Гегель. Его жизнь и философская деятельность

Курсовой проект - Литература

Другие курсовые по предмету Литература

он оставлял еще наслаждение созерцать вселенную как прекрасное целое. Очевидно, министерство могло быть довольно такой философией. Но, полюбопытствует читатель, каким образом Пруссия превратилась вместе со своим государственным устройством в нечто абсолютно совершенное? К сожалению, это не более как компромисс.

И этот компромисс станет для нас очевиден, раз мы остановимся на минуту на Философии религии и Философии права и посмотрим, как постепенно изменялись взгляды нашего философа, пока не пришли к формуле: Пруссия и лютеранство суть вещи всесовершенные, и я, Гегель, горжусь тем, что рожден лютеранином и состою прусским чиновником.

Начнем с религии. В юные годы в отношении к ней господствует точка зрения критически настроенного свободолюбивого разума: в юные годы увлечение Кантом, борьба с протестантским катехизисом, полное сочувствие Шеллингу, не терпевшему в то время схоластиков-богословов. Но критика быстро отступает на задний план, уводя с собою насмешки. Стремящийся к ее постижению гений Гегеля выступает на сцену. Критическое отношение заменяется отношением спокойно наблюдающего историка. Религия факт прежде всего исторический. Как выработался он, какие условия воспитали то и другое религиозное мировоззрение? Как появилось христианство, как сменило оно классическую веру? Гегель перестает судить, он объясняет. В Жизни Христа. (1795 год) есть замечательные, глубокие страницы, достаточно выясняющие точку зрения нашего мыслителя. Вот, например, что говорит он: В древности господствовала государственная идея. Смерть не страшила человека, так как его земной бог государство было вечно, по крайней мере в его представлении. Но когда Рим поглотил и разрушил все отдельные республики, когда его самолюбивая, эгоистичная политика унизила человека, отняла у него величайшую цель прежней жизни служение государству, обратив его в раба, страх перед смертью стал преследовать его. Рим был слишком велик, чтобы каждый из его бесчисленных граждан мог смотреть на его жизнь, на его интересы как на свои собственные: древнее маленькое государство, доступное и понятное каждому, исчезло и оставило пустое, ничем не замененное место. В ужасе перед могилой, где теперь действительно уже кончалось все, человек обратил свои глаза к небу и вместо исчезнувшего земного бога-государства стал искать Бога небесного. И благодаря ужасу римского владычества, только та религия могла представиться ему истинной, которая клеймила господствующий дух времени, которая бесчестье от попирания ногами самодовольной кучки оптиматов* называла честью, а страждущее послушание высшей добродетелью. Это уже не рационализм юношеских лет, это голос спокойного историка. Чем дальше, тем взгляды Гегеля становятся консервативнее. По-видимому, одна идея, что человек есть член государства, которое есть начало "высшее сравнительно с личной жизнью", определяет дальнейшие взгляды Гегеля. Хоть он и не оставляет совершенно своего юношеского радикализма в вопросах догматики, но по свойственной ему способности прячет этот радикализм за густой ряд неудобоваримейших терминов. Все более проникается он уважением к народной религий, считая ее необходимой принадлежностью благоустроенного государства. Дело в том, что научное знание истины доступно лишь немногим избранным. Религия дает человеку ту же истину, но языком чувства, конкретного образа. Она преимущественно для темной массы, для толпы... Это до Пруссии. В Пруссии Гегель провозглашает лютеранство несовершенным и гордится, что воспитан в догме меланхтоновского катехизиса.

* Оптиматами в Древнем Риме назывались аристократы, аристократическая партия. Ред.

Любопытны взгляды Гегеля на отношения государства к церкви. Здесь идея государственного всемогущества выступает на первый план. Государство, говорит он, не должно опираться на религию; спорить против его начал во имя религиозных воззрений нельзя. Государство обязано защищать религиозную общину, помогать ей и требовать от каждого гражданина принадлежности к какой-нибудь религиозной общине. Конечно, религия дело личное, и чье бы то ни было вмешательство в него неуместно; но так как она приводит к известным правилам, то... вмешательство не только уместно, но и необходимо. Государству принадлежит верховный контроль...

Итак, оно государство всемогуще. Оно земной бог. В нем личность находит высшее свое определение. Оно должно направлять деятельность гражданина. Эллинский идеал Гегеля, его презрение к личной жизни нашли свое выражение в обоготворении государства. Но причем тут Пруссия? Почему прусское устройство и лютеранизм совершенны? Почему государственное начало может воплощаться только в полицейско-чиновничьей форме? Политический идеал Гегеля прусское status quo 18201830 годов. Тут чиновники и полиция, полиция и чиновники. Очевидно, философия сошла на землю.

Но это успокаивало умы. Министерство было в восторге и радовалось, так как Гегель построил прусское государство на начачах разумности и необходимости. Громадное влияние гегелевской философии обеспечивало ему спокойную будущность: опираясь на нее, можно было, по-видимому, идти по намеченному пути, не смущая себя никакими призраками. Сам Гегель продолжал работать в том же направлении... С могучей и злой диалектикой нападал он на своих противников, без устали развенчивал героев чувств, философов веры и всех этих горячих мальчишек, желающих перестроить разумную и необ?/p>