Религиозно-философские поиски М.Ю. Лермонтова в романе "Герой нашего времени"
Курсовой проект - Литература
Другие курсовые по предмету Литература
µнные ею страдания остаются страданиями, не извиняющими Печорина. Но они же ставят Мери выше ее преуспевающих, безмятежных сверстниц.
Беда и вина Печорина в том, что его независимое сознание, свободная доля переходят в ничем не ограниченный индивидуализм. В стоическом противостоянии действительности он исходит из своего „я" как единственной его опоры. Но истоки и сущность печоринского индивидуализма сложны и неоднозначны. Углублявшийся в России кризис феодально-крепостнической системы, зарождение в ее недрах новых, буржуазных отношений, вызывавших „возрожденческий" подъем чувства личности, совпал в первой трети XIX в. с кризисом дворянской революционности. Все это создавало питательную почву для развития индивидуалистической идеологии и в русском обществе. В 1842 г. Белинский констатировал: „Наш век... это век... разъединения, индивидуальности...". Печорин с его тотальным индивидуализмом и в этом фигура эпохальная. Но при всей чреватости антигуманными тенденциями подобный индивидуализм был одной из ступеней в развитии общества и человека как суверенного существа, стремящегося к сознательной, свободной жизнедеятельности по преобразованию мира и самого себя. А главное - и индивидуализм для Печорина не безусловная истина. Подвергая все сомнению и проверке, он ощущает противоречивость и своих индивидуалистических убеждений, отвергая многие гуманистические ценности как несостоятельные, в глубине души тоскует по ним. Иронически отзываясь о вере „людей премудрых" прошлого, Печорин мучительно переживает утрату веры в достижимость высоких человеческих целей и идеалов: „А мы, их жалкие потомки... неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья..." В этих словах слышится затаенное, но не умершее стремление не только к „собственному счастью", но и к „великим жертвам для блага человечества".
Важно и другое: индивидуализм Печорина далек от „прагматического", приспособляющегося к жизни эгоизма. Он исполнен бунтарского неприятия устоев существующего общества. Герой глубоко переживает нравственные „издержки" выбранной им позиции, и если он является „причиною несчастью других, то и сам не менее несчастлив". Ему тесно не только в одеждах существующих социальных ролей, но и в добровольно надетых на себя веригах индивидуалистической философии, противоречащей общественной природе человека, заставляющей его играть незавидную „роль топора в руках судьбы", „палача и предателя". „В нем есть тайное сознание, что он не то, чем самому себе кажется...". Одной из главных внутренних потребностей Печорина является его неистребимое влечение к общению, его неистощимый интерес к людям, что уже само по себе противоречит его индивидуалистическим установкам.
1.3 Система образов в романе
Система образов романа, как и вся его художественная структура, подчинена раскрытию главного персонажа, в чем есть определенный отзвук романтической поэтики. Однако второстепенные лица имеют и самостоятельное значение как художественные типы, что соответствует реалистическим принципам изображения. Три группы героев действуют в „Тамани". В одной - „ундина", Янко, слепой мальчик как представители загадочно-таинственного для Печорина мира беззаконно-вольной жизни, борьбы и отваги, несущие в себе отблеск его романтической мечты; в другой - урядник, десятник, денщик Печорина, воплощающие строго регламентированный, несвободный мир реальной „казенной надобности". Между этими взаимоисключающими мирами рисуется беспокойно мятущаяся фигура главного героя, нигде не находящего себе пристанища. Необыкновенно соразмерна и уравновешена система образов в „Княжне Мери", где Печорин показан в среде, родственной ему социально, но глубоко чуждой духовно.
Максим Максимыч - единственный персонаж, сопутствующий Печорину на протяжении всего романа (исключая новеллу „Тамань"); это два структурно-художественных полюса романа. Образ Максима Максимыча - этап в постижении русской литературой характеров, близких к народному. По Белинскому, это „тип чисто русский", у него „чудесная душа, золотое сердце". Но критик обращал внимание и на другую сторону его характера - ограниченность его кругозора, инертность, патриархальность воззрений. В отличие от Печорина, Максим Максимыч почти полностью лишен личностного самосознания, критического отношения к действительности, он приемлет ее такой, как она есть, не рассуждая, выполняет свой „долг". Характер Максима Максимыча не так гармоничен и целен, как кажется на первый взгляд. С одной стороны, он воплощение лучших национальных качеств народа, а с другой - его исторической ограниченности на известном этапе развития, силы косных традиций, служивших опорой для деспотической власти. Символичны превращения Максима Максимыча, который инстинктом человека, близкого к народу, „понимает все человеческое" (Белинский), в представителя иерархического уклада: „Извините! я не Максим Максимыч: я штабс-капитан". Многое связывает в романе Печорина и Максима Максимыча, каждый по-своему ценит другого, в то же время они антиподы. Сознание „неслиянности и нераздельности" (А. Блок) Лермонтовым правд Печорина и Максима Максимыча - своеобразное отражение отношений передовой дворянской интеллигенции и народа в самодержавно-крепостнической России, их единства и разобщенности.
Сплав романтизма и реализма в романе Лермонтова, обусловленный переходным характером