Роман Бунина "Жизнь Арсеньева"
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
·ии (Гёте так и назвал книгу об истоках своих дней: Поэзия и правда). Отсюда и двуплановость книги; постоянное присутствие автора, прошедшего уже длинный жизненный путь, его теперешняя точка зрения, его сегодняшнее мироощущение, как бы вливающееся в то, давнее; взаимопроникновение былого и настоящего. Возврат шестидесятилетнего человека в собственное детство и юность и тут же скачок в сегодняшний день, в собственную старость. Растворение в прошлом, а вслед его воссоздание из далека прошедших десятилетий. Все это создает некий льющийся поток сознания, выраженный в такой же текучей, непрерывающейся, неспешной и плавной, с длинными периодами, лирической прозе; в нее легко погрузиться, но из нее трудно выйти: она влечет за собой, и убыстрить путь в ней невозможно; читая, нельзя пропустить ни слова, иначе рассыплется целое, нарушится слиянность настоящего и прошлого, запечатленная в этом речевом потоке.
Герой Жизни Арсеньева, как уже было сказано, сконцентрированный автор. Фактически, это тот Бунин, у которого детство, отрочество и юность сложились столь благоприятно и гармонично, что он, не потеряв ни часа драгоценного времени, только и занимался тем, что взрослел, мужал, набирал духовные силы. В действительности было совсем иначе. Бунин горько сетовал, вспоминая, как убого, плохо он прожил столько лет, что у него совершенно пропали самые лучшие, самые нежные годы [3].
Безусловно, это спорный вопрос, но во многом Бунин несправедлив по отношению к себе. С юности он, действительно, каждодневно учился у жизни, так же, как учился у жизни его Арсеньев, впитывая в себя все, что подает ему жизнь, вплоть до таких, казалось бы, малоблагоприятных обстоятельств, как глушь, заброшенность и одинокость усадебного существования с бесконечно однообразными зимними вечерами...
Большой интерес представляют собой образ и характер отца Арсеньева. Известно, что его прототипом послужил отец писателя, Алексей Николаевич Бунин [4]. В книге это человек, неотразимый в своем обаянии, хотя и грешный, вспыльчивый и отходчивый, беспечный и жизнелюбивый, распространяющий вокруг себя ощущение радости жизни, талантливая артистическая натура. Бунин очень сдержанно показывает так называемую обратную сторону медали: распущенность, безответственность отца по отношению к семье, что привело ее к полнейшему разорению. На все это в Жизни Арсеньева лишь вскользь намекается; об осуждении, даже о суждении и речи нет; в книге царит яркий и праздничный человек, тот, кому обязан сын многими светлыми чертами своего характера, отец поэта.
Можно ли подумать, что писатель приукрашивал в своей книге лица и события? Возможно, но лишь отчасти. Думать так категорично было бы ошибкой. Прежде всего необходимо осознать то, что Жизнь Арсеньева писалась в тот период жизни Бунина, когда свойственный ему повышенный вкус существования не только не ослабевал с годами, а, напротив, все более и более укреплялся. Обостренное, радостное и волнующее чувство жизни, ее тайн и бездн, каждого ее мгновения имело обратной стороной столь же повышенное и тревожное ощущение конца, такой же неразгаданности его, как и начала всякого существования. Бунин постоянно был занят думами о том, что каждый человек не знает своего начала, не помнит, не может помнить его, и точно так же не знает, не постигает своего конца, того, что будет, когда оборвется его жизнь [2]. Эта мысль, рожденная еще в бунинских путевых дневниках 10-х годов, кочует по многим зрелым и поздним его произведениям. Неотступно присутствует она и в Жизни Арсеньева, не всегда высказанная прямо, но подразумеваемая постоянно. Как всякого истинного художника и незаурядную личность, Бунина томило, говоря словами Л. Н. Толстого, созерцание двух концов жизни каждого человека. Интересно, что так называемое сиюминутное существование приобретало с годами для Ивана Алексеевича все большую ценность, хрупкость, хотелось уберечь его от ударов судьбы, каждый из которых мог оказаться роковым, продлить его, порою томительное, очарование. Нет, мучительно для меня жить на свете! Все меня мучает своею прелестью! [2] записала современница слова Бунина. Иван Алексеевич мучился страхом потери близких людей, безуспешно внушал себе, что ни к кому не следует привязываться сильно, но, разумеется, оставался верен своей горячей и страстной натуре. На склоне лет он совершенно не в состоянии был выносить разговоров о людских жестокостях, зверствах, преступлениях. Современница вспоминает, что при первом же малейшем намеке на тяжелую тему Иван Алексеевич расстраивался так, что разговор приходилось тут же пресекать [2]. Так и Арсеньев: он словно не желает видеть в жизни ничего злого, уродливого, страшного.
Такой подход к изображаемому не был идеализацией, ибо Бунин, будучи человеком горячим и пристрастным, просто не умел смягчать изображение событий и фактов. Он лишь миновал то, о чем ему не хотелось говорить, либо ограничивался упоминанием (как, например, сильно укоротил в Жизни Арсеньева долгие зимние месяцы и продлил дни короткого русского лета). Должно быть, потому и не стал он писать продолжение своей книги, что пришлось бы говорить о многом тяжелом и заново испытать пережитые некогда глубочайшие потрясения...
Зато когда Бунин желал предаться воспоминаниям об истоках своих дней, то написанное обретало под его пером почти документальную точность. Например, переживания маль