Академия наук и становление научного знания в России
Доклад - История
Другие доклады по предмету История
то ученые скорее добьются признания, внимания и содействия со стороны власть имущих, если будут выполнять поручения вельмож, даже украшать их жизнь - к примеру, разрабатывать программы праздников, устраивать фейерверки, аллегорические группы, чеканить медали. Только так, считал он, можно было приблизиться ко двору, а следовательно, получить средства для дальнейшего существования. Сын своего времени, администратор Шумахер не поднимался в нравственном смысле выше среднего начальника, приравнивая доверенное ему учреждение к собственной вотчине. К науке как таковой и к своим подчиненным - ученым он уважения не испытывал, хотя в свое время закончил Страсбургский университет, защитив диссертацию с весьма туманным названием De Deo, mundo et anima (О Боге, мире и душе, 1711). Его наклонностям соответствовало и распределение академических средств: на кунсткамеру, библиотеку, канцелярию и мастерские шло денег гораздо больше, на непосредственно научные нужды - меньше. Академикам постоянно отказывали в покупке инструментов, открытии новых лабораторий.
При Академии в то время работали типография, словолитня, разнообразные мастерские: переплетная, для резьбы по камню, по металлу, отделки камней, гравировальная и рисовальная палаты. Шумахер в основном заботился об этих заведениях, придавая им больше важности, чем научным занятиям. Это было, впрочем, общее мнение людей той эпохи. Поэзия, к примеру, ставилась тогда заведомо выше науки. Так, Ломоносов не раз должен был оправдываться перед своим покровителем графом И. Шуваловым в своих занятиях низменной химией. Тот настойчиво требовал от своего протеже стихов и работы над российской историей. Например, первоочередной задачей для Ломоносова и В. Тредиаковского на 1750 год считалось сочинение трагедий для постановки в придворном театре [13].
Таким образом, ученые Российской Академии неоднократно испытывали унижение даже в стенах собственного учреждения, встречали оскорбительно высокомерное отношение со стороны своего начальника. Однако сама специфика труда ученого предполагает, наряду с критическим мышлением, достаточно высокую самооценку и обостренное чувство собственного достоинства (вспомним классические слова Ломоносова: Не токмо у стола знатных Господ, или у каких Земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл (цит. по [14, с. 241). И здесь возникает неустранимое противоречие.
Замечу, что противостояние внутри Академии наук совершенно не соответствовало (вопреки длительной историографической традиции) национальному делению: там боролись вначале, пожалуй, две основные партии - Шумахера и его противников. В числе последних были, например, иностранцы Ф. Байер, Ж. Делиль, Д. Бернулли. Они роптали, что уже спустя 10 лет после основания Академии не заведены обсерватория и химическая лаборатория, анатомический театр и физический кабинет. Они были недовольны и присоединением к Академии наук отделения художеств и ремесел. Не нужна была также, по их мнению, словолитня при типографии - ведь во всем мире типографии закупают шрифты в Голландии, где подешевле достать могут. И, конечно же, канцелярия, по мнению ученых, слишком велика, чиновников чересчур много, и весь этот бюрократический аппарат имеет чрезмерно много власти и поглощает чуть ли не все средства.
Некоторые академики, видя бесполезность и утомительность борьбы, устранялись от нее и, наконец, уезжали, пользуясь истечением срока контракта. Уехали Г. - Б. Бильфингер и Я. Герман, Гмелин, Делиль; в 1735 году уехал под предлогом слабого здоровья Бернулли; в 1741 году, получив место в Берлине, покинул Россию Эйлер (вернувшийся уже после смерти Шумахера, спустя 20 лет). Миллер так вспоминал о Шумахере: Для избежания его преследования я вынужден был отправиться в путешествие по Сибири, чему он один благоприятствовал, лишь бы удалить меня от тех, которые пользовались тогда моим пером. Кто бы мог подумать, что в продолжении столь долгого путешествия и такого большого промежутка времени гнев его против меня не мог утихнуть? (цит. по [4, с. 26]). (Всего же Миллер провел в Сибири 10 лет.)
Упреки уязвленных ученых были во многом, конечно, справедливы. Действительно, управление Академией было далеко от правил ученой республики, она авторитарно управлялась Шумахером, который сам решал, на что и сколько потратить денег и т. п.;
он, не стесняясь, выдвигал своих родственников на важные посты, случалось, зачислял в Академию людей, не имевших ничего общего с наукой, чтобы потрафить придворным...
Но именно в это время в стенах Академии появляются и первые русские ученые, молодые и талантливые, подготовленные академиками первого призыва. Влияние императрицы Елизаветы Петровны на дела Академии было неоднозначным. Она заявила о себе как продолжательнице дела отца и покровительнице русских талантов. В ряду других реформ она сделала попытку навести кое-какой порядок в Академии наук. Был принят к сведению донос злейшего врага Шумахера механика и изобретателя А. Нартова. В доносе было написано, что Шумахер, враг русского народа, умышленно старался уничтожить намерения Петра Великого об Академии, присваивал казенные деньги [12, с. 33]. Елизавета назначила следственную комиссию. Шумахер был отставлен и находился какое-то время под домашним арестом. Он должен был давать письменные объяснения в своих действиях.
И Шумахер, и его противники стоили друг друга. Так, назначенный вместо него секретарем Академии Н?/p>