Geum.ru

Доклад

  • 11061. Социальная структура индоариев периода вед (конец II — начало 1 тысячелетия до н. э.)
    Культура и искусство

    Конечно, здесь гораздо больше от красивой легенды, чем от исторической истины. Вообще для политической жизни древней, да и средневековой Индии было характерно преобладание слабых и кратковременных государственных образований, которые легко появлялись на свет, быстро приходили в упадок, сменяя одно другого: их названия, территории, имена правящей династии все это сливается в круговорот почти не запоминающихся названий, чаще всего лишенных отличительных признаков. Трудно сказать, что здесь было главной причиной. Скорее следует говорить о комплексе причин. Но все же есть основания полагать, что относительная слабость политической власти в истории Индии (речь именно о политической власти как таковой, о ее административно-территориальной внешней форме, а не о феномене власти-собственности с централизованной редистрибуцией как о господствующей структуре) определялась прежде всего спецификой индийского общества с его системой строго фиксированных статусов-сословий (варн, позже каст), раз и навсегда определявших место человека среди других. Жесткая кастовая система была своего рода альтернативой слабой политической власти, а быть может, и главной ее причиной. Общество вполне могло существовать без сильного государства, без эффективной администрации, ибо внутренние его законы с успехом выполняли политико-административные функции. Возможно, именно поэтому, несмотря на красивые легенды, воспевающие героев эпических сказаний, в реальной жизни Индии оставалось очень мало места для амбиций властолюбивых политических лидеров.

  • 11062. Социальная структура российского общества
    Социология

    Акцент в разные годы делался на различных аспектах структурного неравенства, на его углублении, на социальной поляризации и маргинализации общества, на интеграции и дезинтеграции социального пространства; на проблемах формирования среднего класса; властных отношениях; автономии труда в социально-производственных структурах. Чтобы составить достаточно полное представление о процессах, происходящих в социально-структурной сфере российского общества, надо рассмотреть тенденции и масштабы формирования различных социальных элементов, социальных общностей, динамика которых детерминирована качественными изменениями в отношениях собственности, власти, в уровне доходов различных социальных групп и слоев, законами структурной перестройки хозяйства и занятости населения. Известно, что определенная часть занятого населения в результате отраслевых сдвигов в экономике страны, кризиса, затронувшего целые группы производств, осталась вне сферы занятости, приобрела статус безработных. На сегодня это 8% активного населения России. Появление этого слоя существенно влияет вообще на качество жизни всего населения. Но в то же время, изменив статус занятости, эта часть населения сформировала черты групповой определенности со своими ценностно-нормативными установками, структурой потребления, качеством и образом жизни, идентификационными предпочтениями и жизненными ценностями. Таким образом, произошла реализация целого комплекса новых социально-групповых процессов, становление феномена группового сознания и групповой консолидации и интеграции.

  • 11063. Социальная структура российского общества: итоги восьми лет реформ
    Социология

    Проблемы социальной структуры постоянно привлекают к себе внимание российских социологов. При этом как в силу личных исследовательских интересов и пристрастий, так и в силу объективных возможностей у каждого, кто работал в последние годы над проблемами социальной структуры, оказался свой, неповторимый угол зрения. Не случайно поэтому работы Л. Беляевой, Л. Гордона, 3. Голенковой, Т. Заславской, Е. Игитханян, Н. Лапина, Е. Старикова, М. Черныша, О. Шкаратана и других исследователей в данной сфере очень самобытны. Каждый из них в соответствии с избранными ими критериями стратификации, видит эту структуру по-разному.
    Большинство этих исследований объединяет в методологическом плане стремление подойти к проблеме анализа социальной структуры как бы «извне», выделяя те или иные группы с позиций заранее определенных критериев. Ни в коей мере не умаляя значимости такого, ставшего уже классическим в исследованиях социальной структуры подхода, я полагаю, что не меньшее право на существование, особенно в условиях общества трансформационного типа, где объективные критерии текучи и условны, имеет попытка рассмотрения социальной структуры России через призму субъективного подхода - ощущения своего социального статуса самими россиянами.
    Однако прежде чем ответить на вопрос, как выглядит социальная структура России при таком подходе, целесообразно взглянуть на социальную структуру западных стран глазами их населения. Только тогда можно будет в полной мере понять российскую специфику. Не вдаваясь в обсуждение методологических аспектов этой проблемы, отмечу лишь, что, судя по данным исследования The International Social Survey Programme «Social Inequality II» (ISSP-1992, проводившегося в 1991-1993 годах в 17 странах Европы и Северной Америки)1), «среднеарифметическая» социальная структура выглядела следующим образом (см. рис. 1)2):

    Примем для дальнейшего анализа шкалу, по которой две самые нижние в представленной на рисунке 1 модели (т. е. 9 и 10) статусные позиции соответствуют низшему классу, 7-8 - «нижнему среднему» классу (применительно к России наиболее удачным является предложенный для этих социальных слоев Заславской термин «базовый». слой), 4-6 - собственно среднему классу, а позиции с 1 по 3 - «верхнему среднему» классу (с некоторой натяжкой, опять-таки применительно к условиям России, эти слои в силу ряда причин можно отнести к «околоэлитным»). При такой шкале для 17 обследованных стран «верхний средний» класс составил 7, 5%, средний - 58, 9%, нижний средний - 23, 5%, а низший - 10, 1% населения.
    Вариации представленной на рисунке 1 типичной социальной структуры хотя и имели место, в подавляющем большинстве стран были очень невелики. На рисунках 2 3 и З 4 представлена, например, социальная структура западных и восточных земель Германии в 1992 году, т. е. в тот период, когда Восточная Германия, как и современная Россия, уже несколько лет находилась в стадии рыночной трансформации.

    Как видим, хотя низ фигуры, представленной на рисунке 3, намного более массивен и сосредоточивает в себе большую часть общества, чем у фигур на рисунках 1 и 2, все же здесь сохраняются характерные «крылья», соответствующие наиболее распространенной средней статусной позиции. В целом эта фигура свидетельствует о наличии социальной структуры того же типа, хотя и несколько иных пропорций. Социальная структура России в 1992 году, несмотря на начало рыночных реформ, также в целом
    воспроизводила тогда общий для всех обследованных стран тип социальной структуры (см. рис. 4) 5.

