Философско-политические воззрения Hиколо Макиавелли и современность
Информация - Философия
Другие материалы по предмету Философия
к и дурнымитАЭ.
Далее Макиавелли переходит к образчикам иного рода. тАЬЕсли вы рассмотрите теперь, напротив, качества Коммода, Севера, Антонина Каракаллы и Максимипа, то найдете, что они отличались крайней жестокостью и хищностью, и все, кроме Севера, кончили, плохотАЭ. Там преуспел один из троих, здесь один из четверых; статистика, если можно так выразиться, даже не в пользу порока...
О добродетельнейшем Марке Аврелии, философе на троне, Макиавелли отзывается с уважением. Север, который тАЬвел себя, то как свирепейший лев, то как хитрейшая лисатАЭ, человек в его глазах тоже заслуживающий восхищения. Вот два государя, которые действовали противоположными способами, но оба восторжествовали. А также: вот правители, которые действовали одинаково, но один победил, другие проиграли. Каждый поступал в соответствии со своим характером, но обстоятельства всякий раз были несходные.
Кому же должен подражать тАЬмудрый государьтАЭ, Марку или Северу? тАЬ...Новый государь в новом государстве не может подражать действиям Марка и ему незачем уподобляться Северу; но ему следует заимствовать у Севера те качества, которые необходимы для основания государства, а у Марка те достойные и славные качества, которые пригодны для сохранения государства, уже установившегося и прочноготАЭ. Значит, ни Север, ни Марк, ни сплошной порок, ни стойкая добродетель сами но себе еще не пример государственного человека.
Макиавелли пишет: тАЬПусть никто не думает, будто можно всегда принимать безошибочные решения, напротив, всякие решения сомнительны; ибо в порядке вещей, что, стараясь избежать одной неприятности, попадаешь в другую. Мудрость заключается только в том, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благотАЭ. Нет абсолютных решений, нет безусловно полезных способов поведения. Выбрать в каждый момент наименьшее зло это и значит быть универсальным, объемлющим в себе все человеческое, впрочем, не актуально, а про запас, до востребования.
Итак, нужен тАЬредкостный человектАЭ... И если Государь в конечном iете не милостив, не жесток, не коварен, не прямодушен, не щедр, не скуп, а таков, каким требуют быть меняющиеся обстоятельства, это никоим образом не означает просто обезличенности. Государственная тАЬмудростьтАЭ нуждается в особой концентрации личных дарований. тАЬГосударю прежде всего следует каждым поступком создавать впечатление о себе, как о великом и знаменитом человекетАЭ.
Надо исходить тАЬиз себятАЭ. В интеллектуальном отношении и во всех отношениях. тАЬ...Только те способы защиты хороши, надежны и прочны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблеститАЭ. Соответственно те, кто потерял власть, пусть винят в этом себя. Воспользоваться шансами, которые время от времени предоставляет фортуна, способен только какой-то необыкновенный, господствующий над собственной природой, не зависящий от себя и вместе с тем всецело исходящий из себя индивид.
У всех наслуху, что, по Макиавелли, тАЬцель оправдывает средстватАЭ. Макиавелли действительно высказал нечто подобное.
Очень легко возразить и тысячу раз возражали, что самая наилучшая цель пятнается, извращается дурными средствами, поскольку цель заложена уже в средствах, средства же входят в химический состав цели, они системно нераздельны и пр. Все это элементарно и справедливо. Однако у Макиавелли настоящая и, пожалуй, совершенно новая проблема не в том, что Государь должен, если надо, прибегнуть к насилию, обману, но в том, что, когда он прибегает к милосердию, это тоже раiетливая политическая акция, а не органика индивидуального поведения. Личность правителя выступает в качестве средства, как бы он себя ни вел. Политика, по Макиавелли, делает необходимым такое превращение, а это бесконечно глубже, чем выбор между честным или беiестным средством.
У Макиавелли пожалуй, именно благодаря тому, что вопрос был поставлен в пределах узкой политической целесообразности, а не в метафизическом плане - политик пугающе свободен от всего, что могло бы ограничить его индивидуальное веление, от бога, от принятой морали, от собственной природы, от всего, кроме обстоятельств. Зато эта же невиданная свобода превращает его потенциально во все то, чем новоевропейская история и культура позволят стать отдельному человеку.
Итак, поскольку автор тАЬГосударятАЭ создал поразительную модель индивида, который совершенно свободен по отношению к себе и сам решает, как себя вести, каким ему быть в конкретной обстановке, по исходному определению это нечто весьма нам знакомое, напоминающее об идеализованном гуманистическом индивиде, способном тАЬстать тем, чем хочеттАЭ.
Но гуманисты брали тАЬдоблестноготАЭ и тАЬгероическоготАЭ человека наедине с собой (а также в абстрактно-риторическом отношении к общине и согражданам, в сосредоточенных творческих занятиях или посреди более или менее условной тАЬдеятельной жизнитАЭ, в пасторальных грезах или, может быть, в кругу семьи,). А Макиавелли размыкает этого индивида и грубо швыряет в поток истории.
Макиавелли, кажется, единственный, кто в ренессансной культуре, низведя тАЬуниверсального человекатАЭ до тАЬгосударятАЭ, тем самым придал нарождающейся личности это неожиданное экспериментальное измерение. Мимо жестких соображений флорентийца не мог, начиная с Шекспира, Сервантеса и Спинозы, пройти никто, кого волновало испытание индивидуальной жизни и души социальной практикой. Не случайно трактат о тАЬГосударетАЭ, невзначай оброненный уходящей ренессансной эпохой, стал знамени