Мир и человек в культурологических представлениях
Информация - История
Другие материалы по предмету История
?о очень удобное миросозерцание, согласно которому судьба человека определяется как равнодействующая двух сил: удачи (случая) и собственной воли человека. Счастливый случай надо ловить, надо уметь его использовать, а из неудачного стечения обстоятельств (неблагоприятного случая) надо тоже уметь выйти с наименьшими потерями. Такой подход к жизни во многом соприкасается с Основной концепцией.
Типичной формой проявления этой концепции является психология азартного, но в то же время расчетливого игрока, который в нужный момент пасует, а в другой идет на разумный риск, полагаясь более на свои силы, но обязательно рассчитывая и на удачу. (Разумеется, такая психология свойственна не только игрокам в карты или рулетку, но и вообще людям, которые в большей или меньшей степени разделяют девиз Что наша жизнь? Игра!. Типичным проявлением такой поведенческой стратегии могут служить действия лермонтовского Печорина в повестях Княжна Мери и Фаталист.)
Не менее типичной для данной концепции является и психология крайней беспечности, расчета на авось, на счастливый случай и неожиданную удачу, на везение здесь собственные усилия человека минимальны, но все же такую поведенческую стратегию не сведешь к фатализму. Такого рода представления о жизни весьма свойственны традиционному русскому менталитету, примеров чему немало в нашей литературе. Так, один из героев Лескова говорит: Научитесь от меня, как вот я уповаю: ведь я уже четырнадцатый год со службы изгнан, а все водку пью. Совсем порой изнемогу и вот-вот уже возроптать готов, а тут и случай, и опять выпью и восхвалю.
Вероятно, читатель уже заметил, что в разных представлениях о месте человека в мире значение человека понимается по-разному: он видится то великим, то ничтожным, то средним. Эти представления о человеке восходят ко временам складывания, формирования культуры. С одной стороны, человек не мог не осознавать свою беззащитность и малость перед силами природы, которые неизмеримо превышали его собственные силы. С другой стороны, человек, побеждая природу в тех или иных случаях (например, на охоте, или овладевая огнем, или приручая животных), постепенно воспитывал в себе самоуважение. В дальнейшем развитии культуры наблюдаются все три тенденции.
Так, тип, который можно обозначить словами Горького человек это звучит гордо, впервые возник в античности, в философии и литературе Древней Греции. Именно там впервые прозвучали фразы: Много на свете чудных сил, но сильнее человека нет (Софокл), Человек есть мера всех вещей (Протагор) и т.п. Представления о величии человека воплотились в создании художественных образов героев, бросающих вызов богам и побеждающих чудовищ (подвиги Геракла, Эдип, разгадавший загадку Сфинкса, герои Илиады и т.п.). Впоследствии этот тип получил полное развитие в культуре европейского Возрождения (Рабле, Сервантес, Шекспир, Леонардо да Винчи и др.) и Просвещения (Руссо, Дидро, Вольтер и др.). В дальнейшем эта тенденция в понимании человека не прерывалась, становясь в тех или иных культурах преобладающей. Например, в начале XX в. в связи с качественным скачком в развитии науки и особенно разного рода технологий, позволявших побеждать природу, человек прославлялся как властелин мира, которому все подвластно особенно сильна эта тенденция была в культуре США и России, где к технологическому превосходству человека над природой присоединялось еще представление о человеке как о свободной личности. Именно поэтому здесь проявлялся своего рода гиперболизм: Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Мы смиряем и горы, и реки, время сказок пришло наяву, Как человек стал великаном (последнее название книги М. Ильина и Е. Сегал, которая повествует о расширении технологических возможностей человека и его победах над силами природы и которую очень тепло принял Горький). Но вообще-то в XX в. в разных культурах были разные основания уважать человека и ставить его чрезвычайно высоко: и социальные достижения (культура СССР), и его нравственный потенциал (Камю, Фолкнер, Булгаков), и его суперменство (культура США), и многое другое.
Противоположные представления о человеке как о ничтожестве также возникли в античности, в теориях киников (самый известный и последовательный из них Диоген); Платон же вообще давал человеку издевательское определение Двуногое животное без перьев. Далее европейское Средневековье представляет нам данную тенденцию в полном ее развитии, что связано с безусловным господством в идеологическом мире христианства с его бесспорным тезисом о ничтожестве человека перед Богом. (Заметим между прочим, что подобные представления о человеке вообще свойственны всем монотеистическим религиям.) В дальнейшем представления о человеке как о ничтожестве периодически возникали в разных культурных системах, например в русском романтизме. Так, Батюшков очень хорошо осознавал ничтожество человека перед вечностью:
Шуми же ты, шуми, огромный океан!
Развалины на прахе строит
Минутный человек, сей суетный тиран,
Но море чем себе присвоит?
Тенденция видеть человека малым очень сильно проявилась в литературе зарубежного и особенно русского декадентства на рубеже XIXXX вв. Ей отдали дань и Л. Андреев, и Саша Черный, и З. Гиппиус, и даже Блок, который вообще-то не склонен был видеть человека ничтожеством. Настроения такого понимания человека очень точно выразил Ф. Сологуб:
В