    Характерная для фигуры на рисунке 4 «утяжеленность» нижней части напоминает модель социальной структуры восточных земель Германии и была присуща в тот период всем постсоциалистическим странам, входившим в исследование, а ее «угловатость» отражала начавшуюся резкую ломку социальных статусов, которая не всегда адекватно преломлялась в сознании людей. Однако в целом сам по себе тип социальной структуры соответствовал «нормальному». При этом в верхний средний класс в тот момент себя зачисляли 2, 8% населения, в средний - 48, 8%, в нижний средний - 30, 4%, а в низший - 18, 0% россиян.
    Как же повлияли реформы на модель социальной структуры России? Как видно из рисунка 5, изменения эти были более чем значительны - изменился сам ее тип. «Крылья», в которых концентрировался средний класс, как бы опустились, и те слои населения, которые относили себя раньше к среднему классу, перешли в состав низших слоев. В результате основной характерной особенностью вновь возникшего типа социальной структуры стала «приниженность» социальных статусов основной массы россиян6.
    Российское общество оказалось обществом смещенных вниз статусных позиций7:
    немногочисленные представители «верхнего среднего слоя», фактически являющиеся «околоэлитными» кругами, которые к тому же и по своим ценностям и стандартам жизни ориентируются именно на элиту, и небольшой средний класс при сосредоточении основной массы населения в двух низших классах общества («базовом» и «низшем»). Именно в этом, а не только в различной численности основных классов общества заключается одно из основных отличий социальной структуры России от социальной структуры западноевропейских и североамериканских стран.
    В то же время базовый класс был разделен мною на две группы, в соответствии с рядом факторов. Это и многочисленность базового слоя, и полученные в ходе панельного исследования в рамках работы по гранту ИНТАС «Перестройка государства всеобщего благосостояния: сравнение Востока и Запада. 1995-1998 годы» [2] данные о неоднородности этого слоя, распадающегося на среднеобеспеченных и малообеспеченных, и выявленная тенденция «размывания» малообеспеченных с попаданием значительной их части в состав бедных. Одна из этих групп, весьма условно названная мною «среднеобеспеченные» и составлявшая летом 1998 года, судя по некоторым косвенным данным, около 1/3 базового слоя, хотя и с некоторыми оговорками, может рассматриваться как российский аналог «нижних слоев среднего класса» западных стран. Вторая - группа малообеспеченных, примыкающая с учетом общности тенденций в изменении их положения к бедным. В целом, учитывая особенности образа жизни малообеспеченных, можно сказать, что сегодня в России есть три массовые группы бедных - малообеспеченные, бедные и нищие (причем под «нищими» я подразумеваю не профессиональное нищенство, а определенный уровень и образ жизни не входящих в состав «социального дна» россиян), характеризующиеся разной глубиной бедности.
    О том, что за годы реформ в России произошло не просто обеднение, а массовое перемещение в число бедных и малообеспеченных основной массы населения, свидетельствует и выбор россиян при ответе на задававшийся им в общероссийском исследовании РНИСиНП «Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить?» в июне 1998 года вопрос о том, как они представляют себе модель нашего общества и где они видят свое место в нем. Для получения ответа на этот вопрос использовался графический тест, где респондентам предлагалось выбрать одну из фигур, отражающую, с их точки зрения, модель социальной структуры российского общества, и указать на ней в любой клетке свое место (см. рис. 6).

    При всей нейтральности каждая из использованных моделей говорила о многом, так как позволяла зафиксировать подсознательные представления россиян о масштабах существующей социальной дифференциации, сравнительной численности групп, различающихся по их статусу, степени несправедливости устройства современного российского общества и т. д. При этом предполагалось, что подавляющая масса населения выберет вторую, пирамидальную модель.
    Однако реальность оказалась несколько иной. Действительно, пирамидальную модель, где по мере нарастания бедности численность соответствующих слоев становится все больше, выбрало свыше половины населения - 55, 6%. Причем чем старше были люди, тем с большей частотой они выбирали этот образ (в группе 56-65-летних ее выбрали более 60% при 48, 2% в группе 16-25-летних). В то же время почти 1/3 предпочла первую модель, где общество разделено на 2 практически никак не связанные между собой части - элиту, определенным образом структурированную внутри себя, и остальное население также со своей собственной структурой. Выбор значительной частью населения, прежде всего относительно молодых возрастов, модели общества, где элита полностью оторвана от остальных слоев населения, свидетельствует, на мой взгляд, об усилении отчуждения основных слоев общества от его «верхушки».
    Что касается третьей и четвертой модели, то они предполагали наличие в обществе достаточно большего среднего класса. При этом третья модель, наиболее популярная в возрастных группах до 35 лет, допускала глубокую социальную дифференциацию, а четвертая свидетельствовала о достаточно сильной социальной однородности. Россияне не допускают даже мысли о том, что современное российское общество можно рассматривать в виде относительно однородного (только 0, 4% выбрали четвертую модель), и весьма скептически настроены к версии о наличии массового среднего класса (третья модель даже до августовского кризиса получила всего 11.3% поддержки).

  • 11064. Социальная сфера народа ханты
    Туризм

    Уклад семейной жизни был в целом патриархальным. Главой считался мужчина, а женщина во многих отношениях подчинялась ему, при этом каждый имел свои обязанности, свою функцию, благодаря чему регулировались межличностные отношения, создавалась гарантия от конфликтов. Бревенчатый дом строил мужчина, а чум из легких шестов воздвигала женщина; рыбу и мясо добывал мужчина, а готовила их на каждый день и впрок женщина; нарты и лыжи изготовлял мужчина, а одежду женщина. В некоторых сферах существовало и более тонкое разграничение: например, посуду из бересты делала женщина, а из дерева мужчина; почти всеми приемами орнаментации владела женщина, но штампованные узоры на бересту наносил мужчина. Конечно, распределение обязанностей было не абсолютным. Мужчина при необходимости сам мог приготовить пищу, а среди женщин были замечательные охотницы. В современных молодых семьях все чаще мужья помогают женам в тяжелых работах доставке воды, дров. Разной интенсивностью мужского и женского труда объяснялось его дозирование. Мужчине иногда приходилось несколько дней гнать лося, после чего требовался длительный отдых для восстановления сил. Женские ежедневные хлопоты начинались с разведения огня ранним утром и заканчивались лишь с отходом ко сну. Даже в пути по ягоды женщина иногда ссучивала на ходу нитки. Взаимоотношения родственников подчинялись этическим установкам, сложившимся в течение веков. Основные из них почитание старших и забота о младших, беззащитных. Было не принято возражать родителям, даже если те бывали, не правы. Не повышали голос и уж тем более не поднимали руку на ребенка. Обращаясь, друг к другу или говоря об отсутствующем, пользовались чаще не именами, а терминами родства. Они составляли сложную систему с учетом возраста, родства по мужской и женской линиям, кровного или по браку. Например, старшая и младшая сестры назывались по-разному эним и текаем, а старший брат и младший брат отца одинаково этим; брат мужа назывался иначе, чем брат жены, иким и емкёлям', дети детей, т. е. внук и внучка, обозначались одинаково, независимо от пола, кылхалим. В этой сложной системе женщины ориентируются лучше, чем мужчины.

  • 11065. Социальная технология на базе биополитики
    Философия

    РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

    • Влавианос-Арванитис А., Олескин А.В. Биополитика. Био-окружение. Био-силлабус. Афины: Биополитическая Интернациональная Организация. 1993.
    • Горелов А.А. Социальная экология. М. Изд-во Ин-та философии РАН. 1998.
    • Гусев М.В. К обсуждению вопроса об антропоцентризме и биоцентризме// Вест. Моск. ун-та. Сер. 16 (Биология). 1991. N 1. С.3--6.
    • Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. М.: Учебная литература. 1997.
    • Дерягина М.А. Эволюционная антропология. М.: Изд-во УРАО. 1999.
    • Дерягина М.А, Бутовская М.Л. Этология приматов. М.: МГУ. 1992.
    • Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о человеке в компании птиц и зверей. М.: Педагогика. 1994.
    • Дольник В.Р. Вышли мы все из природы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. М.: Linka Press. 1996.
    • Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир. 1981.
    • Захаров А.А. Организация сообществ у муравьев. М.: Наука. 1991.
    • Зорина З.А., И.И. Полетаева, Ж.И. Резникова. Основы этологии и генетики поведения. М.: Изд-во МГУ. 1999.
    • Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П.. Философия природы: коэволюционная стратегия. М.: Интерпракс. 1995. С. 13--78.
    • Ламсден Ч., Гуршурст А. Генно-культурная коэволюция: человеческий род в становлении // Человек. 1991. № 3. С.11--22.
    • Лоренц К.З. Агрессия (так называемое зло). М.: Прогресс. 1994.
    • Майерс Д. Социальная психология. Спб., М., Харьков, Минск: Питер. 2000.
    • Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Этология и психобиология. М.: Мир. 1988.
    • Николаев Ю.А. Дистантные информационные взаимодействия у бактерий // Микробиология. 2000. Т.69. № 5. С.597605.
    • Одум О.Ю. Основы экологии. М.: "Мир". 1975.
    • Олескин А.В. Голограмма мира // Человек. 1990. № 3. С. 3139.
    • Олескин А.В. Биополитика (часть 13). Серия статей. // Вест. Моск. ун-та. Сер. 16 (Биология). 1994. № 24.
  • 11066. Социальное воспроизводство как проблема феминистской теории
    Социология

