Библейские цитаты и аллюзии в романе Ф.М. Достоевского "Идиот"
Контрольная работа - Литература
Другие контрольные работы по предмету Литература
Библейские цитаты и аллюзии в романе Ф.М.Достоевского Идиот
Санкт-Петербург
2005 год
Библейские цитаты и аллюзии в романе Ф.М.Достоевского Идиот
Основные библейские цитаты в "больших" романах Достоевского давно выявлены (некоторые, впрочем, самоочевидны, и их источники указаны самим писателем), и анализировались эти реминисценции не единожды. Главным образом, это отдельные строки из Евангелий или приведенные целиком Евангельские притчи, данные или в качестве эпиграфов, как, например притча о Гадаринской свинье из Евангелия от Луки (8:32-36) в Бесах, или внутри самого текста романа, как в случае чтения Соней Раскольникову в Преступлении и наказании притчи о Воскресении Лазаря (Евангелие от Иоанна, 2:11). Значимость обеих типов цитации в том, что они формируют тематическую систему романов. Подобные отсылки к библейским текстам являются основой многих исследовательских работ о Достоевском. Однако в недавных статьях профессора Захарова и других в центр анализа поставлены более широкие Христианские структуры, особенно пасхальный мотив в произведениях Достоевского.
Наиболее интересно и глубоко исследована мотивная и образная структура Идиота. Начиная с "Идиота" в романах Достоевского силой, спасающей мир, является не красота, понимаемая как чистая эстетическая гармония, обнажающая в этом романе свои границы и двойственность, а любовь в более глубоком смысле: любовь как дар всего себя без остатка, что позже сформулировано в словах старца Зосимы и раскрыто в событиях второй половины Братьев Карамазовых.
Своеобразие романа Идиот заключается в том, что в нем большинство отсылок к Библии это непрямые крупомасштабные аллюзии. Христоподобность князя Мышкина, особенно в первой части романа, соединяется с Евангельской темой в целом. Таковы мысль о символической соотнесенности закрытого конверта Ипполита с печатями на апокалиптической Книге Жизни, сближение ужасного насекомого из сна того же Ипполита с апокалиптической саранчой, характеристика восприятия времени Мышкиным и Ипполитом, истолкование сюжета картины о Христе, рожденной воображением Настасьи Филипповны.
В романе, по сравнению с другими произведениями Достоевского, относительно немного прямых цитат из Библии, что и послужило основой для разногласий в вопросе интерпретации. Хотя большинство исследователей настаивают на конструктивном значении главных библейских тем романа Идиот, и на том, что Достоевский следует непосредственному библейскому смыслу, высказывалось и мнение о том, что христоподобность Мышкина есть неудача романа, что толкование Лебедевым Апокалипсиса нужно рассматривать как пародию. Более того, только эти два, названные выше, мотива дают мало оснований для выявления единого текста, лежащего в основе всего романа. Однако общепризнаная значимость отсылок к Евангелиям в творчестве Достоевского в целом дает все основания вновь обратиться к выявлению их природы и значения в романе Идиот.
Структурные и диалогические отношения обоих Заветов в Библии имеют важное значение для анализа библейской системы романа Идиот. Эти отношения задают множество направлений исследования. Но, возможно, наиболее плодотворным является то, которое следует из обозначенного Эдвардсом цикла Сотворения, Грехопадения и Возрождения как макроструктуры всей Библии. Жизнь Христа и Апокалипсис две главные сферы Библейских отсылок в романе представляют вторую и третью стадию этого цикла. То, что обе они предполагают подтверждение и объяснение параллелями с Ветхим Заветом, наводит на мысль об уместности анализа романа Идиот с точки зрения аллюзий на исходную ситуацию Сотворения и Грехопадения в Книге Бытия.
Отношения князя Мышкина и Настасьи Филипповны содержат отголоски архетипа истории Адама и Евы. Предистория романа идиллическое, невинное прошлое обоих Швейцария Мышкина, Отрадное у Настасьи Филипповны. Оба они узнают друг друга при первом же свидании: я ваши глаза точно где-то видел […] Может быть, во сне …. И это заставляет предположить, что каждый из них видит в другом отблески иной, утраченной, жизни, которую мы соотносим с архетипом Эдема. Это ощущение становится еще сильнее, когда Настасья Филлиповна говорит Мышкину: в первый раз человека видела (VIII, 148) очевидная аллюзия на то, что Адам был первым человеком. И хотя драма падения каждого из них не явлена читателью в романе, грехопадение Адама и Евы находит параллели в судьбах Настасьи Филипповны и Мышкина. К началу романа героиня уже соблазнена и опозорена и уже изгнана из рая. Падение Мышкина не столь очевидно. Начиная со второй части, его изначальная невинность и доверчивость сменяются подозрительностью и склонностью к двойным мыслям (VIII, 258). Более того, Настасья Филипповна хорошо знает, что, падшая Ева, она увлечет за собой своего Адама и потому начинает его избегать.
Давно и хорошо известна типологическая связь Адам и Ева / Христос и Мария Магдалина. Так же общепризнана и параллель между Настасьей Филипповной и Мышкиным и Магдалиной и Христом и Марией Магдалиной. Обе параллели естественно выстраиваются в цепочку, в которой звено Настас