Мир и человек в культурологических представлениях
Информация - История
Другие материалы по предмету История
случайности и хаотичности бытия часто возникает у человека как сомнение, ужасная догадка, дьявольское искушение: таковы, например, герои Достоевского от подпольного человека (Записки из подполья) до Ивана и Алеши Карамазовых (замечу для ясности: Алеша испытывает это сомнение в закономерности и осмысленности бытия после того, как тело отца Зосимы обнаружило тлетворный дух, даже упредив естество в этом Алеше видится величайшая несправедливость, что и служит поводом для сомнения). Дьявол, нашептывавший соблазнительную идею бессмысленности бытия, являлся к героям Чехова (Скучная история, Студент, По делам службы), Толстого; этот же соблазн постоянно испытывал Горький (Из дневника, Городок Окуров, Карамора и другие произведения), очень сильными были идеи хаоса у русских и зарубежных декадентов: Малларме, Верлена, Бодлера, З. Гиппиус, Л. Андреева (Так было так будет, Тьма, Красный смех, пьеса Жизнь человека и др.), Ф. Сологуба (Мелкий бес, Навьи чары, стихотворения, например, Чертовы качели). Сологуб между прочим дал один из выразительнейших поэтических образов беспомощного и потерянного в бессмысленном и хаотическом мире человека:
Мы плененные звери,
Голосим, как умеем.
Глухо заперты двери,
Мы открыть их не смеем
Для тех, кто не испытывал подобных философско-психологических и культурологических состояний, приведем две цитаты из Войны и мира Толстого; в обеих воссоздается внутренний мир Пьера Безухова в те моменты, когда он утрачивает веру в осмысленность мира, в определенный миропорядок и все представляется ему бессмысленным хаосом:
...А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что счел себя оскорбленным. А Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что-то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем? спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов...
(Здесь особо надо отметить, что Пьер перечисляет через союз а, то есть как бы в определенной связи, совершенно разнородные явления, так что никакой связи не получается, а выходит одно лишь хаотическое нагромождение действий и фактов, не допускающее, очевидно, никакой закономерности.) Второй отрывок:
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в Бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такой силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и от тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере жизнь не в его власти.
Возникновению в миросозерцании личности концепций мира как хаоса и бессмыслицы способствуют такие эмоционально-ценностные ориентации, как гипертрофированный трагизм (Иван Карамазов у Достоевского), декомпенсированный цинизм (парадоксалист в его Записках из подполья) и особенно ирония с присущим ей скептицизмом (Свидригайлов и Ставрогин).
Исторически концепции и представления, отрицающие закономерность и осмысленность в жизни, возникают довольно поздно; как нечто более или менее цельное они появляются лишь во второй половине XIX в. и особенно в XX в. Однако зачатки этого мироощущения можно обнаружить даже в древних культурах: у Экклезиаста, Сократа, Лукиана. Зато в последующем развитии культуры в эпохи Средневековья, Возрождения, Просвещения эти концепции практически не наблюдаются: слишком сильны и авторитетны были противоположные представления о мире. Лишь в эпоху романтизма идеи хаотической неупорядоченности мира начинают заявлять о себе, но и то довольно робко и непоследовательно. В зарубежной культуре сильнее всего этот мотив звучит у Гейне, в русской у позднего Батюшкова (например, одно из последних его стихотворений Знаешь ли ты, что изрек...) и у скептика Чаадаева. Очень интересную модель хаотического и алогичного мира мы находим в самой ироничной повести Гоголя Нос, хотя из этого совершенно не следует, что сам Гоголь придерживался представления о мире как о бессмысленном беспорядке. На протяжении второй половины XIX начала XX в. мы наблюдаем активизацию этих тенденций, о чем было сказано выше. В XX в. в силу не вполне ясных пока причин идеи хаоса становятся особенно популярными, получая разнообразные воплощения и основном в сфере искусства. Они прослеживаются в творчестве раннего Хемингуэя и его литературной наставницы Г. Стайн (стремление лишь фиксировать факты бытия, отказываясь видеть какую бы то ни было связь между ними), у классиков модернизма Джойса и Кафки, впоследствии в литературе абсурда, берущей начало в экзистенциализме (А. Камю, Ж.-П. Сартр) и достигающей кульминации в пьесах Э. Ионеско и С. Беккета', а также в творчестве таких выдающихся масте?/p>