    Участие государства в процессах социального воспроизводства было особенно значительно в бывших социалистических странах, и многие склонны видеть в этом одну из причин современного кризиса воспроизводственной сферы, с трудом адаптирующейся к условиям рынка. Однако отличие модели государственного социализма состоит не только и не столько в степени огосударствления сферы воспроизводства, сколько в качественном своеобразии сложившейся модели. Ее основы были заложены революционной политикой в отношении женщин и семьи в первые годы Советской власти, но в дальнейшем подверглись значительной коррекции в ходе эволюции экономической и политической системы СССР. В советском законодательстве, надолго опередившем эпоху и задавшем ориентиры для западного феминистского движения, женский вопрос был разрешен на основе радикальнодемократических принципов. Брак рассматривался как союз равных партнеров, который может быть свободно расторгнут по желанию одной из сторон. Государство всеми способами вовлекало женщин в общественное производство, руководствуясь марксистским тезисом, что женская эмансипация достигается прежде всего участием в общественно-полезном труде. Государственная поддержка материнства стала одним из приоритетов внутренней политики.
    Очевидно, что экономическая и политическая мобилизация женщин стала для новой власти насущной необходимостью. В условиях послевоенной разрухи советское государство было крайне заинтересовано в притоке дополнительных трудовых ресурсов, а женская рабочая сила была более дешевой и дисциплинированной. В то же время столкнувшаяся с большими человеческими потерями в ходе мировой и гражданской войн страна оказалась перед проблемой катастрофической убыли населения и, соответственно, перед необходимостью стимулирования рождаемости. Результатом этих противоречивых тенденций стала политика, поощряющая совмещение женщиной производственной и воспроизводственной функций под прямым контролем и патерналистской опекой государства. Так были заложены основы гендерного контракта работающей матери [9], характерного для всех стран государственного социализма. В отличие от скандинавской социал-демократической модели, также опирающейся на этот тип контракта, он внедрялся в принудительной и безальтернативной форме (всеобщая трудовая повинность, введение прямого распределения материальных благ, обобществление быта); радикальный демократизм антипатриархатной политики парадоксально сочетался с подчинением личности коллективу и государству.
    Большинство исследователей этой проблемы сталкивается с вопросом, чем в первую очередь определялась советская гендерная политика: идеологией или экономической необходимостью, принципами или прагматизмом? С одной стороны, женщины были необходимы экономике в качестве важнейшего трудового ресурса, и активные мероприятия советской власти по созданию сети детских дошкольных учреждений, по обобществлению и рационализации быта, развитию государственных коммунальных служб должны были содействовать этой политике трудовой мобилизации. С другой стороны, советская политическая и экономическая системы вряд ли могут быть поняты с позиций веберовской рациональности, поскольку для достижения исключительно идеологических целей сплошь и рядом расходовались неадекватные материальные и человеческие ресурсы.
    Показательны с этой точки зрения работы А. Коллонтай, в которых драматически пересеклись дискурсы женской эмансипации и построения коммунизма. Развивая марксистскую идею освобождения женщины путем вовлечения ее в общественное производство, Коллонтай дополняет ее развернутой стратегией обобществления домашнего труда, ликвидации индивидуального домашнего хозяйства, «отделения брака от кухни» и передачи государству значительной части материнских функций. Обобществление производства - основа революционной программы большевиков - должно было с необходимостью дополняться обобществлением сферы воспроизводства.
    Рассматривая семью как главным образом экономическую единицу, основанную на частной собственности, Коллонтай предсказывала окончательную замену семейных связей коллективными. Тем самым брак становился частным и второстепенным делом, относящимся к области чувств и сохраняющим юридическую форму только в силу переходного характера. Материнство же, наоборот, из частной проблемы женщины превращалось в дело государственной важности, ее важнейшую социальную обязанность. «Трудовое общество должно поставить беременную женщину в наиболее благоприятные условия, женщина же со своей стороны должна соблюдать все предписания гигиены в период беременности, помня, что в эти месяцы она перестает принадлежать себе - она на службе у коллектива - она производит из собственной плоти и крови новую единицу труда, нового члена трудреспублики. Вторая обязанность женщины с точки зрения социальной задачи материнства самой выкормить грудью младенца. Только выкормив собственной грудью младенца, имеет право женщина - член трудового коллектива - сказать, что ее социальная обязанность по отношению к младенцу - выполнена» [10, с. 173]. Материнство сводится здесь исключительно к биологическим функциям деторождения и кормления, функция социализации практически полностью передается государству: отныне не родители, а общество несет основную ответственность за воспитание ребенка.
    Революционный утилитаризм Коллонтай в отношении женщин может поразить современного читателя: «Надо сберечь силы женщины от непроизводительной затраты на семью, чтобы разумнее использовать их для коллектива, надо охранить ее здоровье, чтобы этим самым обеспечить трудреспублике приток здоровых работников в будущем» [10, с. 171]. Однако в основе такого прагматизма лежало ее искреннее убеждение в том, что интересы женщины и интересы советского государства (впервые в истории!) совпали и женщина наконец может быть востребована обществом.
    Идея прямого контракта женщины с государством, в неявном виде присутствующая в работах Коллонтай, в действительности отнюдь не означала автоматического повышения социального статуса женщины. В западной феминистской литературе этот процесс был назван «заменой приватного патриархата публичным» и подробно анализировался в работах, посвященных гендерным аспектам государства всеобщего благосостояния.
    Однако, на мой взгляд, судьба «женского вопроса» в условиях социализма определялась не столько официальной идеологией или необходимостью трудовых ресурсов для экономической модернизации, сколько принципами распределения власти внутри советской системы и скрытыми механизмами ее функционирования. Хотя в своей развитой форме данная система сложилась гораздо позже, удивительные оговорки на этот счет опять-таки встречаются у Коллонтай: «При посадке в трамвай и на железной дороге, при получении пропусков, справок и т. д. беременные пользуются правом, которое приравнивает их к членам ВЦИК и которого они не имеют ни в одной стране мира - они проходят вне всякой очереди» [10, с. 163].
    Эта вообще-то привычная для слуха советского человека констатация может быть прочитана и таким образом: под прикрытием официальной идеологии построения нового общества создавалась новая социальная иерархия, отмеченная различной степенью доступа к социальным благам и привилегиям. В обществе, где частная собственность была практически упразднена, расширение возможностей пользования социальными благами, формально принадлежащими обществу, было важнейшим показателем личного успеха и высокого социального статуса. Решение «женского вопроса» рассматривалось в этой системе как жестко регламентируемый доступ (только на основании «материнства» как особого общественно значимого статуса!) к социальным благам, льготам и привилегиям, которыми неограниченно пользовался государственный и партийный аппарат. В качестве примеров можно назвать расширение возможностей медицинского обслуживания в рамках комплекса мер по охране материнства и детства, государственные субсидии на поддержание низких цен на товары детского ассортимента и прямое распределение некоторых видов товаров, возможности улучшения жилищных условий для многодетных семей. В крайне ограниченных масштабах и с различными оговорками женщины как «льготный контингент» допускались к тем социальным благам, пользование которыми аппарат считал своей должностной привилегией. В отличие от льгот и привилегий номенклатуры женские льготы и привилегии носили, скорее, символический характер, подтверждая провозглашенную на уровне официальной идеологии заботу общества о будущем поколении.
