< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

12.3. Процесс выбора пути развития

Вернемся, однако, к проблеме выбора пути развития. Проблема эта для стран зависимых встала еще в начале XX в., а то и раньше, для колоний - после их деколонизации в середине века. Однако если учесть сложность и неоднозначность процесса выбора и принять во внимание вызывавшуюся различными обстоятельствами переориентацию, то станет понятно, почему в итоге решать проблему пришлось всем так или иначе в одно и то же время, в основном во второй половине XX в., включая колебания и переориентации. От чего же в конечном счете зависели выбор пути и тем более его переориентация?

Снова вспомним об исходных позициях. Конец эпохи колониализма, политическая независимость и выход на передний план усилившегося государства, взявшего на себя заботы о развитии, равно как и сложность позиции государства (содействовать развитию, не слишком резко меняя привычный для людей образ жизни) как ведущего начала всего процесса, оказались ключевыми моментами при выборе пути. Свою важную роль, о чем только что шла речь, сыграл религиозно-цивилизационный фундамент, содействовавший курсу на трансформацию традиционной структуры или, напротив, решительно препятствовавший ему. И, что очень важно иметь в виду, корректировавшим процесс внешним фактором постоянно было наличие противоположных по многим параметрам эталонов возможного выбора. От этого фактора, т.е. от наличия разных методов достижения индустриального развития, оказывавшего сильнейшее воздействие на выбор, в ряде стран, особенно бедных и отсталых, зависело очень и очень многое. Склонность к заимствованию того либо другого метода определяла всю стратегию развития.

Исходные позиции в общем были почти однотипны, хотя равнодействующая всех упомянутых факторов могла быть весьма различной по мощи и вектору импульса. Этот импульс мог быть сильным и позитивным, т.е. объективно содействующим энергичной внутренней трансформации, что было наиболее характерно, как о том уже шла речь, для стран Дальнего Востока с их вполне позитивным для трансформации конфуцианским религиозно-цивилизационным фундаментом. Или, напротив, импульс мог быть сильным и негативным, т.е. олицетворять собой мощь инерции, что наиболее характерно для стран ислама, особенно шиитского ислама. Но для многих стран Востока, включая и Африку, импульс был слабым, порой практически нулевым. Что означала или могла означать разница в мощи и векторе импульса?

Сильный негативный импульс означал прежде всего энергичное сопротивление структуры любым воздействиям извне, ее стремление остаться собой, кульминацией которого можно считать события рубежа 1970-1980-х гг. в Иране. Смягчающие факторы и обстоятельства могли несколько повлиять на положение дел, как то имело место в том же Иране и в богатых нефтедолларами аравийских монархиях. Нефть здесь сделала трансформацию безболезненной, а ориентацию на капиталистический стандарт ненавязчивой, даже в некотором смысле необязательной, а в случае необходимости, особенно для той части населения, кто этого не желал, вроде бедуинов, - частичной или вовсе едва заметной.

пример

Богатые нефтью Ирак, Ливия и Иран использовали свои нефтедоллары для того, чтобы за их счет еще резче противопоставить неисламскому и особенно западному миру с его либерально-демократическими буржуазными стандартами свои, порой нарочито акцентированные исламские ценности с явно фундаменталистской окраской. За ценности фундаменталистского ислама высказывались определенные силы и в других исламских странах, от Афганистана и Судана до сравнительно развитого Алжира. И только там, где сам ислам и тем более его негативный импульс изначально были ослаблены, т.е. вне территории Ближнего Востока, от Пакистана до Индонезии, развитие по западному пути на некоторое время вышло вперед по сравнению с привычными исламскими ценностями, хотя и при сохранении чтимых традиций.

Слабый или нулевой импульс, характерный для индобуддийской цивилизации и для Африки, означал, что многое в развитии, как и в ориентации при выборе пути здесь зависело от внешних обстоятельств, порой просто от случая.

пример

Наиболее нагляден пример Африки. Но стоит вспомнить и об Индии, чей путь был избран за нее англичанами, о буддийских странах Индокитая, с легкостью становившихся жертвами любителей социальных экспериментов. Впрочем, ослабленный импульс всегда был залогом неудачи любителей рискованных экспериментов, что опять-таки видно и на примере современной Африки, и в буддийском Индокитае, где последний из такого рода экспериментов - бирманский - с его извилистыми выкрутасами по-своему очень показателен.

Сильный позитивный импульс, характерный для стран, внутренне готовых к активной трансформации, проявлял себя тоже далеко не автоматически. Можно даже сказать, что внешне он себя вовсе как бы и не проявлял, так что феномен Японии долгие десятилетия был своего рода уникальным явлением. Но выявившиеся во второй половине XX в. закономерности развития стран Дальнего Востока, ориентированных на конфуцианские цивилизационные ценности, дают основание поставить вопрос иначе, т.е. выдвинуть на передний план именно способность и потенции для трансформации как таковые. В частности, следует напомнить, что дальневосточные страны стали лидерами в движении по обоим наметившимся в послевоенном мире путям развития и радикальной трансформации - по марксистско-социалистической и западной буржуазно-демократической.

Было ли в странах этого региона внутреннее сопротивление их традиционной структуры навязанным извне переменам? Безусловно, оно ощущалось даже в Японии. Но по сравнению с другими регионами сопротивление было каким-то необычным, достаточно своеобразным. Менять свои привычки под бесцеремонным нажимом извне никто особенно не хотел, как это видно из истории Китая, Кореи или Вьетнама на рубеже XIX-XX вв. Достаточно еще раз напомнить об ихэтуанях. Но коль скоро ситуация становилась необратимой и практически с этим уже ничего нельзя было поделать, прагматизм дальневосточной традиции выходил на передний план и делал свое дело. В Японии раньше других, на континенте - несколько позже и иначе. Но во всех случаях прагматическая реакция стран Дальнего Востока означала, что страны, раз уж это неизбежно, к переменам готовы. Они собирали силы, мобилизовали свои потенции, для того чтобы даже способствовать такого рода переменам. Вопрос был лишь в том, какой именно путь избрать для развития. И если в этом пункте пути стран Дальнего Востока кардинально разделились, то зависело это в первую очередь от случайных и тем более внешних обстоятельств.

Здесь самое время сделать небольшой экскурс в историю России. Он необходим потому, что именно эта страна, исторически и географически представляющая собой нечто среднее между Востоком и Западом, к моменту деколонизации оказалась как раз тем вторым внешним по отношению к миру вне Запада эталоном, на который - помимо и практически наравне с западным буржуазно-демократическим - деколонизовавшимся странам, стремившимся сделать правильный выбор дальнейшего пути развития, можно было вполне осознанно ориентироваться.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >