Отечественная история в системе общественно-политических взглядов К.Н. Леонтьева
Статья - История
Другие статьи по предмету История
? публициста. Социальные реформы Петра - еще большее возвышение им дворянства - привилегированного культурного слоя (47) русского общества путем утверждения особого рода демократического феодализма выслуги, который тверже прежнего дисциплинировал Русь и превратил ее в исполинскую державу (48), усиление крепостного права, учреждения, как писал Леонтьев, великого, в свое время необходимого и для России спасительного (49), Леонтьеву импонировали. Он нередко склонялся к историософской апологии Петра I, выказывая надежду, что петровский период - это бессознательное притворство, а внесение в жизнь России западных элементов объяснялось необходимостью культурно-политической мимикрии: европейская маска надета для того, чтобы мы могли неузнанными или полуузнанными пройти шаг за шагом ... до заветной точки нашего культурного возрождения (50), под которым этот мыслитель подразумевал создание нового, славяно-азиатского культурного типа, новой, славяно-босфорской, государственности (51). Двойственное отношение Леонтьева к первому в России европейцу на троне выразилось в его предложении воздвигнуть петровской Руси рукотворный памятник и... скорее отойти от него, отрясая романо-германский прах с наших азиатских подошв (52).
Следующий важный этап отечественной истории, к которому проявлял внимание К. Леонтьев - эра правления Екатерины II. Ее оценка Леонтьевым неамбивалентна, полностью положительна. Он считал, что либерализм Екатерины II носил тот же характер, что и деспотизм Петра I, т.е. был прогрессивным и аристократическим (53). Ее расслояющие мероприятия, также как и сословные реформы Петра, охватили всю жизнь огромного государства железной сетью систематической дисциплины (54). Она охраняла крепостное право, целость мира, поземельной общины. Дав дворянству беспрецедентные льготы, освободив его представителей от необходимости идти на государеву службу, Екатерина II возвысила собственно аристократические его свойства - род и личность (55). В результате всего этого дворянство индивидуализировалось и вступило в тот период, когда из него постепенно вышли Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков, Пушкин, Гоголь... (56). Только усиление Екатериной неравенства легальным возвышением дворянства над остальным народом сделало возможным появление в России искусства и мысли (57). Углублением общественной дифференциации она вела подвластную ей державу кцвету и творчеству, и в этом, писал Леонтьев, ее главная историческая заслуга (58).
После Екатерины II горизонтальное (сословное, внутреннее) расслоение России, по мнению Леонтьева, завершилось, однако ее развитие, понимаемое как усиление социального неравенства при единстве господствующей веры и власти, продолжалось и при Александре I, и при Николае Павловиче - за счет присоединения к Империи окраинных территорий, чуждых русскому племенному ядру. Такого рода дифференциацию Леонтьев называл вертикальной, или провинциальной (59).
Николаевская эпоха в леонтьевской панораме отечественной истории занимала совершенно особое место. Леонтьев считал, что при Николае I Россия достигла пика своего социально-политического развития, той культурно-государственной вершины, после которой оканчивается живое государственное созидание и на которой надо остановиться по возможности надолго, не опасаясь даже и некоторого застоя (60).
По мнению Леонтьева, этот император являлся истинным и великим легитимистом (61); его сильной, благородной и весьма идеальной натуре было свойственно политическое рыцарство, он обладал великими государственными инстинктами (62), главный из которых - гениальный инстинкт охранения, и именно им объясняются его важнейшие политические действия и сочувствия: отвращение от либеральной монархии Луи-Филиппа, защита Австрии и подавление революции в Венгрии, союз с турецким султаном против египетского Мухаммеда-Али, разочарование в освобожденной Элладе (63). Благодаря этому инстинкту Николай I три десятилетия удерживал Россию на вершине наклонной плоскости (64).
Инстинкт охранения являлся для Леонтьева, пожалуй, наиболее отличительной чертой его царствования (65), и даже николаевские порядки он называл лишь твердым охранением общественных устоев, заложенных еще Петром I и Екатериной II (66). На взгляд Леонтьева, Николай I являлся идеальным самодержцем, таким, каких история давно не производила; он был призван Свыше - для того, чтобы задержать на время ... всеобщее разложение (67). Исполнил Николай I возложенную на него миссию с истинным величием гения-охранителя (68).
Согласно К. Леонтьеву, в высшей степени охранительный характер блестящего царствования Николая I (он называл его блестящим невзирая на поражение России в Восточной войне) предопределил не столько неудачный и легкомысленно-либеральный, по его определению, бунт дворян-декабристов, сколько Июльская революция во Франции и польское восстание 1830 г. Именно после этих событий Николай I стал противником всякой эмансипации, всякого уравнения, всякого смешения и у себя, и у других (69), что К.Н. Леонтьева не восхищать не могло.
Александра II и его сподвижников (Ростовцева, Милютина), в отличие от Николая I и его окружения, Леонтьев считал умеренными либералами, проникнутыми европейскими идеями (70). В правление Александра II, полагал он, началось падение России с дости?/p>