    Доступ женщин к реализации их социальных прав в СССР целенаправленно регламентировался государством, прямо заинтересованным в расширенном социальном воспроизводстве. Выступая одновременно как монопольный работодатель на рынке труда и как регулирующая инстанция, определяющая доступ к социальным привилегиям, связанным с материнством, государство могло использовать оба рычага в зависимости от демографической и экономической конъюнктуры. Ориентация на расширенное воспроизводство населения в условиях значительных человеческих потерь и угрозы новой войны все время присутствовала в советской политике, но в 20-е годы государству катастрофически не хватало ресурсов, чтобы реально взять на себя часть воспроизводственных функций. В условиях разрухи доминировали краткосрочные цели, и государство было вынуждено делать акцент на производственной функции женщины. Однако уже в 30-е годы происходит резкая переориентация государственной политики на семью как основную единицу воспроизводства (процесс, названный В. Райхом, К. Миллет и другими «сексуальной контрреволюцией»), а официальная идеология равноправия и реальная политика в отношении женщин расходятся все дальше друг от друга.
    В 1936 году была принята сталинская конституция, официально провозгласившая равноправие женщин в СССР, и в том же году постановлением ЦИК и СНК СССР были приняты меры по укреплению семьи и повышению рождаемости, предусматривающие запрещение абортов, усиление материальной помощи многодетным семьям, усиление ответственности за невыплату алиментов. Государство вернуло семье родительскую власть и ответственность за воспитание детей, в то же время сохранив за собой контроль над социализацией средствами идеологического воздействия.
    Укрепляя семью, советское государство тем не менее не позволило ей превратиться в автономную структуру, которая могла бы стать опорой независимой приватной сферы, свободной от прямого вмешательства государства. Хотя со временем степень ее автономии возросла и в 70-е годы советская семья стала неким подобием западной потребительской единицы (с поправкой на условия экономики дефицита). Полная экономическая зависимость от государства препятствовала развитию структур патриархата в западном варианте. Контракт члена семьи с государством оказывал на его жизнь более существенное влияние, чем (условно говоря) брачный контракт.
    Таким образом, сложившаяся модель реального социализма отличалась особой ролью государства в сфере социального воспроизводства. Контроль и управление воспроизводственными процессами осуществлялись с помощью прямого контракта работающей матери с государством, по условиям которого основные социальные гарантии и льготы реализовывались через участие в общественном производстве. Рынок труда поэтому был важнейшим институтом, задающим параметры социального воспроизводства. Но условия его функционирования определялись монопольным работодателем государством (жесткое регулирование жилищных условий, миграции и профессиональной мобильности), и с определенных позиций он вообще не может рассматриваться как «третья сила». С одной стороны, монополия на рынке труда позволяла государству обеспечивать работающим женщинам определенный набор социальных гарантий и льгот, с другой - ограничивала возможности карьеры и профессионального роста заранее заданным набором возможностей.
    Как известно, теневой стороной гендерного контракта работающей матери с государством стало двойное бремя производственной и домашней нагрузки, тем более тяжелое, что потребительский рынок не мог обеспечить необходимый для семейного воспроизводства набор благ и услуг. Недостаточное развитие отраслей, производящих потребительские товары, было системным признаком реального социализма, поскольку прибавочная стоимость, созданная в этих отраслях, изымалась и перераспределялась в пользу отраслей тяжелой промышленности. Это происходило на фоне бурного роста новых отраслей, производящих товары массового спроса, начавшегося на Западе уже в 50-е годы. Все более нараставшие различия стали осознаваться как драматические в 70-е годы, когда на Западе сложилось «общество массового потребления». В таких условиях реальность повседневной жизни с дефицитом, очередями и огромными потерями времени на домашнее хозяйство окончательно разошлась с официальной идеологией равенства. Государственный рынок не мог удовлетворить и части потребительского спроса населения, а черный рынок был доступен далеко не всем.
    Не удивительно, что одним из следствий гендерного контракта «работающей матери» стало всевозрастающее бремя издержек социального воспроизводства, возлагаемое на семью. Рост запросов, предъявляемых населением к уровню потребления и качеству жизни, не находил адекватного ответа ни у патерналистского государства, ни на ограниченном потребительском рынке. В условиях товарного дефицита, недоразвития сферы бытовых и социальных услуг женщины, занятые профессиональной деятельностью, были вынуждены тратить значительные силы и время на рутинный домашний труд и организацию потребления.
    Государственная политика социальных гарантий и льгот работающим матерям, основы которой закладывались еще в первые годы советской власти, была ориентирована на экстенсивное социальное воспроизводство, соответствующее потребностям экстенсивного экономического роста. Семья, бывшая объектом патерналистской опеки государства, могла обеспечить именно такой тип воспроизводства. Однако уже в 70-е годы советская семья приобретает некоторые черты западной модели. Возрастает неустойчивость брака, связанная с индивидуализацией отношений супругов и завышенными эмоциональными ожиданиями, а противоречие между возможностями женской профессиональной карьеры и связанностью традиционными ролями начинает осознаваться как реальная проблема. Отношение к деторождению также становится более индивидуализированным. Ребенок рассматривается теперь как главный объект инвестиций; в этом советская семья мало чем отличается от западной. Уровень и разносторонность образования, возможности дополнительного обучения приобретают все большее значение, и забота об обеспечении качества в этой сфере целиком возлагается на семью - государство может обеспечить лишь необходимый, равный для всех минимум. Роль школы и официальной системы образования в социализации детей становится все более формальной, и семье незаметно возвращаются отобранные государством функции. Этот феномен ослабления позиций государства в сфере семейного воспроизводства, имевший место еще до начала реформ, содержит очевидную параллель с процессами размывания госсобственности и теневой приватизации в экономике. Как экономическая модель, так и модель социального воспроизводства, свойственные реальному социализму, продемонстрировали свою неадекватность требованиям времени.
    Экономические и политические реформы, начавшиеся в СССР, а затем продолженные бывшими советскими республиками, обострили этот наметившийся кризис социального воспроизводства, точнее, наложили на него другой, трансформационный кризис воспроизводственной сферы. В его основе лежит разрыв социального контракта и перераспределение функций между семьей, государством и рынком. Под влиянием идеологии рыночных реформ, с одной стороны, и пропаганды семейных ценностей - с другой, происходит радикальная реорганизация социального воспроизводства, связанная с приватизацией большинства функций, обеспечивавшихся ранее государством. В то же время рыночный сектор пока еще недостаточно развит, чтобы предоставлять широким массам населения альтернативные социальные услуги на коммерческой основе. Это приводит к возрастанию социального бремени, возлагаемого на семью, и в первую очередь на женщину. Однако неверно было бы полагать, что причины сложившейся ситуации ограничиваются введением рынка. Серьезные трансформации (а часто - деформации) испытывают сегодня все институты социального воспроизводства, а также формы и способы их взаимодействия.
