Артюр Рембо
Информация - Педагогика
Другие материалы по предмету Педагогика
атастрофический провал
всех мечтаний и планов.
Наконец, мучительная болезнь, не остановленная ампутацией ноги;
совершенно отчужденное от всех людей одиночество в последние полгода
страданий по Франции; отсутствие диалога с единственным заботившимся о Рембо
человеком - младшей сестрой Изабеллой; полное изнеможение, потеря всех сил,
кроме воли, требующей - буквально накануне смерти - уже пинай не возможного
отплытия на Восток.
А параллельно с этой жизненной трагедией не поэта - не одобренная и не
запрещаемая, не удостаиваемая внимания бывшего автора, хаотическая, будто
она происходит посмертно, публикация брошенных им, но, оказалось, великих
произведений. Как в "Энеиде", когда герой был в Африке, - рождение Молвы: и
та "в ночи парит, шумя, вселенной сквозь границы".
Шумный ночной полет Молвы начален при жизни Рембо в 1880-е годы, но все
значение поэта раскрылось не символистам конца века и не камерным
последователям 1920-х годов. Оно поистине раскрылось шестьдесят-семьдесят
лет спустя. Это произошло практически в годы Сопротивления, когда образным
языком, созданным Рембо, претворенным Аполлинером и казавшимся еще недавно -
в 20-е - начале 30-х годов - чем-то эзотерическим, заговорила вставшая
против фашизма французская нация, заговорила устами Элюара, Арагона и других
поэтов, научившихся применять художественную систему Рембо для общенародного
дела. Вслед за этим, с рубежа 40-50-х годов, урок Рембо был по-новому
обобщен в критике и в теоретических работах.
Раньше значение поэзии Рембо, прозревавшееся вслед за Верленом поэтами,
читателями, критиками, не было уяснено. В сменявшихся разных высказываниях,
статьях, книгах Рембо выступал мелькающе и бессистемно многоликим.
Может быть, наибольшим достижением критики до начала 40-х годов была
вышедшая в 1936 г. книга "Рембо" молодых тогда исследователей Рене Этьембля,
ныне ветерана университета Сорбонна-III, и Яссю Гоклер, которой давно нет в
живых, - книга по-юному нигилистическая, отвергшая предыдущие интерпретации
поэта. Позже, в 1952-1962 гг., Р. Этьембль выпустил в трех книгах работу
"Миф о Рембо", снявшую с поэзии и с образа поэта напластования, наслоенные
За предыдущее полстолетие некомпетентным или тенденциозным мифотворчеством
критиков-"рембоведов". Пусть не во всем Этьембль и Гоклер были правы, но они
расчистили поле "рембоведения" ("рембальдистики") для нового восприятия и
новых исследований, которые после лет Сопротивления получили опору в виде
первого упорядоченного издания Рембо в "Библиотеке Плеяды" издательства
Галлимара, осуществленного Андре Ролланом де Реневиль и Жюлем Мукэ в 1946 г.
и в ртом классическом виде с некоторыми дополнениями повторявшегося в 1954 и
1963 г.
При всем разнобое старых интерпретаций ни на кого (даже на своего еще
более горемычного сверстника Лотреамона) не похожим Рембо, казалось,
укладывался в некоторые простые схемы. Этому, возможно, способствовала сама
его динамичная непоследовательность и многоликость - и реальная, и та
воображаемая, которая была порождена долгими годами незнания реалий его
творчества и жизни.
Так естественно было связать первый период творчества Рембо (конец 1869
г. - весна 1871 г., от пятнадцати до шестнадцати с половиной лет) с
романтизмом и Парнасом, с Бодлером, Гюго, Банвиллем, ранним Верленом; второй
(лето 1871 г. - весна 1873 г., шестнадцать с половиной - восемнадцать с
половиной лет) - с символизмом; а третий (весна - осень 1873 г.,
девятнадцать лет) - с кризисом символизма, с воздействием тех явлений,
которые способствовали распространению ницшеанства, - одним словом, с прямым
давлением на искусство империалистической идеологии. Так складывалась якобы
"ясная" картина развитии Рембо, к тому же предварявшая общие тенденции
развития французской поэзии конца XIX в., как его в 1930-е годы понимали и
изображали (конечно, одни - с плюсом, другие - с минусом) многие французские
исследователи, а у нас, например, Франц Петрович Шиллер, автор советского
довоенного учебника "История западноевропейской литературы" (2-е изд. М.,
1948, т 3).
Если не тревожить сон главного виновника всей этой путаницы ("...Рембо,
ты недостоин сам себя..."), то нужно признать, что, как это ни странно,
больше всех повлиял на интерпретацию поэта до 1940-1950-х годов самый
мещански ограниченный, недальновидный и недобросовестный из издателей и
биографов Рембо, его "посмертный зять" Патерн Берришон. Он считал, заодно со
своей женой - Изабеллой Рембо, фамильным правом подтасовывать и
фальсифицировать документы, чтобы придать поэту "благообразный", с точки
зрении семьи, облик.
Хотя Берришону не доверяли, а с каждым десятилетием его ложь по частям
рассыпалась в прах, инерция, им возбужденная, действовала, и, вероятно, ее
действие не иссякло и поныне. Одно из измышлений Берришона состояло в том,
что Рембо якобы стоит рядом с Ницше и выше его, так как поэт не только
самостоятельно выработал теорию "сверхчеловека", но и в противоположность
философу-неудачнику воплотил ее в жизнь в Эфиопии. Особенно усердно
фальсифицировался Берришоном эфиопский пери