Александр Вампалов
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
й Сережа, тоже немой. Обоим лет по сорок. Митька большой физической силы, злой. Бил жену и детей. Дети говорящие, тихие, казалось, с навеки испуганными глазами. Старшего Петьку Широколобова помню семилетним, неестественно большеголовым, рахитичным, постоянно вздрагивающим от недавних побоев. Недавно встретил его в трамвае. Не знаю, как мне удалось его узнать. Он - моряк, на побывке. Здоровый и, как мне показалось, нахальный парень.
- Как живешь?
- Ништяк!
- Отец дома? Как он?
- Помер, - весело говорит Пашка (так в тексте. - Е.Г.) - в пейсят пятом зимой простудился и помер. Ну, я пошел. Счастливенько!
Степан Христофорович Шалашов - сторож, истопник, ассенизатор. Тогда ему было лет шестьдесят. Маленький, с походкой воробья. В январе, в рождество ходил по домам, где были верующие старухи, пел "рождество твое Христе Божие", таскал за собой мешок с кусками. Моей бабушке, примерно одного с ним возраста, говорил: "Спасибо, бабинька". Как-то подрядился чистить в детском доме уборную. Договаривался с заведующей Музой Ханановной Белостоцкой, потребовал заранее буханку хлеба и сто рублей. Она дала, но тут же усомнилась в его честности, уговаривала немедленно приступить к делу. Старик рассердился. Спрятал деньги, сунул хлеб в котомку и сказал:
- Прощай, Хая! Я еде в Залари.
Больше она его не видела. Потом он женился на сорокалетней уборщице из агрошколы. Там стал сторожем. У них квартира и растет сын.
...Плотник Гродников, Кондрат Линков, Максим Улискин, Погодаиха, милиционер Ванька Камаев, Шебаловы, пастух Камашин, дед Дерягин, Витька Смолин, Забродины, Мишка Швец, Толька Загоруля, Пиня Загвоздин.
Цыганский переулок и цыган Колька Иванов, кулак Баснин, Стасик Шафранский и его жена татарка Зина, их приемный сын Толька, Левашко и Нина Макарова. Толька Колесов". (Из записных книжек.)
Муза Ханановна и Камаев подарили свои имена, а может быть, и черты характеров героям "Истории с метранпажем", не без памяти о Камашине родился Калошин. Роскошная фамилия соседа - Шафранский - пригодилась для прохиндея-гитариста в "Прощании в июне". Толька Колесов стал Колькой Колесовым. Нина Макарова как бы разделила свои имя и фамилию между Ниной и Макарской - героинями "Старшего сына".
А вот и некоторые другие прообразы и прототипические ситуации, запечатленные уже в прозе: "Слесарь, курсант летного училища, студент первого курса, собравшись вместе, не прочь, например, забраться в чужой огород за огурцами, подпереть чью-то дверь вечером, перекатить чью-то телегу с картошкой из одного двора в другой и еще что-нибудь в этом жанре". "Десять лет назад пилот играл здесь в духовом оркестре, и тот из моих друзей, что работает в клубе, принес пилоту "тенор", сам взял трубу, вдвоем они сыграли краковяк, какой-то бравурный марш и похоронный - ради шутки". Не обошлось здесь и без декана, принимавшего в Кутулике вступительные экзамены и переродившегося потом в амбициозного ректора.
"Детство, проведенное в Кутулике, - как сказано в "Прогулках", - проходит нескоро", но все-таки проходит...
1954 год. Окончил кутуликскую десятилетку и отправился держать вступительные экзамены на историко-филологический факультет Иркутского государственного университета. Срезался по немецкому языку.
В 1955 году снова сдает экзамены в университет. Поступает на историко-филологический факультет, переезжает в Иркутск.
"Назавтра я приехал, - записал он в дневнике. - Пассажиры, толкаясь и переругиваясь, бросились к выходу с перрона. Их лица мне показались враждебными, насмешливыми. Меня, конечно, никто не встречал. Голос из репродуктора манил умыться, подстричься и поужинать в ресторане. Меня раздражал этот сонный, кокетливый женский голос. А тут еще дождь, мелкий, противный, бесконечный, как сама разлука. Дома мне дали адрес какого-то знакомого, где я мог переночевать, а может быть, поселиться. Я нашел этот домик на окраине, в начале небольшого переулка, в глубине двора, обсаженного со всех сторон черемухой и яблонями. Минут пять возился с хитроумной задвижкой садовой калитки, но так и не открыл ее. Вышел хозяин, невысокий, пожилой, с виду сердитый человек в калошах на босу ногу, с шарфом на шее. Взглянул на мой чемодан, прищурился, открыл калитку.
- Ага, студент прибыл. Проходи, проходи. Писали мне про тебя.
Спать меня устроили на веранде. В темноте я разглядел только густую завесу черной мокрой листвы и висящий на стене над моей раскладушкой велосипед без шин. Обода его слабо поблескивали. Пахло черемухой и керосином. Я быстро уснул". (Из записных книжек.)
Началась студенческая жизнь. И жизнь эта, столь отличная от простого размеренного кутуликского быта, поглотила его с головой. Все в ней было новым: круг друзей, чтения, интересов, мыслей, место и время. В сущности, жизнь Вампилова до этого момента протекала незамысловато: он, как и Оленька Белянина - героиня его рассказа "Финский нож и персидская сирень", - прошел тихим ровным путем через школьные классы в студенческую аудиторию.
Студенчество конца пятидесятых - начала шестидесятых годов было, наверное, одним из самых счастливых поколений студентов. Казалось, весь мир - ровесник молодежи. Юность, совпавшая с моментом общественного взлета, дорогого стоит и не проходит бесследно. Все было молодо, горячо, живо, и, главное, все было ново. Это были годы молодых и литературы о молодых.
В конце пятидесятых годов общественный ценз высшего образования был еще очень высок. Человек, поступающий в вуз, шел туд?/p>