    Изменение роли государства как института социального воспроизводства не сводится к отказу от патерналистской социальной политики и финансовой неспособности обеспечить даже официально взятые на себя обязательства (достаточно вспомнить систематические задержки по выплате социальных пособий и пенсий, размер которых не может обеспечить физического выживания). Приватизация в постсоветском варианте (в отличие от неолиберальной модели) означает не столько минимизацию роли государства, сколько изменение его природы. Система номенклатурных должностных привилегий и регламентируемого доступа к социальным благам не уничтожена, а коммерциализирована - привилегии и льготы стали предметом торга между корпоративными структурами. Женское движение, как оно сложилось, например, на современной Украине, также обречено участвовать в этом политическом торге.
    Приватизация в постсоветском контексте означает не только приватизацию социальной сферы (что сделало многие социальные блага и услуги недоступными для большинства населения), не только приватизацию в экономике (возникновение нового класса частных собственников и работодателей, склонных дискриминировать женщину в условиях жесткой конкуренции на рынке труда), но и приватизацию и коммерциализацию номенклатурной системы привилегий (что резко повысило значение семейных и родственных связей для передачи их по наследству). Возможности исключительного доступа к источникам личного потребления, на которых основывалась советская иерархия власти, трансформируются сегодня в тривиальную частную собственность. Однако очевидно, что этот процесс застопоривается на промежуточных, переходных стадиях. И в этих условиях женщины оказываются, как правило, исключенными из корпоративных мужских связей. В системе семейных и родственных связей, приобретающих форму экономических и политических кланов, женщине отводится биологизированная роль воспроизводителя и связующего звена.
    Рынок как институт социального воспроизводства, несомненно, расширил свои функции, но в меньшей мере, чем этого можно было ожидать. В сущности, введение свободного рынка позволило решить краткосрочные задачи ликвидации дефицита и насыщения потребительского спроса (в значительной мере за счет инфляции и обнищания большинства населения). При этом качество жизни снизилось и, несмотря на изобилие новых товаров, только меньшинство людей смогло организовать внутрисемейное потребление согласно западным стандартам. В целом рыночные реформы привели не к сокращению, а как минимум к реструктуризации домашнего труда. Например, интенсивный труд на приусадебном участке, даже если он не является средством физического выживания семьи, дает возможность сэкономить средства для приобретения новых товаров. Более того, в большинстве случаев произошло возрастание объемов домашнего труда за счет замены рыночных товаров и услуг домашними как более дешевыми и доступными. Особенно это касается социальных услуг, связанных с уходом за детьми и пожилыми людьми. Тенденция к натурализации домашнего хозяйства усиливается с падением уровня доходов семьи.
    В сложившейся ситуации семья представляет собой не только главный объект воздействия экономических преобразований и идеологических стратегий различных политических сил. Она становится также важнейшим ресурсом социальных трансформаций. Вряд ли социальная наука в полной мере осознала, что все эти годы семья была основным буфером, смягчающим напряжение в обществе, резервом неоплаченного и экономически неучтенного труда, компенсирующего провалы в экономике. Семья, вынужденная вернуть себе часть производственных функций под влиянием экономических трудностей переходного периода, стала для многих формой кооперации усилий, обеспечивающих физическое выживание, а в условиях распада старой символической системы - важнейшим источником сохранения идентичности и способом вписывания себя в окружающий мир. Вызванное этим усиление взаимозависимости членов семьи друг от друга отнюдь не означает ее автоматического «укрепления» - происходит, скорее, «солидарное, но неравное распределение риска и нагрузки» [4, с. 225]. С возрастанием социальной и экономической нестабильности и продолжающейся дезинтеграцией общества растет значение семейных и родственных связей. Семья и сеть родственных связей берут на себя функции обеспечения экономического выживания и социальной защиты.
    Такому усилению роли семьи, вызванному, в частности, экономической конъюнктурой, противостоит контртенденция, которая соответствует современной стадии модернизации. Современная семья индивидуализируется, освобождается от груза родственных связей, становится более открытой и гибкой структурой. Повышение независимости личности, признание важности ее потребностей и в то же время возрастание потребности в любви, эмоциональной защищенности и сексуальном счастье, сформированные не в последнюю очередь массовой культурой, поставили институт семьи перед лицом новых трудностей. Традиционалистские нормы, обеспечивающие ее устойчивость, все больше утрачивают свое влияние, а рынок и связанное с ним возрастание социальной мобильности подвергают семью дополнительным перегрузкам. Перед лицом рынка в условиях постсоциализма семья выполняет роль универсального института взаимного страхования, однако зачастую она не оправдывает возлагающихся на нее завышенных ожиданий. Неполные семьи матери с детьми оказываются в особенно уязвимом положении при отсутствии системы государственной поддержки.
    Семья, к которой уже не только задним числом, но и усилиями официальной идеологии возвращается статус основного института социального воспроизводства, находится сегодня на пересечении различных политических и академических дискурсов. Либеральный дискурс (задавший основную направленность реформ в бывшем СССР) подчеркивает принцип индивидуализма и необходимость освобождения от патерналистской опеки государства, опору на собственные силы. Однако в рамках этого дискурса умалчивается, что «на практике единицей самоподдержки является не индивид, а семья» [11, р. 47], принцип индивидуализма подразумевает в действительности «фамилизм».
    Экономическая независимость и опора индивида на собственные силы означает в действительности опору на членов семьи, их добровольные жертвы и неоплаченный труд, эмоциональную поддержку. В рамках либерального дискурса «разгосударствления» ответственность за воспитание детей была окончательно возвращена семье, родительство снова стало частным делом, в которое государству целесообразно вмешиваться только в исключительных случаях. Возможно, наиболее негативное следствие таких изменений - утрата консенсуса по поводу того, что общество должно нести свою долю ответственности за обеспечение социального воспроизводства, и в частности за воспитание детей. Постсоциалистическое «общество налогоплательщиков», связанное лишь общим недоверием к государству, рискует вернуться к архаическим патриархатным формам организации семейного воспроизводства, от которых уходят сегодня и Запад, и Восток.
    Националистический дискурс, популярный сегодня на Украине, отличает озабоченность проблемой биологического воспроизводства нации. Проблемы сокращения рождаемости, роста детских заболеваний и детской смертности, депопуляции сельской местности, связанные с экономическим кризисом и неблагоприятной экологической ситуацией, активно эксплуатируются политической риторикой. Однако предлагаемое решение сводится главным образом к пропаганде укрепления семьи, традиционных ценностей, повышения престижа материнства и поощрения рождаемости. В отсутствие финансовых возможностей поддержки семьи реальный риск материнства полностью возлагается на женщину.
    В рамках националистического дискурса биологическое воспроизводство неразрывно связано с культурным, с формированием национальной идентичности, обеспечивающим культурную интеграцию новой нации. Утрата национальных традиций, русификация большей части населения, отсутствие жизнеспособной «национальной идеи» воспринимаются как «культурная катастрофа», по масштабам схожая с демографической. Основной институт, на который возлагается миссия ее преодоления, восстановления прерванных связей и традиций, - опять-таки семья, а в семье - фигура «матери-Берегини». Национальный миф традиционной семьи (с сильным матриархатным акцентом) - опоры украинской культуры и государственности, препятствует осознанию реальных проблем постсоветской семьи, основанной на совсем других отношениях с государством. В действительности государство по-прежнему остается важнейшим идеологическим институтом, определяющим процессы cоциализации и формирования идентичности через языковую политику и реформу системы образования, где "семья" становится важнейшим атрибутом новой символической системы.

