Иван Александрович Гончаров "Обломов"
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
?орошенько, что значит переехать а? Верно, не вникнул?
И так не вникнул! смиренно отвечал Захар, готовый во всем согласиться с барином, лишь бы не доводить дела до патетических сцен, которые были для него хуже горькой редьки.
Не вникнул, так слушай, да и разбери, можно переезжать или нет. Что значит переехать? Это значит: барин уйди на целый день да так одетый с утра и ходи...
Что ж, хоть бы и уйти? заметил Захар. Отчего же и не отлучиться на целый день? Ведь нездорово сидеть дома. Вон вы какие нехорошие стали! Прежде вы были как огурчик, а теперь, как сидите, бог знает на что похожи. Походили бы по улицам, посмотрели бы на народ или на другое что...
Полно вздор молоть, а слушай! сказал Обломов. Ходить по улицам!
Да, право, продолжал Захар с бульшим жаром. Вон, говорят, какое-то неслыханное чудовище привезли: его бы поглядели. В тиатр или маскарад бы пошли, а тут бы без вас и переехали.
Не болтай пустяков! Славно ты заботишься о барском покое! По-твоему, шатайся целый день тебе нужды нет, что я пообедаю невесть где и как и не прилягу после обеда?.. Без меня они тут перевезут! Не догляди, так и перевезут черепки. Знаю я, с возрастающей убедительностью говорил Обломов, что значит перевозка! Это значит ломка, шум; все вещи свалят в кучу на полу: тут и чемодан, и спинка дивана, и картины, и чубуки, и книги, и склянки какие-то, которых в другое время и не видать, а тут черт знает откуда возьмутся! Смотри за всем, чтоб не растеряли да не переломали... половина тут, другая на возу или на новой квартире: захочется покурить, возьмешь трубку, а табак уж уехал... Хочешь сесть, да не на что; до чего ни дотронулся выпачкался; всё в пыли; вымыться нечем, и ходи вон с этакими руками, как у тебя...
У меня руки чисты, заметил Захар, показывая какие-то две подошвы вместо рук.
Ну уж не показывай только! сказал Илья Ильич, отворачиваясь. А захочется пить, продолжал Обломов, взял графин, да стакана нет...
Можно и из графина напиться! добродушно прибавил Захар.
Вот у вас всё так: можно и не мести, и пыли не стирать, и ковров не выколачивать. А на новой квартире, продолжал Илья Ильич, увлекаясь сам живо представившейся ему картиной переезда, дня в три не разберутся, всё не на своем месте: картины у стен, на полу, галоши на постели, сапоги в одном узле с чаем да с помадой. То, глядишь, ножка у кресла сломана, то стекло на картине разбито или диван в пятнах. Чего ни спросишь, нет, никто не знает где, или потеряно, или забыто на старой квартире: беги туда...
В ину пору раз десять взад и вперед сбегаешь, перебил Захар.
Вот видишь ли! продолжал Обломов. А встанешь на новой квартире утром, что за скука! Ни воды, ни угольев нет, а зимой так холодом насидишься, настудят комнаты, а дров нет; поди бегай, занимай...
Еще каких соседей Бог даст, заметил опять Захар, от иных не то что вязанки дров ковша воды не допросишься.
То-то же! сказал Илья Ильич. Переехал к вечеру, кажется бы, и конец хлопотам: нет, еще провозишься недели две. Кажется, всё расставлено... смотришь, что-нибудь да осталось: сторы привесить, картинки приколотить душу всю вытянет, жить не захочется... А издержек, издержек...
Прошлый раз, восемь лет назад, рублев двести стало как теперь помню, подтвердил Захар.
Ну вот, шутка! говорил Илья Ильич. А как дико жить сначала на новой квартире! Скоро ли привыкнешь? Да я ночей пять не усну на новом месте; меня тоска загрызет, как встану да увижу вон вместо этой вывески токаря другое что-нибудь напротив, или вон ежели из окна не выглянет эта стриженая старуха перед обедом, так мне и скучно... Видишь ли ты сам теперь, до чего доводил барина а? спросил с упреком Илья Ильич.
Вижу, прошептал смиренно Захар.
Зачем же ты предлагал мне переехать? Станет ли человеческих сил вынести всё это?
Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно... сказал Захар.
Что? Что? вдруг с изумлением спросил Илья Ильич, приподнимаясь с кресел. Что ты сказал?
Захар вдруг смутился, не зная, чем он мог подать барину повод к патетическому восклицанию и жесту. Он молчал.
Другие не хуже! с ужасом повторил Илья Ильич. Вот ты до чего договорился! Я теперь буду знать, что я для тебя всё равно что другой!
Обломов поклонился иронически Захару и сделал в высшей степени оскорбленное лицо.
Помилуйте, Илья Ильич, разве я равняю вас с кем-нибудь?..
С глаз долой! повелительно сказал Обломов, указывая рукой на дверь. Я тебя видеть не могу. А! другие! Хорошо!
Захар с глубоким вздохом удалился к себе.
Эка жизнь, подумаешь! ворчал он, садясь на лежанку.
Боже мой! стонал тоже Обломов. Вот хотел посвятить утро дельному труду, а тут расстроили на целый день! И кто же? свой собственный слуга, преданный, испытанный, а что сказал! И как это он мог?
Обломов долго не мог успокоиться; он ложился, вставал, ходил по комнате и опять ложился. Он в низведении себя Захаром до степени других видел нарушение прав своих на исключительное предпочтение Захаром особы барина всем и каждому.
Он вникал в глубину этого сравнения и разбирал, что такое другие и что он сам, в какой степени возможна и справедлива эта параллель и как тяжела обида, нанесенная ему Захаром; наконец, сознательно ли оскорбил его Захар, то есть убежден ли он был, что Илья Ильич всё равно что другой, или так это сорвалось у него с языка, без участия головы. Всё это задело самолюбие Обломова, и он решился показать Захару разницу между ним и теми, которых разумел Захар под именем других, и дать почувствовать ему всю гнусн