Варяжская женщина на Востоке: жена, рабыня или «валькирия»
Информация - История
Другие материалы по предмету История
ся приблизительно на 1000 исследованных кремаций, приближается к показателю Бирки. О Тимереве И. Янссон (1987, с. 750) осторожно замечает: Не следует полагать, что количество фибул было бы большим, если бы Большое Тимерево было чисто скандинавским поселением. Эти подсчеты позволили И. Янссону сделать заключение о том, что в эпоху викингов шведская иммиграция на Русь была значительной (там же).
Конечно, подсчеты И. Янссона не отменяют поиска славянских могил в Гнездове и Тимереве, но они делают малоперспективными предположения о том, что среди женщин, одетых по-скандинавски, могли оказаться местные жительницы. Напротив, число скандинавок в пунктах, связанных с деятельностью русской дружины, в Тимереве и Гнездове, судя по фибулам, могло быть более значительным, чем на родине) в Бирке. Что заставляло этих женщин сопровождать русских дружинников в Восточной Европе и даже в их загробной жизни?
Хрестоматийные известия арабских авторов о том, что в могилу, устроенную в виде большого дома, русы кладут живьем любимую жену покойника (Ибн Русте, начало Х в.: Новосельцев, 1965, с. 398), о том, что жена сжигается живой с мужем, что если кто-нибудь умирает холостым, его женят посмертно, и женщины горячо желают быть сожженными, чтобы с душами мужей войти в рай (Масуди, середина X в., см.: Минорский, 1963, с. 192 и cл.), дают мало для понимания реального статуса русских женщин. Любимая жена это явное отражение исламских представлений. Кроме того, сведения о самоубийстве вдов входят в стереотип описания варварских (языческих) народов, в том числе славян, у раннесредневековых авторов. Так, византийский автор VI в. Маврикий писал о славянах: Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве (Свод, с. 369). Такой же обычай приписывался фракийцам и герулам (там же, с. 383384). Обычай саги известен и исландским сагам (см. Эллис-Дэвидсон, 1976, с. 309 и сл.), но это либо так называемые саги о древних временах, где уже нет традиционной для прочих саг установки на достоверность, либо, как в Книге Плоского острова, героиня отвергает древний обычай, не желая расставаться с жизнью.
Любопытно, что Ибн Русте достаточно точно описывает обряд ингумации в могиле большом доме у русов, трупоположение в камерной гробнице, в начале Х в., когда этот обряд еще не распространился собственно на Руси: одна камерная гробница рубежа IX и Х вв. известна в Плакуне под Ладогой, но она содержала одиночное погребение мужчины (Назаренко, 1985, с. 168). Видимо, русские информаторы арабских авторов описывали обычай, распространенный в Скандинавии: там, в некрополе Бирки, камерные гробницы известны с IX в. Соответственно, информация об острове русов, окруженном озером, могла относиться к острову Бьёрко (Бирка) на озере Меларен. В одной из камерных гробниц Бирки (погребение 644 Арбман, 1943, с. 221226) женщина располагалась на коленях у погребенного воина.
Очевидцем смерти женщины на похоронах знатного руса был Ибн Фадлан в 921/922 гг. его рисале позволяет прояснить статус сопровождавших русов женщин. Русы прибыли на Волгу в Болгар с торговыми целями. Согласно описанию Ибн Фадлана. с ними были жены с монистами, свидетельствующими о богатстве мужей, и девушки, предназначенные для продажи. В построенных русами больших домах собирается десять или двадцать русов, и у каждого [из них] скамья, на которой он сидит, и с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов. И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. А иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же [рус] не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности (Ковалевский, 1956, с. 142).
Термином джария девушка у арабов именовались наложницы, прислуга, невольницы. Но тем же термином обозначена и девушка, согласившаяся добровольно следовать на тот свет в рай вслед за своим господином, и старуха-ангел смерти, осуществлявшая жертвоприношение этой девушки, что больше соответствует статусу свободной женщины (ср. Ковалевский, 1956, с. 246; Калинина, 1995, с. 136137). Однако свобода в данном случае не может считаться полной: согласившаяся на смерть девушка (или юноша-гулям, но чаще, по Ибн Фадлану, это были девушки) уже не может переменить решение (Ковалевский, 1956, с. 143). Отнесение к одному статусу джарии девушки и старухи, совершающей ритуал, а также ее дочерей ассистенток, может свидетельствовать как об их социальном, так и ритуальном равенстве: в ритуалах девушки приравнивались к старухам по признаку чистоты. Вместе с тем предполагать особо низкий статус джарии (и гулямов) нет оснований: всматриваясь в иной мир через ритуальные ворота, поставленные на месте сожжения, готовая к смерти девушка видит своих отца и мать, родственников и, наконец, господина с мужами и отроками (гулямами) в том же раю. Вероятно, в собственно древнерусском обществе такой джарией была и ключница княгини Ольги Малуша, полюбившаяся Святославу: она занимала достаточно важный пост при дворе княгини, но сын ее Владимир именовался робичичем сыном рабыни (ПВЛ, ч. 1, с. 94; ср. скандинавские параллели Каррас, 1990). В древнерусской социальной лексике термину джария