  • 11067. Социальное партнерство в сфере труда
    Юриспруденция, право, государство

    Социальное партнерство - система взаимоотношений между работниками (представителями работников), работодателями (представителями работодателей), органами государственной власти, органами местного самоуправления, направленная на обеспечение согласования интересов работников и работодателей по вопросам регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними отношений.

  • 11068. Социальное положение женщин в России
    Социология
  • 11069. Социальное пространство и время
    Социология

    Чтобы понять особую природу социального пространства как объективно существующего, важно выработать представление о целостной системе общественной жизни. Эта система включает в качестве своих компонентов предметный мир, который человек создает и обновляет в своей деятельности, самого человека и его отношения к другим людям, состояния человеческого сознания, регулирующие его деятельность. Все это единое системное целое существует только благодаря взаимодействию составляющих его частей мира вещей «второй природы», мира идей и мира человеческих отношений. Организация этого целого усложняется и меняется в процессе исторического развития. Оно имеет свою особую пространственную архитектонику, которая не сводится только к отношениям материальных вещей, а включает их отношение к человеку, его социальные связи и те смыслы, которые фиксируются в системе общественно значимых идей. Мир вещей «второй природы», окружающих человека, их пространственная организация обладает надприродными, социально значимыми характеристиками. Пространственные формы технических устройств, упорядоченное пространство полей, садов, орошаемых земель, искусственно созданных водоемов, архитектура городов все это социальные пространственные структуры. Они не возникают сами но себе в природе, а формируются только благодаря деятельности людей и несут на себе печать социальных отношений, характерных для определенной исторической эпохи, выступая как культурно-значимые пространственные формы.

  • 11070. Социальное самочувствие современного российского студенчества: анализ проблем и настроений
    Педагогика

    В эпоху глобализации наиболее влиятельными факторами социальной динамики становятся информация, наука и образование. Таким образом, конкурентоспособным будет человек, освоивший основы наук, владеющий новейшими способами восприятия и передачи информации, образованный и практически подготовленный, прежде всего в профессиональном, языковом и мировоззренческом контекстах. В условиях быстро меняющегося мира необходимо развивать у студентов способность к самостоятельному получению новых знаний, умение пользоваться новыми средствами получения и обработки информации, позволяющих постоянно повышать уровень своего образования и интеллектуального потенциала.

  • 11071. Социально-классовая структура России в начале ХХ века
    История

    К началу XX века в России сложились следующие группы противоречий:дворянство - буржуазия, дворянство - крестьянство, буржуазия - рабочие,власть - народ, интеллигенция - народ, интеллигенция - власть, национальныепроблемы. В стране назревала революционная ситуация. Бурлило студенчество.Наиболее существенную роль в этом процессе играло нарастающее рабочее дви-жение, характерной особенностью которого в этот период было сочетание, ха-рактерной особенностью которого было сочетание экономических и политическихтребований. Отдельные выступления-забастовка и первомайская демонстрация1901 г. в Харькове, майская стачка того же года на Обуховском заводе в Пе-тербурге, закончившаяся столкновением с полицией,- постепенно приняли формувсеобщих стачек, охвативших в 1902 г. все предприятия Ростова, а летом 1903г. прокатившиеся по всему югу страны. Бакинская всеобщая стачка в декабре1904 г. вызвала стачки солидарности в ряде городов России. Ширилось кре-стьянское движение.

  • 11072. Социально-клинические аспекты суицидального поведения
    Психология

    В последние годы отмечается значительный рост суицидов и суицидальных попыток, что свидетельствует об ухудшении психического здоровья населения.

    По данным Моховикова А.Н. (1993 г.), суицид, как причина смерти, удерживается на четвертом месте, но реальное их количество учесть крайне тяжело. В настоящее время тяжелая социально-экономическая ситуация способствует усилению социально-психической дезадаптации и формированию аутоагрессивных тенденций. В любом обществе в периоды социального напряжения создаются предпосылки для возникновения различных форм отклоняющегося поведения, включая суицидальное.

    Выборочное исследование, проведенное во втором терапевтическом отделении Новгородской ЦРБ за 1996 г. позволило получить следующий анализ. Из 123 больных, госпитализированных по поводу суицидной попытки или отравления без суицидальных целей - 10 умерло, 113 выписано, причем у 42 больных, что составляет 37,2% всех осмотренных, психического заболевания выявлено не было. У них констатирована некоторая акцентуация характерологических черт. В данной группе преобладали женщины в возрасте от 17 до 85 лет со средним или средне-техническим образованием. Суицидная попытка была тесно связана с индивидуально значимыми психотравмирующими факторами, такими как конфликты в семье и с детьми, расторжение брака, одиночество, утрата прежнего социального статуса. Пресуицидальный период был растянут во времени, с обдумыванием способов попыток, их подготовкой, изменением глубины суицидальных тенденций в виде ее колебания и нарастания. Среди способов попыток преобладали отравления транквилизаторами и нейролептиками - 66,7%, кислотами - 19%, окисью углерода - 11,9%, бытовыми газами - 1,4%, растворителями - 1%.

    Решающим в осуществлении суицида у психически здорового человека является интрапсихический конфликт, а психологическая установка на суицид может быть доминирующей при слабости антисуицидального барьера.

    Анализ приведенных наблюдений показал, что в ситуации конфликта суицидальное поведение у одних лиц реализуется на фоне своеобразных характеристик сознания и самосознания, у других - при ведущем влиянии интенсивных эмоциональных пережиганий, у третьих - впоследствии доминирования идеи, подрывающей жизнестойкость индивида, у четвертых - решение о самоубийстве являлось результатом "трезвого" взвешивания всех "за" и "против". Имели место также смешанные и переходные варианты.

    Таким образом, все обследованные были распределены по группам в соответствии с классификацией А.Г. Амбрумовой и В.А. Тихоненко (1978) по следующим типам реакций:
    1) эгоцентрического переключения - 35,7%;
    2) душевной боли или "психалгии" - 7,1%;
    3) негативных интерперсональных отношений - 23,8%;
    4) отрицательного баланса - 19%;
    5) реакции смешанные и переходные - 14,4%. Склонность к суицидальному поведению чаще наблюдается у женщин, чем у мужчин. Частично это можно объяснить лучшей выявляемостью ауто-агрессии у женщин (их большей доступностью для контакта с врачом).

    При суициде снижается устойчивость антисуицидального барьера, происходит социально-психологическая дезадаптация (Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А., 1980, Нуллер Ю.Л., 1988).

    К антисуицидальному барьеру относятся социально-юридические и культурно-религиозные основы мировоззрения человека. В России в конце прошлого века уровень самоубийств был самым низким среди европейских стран. Основными сдерживающими факторами были православие и социально-юридическое преследование лиц, совершавших суицидальные попытки (Амбрумова А.Г., Постовалова Л.И., 1991). Религиозное мировоззрение, как нравственная сила личности, может считаться одним из важных критериев отношения личности к самоубийству и имеет реальную антисуицидальную направленность. Основные мировые религии: христианство, ислам, буддизм осуждают добровольный уход из жизни. Резкий слом устоявшегося атеистического мировоззрения привел в настоящее время к социальной и идеологической дезадаптации. Традиционные конфессии образовавшийся вакуум заполняют вяло, и народ, оторванный от корней религии, не имеет возможности получить религиозное образование.

    Освободившееся поле заполняют как ранее существовавшие, так и современные тоталитарные секты, в которые часть россиян, теряя ориентацию, отдают свое "я".

    Бесчисленные колдуны, экстрасенсы, ясновидящие и активно спекулирующие на этом средства массовой информации, используя стройную систему приемов, создают фазовые состояния в сознании. Все это позволяет устранить барьер критического осмысления и дает возможность вторгаться в механизмы памяти, мышления, воли и других психических функций. Под влиянием данных факторов психика многих людей оказывается недостаточно пластичной для быстрого и адекватного приспособления, что вызывает кризис идентичности. В данном случает необходимо рассматривать магический вариант кризиса (Положий Б.С., 1996). Известно, что магическое мышление свойственно детям и примитивным культурам, а также, как психопатологический феномен, - больным шизофренией (в нашем случае появление архаических психопатологических переживаний), лицам, страдающим обсессивно-компульсивнымии шизотипическими расстройствами. Магический вариант кризиса идентичности приводит к дезадаптации отдельных личностей, опасным явлениям в обществе, что связано с феноменом группирования таких лиц и их индуцирующего влияния на людей. Магическое мышление способствует индуцированию внутренней агрессивности, в том числе направленный на себя. Налицо все компоненты пресуицидального синдрома: сужение психологических функций, суицидальные фантазии, наличие агрессивности, направленной на себя.

