Языковые особенности дилогии П.И. Мельникова "В лесах" и "На горах"

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

уровой догматике раскола была так сильна, что только из-за присутствия ее элементов он, прирожденный художник, не сумел оценить такого исключительного по своей художественной силе памятника старообрядческой старины, как Житие протопопа Аввакума, им самим написанное [Еремин, 1976, с. 14-15].

Свои взгляды на раскол Мельников изложил в монументальном Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии, написанном по заданию министра внутренних дел (1855 г.). В этом документе рельефно выразилась двойственность положения Мельникова ученого чиновника и просветителя. Почти десятилетняя служба не могла не повлиять на него. Отчет представляет собою типический образец чиновничьей дипломатии, главным оружием которой были верноподданнические заверения. Сообразуясь с официальной политикой, Мельников писал в этом документе, что старообрядчество представляет силу, препятствующую благодетельным видам правительства, что в случае международных конфликтов раскольники могут оказать поддержку тому иноземному государству, которое пообещает им свободу вероисповедания. Правда, сколько-нибудь убедительных доказательств, подтверждающих эти положения, он, в сущности, не привел.

Но главное в Отчете не в обосновании правительственного взгляда на раскол. Сквозь официальную фразеологию этого документа явственно проступает мысль Мельникова-просветителя о том, что раскол это одно из тяжких зол народной жизни. Развивая эту мысль, он смело нельзя забывать, что Отчет составлялся в последние годы царствования Николая I высказал соображения и выводы большой обличительной силы. По мнению Мельникова, на отношении к расколу ярче всего проявлялись противоречия внутриполитической жизни России. В сущности, полулегальный гражданский быт старообрядцев создавал благодатную почву для всякого рода злоупотреблений. Чиновничество беззастенчиво грабило старообрядцев именно на том основании, что их верования были вне закона. Православный поп вымогал с них обильную дань только за то, что не доносил начальству об их приверженности к расколу. Многие помещики покровительствовали старообрядцам лишь потому, что те отплачивали благодетелю примерным оброком. Богатые старообрядцы поддерживали традиции раскола, чтобы сподручнее было обделывать свои торговые и промышленные дела, как правило, отнюдь не безгрешные [Еремин, 1976, с. 15].

Таким образом, главные правящие силы России на деле были заинтересованы в существовании раскола, но именно полулегальном существовании. В николаевские времена нечего было и думать о полной легализации раскола Мельников это хорошо понимал. Он искренне был убежден, что для того, чтобы защитить подлинные человеческие интересы массы старообрядцев, необходимо было подавить раскол силами правительства и православной церкви.

После представления Отчета служебная карьера Мельникова, по существу, окончилась. Правда, он состоял при министерстве еще около десяти лет, но важные дела ему теперь поручали редко, чинами явно обходили. Мельников не мог не понимать причин такой немилости [Еремин, 1976, с. 16]. Утопическая вера в просветительную миссию самодержавного правительства получила сильный удар. Но богатый опыт чиновничьей службы не пропал даром. Именно в эти годы родился самобытный писатель Андрей Печерский.

В. И. Даль, которого Мельников считал первостепенным знатоком русского быта, по-прежнему не оставлял писателя поддержкой и советами.

Рассказом Красильниковы Мельников как бы заново начинал свой творческий путь. Он тогда все еще сомневался в своих писательских способностях. Понадобилось одобрение В. И. Даля, чтобы Мельников решился отослать это свое произведение в печать. Успех рассказа превзошел самые смелые надежды. Критики того времени говорили о нем как о незаурядном явлении литературы. Некрасовский Современник в те глухие годы самый последовательный защитник реализма, заключая свой отзыв, писал: По верности действительности, по меткости и по силе впечатления этот рассказ может быть поставлен наряду только с лучшими произведениями. Произведения, с которыми критик мысленно сопоставлял рассказ Печерского, здесь не названы, но безоговорочная решительность тона побуждала читателей вспомнить имена самых крупных русских писателей. Красильниковы первое художественное произведение где писатель показал себя знатоком народной жизни и быта; здесь проявились такие специфические черты его творческой манеры, как склонность к использованию личных наблюдений и ярко выраженный этнографизм. Критика отметила необыкновенное умение владеть чистым русским языком и необыкновенную наблюдательность; И. И. Панаев поставил рассказ в первый ряд литературы (Современник, 1852, № 5) [Шешунова, 1994, с. 580].

Успех Красильниковых открывал перед Мельниковым широкую дорогу в литературу. Будучи весной 1852 года в Петербурге, Мельников убедился в этом. Красильниковых читают нарасхват, сообщил он в одном из своих тогдашних писем. Панаев задал мне обед; вместо 50 рублей за лист, которые дает Погодин, предлагает 75 рублей серебром за лист [Шешунова, 1994, с. 580]. Казалось бы, теперь он мог писать и писать. Но в его литературной работе наступил еще один, почти пятилетний перерыв. Почему же он не воспользовался обстоятельствами, как будто бы так счастливо сложившимися для не