Брак и семья в раннесредневековой Франции
Дипломная работа - История
Другие дипломы по предмету История
ость самого этого понятия в позднеримском праве. Так, термин nuptiae в зависимости от контекста может обозначать, во-первых, сочетание мужчины и женщины на основе соединения божеского и человеческого права (т. е. некую идеализированную архаичную форму брака), во-вторых, юридический (законный) брак позднеримского типа (nuptiae iustae), именуемый супружеством (matrimonium) и ставящий целью рождение потомства, и, в-третьих, неюридический брак, заключаемый свободными людьми ради долговременного, публично признанного сожительства (consuetudinis causa). Эта последняя форма прямо противопоставляется не только блуду, но и конкубинату как форме внебрачной связи. Ученик Ульпиана Модестин формулирует в Дигестах статус этого варианта брака очень четко: Сожительство со свободной женщиной ради долговременной связи (consuetudinis causa) нужно рассматривать не как конкубинат, а как брак (nuptiae). Кроме этих форм брака, в позднеримской правовой традиции признавалась и особая форма длительного полового союза свободных мужчины и женщины или же свободного человека с чужой отпущенницей concubinatus, противопоставляемая простому блуду (sturpum), а также половой союз рабов contubernium. Поучительно, что рабыня, вступившая в такой contubernium, именовалась uxor (жена), иными словами, даже половой союз рабов как бы вписывался в систему признанных (а не тайных) форм брачных союзов.
Все это значит, что в правосознании позднего Рима моногамия отнюдь не представлялась единственно нормальной формой. И неюридический брак, и даже конкубинат не обязательно воспринимались в пейоративном ключе. По крайней мере вариант неюридического брака, описанный Модестином, выглядел в глазах современников как вполне достойный и признанный. Его никак не отождествишь с незаконным союзом. Таким образом, система понятий, применявшихся в позднеримское время для характеристики длительных подовых союзов, отличалась от привычной нам христианской модели качественным своеобразием. В применении к этой системе нельзя говорить не только о моногамии. но по существу и о полигамии или полигинии, так как все эти три понятия осмысливаются лишь в сопоставлении друг с другом: моральность или аморальность позднеримской семьи не могут измеряться критериями иной эпохи. Поэтому в известной реплике наследника императора Адриана (II в.) Элия Вера, адресованной законной жене: Ясно, что я удовлетворяю свои страсти с другими: ведь понятием жена обозначается почет, а не удовольствие, нет нарочитой оскорбительности или издевки: просто Элий Вер исходит из представлений непривычного для нас типа.
В рамках этих представлений не находилось даже слова, адекватного современному понятию семья. Не было и такового явления. Примерно то же следовало бы сказать и о браке: привычный для нас смысл этого института лишь формировался; латинские понятия matrimonium, nuptiae, conubium могли в чем-то приближаться к нему, не совпадая, однако, по существу. Неудивительно, что заключение или расторжение брака в поздней империи (даже брака юридического) происходило вне обычных для последующего времени рамок. Никакие официальные учреждения участия в этом не принимали: достаточно было присутствия семи свидетелей. Условием создания полового союза считалось согласие тех, кто в него вступает, и тех, в чьей власти спи находятся.
Это условие, как мы увидим, вновь будет осваиваться в каролингское время. Аналогично при Королингах будут восприняты заложенные уже в римском праве ограничения на половые союзы с родственниками до четвертого колена и санкции за супружескую измену для участников юридических браков (особенно жен). Позднеантичные традиции наложили свой отпечаток и на некоторые другие стороны раннесредневековой брачной практики, такие, как запрет мезальянсов, обычай заблаговременного выбора брачной партии (помолвка), разрешение для девушек очень ранних браков с 12 лет.
Переходя теперь к германским брачным традициям, отметим, что при всем их своеобразии они имели то общее с позднеримскими, что, как и эти последние, противостояли принципу моногамии. Почти во всех дошедших до нас известиях о франкском браке признается существование двух его моделей: mixitehe и friedelehe. Обе они представляют обычно-правовое (а не публично-правовое) установление и не обладают особой четкостью. Очевидно лишь, что первая из них, видимо, престижнее второй. Тем не менее и friedelehe (свободный брак) не был чем-то одиозным; он четко противопоставляется конкубинату и явно возвышается на ним. По своему месту на шкале ценностей friedelehe франков имел, вероятно, нечто общее с римским неюридическим браком.
Развод при muntehe исключен не был, особенно если его домогался мужчина. При friedelehe расторжение союза вообще не регламентировалось; длительность союзов этого вида, вероятно, сильно варьировала и в целом была, меньшей. Дети от браков этого типа обладали относительно скромными наследственными правами. Следует, однако, учитывать, что даже дети, прижитые от конкубин, не подвергались в варварском обществе жесткой дискриминации. Им не был закрыт путь к наследованию отчих прав и привилегий (включая порой и права на королевский престол). Понятие незаконнорожденный не накладывало неизгладимого клейма, не препятствовало совместному проживанию с законными детьми, не исключало ни их легитимации, ни социального возвышения. Не имея статуса брака, варварский конкубинат выступал, следовательно, как еще оди