    Тайлор и Шаре в 1984 г. показали, что резкие социально-идеологические изменения сопровождаются не ростом невротических состояний, как это утверждается в отечественной литературе, а психотических заболеваний. Можно ожидать повышения заболеваемости реактивными психозами и, возможно, даже снижения заболеваемости невротическими состояниями (Гурвич И.Н., 1996).

    Учитывая вышеизложенное, можно сделать заключение, что эффективная система практических мероприятий по предотвращению и профилактике суицидов может быть создана лишь на базе глубоких научных исследований, вскрывающих причины, условия и механизмы суицидального поведения, которые открывают пути его прогнозирования, а следовательно, и возможности управления.

    При планировании и разработке стратегических задач в психиатрической помощи необходимо учитывать новые социально-экономические изменения в обществе, повлекшие изменения в сознании и мышлении человека. Профилактика суицидов будет значительно эффективнее, если эти изменения учитывать в новых подходах к разработке профилактических, терапевтических и реабилитационных мероприятий.

    Литература
    1. Абрумова А.Г., Тихоненко В.А. Актуальные проблемы суицидологии. М.,1979.
    2. Гурвич И.Н. Социально-экономические изменения и паттерны нервно-психической патологии, М., 1996.
    3. Дмитриева Т.Е., Положий С.Б. Культуральные и этнические проблемы психического здоровья М., 1996.
    4. Кондратьев Ф.В. Подсознательные формы коллективного реагирования и поведения в новых "конфессиональных" группах на современном социокультуральном уровне. М., 1996.
    5. Пилягина Г.Я. Культурологические предпосылки суицидального поведения. М., 1996.
    6. Случевский Ф.И. Атактическое мышление при шизофрении. Л., "Медицина", 1975

  • 11073. Социально-когнитивная теория (А.Бандура)
    Психология

    Важное место в Социально-когнитивной теории занимают понятия "саморегуляция", "самоконтроль" и "самоэффективность" личности Обосновывается ведущая роль в научении и организации поведения личности ее уникальной способности к саморегуляции. Выделяются три компонента саморегуляции поведения: самонаблюдение, самооценка и самоответственность. Поведение человека регулируется с помощью самонаблюдения, оценивается посредством самооценки как достойное одобрения и, следовательно, поощряемое либо как неудовлетворительное и наказуемое, в зависимости от того, с позиций каких личностных требований и норм оно оценивается. Поступки, соответствующие внутренним нормам личности, рассматриваются как позитивные, а несоответствующие как негативные. Адекватность или неадекватность поведения определяется в Социально-когнитивной теории в терминах стандартных норм или ценностей эталонной группы. Позитивная самооценка поведения приводит к поощряющему типу реагирования, а негативная к наказывающему. Самооценка приобретает и сохраняет выработанные критерии поощрения и наказания в зависимости от реальных последствий.

  • 11074. Социально-политическая история кипчаков
    Разное

    У почитаемой всеми индусами реки было прохладнее. Разбив небольшую юрту, воины наскоро соорудили костер. Предводитель, выделявшийся доспехами и одеждой, молча сидел у костра, лишь изредка бросая реплики своим подчиненным. Это был Мухаммад Гури. В столице его, повелителя огромной империи, ждали неотложные дела. Поэтому, наскоро собравшись и взяв с собой лишь десяток телохранителей-гуламов, Мухаммад поспешил в Газну. Несмотря на неспокойные джунгли. Несмотря на духоту и изнуряющую влажность. На то был свой резон. По сообщениям дервишей-разведчиков, в столице зрел заговор. Огромные караваны, полные всевозможной добычи уже отправлены в столицу обычным путем. Добра было много, и это всего лишь малая часть того, что он получил. Целую страну. Индию.В Дели он оставил своего военачальника - Айбека. Этот кыпчак сразу понравился Мухаммаду, едва он его увидел на невольничьем рынке в Исфагане. Острый взгляд выдавал в нем знатного воина так оно и было. Потом многие его сородичи признавали в Айбеке вождя по крови, впрочем, их не поймешь, этих кочевников. Всегда неспокойные их степи редко кто завоевывал. Но зато северные степи давали много тюрок-гуламов. И Мухаммад принимал их в ряды своего войска охотнее, чем даже диких горцев Парса и Памира. В них не было утонченности и изысканности ученых-персов, они не декламировали пророка, а только пели свои дикие печальные песни. Но клинок их рука сжимала твердо и уверенно. В них не было хитрости и вероломства. А была преданность своему повелителю.
    Прочитав положенный намаз, Мухаммад улегся спать. Ночью Гури снился необычный сон. Сам шайтан в облике барса преследовал его. Его верный Ракш, чуя опасность, метался из стороны в сторону, но барс неумолимо приближался. Он пытался оглянуться, но неумолимая сила не позволяла ему сделать этого.

  • 11075. Социально-политический кризис на рубеже ХIХ - ХХ вв.
    История

    Внутренняя политика самодержавия Обострение кризисной ситуации в стране заставило Николая II назначить в 1904 г. новым министром П.Д. Святополк-Мирского. Кульминацией деятельности нового министра стал “Проект политической программы правительства”, подданный царю в ноябре 1904 г. Святополк-Мирский предлагал ввести выборных от земств и городов в Госсовет, провести земскую реформу по всей стране, дать избирательные права более широким слоям населения, увеличить сословные права крестьян, приступить к решению национального вопроса и т.д. Ответом на проект указ Николая II от 12 декабря 1904 г. с обещаниями ряда уступок: расширение прав крестьянства, государственное страхование рабочих и пр. Но наиболее важным явилось заявление о незыблемости самодержавия и невозможности изменения государственного строя. Нарастающий политический кризис вызвал активизацию политических сил России, которая выразилась в создании общественных организаций и политических партий. В 1902г. Южная партия эсеров и Союз социалистов-революционеров заявили об объединении в Партию русских социалистов-революционеров. Главным теоретиком ненароднического учения стал В.М. Чернов. Центральным в ее программе являлось положение о социализации земли на основе уравнительно-трудового принципа. В марте 1898 г. на своем первом съезде в Минске марксисты объявили о создании социал-демократической партии. Ее организационное оформление реально началось с изданием газеты “Искра” (1900 г.) (Г.В. Плеханов, В.И. Ульянов (Ленин), Ю.О. Мартов и др.). Принятая на втором съезде РСДРП (1903 г.) программа-минимум формулировала задачи на этапе буржуазно-демократической революции: свержение самодержавия, установление гражданских свобод, возвращение крестьянских “отрезков”. Во второй части программы (программе - максимум) предполагалось после окончательного вызревания предпосылок осуществить социалистическую революцию и установить диктатуру пролетариата. Опираясь на движение земцев и демократической интеллигенции, усилилось либеральное движение. В 1903 г. нелегально собрался учредительный съезд Союза земцев-конституционалистов. В 1904 г. был создан Союз Освобождения (в руководство которого вошли И.И. Петрункевич, С.Н. Прокопович и др), требовавший введения конституционной монархии, всеобщего, равного, тайного, прямого избирательного права, принудительного отчуждения помещичьих земель, права наций на самоопределение. В 1901-1904 гг. активизировались ранее возникшие национальные партии, в большинстве левого толка - неонароднические и социал-демократические: Гнчак (1887) и Дашнакцутюн (1890) (Армения), Социал-демократия королевства Польского и Литвы (1893), Бунд - Всеобщий еврейский рабочий союз (1897) и др.

