Вариативность развития Западной Европы в послевоенный период
Курсовой проект - История
Другие курсовые по предмету История
а русских княжеств, вариант создания единого русско-ордынского государства с центральной властью в повестке дня не стоял.
Впрочем, и шансы каждой из возможностей превратиться в действительность имеют лишь вероятный характер. При этом, как полагает П.В. Волобуев, сами возможности не равновелики, не равновероятны, не равноценны. Вероятность осуществления какой-либо из возможностей, ее реализации находится в прямой зависимости от степени содержащейся в ней необходимости. Из множества возможностей история отдает приоритет главным, ведущим тенденциям, неизбежно порождающим новое и ускоряющем ход событий, весь процесс общественного развития.
Однако подобный подход, несмотря на его несомненные достоинства, по сути сводит проблему факторов выбора к соответствию предлагаемого варианта исторической необходимости. При этом в рамках классической методологии не определены критерии соответствия исторической необходимости сформировавшегося и реализуемого варианта. В особенности если реальная историческая практика дает примеры успешной реализации нескольких возможностей, вызванных одной и той же необходимостью.
В качестве примера можно привести альтернативу, ставшую актуальной для русских земель к середине XIII в.: или вынужденный союз с Западом для отражения угрозы с Востока, или столь же вынужденный альянс с Ордой против экспансии Запада. Оба варианта продиктованы стремлением сохранить самостоятельность русских земель путем весьма значительных уступок. В западнорусских землях был воплощен в жизнь первый вариант, что в итоге нашло свое отражение в факте создания Великого княжества Литовского. Александр Невский положил начало реализации в северо-восточных землях Руси второго варианта, установив достаточно тесные отношения с Батыем (даже побратавшись с его сыном Сартаком). Как отмечалось выше, оба варианта оказались применимы для выполнения поставленной задачи настолько, что в итоге привели к формированию двух полноценных государственных образований и распаду единой восточнославянской общности на три самостоятельных народа.
Таким образом, более или менее надежный результат анализа жизнеспособности возможности достижим только при использовании ретроспективного подхода, когда линия развития завершена и возникновение новых возможностей исключено. Это ставит в исключительно выгодное положение историческую науку, хотя мало что дает представителям иных обществоведческих дисциплин. В политической практике историческим объявляется едва ли не любое действие власти, ссылающейся на волю народа и объективную закономерность. Тем самым достигается легитимизация действий власти.
Впрочем, ретроспективный анализ общественного развития несет в себе не только возможность проверить истинность представлений о необходимости через конкретную историческую практику. Вполне реальной опасностью может стать искушение с позиций победителя объявить состоявшееся событие единственно возможным, закономерным и неизбежным. Представляется, что именно с подобной сложностью сталкиваются исследователи, пытающиеся понять причины возвышения Москвы в XIV в. Попытки объяснить феномен превращения Москвы из маленького удела в глухом лесном краю в центр крупнейшего государства в Европе как закономерный через ее исключительно выгодное положение выглядят весьма малоубедительными. Историческая необходимость здесь проявилась в появлении центра, лидера, сумевшего возглавить процесс. То, что им стала Москва всего лишь одна из вероятностей, реализовавшаяся, возможно, вследствие субъективного фактора (прежде всего удачной политики потомков Даниила Александровича, избежавших дробления земель княжества на уделы и сделавших упор на развитие военно-служилого сословия, что в свою очередь и предопределило победу в дальнейшем крепостнических отношений). Роль же Москвы как центра антиордынского сопротивления и вовсе не выдерживает критики.
Думается, к тому же ряду примеров можно было бы отнести и тезис о закономерности принятия Русью христианства по восточному образцу. Ссылки на тесные экономические и культурные отношения с Византийской империей носят достаточно гипотетический характер: измерить тесноту этих связей, сопоставить с отношениями с другими государствами практически невозможно. Между тем ни одно из государств-ближайших соседей Руси православия не приняло (хазары иудаизм, волжские болгары ислам, поляки, чехи и венгры христианство западного толка). Скорее напрашивается предположение об использовании религиозного аспекта для обозначения самоидентичности Русского государства (косвенными подтверждениями этому могут служить принципиальное нежелание обратиться в христианство видевшем в Византии врага Святослава и сильное влияние относительно удаленной Болгарии на процесс христианизации восточнославянских земель).
К тому же, как отмечает Г.Герц, в реальной исторической практике могут осуществиться менее вероятные и могут не осуществиться более вероятные возможности. Попытку сослаться на наличие неких определенных объективных условий, обязательных для такого торжества нелогичности, вряд ли можно считать вполне удовлетворительной, ибо не определен перечень этих условий, механизм их воздействия на процесс выбора. Признание же возможности формирования и реализации варианта, противоречащего исторической необходимости, поступательной направленности общественного развития (пусть даже в виде частной и кратковрем