Яростная радость жизни

Статья - Литература

Другие статьи по предмету Литература

?уют национализм, на рабочий класс подняли руку, надо будет, дойдут до черносотенства".

Как воспринял Абарчук это завещание? Испугался: "Перестань! Тебя сломали!". Не услышал самого главного от Магара: "Если мы не можем жить, как революционеры, - умрем, так жить хуже". У Абарчука хватило мужества прервать свою обманутую жизнь. В последние минуты жизни он обращался к сыну, которому не дал своей фамилии: "Ты моя надежда, узнаешь ли когда-нибудь, что в эту ночь отец твой не согнулся?". Он мысленно налаживал прерванные связи с сыном, до тех пор, пока рядом не мелькнула родовая тень уголовника.

КОМИССАР КРЫМОВ.

В Крымове преломилось движение всей прозы Гроссмана от чистого восхищения самоотверженностью комиссара Вавиловой ("В городе Бердичеве"), парторга шахты Лунина ("Глюкауф"), батальонного комиссара Бочарова ("Народ бессмертен") он приходит к пониманию того, насколько разными оказались потом Гетманов и Крымов, Мостовский и Осипов. Комиссары для Гроссмана - по-прежнему совесть народа.

Крымов бескорыстный и честный, он так фанатично верит партии, что не замечает, как колеблется "вместе с линией партии". Вспомним эпизод в доме 6/1. "Я прислан к вам партией", - сказал Крымов управдому Грекову, заливаясь злой краской, - "Зачем я вот, скажем, пришел к вам?". "За суп, для ради супа, - негромко дружелюбно предположил кто-то". Крымов пришел "ломать" героев, а его не боялись, не струсили, узнав, что его прислала партия. Такое отношение к нему, комиссару, "вызывало в нем чувство злобы, желание подавить, скрутить".

Почему не образовалось связи между комиссаром и бойцами?

Потому, что в доме 6/1 люди чувствовали себя сильными, уверенными. Это был сплоченный волей коллектив, они открыто выражали свои мысли, "стукачей" среди них не было, перед смертью они могли позволить себе быть людьми. Бойцам очень не нравилось наступательная и бесполезная "пропаганда" Крымова, и защитники обращались к комиссару с "его" вопросами: "что если при коммунизме все начнут получать по потребности - сопьются все?". "А вот насчет колхозов, товарищ комиссар? Как бы их ликвидировать после войны". Взбешенный комиссар еще раз напомнил, что он пришел сюда преодолевать партизанщину. На это Греков заметил: "Преодолевайте. А кто будет немцев преодолевать?". Во власти Крымова было убрать Грекова с поста, это придавало ему уверенности и силы, "он знал, что справится с Грековым". Но ему хотелось, чтобы управдом "согнулся", признал за ним право казнить и миловать, поэтому он пытается вызвать непокоренного командира на откровенный разговор: "Чего вы хотите?". Греков посмотрел на него и весело сказал: "Свободы хочу, за нее и воюю".

Маленький отряд красноармейцев многие дни сдерживает атаки мощной махины гитлеровцев, они все достойны высших наград, но Крымов подозревает, что Греков стрелял в него. Философия Грекова о необходимости свободы человека от государства кажется комиссару вредительской. В управдоме Крымов чувствует не только личного врага, а врага общества, которое создает он комиссар. Крымов пишет донос на героя.

Почему же у читателя нет антипатии к Крымову?

Комиссар не чувствует удовлетворенности от своей деятельности, он постоянно раздумывает, отчего это происходит? Он столько сил сложил в строительство государства, которым почему-то недовольны честные люди. Крымов понимает, что что-то он в жизни делает не то.

Когда Крымов понял свои ошибки - комиссара?

Все сомнения его разрешаются после ареста. Крымов начинает судить себя, вспоминая тех, кого отправил на расстрел и в штрафные батальоны только за какие-то фразы. Крымов стремительно перерождался: "С живого тела революции сдирались кожа, в нее хотело рядиться новое время, а кровавое живое мясо, внутренности пролетарской революции шли на свалку, новое время не нуждалось в них. Нужна была шкура революции... Но был другой мозг, другие легкие, печень, глаза...

Великий Сталин! Раб времени и обстоятельств... А те, кто не кланялся перед новым временем, шли на свалку... Теперь он знает, раскалывали человека". Крымова поглотила машина, которую он сам запускал и раскручивал. Но потрясает не то, что "коммуниста, избитого на допросе коммунистом", обрекают "терять себя", словно это не он "встречал своего друга Георгия Димитрова..., нес гроб Клары Цеткин", а то, что ненавидя особиста, "в человеке, топтавшем его, Крымов узнавал не чужака, а себя же... Это чувство близости поистине было ужасно". Примерно такое он готовил Грекову, если бы понадобилось, он, не колеблясь, расстрелял бы собственноручно.

Осмысливая свою жизнь и путь, пройденный страной, он возвращается к дому 6/1 и не видит в Грекове врага - его мучают угрызения совести за тот донос.

Собственное несчастье помогает ему понять общенародную драму: "Да, вообще-то на социализм не очень похоже все это. Для чего моей партии нужно меня уничтожить? Ведь революцию мы совершали - не Маленков, не Жданов. Все мы были беспощадны к врагам революции. Почему же революция беспощадна к нам? А может быть, потому и беспощадна... ".

Чем Крымов дорог Гроссману?

Взвесив свой путь, осознав ошибки в нем, Крымов в условиях несвободы и насилия не отдал свою душу на поругание, сумел сохранить свое человеческое достоинство. "Самое трудное быть пасынком времени. Нет тяжелее участи пасынка, живущего не в свое время. Время любит лишь тех, кого оно породило, - своих детей, своих героев, своих тружеников"