  • 11076. Социально-психологические аспекты активизации человеческого фактора
    Психология

    В условиях этих двух стратегий развертывается различный набор социально-психологических феноменов. Так, принятие нововведения, предложенного сверху, может тормозиться разными причинами: трудностью ломки устоявшихся представлений, ложными стереотипами относительно новых методов работы, опасениями, связанными с необходимостью переучиваться, и т. п. Хотя результат во всех этих случаях может быть один и тот же неприятие нововведения, психологическое содержание процесса остается весьма различным. А для преодоления возникшего сопротивления крайне важен анализ именно этого психологического содержания. Точно так же в ситуации внутренней стратегии необходима детальная разработка психологических механизмов формирования установки на продуцирование нововведения. По-видимому, на языке социальной психологии эта проблематика может быть обозначена как формирование установки на коллективную, особым образом мотивированную творческую деятельность. В более широком плане весь этот комплекс проблем должен быть привязан к исследованиям процесса коллективообразования. В частности, это вопрос о значении такого фактора в принятии инновации, как уровень развития группы. Пока еще нет специальных исследований о том, означает ли более высокий уровень развития группы повышение ее активности в продуцировании или принятии нововведений. Между тем проблема эта важна не только в теоретическом, но и практическом плане. Родившаяся в трудовых коллективах в последние годы бригадная форма организации труда сама по себе есть нововведение. Как известно, в условиях общего позитивного эффекта, который дает эта форма, в ней остается ряд невыясненных, в том числе психологических, вопросов. Один из них это вопрос о том, при всякой ли степени зрелости коллектива эта форма оправдывает себя. Следовательно, и здесь сохраняется простор для социально-психологического исследования. Активизация человеческого фактора проявляется и в том, насколько реализуется и руководителями, и подчиненными деятельность по созданию, распространению и использованию нововведений. Причем, как и во многих других случаях, здесь допустимы два уровня социально-психологического анализа: локальный, когда исследуется судьба конкретного нововведения (технологического или социального) с точки зрения его субъекта (отдельного работника или трудового коллектива), и глобальный, когда речь идет о нововведениях широкого социального плана, где принятие или непринятие его обусловлено всем спектром гражданских качеств членов общества.

  • 11077. Социально-психологические особенности социализации ранней доподростковой стадии
    Психология

    2) Бихевиористическое представление (противоположное гумманистической теории). Сканнер и его ученики: социализацию необходимо стимулировать (прямая или косвенная стимуляция). Социализация есть реагирование на стимул . Если мы хотим получить результат социализации, главное здесь - это стимулы, которые будут вызывать определенное реагирование (их следует повторять, комбинировать). Эта теория затем стала пересматриваться. Оказалось, что программированное обучение не столь эффективно.

  • 11078. Социально-психологические отношения в трудовом коллективе
    Психология

    Социальные потребности. К ним относятся потребность в принадлежности к общности (необходимость находиться рядом с людьми, быть признанным и принятым ими), потребность уважения (компетентность, достижение успехов, признание, авторитет) и другие. Человек как вид закрепился в "стадном" существовании, и, таким образом, к чисто биологическим потребностям присоединяется требование не просто "быть живым", а "быть живым в стаде". Основная функция социальных потребностей: принадлежать к социальной группе, занимать в ней определенное место, пользоваться вниманием окружающих, испытывая чувство значимости в форме любви, авторитета или власти среди себе подобных.

  • 11079. Социально-психологический тренинг
    Социология

    "скульптора".Он строит скульптурную группу "конфликт" и занимает

  • 11080. Социально-психологическое содержание газеты «Правда» в СССР
    История

    В советской пропаганде 30-х годов он применялся в довольно -таки парадоксальной форме. С одной стороны , режим проповедовал теорию абсолютно равного общества , где каждый человек имеет ровно столько же прав как и любой другой , но с другой стороны , в обществе произошло четкое разделение на своих и чужих. Но в этом парадоксе нет ничего странного если вспомнить основные характеристики пропаганды и агитации и их основное различие первая обеспечивает стратегические задачи , вторая ведает тактикой. Вот и появляются на страницах "Правды" пропагандистские статьи о стахановском движении, описывающие подвиги простых рабочих , которые как правило с детства работали на шахтах и заводах , затем воевали с белыми и , наконец , трудятся на благо советской Родины. Огромная масса в среде крестьянства и рабочих воспринимают эти материалы и возникает обратная реакция служащая , как мы помним, вторым потоком в процессе политической информации. Использование метода персонификации запускает цепную реакцию пропагандирования. В редакцию газеты приходят письма читателей. Эти материалы исключают практику фальсификации , поскольку они , с точки зрения пропаганды , совершенны; в них присутствует четко выраженная направленность к различным социальным группам и выражающая интересы этих групп тематика (полувеком позже Шандра напишет: "...наряду с теоретико - пропагандистскими материалами , которые рассчитаны на массовую аудиторию , в газете могут и ДОЛЖНЫ публиковаться тексты , адресованные определенным специальным группам , максимально созвучные их интересам , потребностям."(6)) Но самые важные для пропагандирования характеристики этих материалов - это искренность и , в то же время , лояльность и даже , как правило , любовь к режиму. Примером для сказанного может служить подборка писем в "Правде" от 1 января 1937 года под общим заголовком "Мой самый счастливый день в 36 году ".(7) Семантическое содержание текстов этих писем указывает на стремление газеты создать прочную установку , которая представляет из себя "...звено , образующееся в системе взаимодействия индивида с внешним миром, взаимодействие , начинающееся с воздействия внешнего мира на индивида, субъекта."(8) Прибегая к простейшим приемам: таким , как "...Употребление в речи нескольких синонимов из одного синонимического ряда, - которое,- способствует усилению смысла сказанного , " нагнетанию " основного семантического оттенка данного ряда..." (9) (" благополучный" ," удача" ," успех" , "полный счастья" ," счастливо" ," счастливый" и наконец "самый счастливый " ; до 3% слов из этого ряда), использование штампованных языковых средств ( " любимая Родина "," народная демократия", "лучшее государство", "коммунистическая партия" и др.) , приводит к появлению установки у читателей данных материалов , направленной на восприятие советской действительности в положительном свете. А по мнению Шерковина - "...В соответствии с усвоенными установками люди реагируют положительно или отрицательно на все , что так или иначе касается их или как-нибудь затрагивает их интересы , их осознанные или бессознательные влечения , их ценности."(10) Именно поэтому существует столь очевидное направленность на создание четкой и постоянной установки по отношению к воспринимаемой действительности , как к наиболее совершенному варианту. Та же тенденция прослеживается и в отношении культуры , искусства. В качестве примера , причем очень яркого , хотелось бы привести слова художника , которые долго блуждали по страницам прессы. "...Я глубоко верю в большое искусство наших дней,-писал А.А.Дейнейка.- Красивое искусство современности... Кого не захватят наши дни ? Кто останется к ним равнодушным ? Яркие порывы , титанические размахи пролетариата - солнце - красочно хочется набросать тысячью самоцветных каменьев и запечатлеть эту героическую борьбу пролетарских масс."(11) Такие же материалы публикуются и на страницах "Правды", доводя иногда этот процесс до абсурда. Например к столетию Пушкина в газете присутствуют материалы , посвященные этому событию (12), и среди них статьи и заметки, посвященные советскому государству, причем в этих материалах прослеживается тесная связь пушкинской поэзии и сталинского искусства. Появляется мысль о том , что Александр Сергеевич, без всякого сомнения, стал бы лауреатом сталинской премии. Тексты написаны с применением клише в сильной степени экспрессивности ("яркие порывы", "титанические размахи", "героическая борьба", "протест поэта", "реакция царизма" и т.д.), использованием синтаксических средств усиления ( вопросительные предложения, употребление тире), что несомненно должно было сказаться на появлении четкой установки и даже стереотипа. О стереотипах и пойдет ниже речь.