многом был заменен привычной административно-бюрократической редистрибуцией. Социальная дисциплина стала еще более жесткой, а власть правителя государства - более всемогущей, чем когда-либо, что особенно касается Китая и Кореи.

Другая судьба постигла юг Кореи, остров Тайвань, бывшие английские колонии Сингапур и Гонконг, не говоря уже о Японии. Эти части дальневосточного цивилизационного региона тоже были готовы к трансформации, что и продемонстрировала оказавшаяся в исключительных обстоятельствах Япония. Но совсем иные внешние условия сыграли решающую роль в судьбах этих стран и выборе ими пути развития. Тайвань, куда бежали гоминьдановцы с захваченного коммунистами континента, стал быстрыми темпами развиваться по капиталистическому пути. Такой же путь начал реализовываться в Южной Корее, которая, как и Япония, после войны попав под контроль американской администрации, продолжала и впоследствии пользоваться военной и всякой иной поддержкой США.

Вследствие ликвидации колониального статуса в Сингапуре и ослабления его в Гонконге эти территории стали энергично развиваться по тому пути, по которому они шли уже достаточно давно, умело используя геостратегические преимущества своего расположения на оживленных морских торговых путях. Ориентируясь на японский стандарт, эти страны вскоре стали демонстрировать невиданные темпы экономического роста, что и позволило им если и не догнать Японию, то во всяком случае заметно к ней приблизиться, стать почти вровень, оказаться в числе флагманов капиталистической экономики развивающегося мира, а в недалеком будущем, вполне возможно, и вообще всего мира.

Любопытная ситуация: цивилизационно близкие друг другу страны одного и того же региона вскоре после войны и в момент глобальной деколонизации начали демонстрировать потенции в развитии по противоположным моделям. Что здесь сыграло свою роль? В основе, безусловно, - внутренняя принципиальная готовность к трансформации. Но существенно и еще одно обстоятельство.

- При трансформации по марксистско-социалистическому пути важнейшими оказались такие конфуцианские стереотипы, как извечное стремление к социальной справедливости и царству гармонии, правда, в сочетании с жесткой бюрократической структурой сильного патерналистского государства, с мощным зарядом идеологической индоктринации.

- Успеху в развитии по буржуазной модели способствовали совсем иные стороны той же конфуцианской традиции - стремление к самоусовершенствованию, высокая культура труда в сочетании с социальной дисциплиной и патерналистской заботой старших о младших, высокоразвитое чувство долга и моральной ответственности, огромное воспитанное веками уважение, постоянное стремление к знаниям, ценное умение довольствоваться малым в неуклонном продвижении ко все большему и т.п. Все это так или иначе не просто лежало в основе японской, а ныне и китайской дальневосточной модели развития, но и дает ей те ощутимые преимущества, которые ныне очевидны для всех.

Специфика ситуации со странами конфуцианско-дальневосточной цивилизации, где фундамент многовековой культуры сам по себе оказался одинаково подходящим для успеха в движении по принципиально разным путям (об эффективности движения пока речи нет - имеются в виду благоприятные условия для старта и первых видимых успехов), позволяет сделать следующий вывод. Для этой цивилизационной традиции с ее ставкой на прагматизм важнейшим, сыгравшим решающую роль в процессе выбора пути оказался внешний фактор. Этот фактор, представленный не столько длительной колонизацией, сколько целенаправленной политикой колониальных держав, оказался здесь решающим. Сыграл он свою роль и для некоторых других стран в мире вне Запада, прежде всего в индо-буддийских, особенно со значительным ферментом хуацяо. Сложнее обстояло дело с миром ислама

Какие обстоятельства способствовали усилению роли внешнего фактора? Логичным будет следующий ответ: внешний фактор обретал серьезную значимость лишь тогда, когда возникал вакуум власти. Этому способствовали, в частности, разразившиеся в XX в. мировые войны. Они вели к ослаблению власти колониальных держав в их колониях. К этому же объективно вело связанное со Второй мировой войной пробуждение национально-освободительных движений. Иными словами, любое ожесточенное противоборство и есть свидетельство вакуума власти.

Итак, вакуум власти - благоприятное условие, способствовавшее проявлению внешнего по отношению к стране фактора, о котором уже так много было сказано. Но как действует этот фактор? Случайный, кратковременный ли это импульс или нечто постоянно действующее? Могло быть по-разному, но приоритет, особенно в XX в., безусловно, за постоянно действующей силой, рождающей определенное поле политического напряжения. И поскольку это переменчивое поле - в наше время исламско-исламистское - сыграло и продолжает играть сегодня свою зловещую роль в судьбах современного Востока, о нем стоит сказать подробнее.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >