Анализ романа А. Камю - "Чума"

Информация - Литература

Другие материалы по предмету Литература

рашных казней египетских, проповедник добавляет: Вот когда впервые в истории появился бич сей, дабы сразить врагов Божьих Фараон противился замыслам Предвечного, и чума вынудила его преклонить колена. С самого начала истории человечества бич Божий смирял жестоковыйных и слепцов. Поразмыслите над этим хорошенько и преклоните колена. Чума в проповеди Панлу трактуется как багровое копье Господа, неумолимо указующее на спасение: тот самый бич, что жестоко разит людей и подталкивает их в Царство небесное. В чуме, утверждает Панлу, дана Божественная подмога и извечная надежда христианина. Следует с истинной силой полюбить Его, и Бог довершит все остальное

Такова, согласно представлениям Камю, мировоззренческая позиция христианства, предопределявшая жизненную позицию человека, с надеждой взирающего на Бога. Как уже неоднократно указывалось, Камю с излишней жестокостью изображает в своих мыслях и трудах образ христианства. Но за его категоричностью, скрывающей искреннее стремление мыслителя понять умом необъяснимое, угадывается не разрушительная тяга к отрицанию, а неумолимая жажда понимания, действенная потребность духовного диалога. Спор Камю с христианством вёлся не на языке разоблачения, а на языке диалога.

Миропонимание христианства, представленное в первой проповеди отца Панлу, также встретило разноречивые оценки. Так, Ж. Эрме, автор интересной монографии о связях мысли Камю с христианством, замечает об этой проповеди, что лишь с большими оговорками христианин согласится признать в ней истинное евангельское слово. Однако в специальном богословском исследовании, посвященном проблеме зла в современности, мы встречаем совершенно противоположное мнение: Эта проповедь, какой бы спорной она ни казалась, очень правдоподобна в устах священника 30-х годов, когда она и произносилась Действительно, реальная история Европы конца 30-х - начала 40-х годов вполне могла предоставить Камю примеры христианской резиньяции перед неудержимым натиском зла. По свидетельству Р. Кийо, Камю говорил ему, что, работая над главой о проповеди Панлу, он держал в памяти некоторые послания епископов и кардиналов 1940 года, призывавшие в духе режима Виши к повальному покаянию. История, как мы видим, тесно переплеталась в сознании Камю с Богом: два непоколебимых Абсолюта угрожали человеку и жизни. Один - реальным уничтожением, другой - требованием покорности. Бог и История оказывались в его мысли двумя неиссякающими, то и дело сливающимися в единый разрушительный поток, источниками Зла: Есть смерть ребенка, означающая божественный произвол, а есть смерть ребенка, означающая произвол человеческий. Мы зажаты между ними. Человеку остается или смириться с произволом - оказавшись, таким образом, причастным Злу, или отрицать произвол, как божественный, так и исторический, активно сопротивляясь ему и тем самым утверждая свою невиновность. Камю вновь оправдывает человека: зло не в человеке, и человек обязан и призван бороться со злом. Человек в силу своей человечности обречен на бунт.

Прочно связав образ чумы с образом зла, романист в течение 1943-1944 годов тщательно уточняет полюса главного мировоззренческого конфликта произведения. Одна из возможных тем, - записывает он в январе 1943 года, - борьба медицины и религии.... В конце года писатель еще более обостряет противоположность бунта и смирения: Медицина и религия: это два ремесла, и они, как кажется, могут примириться друг с другом. Но именно теперь, когда все предельно ясно, становится очевидным, что они непримиримы. Чуть позже, набрасывая черты образа доктора Риэ, призванного выразить миропонимание, противоположное религиозному, романист со всей определенностью формулирует глубинный смысл этого противопоставления: Врач - враг Бога: он борется со смертью... его ремесло состоит в том, чтобы быть врагом Бога.

 

Заключение

 

Чума - это хроника. Значит, в реальности появилось нечто такое, что должно быть сообщено точным языком летописца, значит, реальность стала поучительной, она отодвинула привычные теоретические выкладки, совсем недавно заслонявшие те уроки, которые преподносила жизнь. Герой Чумы Бернар Риё предпочитает говорить о нас, говорить мы, а не я: Риё ощущает свою приобщенность к судьбе других людей, Риё - не посторонний, он местный. К тому же он местный врач - а кто иной может достоверно рассказать об эпидемии чумы? Врач социален по роду своих занятий: невозможно представить себе врача, который устранился от людей. Риё поспешно предупреждает читателя, что постарается быть точным, для чего ссылается на документы, на свидетельства. В Чуме вместо индивидуальных судеб изображается коллективная история, история.

Вновь смерть - точка отсчета, но смерть, ставшая чумой. Можно добавить - коричневой чумой, фашизмом. Она вынуждает героев сделать свой выбор. Система персонажей Чумы - иллюстрация к различным решениям этой задачи: здесь и Коттар, имморалист, выродившийся в мелкого жулика, и журналист Рамбер, еще один посторонний, чье отстранение похоже на дезертирство, и обитатель башни из слоновой кости Гран, вовремя ощутивший, что башни рушатся, и церковник Панслу. Но Риё предпочитает лечить ближнего, а не воспевать блаженство страданий. Для Риё небо пусто, есть только земля.

Впрочем, едва ли геро?/p>