Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект
Диссертация - Литература
Другие диссертации по предмету Литература
о начало в ней максимально выявлено и тем она интересна литературе. Женское осознание таинственности мира вытекает из причастности к его тайнам: зачатию, беременности, родам, отсюда неповторимые образы героинь (и неповторимость образа автора-повествователя, точнее повествовательницы), раскрытие именно женского взгляда на мир. Отсюда и специфика художественных гендерных конфликтов.
Мы не ставим своей целью давать теоретическое обоснование гендерной поэтике. Мы пользуемся этим понятием как рабочим определением характерных особенностей женской прозы на материале указанных авторов и считаем это возможным, т.к. соответствующие прецеденты уже имеются. Проблемам поэтики в гендерном аспекте посвящено учебное пособие по спецкурсу Т.Мелешко (2001). Непосредственно о гендерной поэтике подробно говорится в статье С. Охотниковой Гендерные исследования в литературоведении: проблемы гендерной поэтики.
На основе типологии, предложенной современными литературоведами (Н. Фатеева, О. Дарк, Т. Мелешко и др.), мы выделяем следующие типы женской прозы:
0. Женская, созданная по образцу мужской, проза маскулинного типа, к которому относится подавляющее число произведений писателей-женщин советской эпохи. Это, в основном, произведения производственной и батальной прозы (которую можно назвать женской прозой только по биологическому полу их создателя).
1. Женская проза с ярко выраженными феминным и мускулинным началами, т.е. андрогинный тип (Т.Толстая).
2. Женская проза, синтезирующая женское и мужское начало на уровне аннигиляции (взаимоуничтожение, превращение двух начал в нечто третье). Такой тип можно назвать аннигиляционным (Л. Петрушевская).
3. Женская проза феминного типа (Л. Улицкая).
Последние три типа стали преобладающими именно в современной женской прозе, что и показано далее на материале рассказов Т.Толстой, Л. Петрушевской и Л. Улицкой. Именно к таким типам творчества можно отнести слова О.Дарка Мне порой кажется, что мужчиной в литературе все сказано и открытия ожидаются от писателей женщин.
Подчеркнем, что произведения, относимые нами к трем типам, также могут быть классифицированы по преимущественному объекту изображения женщина, (что чаще) или мужчина, увиденный глазами женщины. Выделение данного вопроса в диссертационном исследовании подсказано статьей И.Тартаковской Репрезентация пола в традиционной и современной русской культуре. Ею замечено, что изображение противоположного автору пола в художественной литературе чаще всего превращается в изображение человека вообще. Это обстоятельство объясняется тем, что как бы хорошо писатель не относился к своему герою противоположного пола, он всегда будет для него внешним объектом. Ссылаясь на мысли Виктора Ерофеева: трудно представить себе, что Сонечка Мармеладова проститутка. Она торгует своим телом, которого нет, И. Тартаковская замечает, что и другие инфернальные женщины Достоевского (Настасья Филипповна, Грушенька) также обозначены лишь условно. Стала нарицательной, а фактически идеальной, чистота тургеневских девушек.
Поэтому закономерно предположить, что женский образ под пером авторов-женщин имеет свою специфику. Он более зрим, материален, и если говорить о традиции, то это скорее традиция фламандской живописи, чем традиция слова. Вопрос о телесности женского письма прежде всего в изображении героини был поставлен Натальей Загурской в статье Между Медузой и Сиреной: к вопросу о женской гениальности: Насколько полно в словесном творчестве в духовном, по сути, акте, - может быть выражен телесный опыт, определяющий женское письмо? (Загурская, 2002). Во Введении в гендерные исследования (М., 2005) А.Костикова также ставит вопрос о репрезентации телесности, подчеркивая, что в современных гендерных исследованиях феминное мыслится не как альтернатива мужскому, а как отказ от самой альтернативности. Ссылаясь на Жиля Липовецкого, она подчеркивает, что отныне женщина предстает радикально изменяющейся и постоянно возобновляющейся в своем постоянстве [с. 181, 2005]. Такой ситуативный момент в изображении героини одно из оснований для репрезентации многообразия женских характеров в художественной прозе.
Вместе с тем нельзя не сказать об издержках гендерного литературоведения в той его части, которая ориентирована на стиль западной феминисткой практики. Российского читателя, отпугивает ее вызывающая для русского уха терминология: в том числе введенное Л. Иригарэ понятие вагинального символизма, в отличие от символизма фаллического (термин Ж. Деррида). Но за непривычными терминами встает понятное, в общем, содержание. Для женского символизма определяющим оказывается множественность, децентрированность, диффузность значений и синтаксической структуры, поскольку вагинальный символизм основан на отношении не идентичности, а длительности, механизм действия которого не подчиняется логическому закону непротиворечивости. В такого рода текстах определяющим выражение оказывается чувственность, проступающая прежде всего через настроение и ритм прозы. Ю. Кристева, Л. Иригарэ говорят о телесноориентированном женском письме, а проблема телесности в художественной литературе сейчас одна из актуальных в отечественном литературоведении даже безотносительно к гендеру. И вместе с тем нельзя не согласиться с Марией Ремизовой в ее резкой критике книги И.Жеребкиной С