Проблема творческой личности в эссе И.Бунина «О Чехове»
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
Проблема творческой личности в эссе И.Бунина О Чехове
Ничипоров И. Б.
Отправной точкой постижения личности Чехова в посвященном ему произведении[i] служит осмысление истоков формирования писательской индивидуальности, состоящих в тесном переплетении факторов мистических, наследственных (восточная наследственность) и социально-психологических, связанных с влиянием атмосферы уездного города, с сидением в лавке[ii], которое дало ему раннее знание людей, способствовало развитию природных восприимчивости и наблюдательности. От этих предварительных индивидуальных свойств, обогащенных впоследствии знанием медицины, протягиваются нити к пониманию скрытой парадоксальности еще ранних литературных опытов Чехова 1880-х гг., которые поражают житейским опытом и где изумляет… знание жизни, глубокое проникновение в человеческую душу в такие еще молодые годы: Меня поражает, как он моложе тридцати лет мог написать Скучную историю, Княгиню, На пути, Холодную кровь, Тину, Хористку, Тиф….
Значимой для понимания творческой личности выступает у Бунина категория пути художника в литературу, что типологически перекликается со знаменитыми цветаевскими интуициями в эссе Поэты с историей и поэты без истории (1933). Уникальность чеховского случая таится, по Бунину, в диалектическом взаимодействии спонтанности, изначальной непреднамеренности прихода в большую литературу - и этики неустанного личностного и художнического самовоспитания. С одной стороны, Чехов - редкий писатель, который начинал, не думая, что он будет не только большим писателем, а даже просто писателем, а с другой - приводимые в эссе фрагменты его писем 80-х гг. свидетельствуют о беспрерывном дневном и ночном труде, вечном чтении, штудировке, воле. Последнее качество в общем контексте бунинских оценок роднит Чехова с Толстым, о чьей особой склонности к умствованию, продиктованной стремлением одолеть восемьдесят тысяч верст вокруг самого себя[iii], подробно говорится в Освобождении Толстого.
Ключевыми средствами проникновения в тайну творческой индивидуальности главного героя эссе становятся лейтмотивные психологические, портретные, речевые характеристики, пропитанные опытом напряженного авторского самоосмысления и выводящие к широким обобщениям о литературе и искусстве не только в историческом, но и онтологическом масштабе.
Основание художественной концепции о Чехове как личности и писателе образует в эссе авторское прозрение глубинной органичности его творческой натуры, ярким проявлением которой стало антиномичное сочетание и взаимопроникновение внешней сдержанности и затаенной страстности, жажды радости, хотя бы самой простой, самой обыденной. Уяснение природы чеховской сдержанности оказывается важнейшим в произведении. Это качество просматривается здесь в характере его общения с людьми, самыми близкими ему, тоне писем, в осознанной творческой установке садиться писать, когда чувствуешь себя холодным, как лед. В этой диалектике особой холодности и душевной чуткости и силы восприимчивости заключена, по убеждению Бунина, сердцевина всего мироощущения и мышления Чехова, вследствие чего еще не скоро разгадают во всей полноте его тонкую и целомудренную поэзию, его силу и нежность. В личностном плане эта сдержанность трактуется в качестве мощного противовеса всему неестественному, погрешающему против разумного чувства меры, столь значимого и для самого автора. Именно поэтому сдержанность как способ противостояния внешней и внутренней неправде свидетельствует о редкой силе его натуры, соотносится в общей системе психологических характеристик с любовью только к искреннему, органическому, с жаждой наивысшей простоты. В плане же творческом - это выражение чувства личной свободы, того самостояния в искусстве, которое позволяет не склониться ни перед чьим влиянием, что отчетливо иллюстрируется, к примеру, интонациями чеховского иронического замечания о том, как в критике его допекали тургеневскими нотами. В этом смысле индивидуальное качество душевного склада Чехова рассматривается в произведении расширительно, как необходимое свидетельство подлинного искусства, суть которого постигается не в логически увязанных между собой построениях, но в глубинах антиномичного мирочувствия художника.
Лейтмотивный характер имеют в эссе и портретные зарисовки. Единичные проницательные штрихи, запечатлевающие лицо умное и очень спокойное, человека очень стройного и очень легкого в движениях, который позднее под действием недуга похудел, потемнел в лице, но сохранил изящество много пережившего человека; частные наблюдения, выполняющие функцию своеобразных ремарок к эпизодам непосредственного общения (Помню его молчание, покашливание, прикрывание глаз, думу на лице, спокойную и печальную, почти важную), - постепенно переходят в развернутые динамичные портреты. Посредством знаменитой бунинской внешней изобразительности емко вырисовывается то, как у Чехова каждый год менялось лицо, просматривается потаенная эволюция внутреннего мира героя от Чехова-гимназиста, студента до Чехова в начале двадцатого века. Подобно тому, как многие чеховские произведения именуют рассказами романного ти